Разновидности эпистолярной публицистики

Эпистолярная публицистика соседствует на страницах газет с произведениями этого жанра, принадле­жащими читателям. Редакционная почта, состоящая из произведений самых различных жанров, приносит и такие, какие невозможно рассматривать как заметки или корреспонденции, статьи или очерки. Это письма в жанровом смысле слова. И это естественно: поскольку читательская публицистика содержит мнения по всем вопросам современности, поскольку она высту­пает во всех жанрах, в ней не могут не быть произведе­ния, написанные в эпистолярном жанре.

Письмо может быть вызвано как отдельным, частным случаем, так и рядом значительных случаев, наблюдений. Письмо может выражать мнение одного человека, огра­ниченного своим индивидуальным жизненным опытом и личными наблюдениями, и мнение коллектива, распола­гающего широкими возможностями концентрации и обоб­щения, сопоставления наблюдений и мнений его отдель­ных членов.

В «малых» формах письма (письмо-отклик, письмо-вопрос, письмо-предложение, письмо-пожелание, письмо-благодарность, письмо-осуждение, письмо-прось­ба, письмо-сигнал, письмо-замечание и т. д.) рассужде­ния и аргументация, на которых основывается высказы­ваемое мнение, неразвиты. В развернутых письмах, тем более коллективных, суждения и оценки, выводы и пред­ложения обосновываются подробно и всесторонне.

Разнообразные по масштабу фактов, по широте и глу­бине обобщений, вызванных размышлениями над факта­ми, письма («малые формы», развернутые, индивидуаль­ные и коллективные) — это всегда, (если употреблять терминологию Герцена, исповедь и одновременно проповедь, обращенная к определенной аудитории) и характер проповеди в разных письмах разный, завися­щий от того, каков адресат.

Чаще всего читательское письмо не имеет данного от­дельного адресата (хотя бывает и так). Автор обращает­ся к газете и через нее ко всем читателям. Поэтому лич­ного обращения, столь характерного для письма, чаще всего не бывает. Но даже и в том случае, если письмо адресовано определенному лицу (или коллективу), его обращенность ко всем читателям вполне отчетлива.

В другой группе писем обнаруживается стремление, привлекая внимание всех читателей, непосредственно об­ратиться к определенной части читательской аудитории. К этому зачастую неизбежно приводит конкретизация со­держания, более ясное понимание того, кто должен отве­тить на вопрос, кто может помочь разобраться в сложной ситуации. Поэтому-то, например, в письме «Интересно ли тебе работать?» адресат назван более конкретный, чем просто «редакция».

«Мы думаем, — пишут авторы, — что молодые рабо­чие с разных заводов откликнутся на наше письмо. Да­вайте сообща подумаем над тем, как создать рабочему человеку доброе трудовое настроение».

Наконец, в третьей группе писем адресатом является коллектив, группа лиц или даже один человек, к которо­му в силу важности вопроса автор обращается через га­зету. Указания на действия этого человека, критика или поддержка его, обращенные к нему замечания или пред­ложения придают такому письму своеобразную окраску. Можно назвать такие письма, адресат которых — все читатели или крайне неопределенная группа, «письмами без адреса»; письма, адресованные вполне определенной группе или отдельному человеку, — «открытыми письма­ми». (Особенно важно это разделение при характеристи­ке эпистолярной публицистики профессиональных журна­листов.)

Таким образом, можно выделить в письме три сторо­ны: мысли, переживания, мнения автора, вызван­ные фактами жизни и обращенные к опреде­ленному адресату.

 

 

Работа над письмом

Разные типы письма — письмо читателя, рабселькора, обращение, написанное от имени производственного коллектива или общественной организации, открытое письмо (или письмо без адреса), задуманное в редакции и написанное журна­листом,— требуют различного подхода к ним в редак­ции.

