Наяды танцуют море на фоне синих волнующихся занавесей.

Перекрёстная справка (несколько чтецов)

 

1. Сейчас о нём все чаще говорят: «Неуслышанный голос эпохи», «Один из известнейших неизвестных», «Бессребреник Серебряного века»...

2. И даже Большая Советская Энциклопедия сознавалась, что наследие Георгия Аркадиевича Шенгели в полной мере не опубликовано. Заметим, не «не изучено», а именно не опубликовано. В академических кругах имя Шенгели хорошо известно и сейчас. Окей, Гугл?  

3. Более того, его теоретические работы по стихосложению до сих пор изучаются в Литературном институте им. Горького, и, кстати, профессор Шенгели - один из первых преподавателей Высших литературных курсов с которых начинался знаменитый Литинститут…

4. Говорят, член Академии Художественных наук СССР Г.А. Шенгели даже номинировался на Сталинскую премию, как раз за эти свои теоретические исследования в области стихосложения.

5. Ну, или за «17 поэм о Сталине», которые почему-то не были напечатаны. Интересно, почему? Немного не те получились поэмы? Не те, «которые нам нужны сегодня»?

6. Зато переводчик Г.А. Шенгели хорошо известен переводами на русский всего Байрона, множества из Верлена, Бодлера, Гюго и других классиков мировой литературы.

7. Да, да… за глубокие теоретические исследования, за переводы, но только не за стихи... Оригинальные стихотворения Г. А. Шенгели в годы Советской власти почти не издавались. И это на первый взгляд странно. Ведь Георгий Аркадьевич принял новую власть и новое время. Не бежал за границу, не сидел в лагерях...

8. Был даже «комиссаром искусств» во время Гражданской войны, но... Та же Большая советская энциклопедия говорит о нём честно, как о русском поэте, но советском литературном деятеле.

9. Он не был советским поэтом, но и не был жертвой советской эпохи. Был её тружеником и строителем.

10. Может поэтому? «Один из известнейших неизвестных». «Неуслышанный голос эпохи». Кем же он был?

 

Хроникёр:

(проявляется портрет на месте инкогнито)

Георгий Аркадиевич Шенгели.

Родился 2 мая (по нынешнему стилю) 1894 года в городке Темрюк, где прожил, впрочем, совсем недолго. Отец присяжный поверенный Аркадий Александрович внебрачный сын грузинского православного священника. Мать Анна Андреевна Дыбская дочь скромного чиновника Керченской таможни и бывшей выпускницы Керченского института благородных девиц. Уже в шесть лет Георгий потеряет маму, а через два года отца. И вместе с ещё двумя старшими братьями и младшей сестрой будет взят на попечение бабушкой Марией Николаевной Дыбской.

В Керчь.  

 

Амели

(старая Керчь слайд-шоу дореволюционных улиц)

Наяды танцуют море на фоне синих волнующихся занавесей.

 Ника.

Помню ясный полдень, когда впервые

Я сюда приехал, когда с вокзала

Я катил на дрожках и ждал: когда же

Явится море?

И оно возникло, сломив пространство,

Синею стеною в гирляндах пенных,

Млело и мерцало, качая в далях

Парус латинский.

И оно дышало соленым ветром,

Рыбьей чешуею, арбузной коркой,

Влажной парусиной, смоленым тросом, –

Вечною волей.

И душа, вздыхая, вдруг закружилась;

Я почти заплакал; я стал как парус,

Что звенит под ветром и только жаждет

Мчаться в просторы.

И потом ни разу не повторилось

Детское виденье: надлом пространства,

Синий блеск, и трепет, и зыбь, и эти

Сладкие слезы…

 

А.С.

Первые восемь лет почти сотрутся из памяти, и Керчь станет по-настоящему родным городом для поэта. Город без начала. Город, где эпохи навалены друг на друга, как шкуры у кожевника, и из прорех современности торчит кусками зримая древность.

Такое впечатляет однажды, и на всю жизнь.

 

Богини с лампадами, Деметра на экране.

Григорианские песнопения

 

Исчерченный коринфскою резьбой

Иконостас из черного ореха.

Сгоревшего полудня льется эхо

Из купола струею голубой.

 

И бледным золотом дрожащий зной, –

Шипы уже незримого доспеха, –

Зигзагом быстрым, молниею смеха

У закоптелых ликов — как прибой.

 

Забытый порт Святого Иоанна…

В долине — церковь, где молчит осанна;

Безмолвный храм Тезея на холме.

 

И выше всех, в багряной мгле заката,

Над пропастью, на каменном ярме,

Гранитный трон — могила Митридата.   

 

Амели .

Одеваем гимназиста?

1. На скромный пансион бабушки легла забота о четырёх сиротах. Поспешно была арендована небольшая квартирка на улице Строгановской (теперь Пирогова), и в 1904 году Георгий вслед за братьями надел форму гимназиста. В те годы плата за учебу составляла целых двадцать рублей в год. Бешеные деньги.

