Нерассказанная история о величайшей мистификации 20-го века

ЯНТАРНАЯ КОМНАТА

 

Мы разыскиваем еще одного куратора из пожилых, который некогда отвечал за самое дорогое сокровище своей страны, Анатолия Кучумова - последнего хранителя Янтарной комнаты и одного из старейших коллег товарища Кедринского. Они проработали вместе больше сорока лет. Но телефон Кучумова отключен и никто уже не помнит его в государственном доме для престарелых на окраине Царского села.

 

Кедринский смущен. "Вы же знаете о новом судебном положении", - говорит он, вставая, чтобы прикрыть дверь: "Бардовская мне голову оторвет, если я хоть слово пророню". Бардовская? Это имя нам ничего не говорит, но мы не задаем лишних вопросов.

 

Кедринский точит карандаш. На столе беспорядок: жестяные банки из-под икры с растворителем для краски, использованные зажигалки, пепельница, черная с золотом пачка сигарет Петр 1 - только что выпущенная марка сигарет в городе.

 

"К черту Бардовскую", - вдруг произносит он: - "Мы будем говорить. Я расскажу вам о Великой Задаче, но сначала вы немного послушаете обо мне. Мой отец. Он был настоящим русским героем. Погиб в первую мировую. Моя мать. Она тоже умерла. Вскоре после моего рождения, в год Великой Октябрьской революции. Меня вырастила тетка - необычайная женщина.

Я пишу книгу о Великой Задаче. Эта рукопись - большой секрет". Последние слова он произнес шепотом: - "Как мы восстанавливали нашу Родину, возрождали наши разрушенные дворцы. Бардовская говорит, я не могу умереть, пока не закончу ее. И книга должна быть готова к публикации в мае 2003".

 

Бардовская. Опять это имя. Но мы не успеваем спросить о ней, так как товарищ Кедринский достает из ящика своего мальчикового письменного стола связку бумаг советского времени, тонкие листки которой сворачиваются от прикосновения теплой руки.

 

"Вот он - весь мой труд", говорит он. Кедринский читает: " 22 июня 1941 года лето вступало в свои права. Свежая зеленая листва старых парков, садов и скверов наполняли воздух ароматом. С раннего утра играли оркестры".

 

Но Кедринский ведь не был в Ленинграде в июне 1941. "Чьи это воспоминания? ", - спрашиваем мы.

Он замолкает и смотрит на нас поверх толстых черных оправ своих очков. "Вашего друга Анатолия Кучумова. Это его мемуары. Он ведь был здесь в то лето 1941. Где Кедринский достал дневники Кучумова", -спрашиваем мы.

 

"Это не имеет значения", - обрывает он. "Для моей книги о Великой задаче у меня должен быть доступ ко всему ".(далее следуют еще несколько страниц о том, как Кедринский читает дневники Кучумова)

 

Кедринский встает, снимает войлочные тапки, которые были у него на ногах, надевает уличные ботинки и набрасывает на плечи пальто. "Мой сын говорит, что я слишком разболтался с вами, и что мне попадет от Бардовской. "

 

"Что же с Великой задачей? Мы уже столько услышали и, наверняка, вы можете рассказать что-нибудь еще", говорим мы. "Что с Кучумовым? Хотя бы отведите нас к Кучумову, хранителю Янтарной комнаты".

 

"Это, друзья мои, вне моей власти", - говорит Кедринский. Сын его держит распахнутой дверь. "Кучумов умер".

 

Мы живем в Санкт-Петербурге уже 6 месяцев, но в нашу дверь никто никогда не звонит. Мы живем как крысы в многоквартирном доме имперского стиля в восточной части Невского проспекта.

 

Такое впечатление, что никто не знает, что произошло с личными бумагами Кучумова или (если таковые существуют) с документами об Янтарной комнате.

 

Первый луч света в зимнем мраке: наш факс оживает: господин Иван Петрович Саутов, директор Екатерининского дворца подтвердил, что может нас принять в 10 часов утра, 2 февраля 2002. Завтра.

 

Мы рады и очень нервничаем. Мы уже слышали столько рассказов в городе об экстравагантности господина Саутова, что вполне возможно он их сам отчасти и инициирует. Один из его бывших сотрудников, которого выгнали из Екатерининского дворца, любит называть его "царем". Говорят, что в свое пятидесятилетие он выстроил вдоль всей дороги до Царского села мальчиков - пажей с чарками водки....