Выбор для публикации читательского письма предоп­ределяется двумя факторами. Во-первых, характерно­стью письма для редакционной почты с тем, что в письме выражаются общие настроения и мнения. Во-вторых, важностью поставленного вопроса, объективностью под­хода автора, верностью предлагаемых суждений и выво­дов. Все это требует от редакции газеты всестороннего анализа почты, обоснованного выбора писем для публи­кации, тщательной проверки отобранных писем.

Проверка фактического материала писем обычно ор­ганизуется собкором газеты, работающим в том «кусте», откуда пришло письмо. Проверку проводит либо сам соб­кор, либо местные, административные и дру­гие органы, к которым собкор обратился, а также обще­ственные корреспонденты газеты.

Поскольку одной фактической точности письма недо­статочно, чтобы ставить его в номер, и поскольку необхо­дима проверка письма «на представительность», отдел писем или тот отдел, который ведет это письмо, рассмат­ривает его также и с точки зрения важности поднимае­мых вопросов, верности суждений и выводов, значения их для района, области, республики (в соответствии с ха­рактером газеты).

Даже при положительном в целом результате провер­ки часто возникает нужда в некоторых уточнениях, добав­лениях и т. д. Эту работу проводит автор письма с по­мощью сотрудников редакции. Если письмо, отобранное для публикации, ставит спорные вопросы, то возможным и часто применяемым решением является публикация письма с просьбой к читателям высказать свое мнение по этим вопросам. Так возникают обсуждения и дискуссии, ведущиеся читателями на страницах газеты. Редакция при этом по ходу дела выступает со своими комментария­ми, направляет ход обсуждения, а в конце печатает свой заключительный обзор.

Письмо, написанное от имени коллектива или органи­зации, не требует обычно столь тщательной работы в ре­дакции, поскольку ответственность за него несет соответ­ствующая подписавшая его организация. И решение о его публикации принимается обычно не в редакции, а в ор­гане, руководящем деятельностью газеты. Если же пуб­ликация коллективного письма исходит от редакции, то авторская работа над ним идентична работе сотрудника газеты, задумавшего написать открытое письмо или пись­мо без адреса.

Как возникает стремление написать письмо, чем вы­зывается необходимость обратиться к этому жанру? При­чины могут быть разные, в том числе и желание разнооб­разить «подачу материала» в газете. Однако если гово­рить о существенных причинах, то практика показывает, что их в основном три. Письмо В. И. Ленина к М. П. Дукельскому — это ответное письмо на «Открытое письмо «специалиста». Именно как «ответ американским коррес­пондентам» написано письмо М. Горького «С кем вы, «мастера культуры»?». И это естественно, ибо наилучшим образом на письмо можно ответить только письмом.

В журналистской практике часто бывает так, что пуб­лицист встречается с человеком, долго беседует с ним, пытается в личных беседах убедить его в неправильности мнений, поведения, в неверности оценок и действий, но один на один успеха не достигает. Тогда возникает не­обходимость перенести разговор на страницы газеты. Так было, например, с А. Волковым, автором письма «Нужно подставить плечо».

Начинается письмо так:

Александра Ефимовна! После того как мы дважды подолгу беседовали (последний раз — часов пять), я получил от Вас такое письмо: «Вы меня не поняли по-настоящему, следователь­но, жулики и их покровители сильнее всякой правды, в которую я верила. Мне придется примириться со своей неудачей и отворачи­ваться от преступлений...». Не могу оставить это письмо без от­вета...

После этих бесед, после высказывания, заключенного в письме, журналист, конечно, не мог писать ничего дру­гого, кроме ответа, кроме письма.

Наконец, при изучении событий жизни у журналиста складывается убеждение в том, что в данной ситуации необходимо обратиться к одному участнику ситуации (или целой группе) и сосредоточить внимание на позиции или действиях человека (группы) на уже возникших или возможных последствиях поступков, на смысле событий, проходящих рядом, на необходимости тех или иных ак­ций. Таковы, например, письма «Неизвестному амери­канскому другу» Л. Леонова, написанные в годы войны. Леонов пишет о грозной опасности, нависшей над миром:

Может быть, тебе не видно всего этого издалека? Чужое горе всегда маленькое. Может быть, ты все-таки думаешь, что воды в Тем­зе и Миссисипи протекает за единицу времени больше, чем крови и слез в Европе? Может быть, ты не слышал о Лидице? Может быть, тебе кажутся преувеличениями газетные описания всех этих палаче­ских ухищрений?.. Я помогу тебе поверить.

