Сварог -- отец Солнца и олицетворяющего его Дажьбога.

"...Сего ради прозваша и Бог Сварогь, -- отмечает Ипатьевская летопись (1114 г.), -- и по семь царствова сынъ его именемъ Дажьбогъ... Солнце царь сынъ Свароговъ еже есть Дажьбогъ". Ипатьевская летопись именует Верховное древнерусское Божество Отцом Сварогом, выводит его из Древнего Египта и отождествляет с античным Богом Гефестом (Феостом). Отсюда Сварог -- не только Бог Неба, но и властелин Огня. По Ипатьевской летописи, Сварог (Феост) научил людей ковать оружие (до той поры они бились камнями и палицами) и установил цивилизованные морально-правовые нормы, в частности моногамию в брачных отношениях"1

Противопоставление СВЯЩЕННЫЙ/МИРСКОЙ отличает сферу сакрального, наделенную особой силой от сферы бытовой профанической, лишенной этой силы.

УПЫРИ - это вампиры, фантастические существа, оборотни, олицетворявшие зло. Обычно упырям противопоставлялись БЕРЕГЫНИ (связанные со словами «беречь», «оберегать») – добрые, помогающие человеку духи.

Однако, на мой взгляд, довольно любопытна точка зрения Юрия Никитина, касающаяся упырей и берегынь. Юрий Никитин не историк, а просто писатель, но я считаю, что его версия заслуживает внимания.

Упыри для него это мерзкие существа, покрытые зеленой слизью, живущие в болотах, которым поклоняется племя дряговичей или Дрягвы. По описанию Никитина у упыря «грязная желто-серая голова, облепленная ряской и тиной, неотличимая от болотной кочки. Он толстобрюхий, с блестящей скользкой кожей. Вислый живот, тонкие кривые ноги с перепонками напоминающие тонкие паучьи лапы. Худая желтая рука с длинными когтями похожа на осклизлую ветку… упырь казался огромным горбатым слизнем, лишь глаза были как у лягухи: выпяченные, немигающие.»

Они проявляют активность только в темное время суток, причем независимо от астрономической ночи (во время дождя, затмения солнца).

Берегыни – это добрые духи-девушки, причем название происходит не только от слова «беречь», но и от слова «берег», они живут на берегу на деревьях и противопоставляются упырям не только по своим функциям, но и по месту обитания .

«Упыри -- самое большое зло! Богов еще не было, а мир

уже был поделен между упырями и берегинями!»

Одухотворение всей природы и деление ее на доброе и злое начала – очень древние представления. Против упырей применялись различные заговоры, носили амулеты - обереги; в народном древнем искусстве сохранилось много чрезвычайно древних символов добра и плодородия.

Культ Рода и рожаниц, божеств плодородия, несомненно связан с земледелием и действительно отражает более позднюю ступень развития человечества.1

По непонятной причине исследователи полностью уровняли Рода с роженицами, не обращая внимания на то очень важное обстоятельство, что Род, всегда, во всех источниках упоминается в единственном числе, а роженицы – всегда во множественном (или в двойственном). Кроме того, концепции относительно Рода создавались необъяснимо почему на основании только часть материалов о нем, и притом наименее выразительной части.

Кругозор Рода ограничили рамками одной крестьянской семьи, избой, подпечником; в лучшем случае его считали старшим над рожаницами-мойрами, но опять-таки в пределах только одной семьи или одного княжеского дома. По отношению к рожаницам сопоставление их с духами личной судьбы находит известное подтверждение в том, что греческое ώχη дважды переведено как "рожаница".

Очень важным аргументом в пользу того, что рожаницы связаны не с культом предков, а прежде всего с плодородием (или с благополучием через плодородие), является приурочение их годового праздника к празднику урожая – к следующему дню за рождеством богородицы, то есть к 9 сентября. К этому сроку завершался обмол яровых, самой основной и архаичной части славянского хозяйства. Ко дню рожаниц становилось ясны итоги всего земледельческого года.2

Жрецы и их роль

 

Выполнение общеплеменных ритуальных действий («соборы», «события»), организация ритуальных действий, святилищ и грандиозных княжеских курганов, соблюдение календарных сроков годичного обрядного цикла, хранение, исполнение и творческое пополнение фонда мифологических и этических сказаний требовало специального жреческого сословия («волхвы», «чародей», «облакопроганителей», «ведуни», «потворы» и др.). Через столетие после крещения Руси волхвы могли, в некоторых случаях привлечь на свою сторону целый город для противодействия князю или епископу (Новгород).

