Строительство новой лаборатории

В 2012 году журнал Harvard Business Review заявил, что профессия специалиста по обработке и анализу данных станет самой «сексуальной профессией XXI века»^[227]. Мы живем в мире, полном оптимизма в отношении возможностей сбора и анализа данных, что увеличивает бихевиористские и утилитарные амбиции управлять обществом при помощи внимательного научного наблюдения за психикой, телом и мозгом. Каждый раз, когда бихевиористский экономист или гуру в области счастья заявляет, что у нас наконец-то появился доступ к секретам человеческой мотивации и удовлетворения, они по большей части имеют в виду технологические и культурные изменения, которые усовершенствовали возможности психологического контроля. Стоит упомянуть три таких изменения.

Во-первых, увеличились объемы «больших данных»^[228]. Так как наши различные повседневные операции, связанные с покупками, медицинскими учреждениями, городскими службами, правительством и друг с другом, перешли на цифровой уровень, они оставляют огромное количество архивных данных, которые можно получить с помощью соответствующих технических возможностей. Большую часть подобной информации компании, владеющие ею, рассматривают как ценное имущество, поскольку они считают, что оно содержит в себе огромные возможности для тех, кто хочет спрогнозировать поведение людей в будущем. Многие компании, например Facebook, закрывают доступ к таким данным для того, чтобы исследовать их в своих целях или продать компаниям по маркетинговым исследованиям.

В других случаях эта информация «открыта» на основании того, что она является достоянием общественности. Ведь именно мы, общество, создали ее, совершая покупки с помощью кредитных карт, посещая различные веб-сайты, оставляя наши мысли в Twitter и так далее. Большие объемы данных должны быть доступны всем нам для анализа. Но при таком либеральном подходе забывают о том, что несмотря на общедоступность информации инструменты для ее анализа остаются закрыты. Энтони Таунсенд, создатель идеи «умного города», подчеркнул, обращая внимание на нормативные положения Нью-Йорка об открытых данных, что они рассудительно обошли алгоритмы, которые используют государственные подрядчики для анализа данных ^[229]. Пока либералы продолжали беспокоиться о приватизации информации в свете прав интеллектуальной собственности, появилась новая проблема, которая заключается в том, что алгоритмы обработки информации оказались окутаны коммерческой тайной. Сейчас весь бизнес строится на возможности интерпретировать и обрабатывать массивы больших данных.

Во-вторых, появился еще один фактор, который можно по-настоящему понять лишь в культурном контексте. Проще говоря, распространение нарциссизма дало новые возможности для проведения исследований. Когда JWT решила впервые в 1920-х годах исследовать европейских потребителей, последние воспринимали ее действия как вмешательство в частную жизнь, чем оно по сути и являлось. Сегодня опросы опять вызывают отторжение, хотя теперь это связано с раздражительностью потенциальных участников ^[230]. Люди просто не хотят больше делиться своими мыслями и желаниями с исследователями, вооруженными блокнотами. Однако стоит социальной сети Facebook задать своей миллиардной аудитории «невинный» вопрос, как интернет-пользователи начинают рассказывать о своих мыслях, вкусах, предпочтениях и мнениях, ни на секунду не задумываясь, что таким образом они создают широкую базу данных для руководителей сети.

Когда людей просят рассказать об их чувствах и мыслях в рамках исследования, то они соглашаются неохотно. Однако если опрашиваемые дают ответы по собственному желанию, то они начинают видеть в этом смысл и получают от происходящего удовольствие. Когда-то все начиналось лишь с небольшой экспериментальной группы разработчиков программного обеспечения, которые решили делиться в сети деталями своей личной жизни – от диет и настроения до интимных вопросов – сейчас же мы видим настоящее движение. Его ряды постоянно пополняются новыми членами, что играет на руку маркетологам и бихевиористам. Такие фирмы, как Nike, разрабатывают все больше продуктов для спорта и здоровья, продаваемых вместе со специальными приложениями – они позволяют потребителям постоянно докладывать о своем поведении (например, о беге) и таким образом создавать новые базы данных для компании.

