ПУТЬ К ОТСТУПЛЕНИЮ ОТРЕЗАН

 

Наш корпус внезапно отвели от австрийской столицы, и мы двинулись на северо-запад в обход Вены. Деревни и небольшие посёлки противник оставлял без особого сопротивления. Враги предпочитали сдаваться в плен, понимая, что война проиграна.

На шоссе, по которому мы двигались, нам то и дело встречались идущие навстречу колонны пленных. А справа, за лесистыми холмами, гремело сражение. Там наши товарищи из других соединений и частей дрались на улицах Вены.

Мы ехали на батарейном грузовике по шоссе. Слева и справа к нему спускались лесистые склоны Альп. Наш помкомвзвода разжился где-то трофейной губной гармошкой, долго протирал её платочком, а потом стал наигрывать вальсы Штрауса.

Как здорово у него получалось! Губная гармошка звучала, как целый оркестр.

Слушая игру Печёного и глядя на подступающие к самому асфальту заросли елей, ясеней, буков, мы терялись в догадках, почему нас отвели из Вены? Разве там легко ребятам из других частей? Куда нас везут?

Только потом я узнал, что командование приказало нашему гвардейскому стрелковому корпусу обойти Вену с юго-запада и перерезать шоссе Вена — Линц. По этому шоссе гитлеровцы собирались вывести из австрийской столицы уцелевшие войска, чтобы оттянуть свой конец. Угроза окружения должна была ускорить капитуляцию врага в Вене.

На третьи сутки к утру мы дошли, наконец, до шоссе Вена — Линц. Оборудовали наблюдательный пункт на склоне холма. Внизу перед нами лежало широкое асфальтовое шоссе. По нему двумя потоками навстречу друг другу двигались вражеские войска. Видно, у гитлеровцев начался тот беспорядок, какой бывает перед окончательным поражением. Кто-то в их штабе настаивал на обороне Вены, и туда шли подкрепления; кто-то требовал сохранить армию, и некоторые части отходили.

Помкомвзвода Печёный получил приказ взять кого-нибудь из своих разведчиков и радиста из взвода связи, перебраться через шоссе, замаскироваться на вершине холма и вести наблюдение за дорогой, выходящей из города. Холм был ближе к венским окраинам, и нашему командованию важно было следить за манёврами противника в пригородах Вены.

Печёный взял меня и молодого солдата из взвода связи Алёшу Федотова.

Лес делался всё реже. Вот уже и до шоссе рукой подать. Виден каждый человек на дороге. Солдаты и офицеры противника обросшие, испуганные, утомлённые. Они то и дело озираются, вздрагивают. Но идут не останавливаясь.

Перебраться через шоссе, по которому неиссякаемым потоком движутся вражеские войска, было не так-то просто. Мы притаились в неглубоком овражке за кустами и стали ждать, когда можно будет выйти из укрытия. Лишь в полдень, когда в сторону Вены фашисты перестали гнать подкрепления, поток воинских колонн и техники на шоссе чуть-чуть поредел.

Помкомвзвода выбрался из овражка, дополз по-пластунски до толстоствольных деревьев у самого шоссе, подал нам с Алёшей знак рукой. Короткими перебежками спустились мы к нему. Спрятались за соседними деревьями.

За холмом, на вершину которого нам надо было пробраться, усиливался и усиливался грохот боя. Автоматы врага стучали без передышки. Это был верный признак того, что к шоссе подошли передовые подразделения нашей пехоты. Надо было торопиться — стрелковые батальоны нуждались в артиллерийской поддержке. А без данных разведки огневики не видят целей. От нас троих зависело многое.

Шоссе на короткое время опустело. Смотрим влево, смотрим вправо. Никого. Выбегаем на асфальт и несёмся к склону холма за шоссе. Падаем в траву. По асфальту катит колонна мотоциклистов. Нас всё-таки заметили. Стучат автоматы, пули сбивают листья с придорожных кустов.

Отползаем дальше. Туда, где высокая трава скрыла все неровности склона. На нас никто больше не обращает внимания — бегущим из Вены не до нас. Поднимаемся в полный рост и начинаем взбираться вверх.

Идти тяжело. Нет ни одной протоптанной тропки. Сапоги соскальзывают с каменных уступов скал и травянистого дёрна.

Мы взобрались на вершину холма. Нам открылось шоссе Вена — Линц. По нему идут и идут отступающие войска. А по обе стороны шоссе раскинулась просторная равнина.

У опушки леса идёт бой. Наша пехота обстреливает противника. Какие-то вражеские подразделения сошли с шоссе и стараются не выпустить из леса наши части. Видны дымки выстрелов, слышен треск автоматных очередей...

За равниной раскинулся огромный город: высокие дома, заводские трубы. Оттуда доносится гул артиллерийской канонады. А по шоссе в нашу сторону катят и катят автомашины с вражескими солдатами в кузовах, ползут с рёвом танки и самоходки с чёрными крестами на боках.

Наши батареи бьют беглым огнём. Помкомвзвода и я наблюдаем за противником на дороге. Я вижу каждого солдата и каждого офицера на шоссе. Наши сведения, переданные по рации, делают своё дело. Огневики кладут снаряды без промаха. Один снаряд разорвался на шоссе, второй, третий...

Что это? Что случилось? Отчего фашисты остановились, окружив какой-то автомобиль, и стоят неподвижной толпой?

А, вот в чём дело! Из толпы выезжает открытый автомобиль. В нём стоит вражеский офицер и держит белый флаг. Они сдаются!