Возникший по тем или иным причинам замысел пись­ма для дальнейшей своей реализации требует того, чтобы публицист четко определил, чего же он хочет добиться своим письмом.

Очень часто — так было с «Ответом на открытое пись­мо специалиста» Ленина, это относится и к большинст­ву «писем из редакции» — журналист уверен, что можно убедить своего непосредственного адресата. Но бывает и так, что журналист знает: тот, к кому он обращается, на­столько закостенел на своей позиции, что на него слова убеждения не подействуют.

Знание того, какого результата можно добиться при обращении к адресату, немаловажно, и от точного опре­деления этого зависит характер изложения в письме. Если автор уверен в успехе своего обращения, тогда центр тяжести письма переносится в очень значительной степе­ни на стремление убедить непосредственного адресата. Аргументация в таком случае будет максимально рас­считана на воздействие непосредственно на адресата. Необходимостью становится отбирать только такие фак­ты, примеры, доказательства, которые способны повлиять на адресата.

В середине 1965 г. в «Известиях» был опубликован очерк Н. Александровой «Ослушница». Множество чита­телей откликнулось на него, осуждая религиозных фана­тиков, уродующих жизнь и души детей. Несколько писем пришло и от баптистов. На одно из них последовал «От­вет тихому баптисту» Гр. Васильева. Автор стремится убедить своего адресата, насколько «тихий» баптизм враждебен человеку, как уничтожает в нем человеческое. И аргументы приводятся только те, которые способны за­тронуть, заставить задуматься адресата.

...Вот перед нами ваше письмо — письмо, как вы сами говорите о себе, «тихого» баптиста. Тихий, в нашем представлении, любит покой, мир, тишину. Возможно, вы и пальцем не тронете своих детей. Но отчего при взгляде на происшедшее вас не задела жестокость единоверца? Ведь вы и не скрываете: именно разоблачение, а не само насилие заставило вас взяться за перо. Вам показалась страшной только огласка...

Вы призываете в своем письме «не сеять ненависть и вражду между людьми», «жить в мире». Но, скажите, кто же сеет ненависть и вражду — тот, кто попытался хотя бы словом остановить злую руку, или же тот, кто мучает собственную дочь?.. Ответ ясен. Но тогда ваша позиция вовсе не тихая. Одно из двух: если этот чело­век, о котором мы рассказывали, поступает против вашей совести и против канонов вашей веры, тогда вы должны осудить его. Это оче­видно. Вы же этого не делаете. Значит, и это следует по вашей логи­ке, оправдываете?.. Может быть, вы видите в нем даже ревностного христианина, пожалуй, более ревностного, чем вы сами? Ведь он принуждал свою дочь не к чему-либо иному, а к вере в бога, поэтому и мучил ее. Ради веры мучил. И это оправдано библией: непо­корных детей рекомендуется там вывести к воротам города, и пусть все жители побьют их камнями до смерти. Так и сказано: «до смерти».

Если все это так и принято вами без оговорок, то в происходя­щих историях нечего искать лишь случай или винить только чей-то злой дурной характер. Ответ заключается в том, что исповедует человек, какие законы становятся для него святыми... Даже для вас, для «тихого» баптиста. Вот что важно.

Бесспорно, «тихий» баптист ждал, как ответит газета на его письмо. И он получил ответ, который подрывает основы его позиции с точки зрения его же собственных убеждений. Вероятно, мгновенного перелома в его сознании не произойдет, но письмо начало эту работу.

Наряду со стремлением убедить определенного адре­сата журналист, конечно, рассчитывает на более широ­кую аудиторию и, в зависимости от актуальности темы и мастерства разработки, получает возможность формировать общественное мнение. В данном случае относительно убеждений и действий баптистов.