В-третьих, всё указанное подразумевает определенные политические и философские последствия, которые, возможно, наиболее радикальны по сравнению со всем, что было перечислено выше. Это касается способности «научить» компьютеры интерпретировать человеческое поведение по показателям эмоций. Скажем, в сфере анализа эмоций сейчас занимаются разработкой алгоритмов интерпретации эмоций, которые заключены в каком-нибудь предложении, например в твите. Например, исследовательский центр MIT Affective Computing разрабатывает способы угадывания настроения человека по его лицу, а также программы, которые могут вести с людьми «умные» разговоры в качестве терапии, если последние находятся в непростой жизненной ситуации.

Все больше появляется технологий, способных определить настроение человека с помощью анализа его тела, лица и поведения. Возможно, в скором времени появятся компьютерные программы, цель которых – повлиять на наши чувства и эмоции. Уже сейчас есть компьютеризованная поведенческая терапия, представленная такими программами, как Beating the Blues и FearFighter. Таким образом, способность компьютера оценивать наши чувства и влиять на них растет день ото дня.

Сканирование человеческого лица является крайне интересной сферой для маркетологов и рекламщиков, которые хотят узнать «объективные» человеческие эмоции. В своих исследованиях они выходят за пределы лабораторий и наблюдают за нами в обычной жизни. Например, в супермаркете Tesco уже запустили технологии, которые, считывая настроение человека по его лицу, показывают ему, в зависимости от результата, подходящую рекламу ^[231]. Кроме того, можно использовать камеры, с целью узнавать людей на улице и продавать им товары в соответствии с тем, что они покупали ранее^[232]. Тем не менее это только начало. Одна из компаний, занимающихся разработкой программ, читающих по лицам, протестировала свой новый продукт в школах, стремясь определить, скучает ли ученик или внимательно слушает преподавателя ^[233].

Сочетание больших данных, огромного числа людей, которые самовлюбленно делятся всем, что с ними происходит в сети умных компьютеров, способных считать наши эмоции, открывает такие возможности для психологического отслеживания, о которых Бентам и Уотсон даже и мечтать не могли. Добавьте к этому наличие практически у каждого человека смартфона, и у вас появляется невероятно удобный способ сбора информации, получаемой ранее лишь в университетских лабораториях или в каких-либо общественных институтах с постоянным наблюдением, например в тюрьмах. Политические, технологические и культурные ограничения психологического контроля перестают существовать. Огромная ценность рынка, по мнению неолибералистов, например из Чикагской школы, состояла в том, что он постоянно определял предпочтения потребителей. Однако современная массовая дигитализация и анализ больших данных позволяют психологическому аудиту пойти еще дальше и изучить личные отношения и чувства потребителей, которые рынок, как правило, не в состоянии разузнать.

Теперь исследователи верят, что имеют право изучать, что люди чувствуют, если это не влияет на рынок. Скрытный анализ твитов, онлайн-поведения или выражений лица позволяет добывать исследователям более объективные данные, недостижимые для них в том случае, если бы им пришлось напрямую опрашивать людей. Мечта Уотсона о психологии, свободной от вербального поведения субъекта, кажется сегодня почти полностью реализованной. Скоро откроется вся правда о наших эмоциях, стоит исследователям «раскодировать» наш мозг, лица и непреднамеренные эмоции.

Оставив позади век опросов, мы, казалось бы, интересуемся все тем же, однако теперь получаем гораздо более точные ответы. На место организаций по исследованию общественного мнения пришли компании по отслеживанию настроений, например, General Sentiment, которая ежедневно собирает данные из 60 млн источников по всему миру, чтобы сделать вывод, о чем думает общество. Вместо опросов на тему удовлетворенности потребителей, службы по предоставлению общественных услуг и аппарат здравоохранения анализируют настроения в социальных сетях, стремясь получить более точные оценки ^[234]. И вместо традиционного маркетингового исследования используется анализ больших данных, который более детально демонстрирует наши вкусы и желания ^[235].

Интересно, что наша псевдочастная переписка друг с другом (скажем, через Facebook) рассматривается в качестве надежных данных для анализа, в то время как результаты интервью или опросов считаются менее надежными. Нашим сознательным высказываниям или критике нельзя доверять, однако можно доверять нашему «тайному» вербальному поведению, именно оно является правдой. Возможно, такой подход и имеет смысл в бихевиоризме или в исследованиях эмоций, однако он просто катастрофичен с точки зрения демократии, которая строится на утверждении, что все люди способны высказать свое мнение независимо и сознательно.