 

Нас вводят в кабинет директора, и мы застыли перед огромным полированным столом. Господину Саутову хорошо видно, что мы видим галерею его фотографий: он с президентом Путиным, он с Клинтоном, он с королевой Елизаветой 11.

 

На директоре итальянский костюм с искрой. На его авторучке, которой он постукивает по столу, янтарный зажим. На стене за его крупным лицом, украшенным холеными усами с проседью, висит тот же план прусского императорского дворца, который мы видели в кабинете у Кедринского. В противоположном конце кабинета сидит улыбающаяся женщина лет шестидесяти с чем-то. Ее густо накрашенное лицо (дешевая косметика, толстым слоем) обрамлено копной волос цвета платины в духе За За (Габор).

 

"Добро пожаловать в Екатерининский дворец", - нараспев произносит господин Саутов: - "Разрешите представить вам Ларису Бардовскую, нашего главного хранителя ".

 

Бардовская. Женщина, о которой Кедринский. Та, которую он явно боится. Что Бардовская и директор знают о нашей несанкционированной встрече с Кедринским?...

 

Мы пламенно произносим нашу вступительную речь: "Никто кроме господина Саутова не сможет нам помочь узнать все об Анатолии Кучумове и Янтарной комнате. Книга, которую мы собираемся написать, будет способствовать еще большему развитию его музея". Саутов прерывает нас и начинает говорить сам. "Главное - это понять, что такое янтарь, и только тогда вы сможете понять все остальное", - говорит он. Ту- ту-ту - постукивает он ручкой по голове. Его душный кабинет (жарко, не проветрено) навевает на нас сон. " Эта доисторическая окаменелость несет в себе небольшой статический заряд и именно по этой причине мы в России смотрим на янтарь как на терапевтическое средство. Каждый год я езжу в Светлогорск, раздеваюсь догола и катаюсь по Балтийскому янтарю"

 

Мы с трудом сдерживаем позыв рассмеяться представив, как его большое тело катается по янтарным камням, так что тема Светлогорска взбадривает нас.

 

Господин Саутов кивает в сторону Бардовской и затем спрашивает ее: -"Что вообще-то им от меня нужно? ". Тут впервые мы замечаем его огромные руки: сложенные вместе они лежали на столе как бейсбольные биты. Чем в прошлом эти руки занимались? Что у них за профессия? Он вновь поворачивается к нам: - "Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с музейными работниками? Вы вообще знаете, что такое архивы? "

 

Все эти вопросы вполне правомерны, но общий тон нашей встречи явно прохладен. Мы с готовностью отвечаем: -"Мы все быстро схватываем. Что не знаем - научимся. Найдем общий язык. "

 

Тук-тук- тук - постукивает он своей ручкой с янтарным зажимом. "Мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга", - говорит господин Саутов, потягивая чай.

 

Осоловевшие от водки, которой мы выпили на берегу Финского залива, и от сидения в его душном кабинете, мы тоже бы не отказались от стакана чая, но пересохшими, потресканными губами мы упрямо продолжаем рассказывать о книге.

 

Директор в раздражении ударяет кулаком по столу, и в разговор вступает Бардовская: - "Какая вам нужна информация? "

 

Мы что дураки? Мы не можем знать, что нам нужно, пока не узнаем, что у него есть.

Бардовская наклонилась к нам: -"А что получит Екатерининский дворец? "

 

Саутов вторит ей: "У нас не благотворительная организация. Почему вы должны зарабатывать деньги на наших знаниях? Драгоценных знаниях. Дорогих знаниях. Нужно составить договор."

 

Бардовская все это время выводит в своем блокноте двойки (цифры). Вдруг она прерывает Саутова: "Второй день второго месяца второго года нового тысячелетия - очень неудачный день для заключения договоров".

