Понятие “эмпатии” в контексте этических идей Аристотеля

Любой исторический текст остается живым и востребованным культурой, если имеет место его актуализация, соотнесение с реалиями и понятиями современности. Не является здесь исключением и философское наследие Аристотеля. Цель данного сообщения – сопоставить понятие «эмпатии», важное для современного гуманитарного знания и коммуникации, с ключевыми категориями этики Стагирита.

Под «эмпатией» понимается особое состояние сознания, своеобразный процесс познания, состоящий в сопереживании эмоциональному и, шире, духовному настроению другого человека. Этот феномен интересует философию с точки зрения прояснения сложных и ответственных актов сознания и поведения человека, апробации собственных фундаментальных положений. Для философа поставить себя на место другого издавна является одним из привычных и допустимых способов рассуждения. Подобные приемы, своего рода мысленные эксперименты или гипотезы с целью реконструкции хода мышления другого философа, применял и Аристотель.

Эмпатия как вид субъект-субъектного отношения неизбежно соприкасается с нравственной сферой, поскольку здесь проявляется интерес одного человека к другому, причем зачастую бескорыстно либо с учетом взаимного блага. С этой точки зрения заманчиво воспользоваться аристотелевской трактовкой добродетели как середины в области чувств и поступков. В этом положении переосмыслены и синтезированы понятия меры в античной диалектике и максима Протагора о человеке как мере всех вещей.

Эмпатию логично рассматривать как разновидность добродетели, и стоит подумать над тем, как приложить к ней понятие меры в приведенном выше смысле. Если применять некую условную шкалу человеческой отзывчивости, то эмпатия заслуживает на ней центрального места. Два других члена аристотелевской триады, т.е. крайности, противостоящие середине, подлежат уточнению. В начале шкалы находится полное отсутствие сочувствия к другому человеку, «нулевая отзывчивость». Неприменимое к мыслящим существам буквально, такое словосочетание все же уместно в условном смысле. Поиски соответствующих терминов беспокоили Аристотеля, и он счел возможным обойтись грубоватыми выражениями «бесчувственность», «тупость», «звероподобность».

Более проблемна характеристика противоположного члена триады. Логично было бы поискать гипотетическую крайность и на этом направлении, т.е. верхний предел отзывчивости к «иному». В тексте Стагирита мы не находим таких упоминаний. Однако, продолжая аристотелевскую логику построения этических категорий через триаду «недостаток – золотая середина – избыток», можно все-таки встроить эмпатию в ряд добродетелей с учетом современного опыта рассмотрения данного явления. Тогда избыток эмпатичности будет характеризоваться феноменом отождествления, известного современной психологии, чреватого потерей самоидентичности, растворением в другом человеке. А недостаток эмпатии может быть представлен через феномен нарциссизма (сформулированного как раз в античном мифе) как патологической любви к себе, сопровождающейся эмоциональной непроницаемостью к другому.

Можно предположить, что у Аристотеля феномен отождествления не рассматривался, потому что античный человек по большому счету не чувствовал себя индивидуальностью, перед ним остро не вставала проблема поиска собственной идентичности, поскольку он был онтологически укоренен в социуме через различные социальные структуры, естественным образом идентифицировал себя с полисной общиной.

Надо также заметить, что в современном психоанализе недостаток эмпатической отзывчивости в нарциссизме оценивается как следствие отсутствия ощущения самоидентичности. Отождествление же можно в таком случае рассматривать как объективный недостаток самоидентичности при субъективном ощущении ее наличия. Таким образом, эмпатия связывается с проблемой самоидентичности и может быть оценена как гармония объективной и субъективной самоидентичности. Такой ход мысли приводит нас к проблемам коммуникации, столь важным для современной философии. А в разрезе этических понятий и в контексте идей Стагирита к категориям счастье (которое может быть рассмотрено как следствие способности эмпатии), дружелюбие. Исследование эмпатии в связи с этими этическими категориями позволяет глубже осознать ее возможности и целевую направленность.