Сложившаяся ситуация вызвала новую волну оптимизма вместе с надеждой, что вскоре мы сможем узнать подробности о человеческом разуме, механизме принятия решений и в чем причина нашего счастья. В конечном итоге нам станет доступна информация о том, как можно повлиять на принятие решений и почему люди покупают именно то, что они покупают. Сегодня, спустя два века после того, как жил и работал Бентам, появилась вероятность, что мы сможем разгадать, как количественным способом улучшить состояние человека. А чтобы избавиться от эпидемии депрессий, массовое наблюдение за поведением и настроением людей должно раскрыть тайну ее происхождения и предложить способы для ее уничтожения.

Однако негласное условие для осуществления этого утопического желания есть не что иное, как превращение общества в огромную лабораторию, и мы уже сейчас почти постоянно живем в ней. Это новый вид власти, которую трудно описать через понятия надзора и вмешательства в частную жизнь. Сбор психологической информации происходит в таком обществе ненавязчиво, зачастую благодаря энтузиазму потребителей и пользователей социальных сетей. Главная цель такого сбора – сделать нашу жизнь проще, а нас самих – более здоровыми и счастливыми. В созданном таким образом обществе идет разработка новых сред обитания, например, появляются «умные города», которые постоянно подстраиваются под поведение жителей и актуальные социальные тенденции, причем так, что люди этого почти не замечают. Это общество, как и Бентам в свое время, боится «тирании звуков», поэтому заменяет диалог экспертным управлением. В конце концов, не все же могут жить в лаборатории, какой бы огромной она ни была. Влиятельное меньшинство должно взять на себя роль ученых.

В июне 2014 года у нас появилась возможность заглянуть в будущее, когда Facebook опубликовала научную статью, описывающую эмоциональные манипуляции в социальных сетях ^[236]. Реакция общественности была такая же, как на опросы JWT в Копенгагене и Лондоне в 1927 году, – сильнейшее негодование. Об этой статье писали во всех газетах мирах, но вовсе не из-за значительных результатов исследования. Тот факт, что Facebook намеренно манипулировала новостными лентами 700 000 пользователей в течение одной недели в январе 2012 года, казался всем злостным нарушением научной этики ^[237]. Стало ясно, что данная платформа, от которой порой зависят человеческие отношения и публичные кампании, использовалась в качестве своеобразной лаборатории с целью проверить, как мы себя поведем в определенных ситуациях.

Будет ли через десять или двадцать лет подобное событие вызывать гнев общественности, или мы уже привыкнем к этому? Станет ли Facebook публиковать результаты своих исследований или проведет их в тайне, преследуя свои собственные интересы? Самым тревожным в сегодняшней ситуации является то, что мы либо не замечаем, когда за нами наблюдают, либо начинаем воспринимать такое положение вещей как должное. Элита подобные действия оправдывает добрыми намерениями (улучшить наше здоровье и настроение), за которыми скрываются ее личная выгода и политические стратегии. Единственный способ бороться с этим – потребовать, чтобы эксперты также делились с нами своими эмоциями.

Вся правда о счастье?

Вы были вчера счастливы? Что вы чувствовали? Знаете? Помните? Если не помните, то есть вероятность того, что кто-то другой может вам об этом рассказать. Прогресс цифровых и нейрологических наук в вопросе изучения счастья позволяет экспертам быть более осведомленными по поводу ваших субъективных состояний, чем вы сами. Другими словами, субъективные состояния больше таковыми не являются.

В данном случае хорошим примером является Twitter. 250 млн его пользователей пишут 500 млн твитов ежедневно, создавая целый поток данных, который может быть проанализирован для различных целей. И это всего лишь один из примеров столь стремительного накопления информации в течение последних лет. Десять ее процентов в Twitter находится в абсолютно свободном доступе, что создает многочисленные возможности исследования для социологов, компаний и университетов. Остальную информацию, вплоть для прослеживания «пути» каждого твита, можно получить за определенную плату.