В тех же письмах, где автор обращается к адресату иных политических убеждений, в определенной мере ме­няется направленность и характер аргументации. Стано­вится важным продемонстрировать перед адресатом и, затем, перед читателями то, что объединяет и что разде­ляет автора и адресата, сопоставить и противопоставить впечатления и оценки тех явлений действительности, о которых сложились свои собственные взгляды у автора и адресата. Отсюда — многоплановость повествования, значимой частью которого становится спор перед лицом читателей.

Л. Корнешов в своих «Письмах в ФРГ», адресован­ных одному из членов организации молодых специалистов, просившему его по возвращении в Советский Союз поде­литься впечатлениями о виденном и слышанном в ФРГ, выполняет данное обещание. Демонстрируя факты и суж­дения, соглашаясь и споря, размышляя о виденном и напоминая о прошлом, автор ведет важный и многоплано­вый разговор со споим адресатом о взаимоотношениях между странами и народами. Это нелегкий разговор — и автор ищет такой тон и стиль, чтобы и адресат, и читате­ли убедились и в важности «пунктов», по которым достиг­нуто согласие, и в серьезности вопросов, по которым ве­дется спор.

«Опять про войну? — спросите вы. — Когда вы наконец забудете об этой несчастной войне?»

Мы не называем эту войну несчастной. И мы о ней не забудем. Забыть — значит опять набросить повязку на глаза Европе. Кстати, этот вопрос я не раз слышал в ФРГ. Этакая доброжелательная сни­сходительность: нельзя бесконечно жить прошлым, на европейское подворье вступил 1972 год. Мы уже говорили с вами о том, что кроется за «снисходительностью». Соглашались: прошлое не должно быть грузом, мешающим человечеству преодолевать пропасти и гор­ные хребты. А их не так уж и мало на его пути. Но забыть прошлое? Это для любого народа не добродетель, а горе.

В письмах такого рода полемические моменты выра­жены вполне отчетливо, но не всегда резко. При необходи­мости эта полемическая острота переходит в сатирическое разоблачение. Так случилось в открытом письме М. Кольцова к работнику Госплана, направившему рас­поряжение об учете «куриного стада» СССР («Куриная слепота»). Именно вследствие этой сатирической остро­ты письмо это часто называют фельетоном.

Однако даже тогда, когда автор понимает, что нет смысла стараться убедить своего непосредственного ад­ресата, письмо сохраняет свою характерную форму лич­ного послания, несмотря на перенос центра тяжести в сторону анализа ситуации. Перед мысленным взором ав­тора письма всегда, и в этом случае тоже, как бы стоит человек, к которому он пишет. Об этом хорошо сказал К.А.Веселов («Сложный узел. Письмо старого больше­вика К.А.Веселова Татьяне С.»).

Читая Ваше письмо, уважаемая Татьяна Борисовна, я старался все время увидеть Вас, живую, за восьмью исписанными Вами стра­ницами. Это стало у меня уже «условным рефлексом»: стремление увидеть мысленно человека, который мне пишет..., «вообразить», чтобы стало ближе, понятнее.

Эта закономерность работы над письмом отчетливо сказалась и в «Открытом письме западногерманскому ге­нералу». Однако легко увидеть, что письмо Эрнста Ген­ри — это не открытое письмо, а письмо без адреса, т. е. у него не единичный, а обобщенный адресат — руководи­тели армии, авиации и флота ФРГ, военные теоретики. Публицист, таким образом, создал собирательный пор­трет. Так происходит часто в письмах без адреса — соби­рательный портрет с большей или меньшей детализацией обнаруживается также и в письмах «Неизвестному аме­риканскому другу» Л. Леонова, и в «Письмах к товари­щу» Б.Горбатова.

