Индивидуальный человек - постоянный экстремум

Еще более интересные выводы возникают, если рассмотреть судьбу индивидуального человека как сочетание экстремальных и инерционных периодов.

В первобытных и в ранних аграрно-традиционных обществах большая часть населения жила в ситуации инерционного развития, без принятия самостоятельных решений в индивидуальной и общественной жизни. Сознание основной массы людей этих обществ не отягощено даже поисками заработка, жены или принятием ответственных решений.

Все значимые решения уже приняты мудрыми предками, и задача ныне живущих поколений - лишь правильно применить традицию к возникающим проблемам. Ю. Лотман описывает "бесписьменный" вариант развития культуры, в котором гадания и религиозно-магические действия призваны помочь правильно понять волю богов и предков. Истолковав же знамения, человек должен действовать по предписанному сценарию, ни в коем случае не внося в него никаких изменений и вообще ничего личного [35].

Если возникает острая необходимость принятия решений на уровне индивидуальной судьбы (ушла жена, кабаны сожрали урожай, перессорились родственники и т.д.), то решения принимаются все-таки не индивидуально. Их принимает или община, или специальные уполномоченные (чиновники, жрецы, шаманы), действующие от имени грандиозных сил - потусторонних или материальных.

Даже когда общество входит в период бифуркации или возникают внешние "ударные" катастрофические явления, решения принимает вовсе не каждый человек, а ограниченный и заранее определенный круг лиц. Причем очень долгое время принадлежность к этому кругу являлась наследственной и мало зависела от личных качеств.

Приходится признать любопытнейший факт - большая часть обществ не знает социальных и социокультурных экстремумов на индивидуальном уровне. Разумеется, существуют экстремумы биологического порядка - от естественно-стадиальных (рождение, дефлорация, рождение детей, старение, смерть и т.д.) до патологических в виде болезней. Но никаких "раздвоений возможных путей развития", никакого принятия решений относительно своей дальнейшей судьбы - нет. Индивидуальная судьба протекает в рамках инерционного развития, когда все заранее ясно.

В исторически пбздних аграрно-традиционных обществах возникает представление о времени, когда человек может принимать осознанные решения касательно самого себя (поиск жены или мужа, профессии или божества-покровителя). Это — юность, т.е. временной "промежуток" между жизнью в родительской семье и обзаведением собственной семьей.

С большим постоянством различные культуры называют время вступления в такой возраст - 16 лет.. Только эллины считали, что возраст совершеннолетия - 21 год. 16 лет считали возрастом юноши египтяне, жители Двуречья, ассирийцы, хетты, римляне, китайцы, корейцы, японцы, инки и майя, т.е. в числе прочих этот возраст совершеннолетия признавали культуры и этносы, никогда и никак не контактировавшие друг с другом.

В этом возрасте юноша получал право (а скорее просто был обречен) на принятие некоторых решений: поиск религиозного покровителя, жены, а иногда и рода деятельности.

Юность как своего рода нормативно-экстремальное время протекает точно так же, как всякое экстремальное время в любой системе, соединяя внешние и внутренние факторы. Общество, выталкивающее юношу из уютного детства, в котором все предопределено, и обрекающее его на целую серию выборов, выступает здесь как мощный внешний фактор. Юноша не может избежать совершения серии выборов, принятия решений и прочих тягот экстремального времени (как и живые организмы времен рубежа мезозоя и кайнозоя и как жители восточного Средиземноморья при взрыве Санторина).

Одновременно юноша сам ощущает, что "созрел", отказывается от опеки, порой даже идет на конфронтацию со старшими, демонстрируя независимость. Его личность вступает в период бифуркации - распада той, которая существовала в родительской семье, и сложения новой - личности взрослого мужчины. И сам юноша одновременно хочет этого экстремума и боится его, оттягивает время и торопит.

Но далеко не во всех обществах существует юность как особый период жизни. В том числе, кстати, и в обществах, казалось бы, достаточно развитых. Скажем, в обществе индусов периода выбора вообще не существовало: кастовый строй предполагал, что профессию, место жительства, брачного партнера и образ жизни человек не выбирает в принципе.

В исторической перспективе происходит постоянное поступательное увеличение роли периода юности в жизни индивидуальных людей.