 

Директор не обращает на нее внимания: - "Обязательно юридический документ. Я привык все дела делать на профессиональном уровне. "

 

Бардовская придвигается к нам еще ближе: "Все подписывают договор. Стивен Спилберг подписал и заплатил полмиллиона за аренду зеркального зала. Это правда. Элтон Джон устроил прием и подписал договор на 250 000 долларов. Но не обязательно платить деньгами. Киношники из Голливуда установили кондиционеры в административном здании. Один издатель подарил 1000 экземпляров своих книг. Весь мир работает с нами. Все, кто владеет хоть какой информацией приходят сюда к господину Саутову, и поэтому нам лучше всех известно, сколько стоят поиски Янтарной комнаты". Бардовская вытаскивает из сумки светло-желтый конверт.

 

Она размахивает листками с коллажами, составленными из памятных открыток обрамленных траурной рамкой, фотографий, удостоверений личности - на всех них поперек выведено: уди ( упокой души их)*. На одном листе зернистые фотографии сцен преступлений: домов, недавно разрушенных в результате газовых взрывов, разбитые автомобили, тело, лежащее под опавшими листьями бука.

 

"Связаны ли как-то все эти трагедии с поисками янтарной комнаты?" - спрашиваем мы.

 

"Это конфиденциальный материал" - обрезает она, убирая листки обратно в сумку. "Нам его прислали из Берлина после того, как там прошла наша выставка: Mythos Bernstein zimmer, и он не для публикации".

 

Директор Саутов наклоняется к нам через стол и шепчет: " В мае 2003 года я принимаю здесь 40 глав государств". Его огромные руки приходят в движение, и мы киваем в знак согласия, хотя совершенно не понимаем, о чем это он говорит. "И я поведу их в мою только что отреставрированную Янтарную комнату. Вы видели ее? У вас последний шанс". Он встает и развивает уже эту тему, расхаживая по душному кабинету. "Я намерен закрыть для посещения отреставрированную часть комнаты, пока она вся не будет завершена. Да, закрыть, и буквально через пару дней. " Бардовская энергично кивает. "И потом уже в мае 2003 года, на трехсотлетний юбилей основания нашего города я сдерну покровы и покажу миру чудо, которое мы воссоздали. Вы можете себе это представить? " Думаем, что можем, но ничего хорошего нашей книге это не сулит.

 

"У нас есть главный архитектор, который изучил старинные технологии, ветеран, который знает досконально, как подлинная комната была создана. Но об этом вы, конечно, знаете, так как уже разговаривали с Александром Кедринским". Значит им известно о нашей встрече.

 

Саутов продолжает: "Александр Кедринский работает сейчас над созданием специального каталога, посвященного нашей тяжелой потере и о Великой задаче. Как мы все воссоздавали по крупицам. Ну а вы, понятно, пишете просто еще одну книгу, которая не должна и не может конкурировать с нашей". Теперь директор остановился у своего стола. Дверь его кабинета открылась.

 

Но только мы испугались, что директор намерен отказать нам в помощи, как неожиданно он меняет свое решение. "Напишите мне по факсу, что вам нужно и Бардовская подсчитает, сколько стоит то, что вам нужно".

 

"Но мы ведь так и не знаем, что хранится в ваших архивах", - говорим мы.

 

Бардовская улыбается: " Заключите сделку, - скрипит она: - "и мы напишем договор. Все должны платить. Разве не так? Из ничего получается только ничего. Насколько я помню, так гласит английская поговорка".

 

На лице директора появилась улыбка, говорящая, что разговор закончен. "Пришлите факс", -говорит он: -" и вам выделят для руководства работой кого-нибудь из персонала музея".

 

Что же нам делать? Мы пять месяцев добивались встречи с директором Саутовым, и в течении трех месяцев он нам отказывал. Возможно, нам не следовало вообще этого добиваться. Мы вспомнили, что кое-что из архивов Екатерининского дворца можно найти на русском языке в интернете. Мы бросаемся к официальному сайту Екатерининского дворца (www.Tsar.ru). но там, где еще недавно были статьи и очерки, выскакивают строчки: "Сайт создается. Спасибо за ваш интерес. Пожалуйста, заходите к нам вновь". На следующее утро по местному телевидению передают сообщение, что воссоздаваемая в Екатерининском дворце Янтарная комната теперь закрыта для посетителей, и будет открыта снова только в мае 2003 года. Уже не один месяц мы занимаемся судьбой Янтарной комнаты, но до сих пор еще не видели ни одного подлинного документа. И вот теперь еще 15 месяцев задержки до официального открытия воссозданной комнаты.