В свое время Н.Щедрин в своих «Письмах к тетеньке» подробно разработал «портрет» «тетеньки» — русской либеральной интеллигенции — средних лет дамы, увлекавшейся в молодости «бредня­ми» (идеями шестидесятников), растерявшейся в период реакции и уехавшей в деревню, так как не могла понять, «как тут быть: признать ли для себя обязательными но­вые течения и принять в них непосредственное участие, или же только как-нибудь пережить их». Благодаря этой персонификации целой социальной группы публицист по­лучает возможность свое письмо без адреса строить на­подобие открытого письма, и это часто бывает в высшей степени полезно.

Это не означает, конечно, что в каждом случае, когда пишется письмо без адреса, следует персонифицировать адресат. Но бесспорно, что и в обращении к коллективу, к большой группе надо четко представлять характерные особенности этой группы, своеобразие ее самосознания, социально-психологических черт, мнений и представле­нии, господствующих в ней, с тем, чтобы наиболее актив­ным образом воздействовать на коллектив, к которому обращено письмо. Прекрасными образцами таких писем без адреса являются письма и обращения В.И.Ленина к партии, к рабочим и крестьянам, к красноармейцам, к зарубежным коммунистическим организациям. Характер­ной особенностью работы над такого рода письмами яв­ляется широкое использование ораторской манеры по­вествования, напряженной интонации устной речи, обращённой к широким массам. Ярким примером такого письма является «Обращение к партии делегатов Объединительного съезда, принадлежавших к бывшей фракции «большевиков», написанного Лениным и напечатанного еженедельным листком в 1906 г.

Эпистолярный жанр с возрастающей эффективностью пользуется в практике советской печати.

 

***

 

Приложение №1

Поводом для широкой дискуссии на страницах «Ком­сомольской правды» послужило выступление группы ра­бочих волгоградского завода «Красный Октябрь», прямо обращенное к читателям и опубликованное под названи­ем «Интересно ли тебе работать?». Одним из первых на призыв высказать свое мнение откликнулся рабочий из Гродно:

А мне неинтересно работать.

Почему? Потому что на нашем заводе ценят рабочего не по истинной квалификации, а по «бороде», по стажу. Если ты кадро­вый специалист, то можешь рассчитывать и на уважение, и на хо­рошую работу, и на высокий разряд. Если же ты новичок...

Принимая меня на работу, начальник цеха тов. Станкевич сказал:

— Поработаешь — посмотрим... Поработал я, пришел к начальнику цеха.

— Ничего, — ответил Михаил Захарович. — Для тебя и третий хорош. Жухневичу вон сколько времени не повышали разряда.

С этим я и ушел. Согласен, можно проработать всю жизнь и не стать квалифицированным специалистом. Но зачем же кивать на плохие примеры?

Как-то пришел я на работу, а начальник цеха крупнопанель­ного домостроения Тимощенко говорит мне:

— Завтра, Паталета, выйди в первую смену. Надо помочь коллеге. У Жданюка потолочный шов не получается.

Как и договорились, вышел я в первую смену. Работа не из легких. Варить пришлось лежа на боку. Брызги расплавленного металла жгли одежду, обжигали тело. Но с заданием я справился за смену. А Владимир Ждашок варил две смены и все напрасно.

Но Жданюку платят по четвертому разряду. Разве будет инте­ресно работать? Любого поставить на мое место, интерес весь исчезнет.

¹ «Комсомольская правда», 1964, 2 сентября.

Все это делается потому, что многие считают: а, молодой, пусть потешется... Несправедливо.

По первому впечатлению этот отклик можно назвать заметкой. Действительно, здесь кратко сообщается о факте, можно почерпнуть ответы на вопросы — что, где, когда, кто. Но более подробный анализ заставляет утвер­ждать, что для заметки, достойной публикации в «Ком­сомольской правде», факт носит слишком локальный ха­рактер. Отклик не убеждает в том, что сообщенное харак­терно для завода или даже для цеха. От заметки он от­личается также и тем, что автор его открыто и прямо высказывает свое мнение, дает оценку факту, тогда как в заметке оценка обычно скрыта в самом отборе факта, в характере его освещения, в типе изложения. Весьма важ­но, что в письме выбор сведений носит особый характер: сообщается лишь то, что непосредственно затрагивает ав­тора, что случилось лично с ним. Наконец, в письме от­четливо сказывается живая человеческая личность авто­ра, его настроение, вызванное случившимся с ним или с его товарищами, переживания, размышления, предло­жения.