Во-первых, это постоянное расширение числа тех, у кого "есть юность". Первоначально юность "имеют" лишь общественные верхи, и только с ходом времени экстремальное время становится нормальным периодом жизни для представителей всего общества. Еще в первой половине XIX века основная часть русского общества не знала периода юности. Лакей А. Пушкина не пережил ничего, даже отдаленно подобного "лицейским годам". Деревенская девушка (тогда сказали бы "девка") если и выбирала мужа, то несравненно менее продолжительный срок и несравненно в более узком диапазоне, нежели Н. Гончарова.

Во-вторых, постоянно увеличивается продолжительность периода юности. Из некоего мгновения, из считанных недель (максимум месяцев) она превращается в университетские годы, в "годы странствий", сменяющих "годы учения" и так далее. Время, проходящее между выходом из родительской семьи и созданием своей собственной, становится заметным даже в масштабах жизни. Попав в лицей в 14 лет, Пушкин женился в 32 года. И получается, был "юношей" 18 лет из отпущенных ему судьбой 37-ми.

B-mpehibux, первоначально юность возникает только как возрастной период в развитии мужчин. Но затем появляется и аналогичный юности период девичества -когда взрослая девушка еще не имеет мужа и порой активно его ищет.

Девушкам сначала дозволяется, а потом и предписывается совершать принципиально те же действия, что и мальчикам. Девичество становится не временем выбора девушкой мужа (предполагающего сохранение девственной плевы и прочих атрибутов "невинности"), а тем же периодом социализации между выходом из родительской семьи и созданием собственной.

Что же касается урбано-сциентистских обществ, то они превращают состояние личного выбора в норму, форму поведения, возможного и допустимого для человека на протяжении всей его жизни. Помимо всего прочего, исчезает необходимость оттягивать время вступления в брак как время окончания "свободы". Свобода выбора, связанная с определением своей судьбы, становится имманентна всему времени взрослой жизни индивидов обоего пола, любых имущественных, социальных и гражданских групп. Это возникает не сразу, но вся логика развития урбано-сциентистского общества именно такова. Даже ранние урбано-сциентистские культуры (например, европейского Нового времени или во многом аналогичного ему японского периода Токугава) крайне уменьшают по срокам инерционный период существования человека, все больше сводя его к детству и старости. А исторически поздние формы урбано-сциентистских обществ, сложившиеся после Второй мировой войны, даже детство и старость не считают обреченными на инерционное развитие. По крайней мере принятие индивидуальных решений в раннем возрасте поощряется, сохранение активности в преклонном возрасте - приветствуется.

Если для первобытного общества инерционное развитие индивида - норма, а экстремальное - неординарное и нежелательное состояние, то поздние урбано-сциентистские общества считают нормой экстремальное состояние индивидуальной судьбы, а к инерционному относятся как к нежелательной аномалии, свидетельству нехватки жизнеспособности.

До сих пор речь шла об отношении человека к его индивидуальной судьбе. Но точно такая же закономерность прослеживается и в динамике отношения индивидуального человека к экстремальным состояниям социума.

В первобытных обществах и исторически ранних цивилизациях лишь меньшинство населения имеет право участвовать в принятии общественно значимых решений. Возникновение экстремальной ситуации для абсолютного большинства означает необходимость не включиться в ее решение, а обратиться к тем, кто должен ее разрешить, т.е. к административной, родоплеменной или жреческой верхушке. С ходом исторического времени круг лиц, принимающих решения, поступательно расширяется, их возраст и социальный статус снижаются, и даже простолюдины, женщины и молодежь получают право принимать участие в выработке решений, которые касаются всех. В урбано-сциентистских обществах, особенно в их исторически позднем варианте (сложившемся после Второй мировой войны), в процесс принятия общественно значимых решений вовлекаются очень широкие круги населения, сравнимые с общим числом всех жителей государства.

К тому же индивиды в урбано-сциентистском обществе просто обрекают друг друга на все большую свободу принятия решений и все более информационно емкое, интеллектуальное отношение к действительности. Чем "умнее" и чем интеллектуально активнее окружающие, тем "умнее" приходится быть и всем тем, кто погружен в эту среду.

В итоге жизнь и судьба современного человека превращаются в своего рода "перманентную бифуркацию", а процесс принятия решений включен во внешнюю ситуацию - когда само общество просто не дает человеку вести инерционное существование. Вовсе не экстремумы экстраординарны в жизни урбано-сциентистского общества и его активных представителей, скорее уж периоды инерционного развития становятся исключениями из правила.