Мы с Печёным одновременно отрываем от глаз бинокли и смотрим друг на друга. Хочется смеяться, говорить какие-то восторженные слова. Но мы не успеваем открыть рта. Внезапно за спиной у меня раздаётся Алёшин голос:

— Хенде хох!

Мы с помкомвзвода вскакиваем на ноги. Видим, Алёша стоит, целясь автоматом в непонятно как появившихся здесь немцев. Их не меньше взвода. Они подняли руки, испуганно и почтительно глядя на молоденького солдата. Они рады попасть в плен.

А внизу, за холмом, не слышно стрельбы и рёва моторов. Длинную колонну взятых в плен гитлеровцев под конвоем ведут к Вене.

Мы торопим «своих» пленных, настигаем колонну и передаём их начальнику конвоя.

Трудно привыкнуть к тому, что нет стрельбы, что незачем прятаться.

На шоссе Вена — Линц безмолвно стоят наши солдаты и офицеры, глядя вслед нескончаемой веренице пленных. В сторону освобождённой нами Вены медленно удаляется стук тысяч подкованных сапог...

И вдруг — музыка! Губная гармошка. Помкомвзвода достал из кармана трофейный инструмент, и на шоссе между лесистыми склонами холмов зазвучала мелодия песни:

Из многих тысяч батарей

За слёзы наших матерей,

За нашу Родину —

Огонь! Огонь!

 

ПРИГЛАШЕНИЕ

 

Девятого мая, в День Победы, я прихожу к могиле Неизвестного солдата у Кремлёвской стены, кладу букетик весенних цветов на блестящий мрамор и долго стою в безмолвной толпе. Женщины прижимают к глазам влажные от слёз платочки, торжественны и суровы лица поседевших фронтовиков. А в душе у каждого гордость за себя и товарищей своих и светлая печаль. Мы, живые и мёртвые, защитили от могущественного врага свою страну, защитили свободу и мир на земле...

Однажды Девятого мая у могилы Неизвестного солдата людей было особенно много. Блестящая поверхность мрамора была усыпана цветами. Казалось, прямо из цветов вырывалось пламя Вечного огня. Сменялись на посту строгие безмолвные часовые.

Внимание моё привлёк один человек. На груди у него отливал серебром орден «Славы» и золотилась медаль «За взятие Вены». Он положил на мрамор у Вечного огня букет цветов, и наши взгляды встретились. Он стал пробираться ко мне. Лицо его было очень знакомым. Ни у кого другого не могло быть таких выразительных глаз, таких рыжих и пышных, хотя и подбелённых сединой усов.

— Товарищ Печёный? — спросил я шёпотом.

— Точно!

Мы прошлись по Красной площади, постояли на набережной Москвы-реки. Всё говорили и говорили, вспоминали и вспоминали. Фронт, бои, товарищей...

Рассказывали друг другу о нынешней своей жизни. Георгий Михайлович после Победы окончил консерваторию и теперь работает в симфоническом оркестре. Недавно были на гастролях в Австрии, дали два концерта в Вене.

Памятник советскому солдату-освободителю в центре города стоит, и живые цветы лежат у подножья. Не забывают австрийцы, кто их от фашистов избавил...

 

* * *

 

Георгий Михайлович пригласил меня на концерт своего оркестра. Мы встретились в условленное время. Печёный усадил меня в первом ряду. Оркестр исполнял симфонию «Си минор» Шуберта...

И мне вспомнилось, как однажды за нашим помкомвзвода приехал майор из политотдела корпуса. По приказу советского коменданта в лучшем зале города Первого мая должен был состояться концерт для воинов Советской Армии, а также местных любителей музыки. Было приказано Печёного временно откомандировать в распоряжение австрийского дирижёра.

По-немецки помкомвзвода говорить совсем не умел и попросил командира, чтобы с ним в Вену отпустили и меня. На следующий день мы приехали в столицу Австрии. На перекрёстках взмахивали флажками советские регулировщицы. У подворотен и на балконах развевались красные полотнища флагов. Был канун Первого мая, и жители австрийской столицы готовились впервые свободно отметить праздник трудового народа.

Вечером я сидел в ложе осветителя под потолком огромного концертного зала. Сверху мне была видна сцена с многолюдным оркестром, который исполнял симфонию знаменитого австрийского композитора Франца Шуберта «Си минор».

На скрипачах и виолончелистах, на валторнистах, кларнетистах, флейтистах, барабанщиках были строгие чёрные костюмы, на дирижёре — парадный фрак. Только один скрипач на сцене был в советской военной форме с погонами старшего сержанта — мой помкомвзвода Печёный. Мне чудилось, что его скрипка, поющая нежно и проникновенно, затмевает весь оркестр.

После концерта мы с Печёным шли по затемнённым улицам австрийской столицы. Город был тих и безлюден. Помкомвзвода, возбуждённый прекрасной музыкой, рассуждал:

— Вена! Чудесный город! Никогда такого не видел! Тут как будто отовсюду музыка слышится! А вот, поверишь, играл я Шуберта и Одессу вспоминал. Скорей бы домой! Мы выгнали отсюда фашистов, и пусть австрийцы у себя в Австрии устраиваются по-своему. А на мой вкус, у нас в Одессе Шуберт лучше звучит.

...Всё это вспомнилось мне, когда я смотрел на сцену, слушая симфонию Шуберта. Первую скрипку в оркестре играл мой бывший помкомвзвода, кавалер ордена «Славы» и медали «За взятие Вены».

 

 

http://ladoved.narod.ru/skazki2/67_vena/vena/vena.htm