 

И вновь на холод. Мы вспоминаем любимое в этом городе высказывание и останавливаем маршрутку. Мы найдем Александра Кедринского и объясним ему всю ситуацию. От него мы получили больше помощи, чем от Саутова. Мы набираем код неприметной боковой двери, охраняемой шипящей бабушкой. По крайней мере, они не догадались поменять код. " К Кедринскому", - говорим мы, и, прошмыгнув мимо нее, взбегаем вверх на несколько пролетов чугунной лестницы. Но дверь в мастерскую старого архитектора закрыта, хотя нам он говорил, что работает каждый день.

 

Этажом выше мы слышим какой-то шум и мы осторожно поднимаемся еще на один пролет. Приоткрытая крошечная дверь. Мы распахиваем ее и оказываемся в первой из трех комнат с низкими потолками. Каждый сантиметр каждой стены оклеен чёрно-белыми фотографиями Екатерининского дворца: на некоторых из них изображены нацисты, вышагивающие строем по парадному двору дворца. Появляется молодая женщина с мертвенно бледным лицом, на ней несколько свитеров, шея обвязана шарфами и поверх этих акриловых тряпок надет огромный красный кардиган. "В чем дело? " - резко спрашивает она: -"Кто вы? " Мы молчим. Она поднимает телефонную трубку. Звонит в охрану. Двое из ее коллег, обутых в высокие до икр резиновые сапоги с отвороченными на голенища носками, вытянули головы через перегородки и глазеют на нас: иностранцы в личном архиве Екатерининского дворца.

 

Мы произносим имя Кедринского. Мы его друзья из Лондона, нас интересует жизнь хранителей Екатерининского дворца. У женщин отлегло. Теперь начался обмен рукопожатиями. Убирая пряди волос со совего круглого как луна лица, женщина в красном кардигане спрашивает: "Кого? Кого-нибудь конкретного? "

 

"Кучумова", - говорим мы: "Анатолия Кучумова".

 

Она улыбается и представляется Викой Плауде, заведующей отделом фотографий. "Я его внучка", - говорит она: - " Я единственная оставшаяся в живых его родственница. Жена Кучумова умерла раньше его, а брат позже. Его дети умерли совсем недавно". Найти внучку Кучумова здесь в Екатерининском дворце - вот это везение. Такое может произойти только в России, где дети работают там же, где работали их родители. "Я выросла на рассказах дедушки о восстановлении этих дворцов, и вот теперь я сама в них работаю, а вы его здесь разыскиваете".

 

Мы рассказываем ей о нашей встрече с Кедринским и о неудачном разговоре с Саутовым. Она кивает и поднимает к небу глаза. Мы говорим, что хотя у друзей и коллег Кучумова имеются отдельные страницы из его дневников и писем, местонахождение основной части бумаг ее деда абсолютно неизвестно.

 

"У меня тоже практически ничего не осталось от него ", - говорит Вика Плауде. "Когда он умер в 1993 году, здесь было много коробок с разными бумагами. Но я живу в коммунальной квартире, в одной комнате. И я отдала бумаги на хранение в библиотеку Павловского музея. Он много лет проработал там директором. С тех пор я их не видела". Мы записываем название и номер библиотеки в Павловске. "У меня осталось только несколько вещиц, включая одну картину. Вот она здесь висит ", - говорит она и указывает на полотно маслом, на котором изображены розы в вазе - подарок Кучумову от Анатолия Трескина, одного из самых плодотворных реставраторов дворца: букет от художника своему начальнику.

 

Вика Плауде молчит, обдумывая что-то. " Возможно, это будет вам интересно", - она достает какие-то бумаги. При мягком свете от занесенного снегом окна мы видим, как она похожа на Кучумова. "Это копии писем моему деду и его ответов на них. Я впервые их увидела, когда мне прислали их из Нью-Йорка в прошлом году. Ума не приложу, как они туда попали. И у кого оригиналы".