 "Есть известия, что после принятия христианства волхвы выступали как защитники старой веры и одновременно как руководители антикняжеских и антифеодальных восстаний. И это понятно, ибо христианство пришло на Русь как чисто феодально-княжеская религия".1 Греческое христианство застало в 980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую языческую культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами, по всей вероятности, со своим языческим летописанием 912 - 980 гг.

Для того чтобы воссоздать общую картину славянского первобытного язычества, нам мало одних только деревенских волхвов. Ведь мы знаем, что еще в I тысячелетии до н. э. существовали «события», «соборы», «толпы» - многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождающих заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывающие систему обрядов, знавшие (или создавшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодии напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и расширением репертуара. Жрецы были неотъемлемой частью любого первобытного общества и, чем больше усложнялась его социальная структура, чем ближе оно было к верхней грани доклассовой первобытности, тем яснее и многообразнее выступала роль общеплеменных жрецов, жриц и князей, выполнявших часть жреческих функций.

Ритуал семейно-родового культа выполнялся, скорее всего, главами семей и родов. Общественный же культ был в руках особых профессионалов – волхвов. Само слово удовлетворительно не разъяснено, несмотря на многочисленные попытки. "Есть мнение, что в нем отразились связи славян с кельтами (волох, валах – прежнее обозначение кельтов), либо с финнами (от финского velho – колдун), либо даже с германцами (vőlva – пророчица). Во всяком случае, несомненна связь слова "волхв" со словом "волшебный", "волшебство". 1

Но кем же были волхвы? Простыми колдунами, шаманами или жрецами богов? Были ли какие-нибудь различия, ранги, специализация между волхвами? Ответить трудно. Сохранились, впрочем, и другие обозначения для исполнителей религиозно-магических обрядов: кудесники, чародей, баяльник, ведун, вещий, ворожец и пр.

Для воспроизведения состава жреческого сословия древних славян, кроме универсальных волхвов, - «облакоганителей», руководителей языческих обрядов и жертвоприношений, мы непременно должны включить в общий перечень волшебников также и кузнецов, изготавливавших не только орудия труда и оружие (что уже придавало им значительный вес), но и «женскую кузнь», «кузнь многоценную», проявляя «хытрость» и «художество кузньческо»2.

От древнего глагола «ковать», изготавливать нечто из металла, происходит слово «коварство», которое нами употребляется только в переносном смысле, а в свое время означало: мудрость, умение, замысловатость. «Корень премудрости, кому открылся, и коварство (премудрости), кто уразуме».3

Эти «коварные» златокузнецы в совершенстве знали языческую символику и широко применяли свои знания как для изготовления деревенских амулетов и украшений с оберегами, так для «гривной утвари» самых знатных женщин страны вплоть до великих княгинь.

Прямых сведений о волхвах и их роли в общественной жизни молодого государства Руси в IX - X вв. у нас мало. Лишь к XI столетию относятся записи о действиях волхвов в медвежьих углах северо-восточной окраины - в Суздале и в Пошехонье. Быть может, поэтому такая исторически интересная тема, как жреческое сословие, и не ставилось в нашей литературе даже как проблема, подлежащая рассмотрению. Нередок взгляд на волхвов, лишь как деревенских колдунов, знахарей мелкого масштаба. Такими стали далекие потомки древних волхвов в XVI - XVII вв., по традиции все еще называвшиеся волхвами. Но даже отрывочные сведения о волхвах XI в., действующих на самом краю подвластных Руси земле, рисуют их нам как могущественных деятелей, поднимавших руку и на местную знать («старую чадь») и на знатного киевского боярина, прибывшего с целой дружиной. В момент ведения христианства волхвы возглавляли народ и в открытую вели бои с правительственными войсками. Спустя столетие в том же Новгороде «вълхв въстал при Глебе (Святославе, внуке Ярослава Мудрого)... Глаголашеть бо людьм, творяся акы бог и мъного прельсти - мало не вьсего града... И басть мятежь в граде и вьси яша ему веру и хотяху побити епископа... И разделишася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие вьси идоша за вълхва...».

Этот общеизвестный эпизод свидетельствует о силе влияния языческих жрецов не только в деревенской глуши, но и в городе, где давно была учреждена епископская кафедра и построен величественный Софийский собор.

У славян, пишет Гильфердинг, «жрецы имели значение особого, строго отдаленного от народа сословия... они совершали в святилищах всенародные моления и те гадания, которыми узнавалась воля богов. Они пророчествовали и говорили народу от имени богов... Они пользовались особенным почетом и богатством, распоряжались и доходами с поместий, принадлежавших храмов и обильными приношениями поклонников".1