Таким образом, это краткое письмо тем и отличается от заметки, что его «душу» составляет не сообщение о неверной практике присвоения разрядов, а отношение вполне определенного человека — автора письма как личности — к тем событиям, поступкам людей, их взаимоотношениям, которые его лично интересуют и вол­нуют, вызывают на размышление, находятся в сфере его личного опыта, отражаются на личности автора, на его мыслях, чувствах, поведении.

Следовательно, можно определить сущность письма как обращение к какому-то адресату (в данном случае— к газете, поставившей в одном из своих материалов во­прос «Интересно ли тебе работать?») с выражением своего мнения, переживания, настроения, стремления, вызванного случаем в жизни автора или событиями, ост­ро и непосредственно затрагивающими его.

 

Приложение № 2

Крупнейший мастер эпистолярной публицистики А. И. Герцен, высоко ценивший письма, присылавшиеся из России в «Колокол», писал о некоторых из них: «Письма эти сами по себе замечательны: у испуганных, удивлен­ных людей явилась потребность заявить свое негодование, свой крик боли вслед за неожиданным воскресением николаевского времени» (Герцен А. И. Поли. собр. соч. в 30-ти т., т. 14. М., 1958, с. 256.
Курсив мой. — Е. П.). Переписка, писал он в другом месте, «делается какой-то движущейся, раскрытой испо­ведью... все закреплено, все помечено в письмах... без ру­мян и прикрас» (Т а м же, т. 11, с. 514—515.)

Через много десятилетий, уже в советские годы, осо­бенный характер писем как жанра читательской публи­цистики подчеркивал М. И. Калинин, придававший ему огромное значение. Он характеризовал письма крестьян, пришедшие в газету, с двух сторон — со стороны социо­логической как отражения социальных фактов и со сто­роны социально-психологической как фиксации в пись­мах психологии их авторов. Во-первых, подчеркивал Ка­линин, «письмо в газету, хотя бы и на мое имя, уже не есть частное письмо, частная жалоба, а документ: автор своим письмом стремится произвести политическое дей­ствие, он обращает внимание общества на известное ему зло, выявляет его причины, часто предлагая и соответст­вующие средства исцеления зла». Во-вторых, Калинин подробно характеризует письмо как человеческий доку­мент, изнутри рисующий личность автора, выражающий его психологию. «В «Бедноте» мне часто приходится чи­тать помещенные без всяких изменений крестьянские письма... Я вижу в тех письмах, которые печатаются, что называется, в чем мать родила, подлинного жителя де­ревни, подлинную его психологию, подлинный подход его к явлениям, его уровень, даже с большей безошибочно­стью его социальное лицо, его хозяйственное положение, наконец, степень его искренности или плутовства... И чем непосредственнее письмо, чем сильнее в нем бьется го­лос наболевшей души или взволнованной совести, тем больше оно является человеческим документом, которого не заменить никакой профессиональной корреспонден­цией» (Калинин М.И. О корреспондентах и корреспонденциях. М., 1958, с. 37, 31, 30). (Калинин М.И. О корреспондентах и корреспонденциях. 1958, с. 31).

Однако до сих пор выводы о характере письма осно­вывались на приведенном кратком письме, относящемся к разряду «малых» форм жанра. Но письма читателей могут быть и развернутыми, не только 30-строчными, но 300-строчными. Не случайно М. И. Калинин соотносил письмо не только с заметкой, но и с корреспонденцией¹.