 

"А еще что-нибудь у вас есть? ". Вика Плауде выходит из комнаты. Она возвращается с рванной папкой и вынимает из нее стеклянную пластину размером с открытку, которую она осторожно двумя пальцами, большим и указательным, поднимает на уровень окна. Свет преображает темный прямоугольник в золотой сверкающий портал. Перед нами сердце Екатерининского дворца, освещенного 565 свечами, пламя которых высвечивает доисторические пузырьки воздуха и рыбные чешуйки, навечно заключенных в густой смоле, освещает лица херувимов, балансирующих на карнизах и стаи янтарных попугаев и орлов, порхающих над античными фризами. В наших руках единственное сохранившееся цветное свидетельство восьмого чуда света, цветной диапозитив подлинной Янтарной комнаты, сделанный в 1917 году русским офицером, который бежал с ним в Париж. Вика говорит: "Екатерининский дворец выкупил его у родственников офицера 20 лет назад, и теперь он абсолютно бесценен". Мы фотографируем его.

 

( в тексте фотография Вики, держащей стеклянный диапозитив напротив окна)

 

В соседней комнате звонит телефон. Вика возвращается, качая головой. "Это вас", - говорит она. Помощник Саутова на проводе. Он со злорадством наблюдал нашу тайную (секретную) операцию: как мы, одетые в черные пальто и шапки, крались подобно черному воронью через заснеженный двор, мрачно сообщил нам помощник Саутова, и директор Саутов передал о наших передвижениях кому надо из своих сотрудников. Вызвали охрану. Нам велено было ждать.

 

Мы кинулись бежать. По лестнице вниз, с документами, которые нам отдала Вика, вон из дворца, на автобусную остановку, где мы проталкиваемся к началу очереди, и работая локтями пробираемся на свободные места.

 

Вечером, заперев двери, мы склоняемся над документами.

 

(пропуск стр. 61-346)

 

Русские уже давно начали работать над этим масштабным проектом (воссозданием Янтарной комнаты), но у них кончились деньги. 6 сентября 1999 года представители Рургаза АГ встретились с Иваном Петровичем Саутовым, директором Екатерининского дворца и министром культуры России с тем, чтобы подписать ручками, сделанными из янтаря, договор о спонсорской помощи стоимостью в 3,5 млн. долларов. Немецкое правительство было не очень довольно, что вместо министра культуры из Берлина на церемонию пришлось послать своего посла в Москве.

 

Айхведе улыбается. Рургаз мечтал заполучить самый яркий культурный проект. Их единственным и главным интересом был коммерческий интерес. Янтарная комната - лакомый кусочек как для русских политиков так и для немецких бизнесменов.

 

Господин Саутов объявляет, что "В Санкт-Петербурге Янтарная комната будет открыта 31 мая в ознаменование трехсотлетия со дня основания города».

 

Из возможно потерянных 100000 предметов искусства русское правительство выбрало для обложки каталога большую раскрашенную от руки фотографию Янтарной комнаты.

 

Еще раз официально объявили, что Янтарная комната утрачена, и представляет собой произведение искусства номер 1 из списка произведений, украденных нацистами из Екатерининского дворца.

 

Господин Саутов, директор Екатерининского дворца, написал вступление к каталогу: "Янтарная комната является символом потерь, которые понесла русская культура и искусство и он лично, и все его сотрудники убеждены, что эти произведения не погибли, и будут обязательно найдены в результате тщательно организованных поискных работ.

 

Господин Саутов продолжает: "Цель данного каталога - выразить страстное желание людей предать гласности, какие уникальные произведения искусства пропали во время оккупации, среди которых - Янтарная комната".

 

Промолчим здесь о поджоге советской армией Рыцарского зала Кенигсбергского замка, в результате которого погибло абсолютно все.

 

За вступлением следует краткая история Янтарной комнаты на десяти страницах, написанная Ларисой Бардовской, главным хранителем Екатерининского дворца, которая вольно пересказала книгу Пола Енткетса и малодостоверную публикацию Джорджа Стейна. В заключение она подчеркивает, что "художественные ценности Екатерининского дворца все еще ждут своей очереди вернуться домой. Проблема культурных трофеев Великой Отечественной войны требует к себе большего внимания со стороны представителей международного сообщества.

 

15:40 В материале, показанном ВГТРК Россия (Всероссийская государственная теле- и радиокомпания), мы видим человека в итальянском костюме с искрой, с пышными с проседью усами, который радостно пожимает руки гостям. Татьяна Кособокова, корреспондент Правды, писала, что Иван Саутов, директор музея, взял на себя роль личного гида Владимира Путина по дворцу.

 

*RIP