2. Но Мария Николаевна, окончившая в своё время престижный Кушниковский институт благородных девиц, не могла допустить даже мысли, что ее внуки будут учиться где-либо, кроме как в Александровской мужской гимназии, окончание которой открывало двери в любой университет страны.

3. Керченская мужская гимназия, отпраздновавшая в 1903 году свое сорокалетие, держала высочайшую образовательную планку. И даже удостоилась лестного отзыва от министра образования Российской империи, графа Дмитрия Андреевича Толстого:

 

Граф:

Руку на плечо гимназиста

 

 "Мы здесь стоим на почве древнеклассической образованности: на каждом шагу открываются о ней блистательные воспоминания. На такой ли почве и не возрождаться классическому образованию! Да явится этот классицизм не только в изваяниях и других памятниках искусства, а в развитии ума, силы духа и воли, и в тех нравственных качествах, которыми отличались просвещенные народы древности..."

 

Античный танец

Античный вечер.

 

 

В Пантикапее, в склепе Деметры,

Я видел фреску — твои глаза…

Тогда гудели полынные ветры

И канонадой глохла гроза.

И, опьяненный ветром и громом,

В жизнь уходил я, в гуды стихов,

Я захлебнулся льдом и ромом –

Градом восьми безумных годов.

Но где-то — знаю — в омуте мутном

Мерцал потаенно широкий взор, –

О древнем, о смутном, о бесприютном,

Ушедшем в сумрак могильных нор.

И проявилась бледная фреска:

Передо мною глаза твои,

Гончарной лазури, карего блеска

В меня проливая струи.

Я снова, снова в склепе Деметры,

Гроза отгремела, ушли года,

Стихи умолкли, утихли ветры,

Простерт я навзничь, лег — навсегда.

Ты надо мною. Гляди, гляди же!

Здесь так прохладно, здесь тишина, –

И наклоняйся всё ближе, ближе,

Возьми, Деметра, и пей до дна!

 

Метроном?

Первая мировая. (Прощание славянки)

 

Диктор: 1913 год. Канун первой мировой. Ожидание революции. Предчувствие Гражданской войны.

 

(слайд-шоу улицы, тумбы, реклама, плакаты… Появляется гимназист, шныряющий между чтецами – прохожими, гимназистки).

 

1. Георгий приближается к заветному аттестату. Неудовлетворительное поведение сильно задержало его в гимназии, он дважды оставался на второй год, но продолжает появляться на улицах после десяти вечера, флиртовать на большой перемене с гимназистками на бульваре Льва Толстого и, хуже того, посещать местный драматический театр без письменного разрешения дирекции.
2. С 13 года оплата выросла втрое, теперь за него одного приходится платить, как раньше за троих.
3.  Теперь «кормилец», гимназист подрабатывает репортёром в мелких керченских газетёнках, таких как «Керчь-Феодосийский курьер», «Керченское слово»: пишет хронику, фельетоны, театральные рецензии и — чему сам впоследствии удивлялся — заметки об авиации.
4.  Стихи тоже товар, но их под псевдонимами он не публикует: распирает юношеское тщеславие. Позже оно заставит Георгия издать свою первую книгу. И, как водится, чуть ли не на второй день носиться по книжным лавкам, скупая бездарный тираж.

 

Амели

 

1. Но это будет через год, уже после того, как умрет ласковая бабушка Мария Николаевна, выучив всех своих внуков. В 14-м году они разлетятся: сам Георгий в Москву, в университет; двое братьев на фронты Первой мировой, или, как тогда говорили Второй Отечественной войны. О сестре сведений нет.
2. Но сейчас ещё предвоенный 1913 год, и во всех прочих отношениях несчастливый, он оборачивается для Георгия дверями в будущее - и только это и отразится в его воспоминаниях:

 

 

Сцена с друзьями и гимназистками, на фоне.

Гимназист: (Андрей).

 

"Керчь; поздняя осень 1913 года. Я — гимназист старшего класса, через полгода — студент! Я пишу стихи. Их многие пишут. Но я один — футурист.

(позирует на стуле, срывается)

Уличный шум

 

Раннее утро; я спешу в гимназию. По главной улице — вереница извозчиков: прибыл утренний поезд. В одном из фаэтонов, — вижу мельком — какие-то бритые джентльмены, фаэтон поворачивает налево за угол: едут в «Приморскую» — лучшую гостиницу городка".

Проходит три часа, закончены уроки, наступает «большая перемена»: час досуга. Позавтракав в гимназическом буфете, где за семь коп. дают весьма приличный бифштекс, я устремляюсь на бульвар, надеясь повстречать хорошенькую гимназисточку и эпатировать ее чем-нибудь.

(эпатирует гимназистку)

На углу афишная витрина. Я бегло гляжу и вдруг застываю:

Слайд-шоу дореволюционных афиш

(Георгий гимназист читает про себя, гимназистка капризничает:)

Аллилуйя Генделя

За кадром: