Диакон Владимир Василик

О ВТОРОМ КАНОНЕ ПЯТИДЕСЯТНИЦЫ

Вниманию читателей предлагается поэтический перевод второго канона Пятидесятницы. Он написан достаточно редким для византийской церковной поэзии размером – шестистопным ямбом – 12-сложным размером, где ударным слогом являлся каждый второй. Автором его признается великий защитник Православия преподобный Иоанн Дамаскин († 753). Правда, рукописная традиция указывает несколько иное авторство – Иоанн из Арклы. Это имя присутствует в ряде рукописей, в том числе и в самых древних, таких как унциальная Триодь IX века из Рукописного отдела Библиотеки Российской академии наук (собрание Русского археологического института, № 109), которую изучал автор данной статьи. Однако противоречия здесь нет: Аркла – местечко, находящееся недалеко от Дамаска (само слово означает провинциальную сокровищницу); соответственно, прозвище «Арклийский» является синонимом слова «Дамаскин». Так что мы вправе предполагать, что канон отражает богословие преподобного Иоанна Дамаскина, запечатленное в его трудах, в частности в «Точном исповедании православной веры».

Подобных соответствий можно найти немало. Например, третий тропарь 4-й песни:

Все посвящайтесь днесь Богоначалию,
служители сей трисиянной сущности.
Свершает Благодетель паче естества,
Христос осиявает во спасение,
всецело посылая Духа благодать.

Сравним это с фрагментом из «Точного исповедания православной веры»: «Он есть Пастырь для тех, которые Ему последуют и Им пасутся; осияние для тех, которые посвящаются в таинства; богоначалие для тех, которые обожаются; мир для имеющих вражду; простота для любящих простоту; единство для стремящихся к единству; пресущественное и преначальное Начало для всякого начала; и благое сообщение сокровенного, то есть познания о Себе, всякому по достоинству и восприемлемости каждого» (Кн. 1. Гл. 12).

Отметим, что термин «Богоначалие» восходит к трудам Дионисия Ареопагита, которые ощутимо повлияли и на «Точное исповедание», и на второй канон Пятидесятницы.

Триадология канона на Пятидесятницу укоренена в Никео-Цареградском исповедании и в трудах великих отцов-каппадокийцев, а также святителя Кирилла Александрийского. В каноне особенно акцентируется единосущие Божественных Ипостасей, Их единство и равенство:

Склонилось пред Утешителем Отческим
колено всякое, пред срасленным с Отцем,
Едина Сущность познается в Лицах Трех,
как неприступна, истинна, безвременна,
как Свет нам воссияла Духа Благодать.

В каноне ясно проводится различие между вечным исхождением Святого Духа от Отца и Его временным посыланием в мир от Сына:

Как самовластно соизволил Дух Святой,
снисходит безвладычественный от Отца.
В языках умудряет Он апостолов
и печатлеет Слово живоносное,
как Спас сказал, Отцу единообразный.

О Царь Царей, Единый, Слово Божие,
Ты происшел от беспричинного Отца,
как благодетель, Духа равномощного
Ты посылаешь днесь Своим апостолам,
поющим: «Слава силе Твоей, Господи».

Канон Пятидесятницы важен для нас не только своей триадологией, но и христологией, и мистагогией.

Купель божественную пакибытия
cмешав во Слове, в сложном естестве,
Ты источаешь реки из нетленного,
ребра пронзенного, о Слово Божие,
запечатлевши Духа теплотой меня.

В этом тропаре нас интересует, прежде всего, формула «единая сложная природа». Эта формула восходит к святителю Кириллу Александрийскому. Рассмотрим один из наиболее характерных пассажей из сочинения «О поклонении Богу в духе и истине». Рассуждая о том, почему в законе предписано составное благоухание, святитель говорит: «Ведь составное благоухание потому, что Сущий Бог, Слово стало плотию. И составляется Эммануил из Божественной природы и человечества во единство, неизреченно сопрягаемое»[1].

Приведенный выше тропарь из канона Пятидесятницы важен для нас тем, что в нем поднимается фундаментальная богословская (а для средневековья опосредованно и общественная) проблема – искупительной смерти Христовой и ее значения для спасения человека. В нем заключается учение как о крещении, так и о евхаристии и наблюдается влияние чина теплоты, введенного в VI веке при императоре Юстиниане для утверждения Кирилловой христологии. Чин теплоты имел важное литургическое и богословско-полемическое значение. Он подразумевает влитие в евхаристическую чашу горячей воды со словами: «Теплота веры, исполненная Духа Святаго». Этот чин был весьма важен, поскольку свидетельствовал о пребывании Святого Духа в теле Христа, лежавшем во гробе. Теплота Духа трансформирует физическую природу, и даже само название zesis – «теплота» было созвучно слову «жизнь» – zoe. Подобно тому, как тело Христово, благодаря действию Духа, становится нетленным во гробе, так же Дух освящает хлеб и делает его телом Христовым, на что и указывал чин теплоты[2]. Позднее в связи с этим чином развертывалась полемика православных с латинянами и армянами[3].

Этот тропарь из канона Пятидесятницы имеет очевидную параллель в каноне Андрея Критского (песнь 4, 20-й тропарь).

Да будет мне купель
кровь от ребра Твоего
купно же и питие,
источившая воду оставления,
да обоими очищаюсь,
помазуюсь, пия,
яко помазание и питие, Слове,
живоносная Твои словеса[4].

Приведенныегимнографические тексты говорят об укорененности не только евхаристии, но и крещения в Голгофской жертве, принесенной Христом. Они тесно связаны с учением о евхаристии и крещении, содержащемся в «Толковании на Евангелие от Иоанна» святого Кирилла Александрийского: «Чрез некоторое время, не поверив, что Он уже умер, пронзают копием ребра, а они источают кровь, смешанную с водой, ибо Бог нам предложил совершившееся как некий образ и начаток таинственного благословения и святого крещения. Ибо, воистину, святое крещение есть Христово и от Христа, и сила таинственного благословения произросла от Его святой плоти»[5].

Уже из этого краткого экскурса мы можем оценить глубину и значение второго канона на Пятидесятницу. Его полномасштабное изучение вряд ли вписывается в формат интернет-публикации и требует отдельного развернутого исследования.

Ниже дается поэтический перевод, выполненный в размере оригинала. Автор перевода стремился максимально сохранить смысл подлинника. Перевод выполнен по изданию «Pentekostarioncharmosynon» (Athenai, 1993. S. 220–224). В примечаниях даются ссылки на Священное Писание и литургические параллели.