 

Приложение №3

Сознание, что цель не будет достигнута, вызвало отказ Горького от непосредственно­го обращения к русской интеллигенции с позитивными предложениями в период, последовавший за поражением революции 1905—1907 гг. «Русская революция, видимо, была экзаменом мозга и нервов для русской интеллиген­ции... Ее духовный облик совершенно неуловим для меня теперь, ибо ее психическая неустойчивость — вне всяких сравнений. Грязные ручьи, а не люди... А страна, как это ясно для меня, нуждается в сильных, здоровых, рабочих людях, в простой, яркой, здоровой литературе... Кто удо­влетворит эту жажду?.. Все это мучает меня, разрывает на части. Я начал писать ряд резких статей в форме от­крытых писем к литераторам — мне хотелось указать им на требования момента, на их обязанности. Но — куда писать? Кому? Это камень, брошенный в болотную тря­сину, — ни звука, ни кругов.

 

В «Письме к Гоголю» Белинского, например, книга «Выбранные места из пере­писки с друзьями» рассматривалась Белинским не во всех аспектах, а лишь в тех, где наиболее отчетливо ска­залась позиция Гоголя в это время. В своем «Ответе на открытое письмо специалиста» В. И. Ленин повторно (вслед за автором открытого письма к нему) анализиру­ет те события, о которых пишет автор, чтобы опроверг­нуть его точку зрения, его мнение.

Это же происходит и в современной публицистике. «Нужно подставить плечо» — так называется «Письмо из редакции», характерное для «Известий»². Оно вызва­но желанием автора, В. Волкова, показать, что позиция, занятая его адресатом, в силу преувеличений, неверна.

Вы никому не доверяете, считаете, что, кроме Вас, нет правед­ных людей в ближайшей округе. Все только и стараются «зама­зать» преступления, скрыть недостатки, спасти от наказания винов­ных. Ведь Вы и пишете чаще всего о «замазывании».

Вот провинился в чем-то человек. Его сняли с работы, наказа­ли, заставили возместить нанесенный ущерб. Вы сразу поднимаете тревогу: преступник па свободе! Прокуратура по Вашему сигналу предпринимает расследование. Вам сообщают: нет оснований для привлечения этого человека к уголовной ответственности. Ведь, право же, не за всякий проступок надо сажать человека в тюрьму... Кажется мне, что Вы слишком увлеклись этой своей ролью пламенного борца со злом и даже несколько бравируете ею. Чего стоит одна фраза в письме: «Я согласна умереть чистой и чтобы

1 Горький М. Собр. соч. в 30-ти т., т. 29. М., 1956, с. 76—77.

Курсив мой. — Е. П. Следует иметь в виду, что термин «статья» употреблен в данном контексте в широком смысле — как обозначе­ние произведения публицистики вообще.

² «Известия», 1964, 23 марта. Эта рубрика в 1971 г. стала называться «Письма без марок». Народ знал, что моя борьба должна быть для всех примером». Слово «разоблачение» то и дело слетает с Ваших уст. Мне даже прсдствляется, что Вы на каждого человека так вот и смотрите: «Л нельзя ли тебя, голубчик, разоблачить?» Вот ведь проситесь на шахту «Южная-1», а сами на каждом перекрестке говорите, что идете туда «разоблачать жуликов». Вспомните, как писали бывшему начальнику шахты тов. В облому: «Вы категорически отказали мне в работе, боитесь, что я Вас посажу. Я буду работать у Вас и буду бороться». Ну, скажите-ка, кому такое понравится?...

Нет, несправедливо называть Вас сейчас клеветницей. Но скажу откровенно: между Вашим отношением к жизни и психологией кляуз­ника грань очень тонкая. Можно и не заметить, как перешагнешь ее и окончательно потеряешь уважение людей. Я потому и пишу пись­мо, что очень не желал бы Вам этого.

В этом письме легко обнаруживается указанная чер­та: автор обращается к адресату по определенному пово­ду, в связи с его действиями, оценками, позицией, в свя­зи с теми событиями, в которых адресат участвует, в свя­зи с теми мнениями, которые высказывает. Анализ этого отрывка убеждает также и в том, что есть еще и