Достоевский проигрывает в рулетку все, что имеет, вплоть до карманных часов.

Презирал всякие муки и наказания и не боялся ничего на свете. В нем вы

Видели одну бесконечную энергию, жажду деятельности, жажду мщения, жажду

Достичь предположенной цели. Между прочим, я поражен был его странным

высокомерием" (ПСС, 4, с. 47).

Но в 1859 году "исповедь-роман" не был начат. "Вынашивание" замысла

продолжалось шесть лет. За эти шесть лет Достоевский написал "Униженные и

оскорбленные", "Записки из Мертвого дома" и "Записки из подполья". Главные

темы этих произведений: тема бедных людей, тема бунта и тема

героя-индивидуалиста - синтезировались затем в "Преступлении и наказании".

Июня 1865 года, прося денег у А. А. Краевского, Достоевский предлагал

ему для "Отечественных записок" свой новый роман: "Роман мой называется

"Пьяненькие" и будет в связи с теперешним вопросом

0 пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его

разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой

обстановке и проч. и проч. - Листов будет не менее 20, но может быть и

более" (Достоевский. Письма, I, е. 408).

11 июня А. А. Краевский ответил Достоевскому отказом - ввиду отсутствия

у редакции денег и наличия большого запаса беллетристики. 2 июля 1865 года,

Испытывая тяжелую нужду, Достоевский вынужден был заключить кабальный

Договор с издателем Ф. Т. Стелловским. За те же три тысячи рублей, которые

Краевский отказался выплатить за роман, Достоевский продал Стелловскому

Право на издание полного собрания сочинений в трех томах да еще обязался

Написать для него новый роман объемом не менее десяти листов к 1 ноября 1866

Года.

Этот кабальный договор позволил Достоевскому выплатить неотложные долги

И выехать в конце июля 1865 года за границу. Но за границей денежная драма

Принимает новую, совершенно неожиданную остроту. За пять дней в Висбадене

Достоевский проигрывает в рулетку все, что имеет, вплоть до карманных часов.

Отчаянная нужда принимает катастрофические размеры. "Рано утром мне объявили

в отеле, - пишет Достоевский 10/22 августа 1865 года из Висбадена А. П.

Сусловой, - что мне не приказано давать ни обеда, ни чаю, ни кофею. Я пошел

объясниться, и толстый немец-хозяин объявил мне, что я не "заслужил" обеда и

что он будет мне присылать только чай. Итак, со вчерашнего дня я не обедаю и

питаюсь только чаем. Да и чай подают прескверный, без машины, платье и

сапоги не чистят, на мой зов не идут, и все слуги обходятся со мной с

невыразимым, самым немецким презрением. Нет выше преступления у немца, как

быть, без денег и в срок не заплатить". Через два дня Достоевского лишают

света: "Скверно то, что меня притесняют и иногда отказывают в свечке по

вечерам, в случае если остался от вчерашнего дня хоть крошечный огарочек".

В маленькой комнате, без денег, без еды и без света, "в самом тягостном

положении" и "в совершенном отчаянии", "сжигаемый какой-то внутренней

лихорадкой" (там же, с. 411 - 423), Достоевский приступил к работе над своим

величайшим созданием - романом "Преступление и наказание".

Оставив "Пьяненьких", Достоевский в Висбадене задумал повесть, замысел

которой явился зерном будущего "Преступления и наказания". Как отмечает Л.

П. Гроссман, "идеи, издавна бродившие в его (Достоевского) сознании, в

критический момент денежного крушения дали какое-то новое сочетание и

выдвинули на первый план замысел криминальной композиции" (Гроссман Л.

Достоевский. М., 1962, с. 337).

В сентябре 1865 года Достоевский решил предложить новую повесть журналу

"Русский вестник". В письме к издателю этого журнала М. Н. Каткову

Достоевский излагает подробную программу своего произведения, его главную

идею:

"Могу ли я надеяться поместить в Вашем журнале "Р<усский> В<естник>"

мою повесть?

Я пишу ее здесь, в Висбадене, уже 2 месяца и теперь оканчиваю. В ней

будет от пяти до шести печатных листов. Работы остается еще недели на две,

даже, может быть, и более. Во всяком случае, могу -сказать наверно, что

через месяц, и никак не позже, . она могла бы быть доставлена в редакцию

"Р<усского> В<естни>ка".

Идея повести не может, сколько я могу предполагать, ни в чем

противоречить Вашему журналу; даже напротив. Это - психологический отчет

одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек,

исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в

крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись

некоторым странным, "недоконченным" идеям, которые носятся в воздухе, решил

разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху,

титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха,

больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у

себя в работницах свою младшую сестру. "Она никуда не годна", "для чего она

живет?", "полезна ли она хоть кому-нибудь?" и т. д. - эти вопросы сбивают с

толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать

счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в

компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого

помещичьего семейства - притязаний, грозящих ей гибелью, - докончить курс,

ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в

исполнении "гуманного долга к человечеству" - чем уже, конечно, "загладится

преступление", если только можно назвать преступлением этот поступок над

старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего

живет на свете, и которая через месяц, может быть, сама собой померла бы.

Несмотря на то, что подобные преступления ужасно трудно совершаются -

т. е. почти всегда до грубости выставляют наружу концы, уликой и проч. и

страшно много оставляют на долю случая, который всегда почти выдает

вино<вного>, ему - совершенно случайным образом - удается совершить свое

предприятие и скоро, и удачно.

Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы, никаких

на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь

психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед

убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия

правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя

донести. Принужден, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к

людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он

ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и

человеческая природа взяли свое, убили убеждения, даже без сопротивления).

Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело. Впрочем, трудно

мне разъяснить вполне мою мысль.

В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое

юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника,

чем думают законодатели, отчасти потому, что он и сам его нравственно

требует.

Это видел я даже на самых неразвитых людях, на самой грубой

случайности. Выразить мне это хотелось именно на развитом, на нового

поколения человеке, чтобы была ярче и осязательнее видна мысль. Несколько

случаев, бывших в самое последнее время, убедили, что сюжет мой вовсе не

эксцентричен, именно что убийца

развитой и даже хороших накл<онностей> м<олодой> человек. Мне

рассказывали прошлого года в Москве (верно) об одном студенте, выключенном

из университета после Московской студент<ской> истории, - что он решился

разбить почту и убить почтальона. Есть еще много следов в наших газетах о

необыкновенной шаткости понятий, подвигающих на ужасные дела. (Тот

семинарист, который убил девушку, по уговору с ней в сарае и которого взяли

через час за завтраком, и проч.). Одним словом, я убежден, что сюжет мой

отчасти оправдывает современность" (Достоевский. Письма, I, с. 417 - 420).

Сюжет романа, который первоначально мыслился как небольшая повесть "в

пять или шесть печатных листов", строился совершенно независимо от

"Пьяненьких". Последний сюжет (история семейства Мармеладовых) вошел в конце