Как и другие античные мыслители, Аристотель придавал категории «счастье» принципиальную важность, обращая внимание на ее взаимосвязь с другими категориями этики. Трактовка счастья как наивысшего блага, которому должны быть подчинены прочие блага, представляется перспективной, хотя и недостаточно конкретной. Сведение же счастья к удовольствию, пусть и наивысшему, неоправданно обедняет его содержание. Вместе с тем, следует учитывать важность дополнительных правок к этому определению. Особенно ценно указание на неправильное решение вопроса о счастье лишь применительно к отдельному человеку вне его социальных связей. Аристотель уточняет, что понятие самодостаточности как атрибута блага применимо не к одному человеку, ведущему одинокую жизнь, но к человеку вместе с родителями и детьми, женой и вообще всеми близкими и согражданами, поскольку человек – по своей природе существо общественное. Таким образом, счастье не может быть обретено в одиночку, но вместе с близкими людьми. Полнота добродетели и полнота жизни, как характеристики счастья, предполагают сочувствие близких людей (эмпатию). Одновременно тем самым происходит перетекание индивидуального сознания в коллективное и более глубокое понимание ценности коммуникации. Определенная согласованность мыслей и действий людей, их сочувствие друг другу вытекают из более общей задачи, решаемой Стагиритом – обосновать нерасторжимое единство этики и политики. В связи с этим оправданна детальная разработка понятия дружественности или дружелюбия (philia), чему посвящены восьмая и девятая книги «Никомаховой этики». Важные для любого общества, эти вопросы были тем более актуальны для античной Греции, искавшей наилучшие формы общественного устройства. Следует при этом учитывать, что характерные для того общества антагонизмы и разнообразные перегородки между людьми (этнические, сословные и т.п.) затрудняли нормальное общение. Низкий уровень общественного сознания при дефиците научных представлений побуждал к иллюзиям и неоправданным упрощениям. Понятно стремление Аристотеля опереться на фундаментальные естественнонаучные представления, но они тоже были недостаточно развиты.

При характеристике различных видов дружбы Стагирит обращает внимание на важность правильных и точных представлений друзей друг о друге и о характере своих взаимоотношений. Особенно важна в этом смысле совершенная дружба, сочетающая взаимную пользу и искренний интерес друг к другу. Здесь явно присутствует эмпатия, усиливающая взаимную привязанность. Но автор «Никомаховой этики» упрощает свою задачу, обращая внимание на условия единства только внутри привилегированных социальных групп. Вдобавок он опирается на необходимость особых социальных институтов, еще более интегрирующих существующие общности (собрания, товарищества, союзы). Взаимоотношения между отдельными людьми рассматриваются преимущественно на примере случаев с минимальной социальной дистанцией. Но и здесь постоянно возникают осложнения, и Аристотель не проходит мимо конфликтов в общении. Он порой допускает возможность дружбы (не просто общения) с рабом, отмечает солидарность между иностранцами, не умея или не пытаясь объяснить ее природу. Интересно приложение понятия дружественности к профессиональным взаимоотношениям, в частности, к профессии врача, знания которого должны опираться на способность предугадывать не только ход мыслей пациента, но и движение его чувств.

Эмпатии, таким образом, принадлежит важная роль в нравственном сознании, искусстве философствования, профессиональной и экзистенциальной коммуникации. Через данное понятие возможно глубже осознать природу философствования и сделать более эффективным применение философией собственных мыслительных приемов, прояснить сложные и ответственные акты сознания и поведения человека. Оно перспективно и для построения системы экономических категорий. У Аристотеля лишь намечены контуры применения понятия эмпатии в решении этических проблем. Однако для встраивания данного феномена в систему этических категорий, а также в целом для современной этики продуктивна методологическая установка Аристотеля на понимание добродетели как золотой середины между крайностями.

[7] Эдвард Скидельский

Эксетерский университет, Великобритания