Иллюстрация. Этот образ

Сразу указывает нам на

Самую суть дела

 

Неудивительно, что единство церкви требует такого напряжения и столь трудно – как в Коринфе в I веке, так и в запутавшемся мире в XXI веке. Неудивительно, что мы видим так много низкопробных пародий на это единство – и в виде навязанного конформизма при тоталитарном церковном управлении, и в виде поверхностной радости в малой группе, состоящей из единомышленников. Подобные виды «единства» представляют собой лишь бегство от подлинной и великой задачи – позволить важнейшим христианским добродетелям, вере, надежде и любви, и плоду Духа, то есть любви, радости, миру, великодушию, доброте, щедрости, верности, кротости и воздержанию, определять наши взаимоотношения, открывая под их действием в нашей жизни общинные добродетели взаимного подчинения и взаимного признания данных Богом даров управления, учительства и так далее.

Именно о том же самом Павел говорит и в другом отрывке, который нам стоит поставить рядом с главой 12 Первого послания к Коринфянам. Речь идет о Послании к Ефесянам 4:1‑16. Данный текст ясно показывает, что единство, над которым призваны трудиться христиане, отнюдь не сводится к прагматичному признанию того, что все мы разные, после чего, пожав плечами, мы продолжаем заниматься своим делом, не вмешиваясь в чужие дела, но это богатое и разностороннее единство, которое позволяет церкви двигаться к зрелости, оставляя позади – как о том говорится в главе 13 Первого послания к Коринфянам, однако здесь это задача нынешнего времени! – младенческое несовершенство, которое в противном случае станет устойчивым качеством и сделает церковь уязвимой:

 

Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас. Каждому же из нас дана благодать по мере дара Мессии. Посему и сказано:

восшед на высоту,

пленил плен

и дал дары человекам.

 

А «восшел» что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все.

 

И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Мессии, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Мессии; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Мессия, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви.

 

В этом тексте так много всего, что читатель может растеряться. Позвольте мне обратить внимание на те ключевые элементы, что важны для нас.

Во‑первых, этот завораживающий отрывок опирается на сказанное ранее в послании и продолжает развивать мысль Павла о том, какой цели должна служить эта труднодостижимая добродетель единства. В заключение главы 1, говоря о нынешнем статусе Мессии, Павел использует псалмы 2, 6 и 109: этот Мессия есть также и Новый Человек: Бог «все покорил под ноги его» и поставил его превыше всякого начальства, власти, господства и имени (1:22, 21). И это не просто повод для торжества христиан, но они должны разделить с ним его статус славы:

 

И Он [Бог] всё подчинил под ноги Его, и как главу над всем дал Его Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего всё во всём (1:22–23).

 

Это парадоксальный ход мысли, с которым мы уже встречались в связи с Храмом: живой Бог наполняет небо и землю, но Он пожелал пребывать в одном определенном месте. И теперь это место уже не здание в Иерусалиме или где‑то еще. Это – семья тех, кто принадлежит Мессии. Его семья свидетельствует о том, что Мессия стал верховным правителем мира, она составляет общину Царя. Но если это царственная община, то она одновременно и община священническая, на что указывают слова о священстве и Храме в конце главы 2 Послания к Ефесянам:

 

Значит, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, возведенные на основании апостолов и пророков, а камень краеугольный – Сам Царь Иисус, на Котором всё строение, скрепляемое, вырастает в храм святой в Господе; на Нём и вы устрояетесь, чтобы вместе быть жилищем Бога в Духе (2:19–22).

 

Западные христиане совершенно не задумываются об этом призвании. (Этому способствовало распространенное мнение о том, что Послание к Ефесянам написал не Павел, что ставило авторитетность данной книги под сомнение. И отчасти, как я полагаю, такое мнение появилось как оправдание того, что христиане отказались от столь головокружительного и требовательного призвания.) Или, если о нем не забывают, его стараются «приручить»: в таком случае мы начинаем говорить о церкви в самых возвышенных выражениях – предполагая, скажем, что на самом деле слово «церковь» указывает на грядущую эсхатологическую или «небесную» общину, – одновременно удаляясь в подгруппы и подподгруппы, в которых мы можем сохранить видимость дешевого «единства», на достижение которого можно не тратить усилий.

 

Каждый христианин

Без исключения должен

Повиноваться своему

Особому, уникальному,

Неповторимому

Призванию

 

Но добродетель всегда дорого стоит и требует труда. Когда Павел призывает к единству (в главе 2 – к единству между иудеями и язычниками; в главе 4 – к единству всех христиан с их удивительным многообразием служений), он на самом деле призывает к добродетели. Вот стоящая перед вами цель, говорит он: «совершенное человечество», вырасти eis andra teleion, «в совершенного человека», «в меру возраста полноты Мессии». И есть труд, который ведет к этой цели. Это не происходит стихийно, но это происходит потому, что люди, которые могли бы вести себя как‑то иначе, если бы полагались на себя, приняли сознательное и четкое решение «стараться» (4:3) развивать различные добродетели, которые совокупно ведут к такой зрелости. И Бог дает своей церкви множество различных служений не для того, чтобы растаскивать ее в разные стороны вслед за каждым новым человеком или инициативой, но чтобы «созидать тело Мессии», строить в нем богатое единство в многообразии. Каждый христианин без исключения должен строить эти добродетели; каждый христианин без исключения должен повиноваться своему особому, уникальному, неповторимому призванию. И это трудная задача.

 

Христианские

Добродетели,

В отличие

От классических

Или кардинальных

Добродетелей школы

Аристотеля, призваны

Порождать не великих

Одиноких героев,

Но цельные общины,

Отражающие жизнь

Жертвенной любви

 

Как и в случае «плода Духа», здесь приходится противодействовать мощным силам, которые сбивают нас с пути и направляют к ложным учениям, нечестности, хитрости (стих 14). Вот почему единство является добродетелью – общинной добродетелью, позволяющей самым разным членам тела во всем «возрастать в того, кто есть глава, Мессия». И конечно, как и в случае трех добродетелей и девятичастного плода Духа, ключ к единому телу – это любовь (стих 16). «Подражайте Богу, – призывает Павел в конце следующего отрывка, – как любимые дети подражают отцу». Это необычные, но очень сильные слова: Павел призывает слушателей не просто размышлять о Божьей любви, но посмотреть, как она действует, чтобы затем осуществлять это в своей жизни. «Живите в любви, – продолжает он, – как и Мессия возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (5:1–2). Вот как выглядит «царственное священство» в нынешнем веке: это община, которая вместе усваивает уроки святости (4:17‑5:20), а в то же время учится отражать характер и деяния Бога друг другу. Логично, что христиане должны стремиться к общинным добродетелям, если важнейшая индивидуальная добродетель, как и самый первый плод Духа, – это любовь. Можно ли себе представить двух‑трех христиан или две‑три тысячи христиан, которые все учатся «любви» – в то же время оставаясь в своем герметично запечатанном мире частной духовности и приватной добродетели? Нет, это логическая нелепость. Христианские добродетели, в отличие от классических или кардинальных добродетелей школы Аристотеля, призваны порождать не великих одиноких героев, которые становятся политическими вождями и военачальниками, но цельные общины, отражающие жизнь жертвенной любви.

 

Вот новый образ жизни