Исследователи сталкиваются с проблемой обработки и применения этого огромного количества данных, подразумевающих создание алгоритмов, которые способны интерпретировать миллионы твитов. В Питсбургском университете группа психологов разработала программу, призванную подсчитывать, сколько счастья содержится в каждом твите, состоящем из 140 символов. Для этого сотрудники университета создали базу данных из пяти тысячи слов, которые наиболее часто используются в текстах такого формата, и оценили каждое слово по шкале от 1 до 9. Таким образом, программа способна автоматически определить, сколько счастья содержится в каждом твите.

Цель проекта в Питсбурге – проследить тенденции со счастьем во всем мире с помощью анализа 50 млн твитов ежедневно. Причем главная задача заключается не в определении уровня счастья отдельных пользователей, а в том, каким образом счастье распространяется во времени и пространстве. На основе полученных данных были разработаны карты счастья: теперь исследователи знают, что самый несчастливый день недели – вторник, а суббота – самый счастливый. В рамках этого проекта вряд ли можно узнать, насколько вы были счастливы на прошлой неделе. Однако ряд похожих проектов способны ответить вам, естественно, руководствуясь лозунгом улучшения вашего настроения, здоровья или безопасности.

Примером тому является «Дюркгеймский проект», разработанный исследователями Дартмутского колледжа. Это исследование назвали в честь одного из основателей социологии Эмиля Дюркгейма, который был также автором монографии «Самоубийство», представлявшей собой анализ самоубийств в разных странах в XIX веке. Дюркгейм взял за основу статистические данные по смертности, которая внезапно возросла в течение нескольких десятилетий в Европе. Цель Дюркгеймского проекта – предотвращать суициды, анализируя информацию, получаемую от социальных сетей и мобильных разговоров.

Объектами этого анализа являются бывшие военнослужащие США, которые находятся в группе риска по самоубийствам. Важно успеть определить тех, кому нужна помощь, до того, как станет слишком поздно. Пользуясь поддержкой министерства по делам ветеранов США, имеющего доступ к медицинским карточкам ветеранов, Дюркгеймский проект должен вовремя подать тревожный сигнал о том, что какой-то человек, возможно, находится в высокой зоне риска. Это требует высококвалифицированного анализа, способного найти самое главное в огромном количестве данных и узнать, что стоит за теми или иными словами. Ученые изучают предложения и грамматические конструкции, которые типичны для людей, склонных к суициду, и разрабатывают соответствующие программы. Таким образом безо всякого вмешательства в личную жизнь людей осуществляется полное отслеживание их эмоций. В похожем проекте Уорикского университета в Великобритании исследователи с помощью компьютера обработали предсмертные записки, чтобы создать программу по отслеживанию мыслей о суициде через грамматические конструкции.

Если людей можно использовать для подобных программ психологического контроля, то, значит, есть и возможности для оценки психического состояния. Рост мобильных приложений в рамках «Здоровья 20.», направленных на определение состояния человека в каждый момент времени, означает, что медицинское наблюдение способно стать частью нашей повседневности и выйти за рамки кабинета врача, больницы или лаборатории. Кроме того, на сегодняшний день становится все более популярным отслеживание настроения: люди делают это, либо руководствуясь в связи с некими переживаниями по поводу здоровья, либо из простого любопытства ^[238]. Используют они для этого, например, приложение Moodscope (основанное на известной шкале позитивных и негативных синдромов PANSS).

Существуют также приложения для смартфонов «Отследи свое счастье» (Track Your Happiness), разработанное в Гарварде, и «Картосчастье» (Mappiness) из Лондонской школы экономики. Они чуть ли не каждый час спрашивают своих владельцев об их настроении (и те называют определенную цифру в качестве оценки) и занятии в данную минуту. Такие программы позволяют экономистам и психологам собрать информацию, получить которую казалось чем-то нереальным всего лишь десять лет назад. Как оказалось, счастливее всего люди тогда, когда занимаются любовью, хотя сам факт того, что человек сообщил об этом своему телефону, ставит под сомнение достоверность данной информации^[239].

Когда исследователи в 1960-х годах впервые начали заниматься сбором информации на тему счастья целого общества, они столкнулись с серьезной проблемой, которая связана с самой сутью утилитаризма: до какой степени можно доверять людям, когда они говорят, что счастливы? На то, что опрашиваемые говорят о собственном счастье, может повлиять ряд факторов, однако предполагается, что есть нечто объективное, которое и необходимо вытащить на поверхность. Во-первых, случается, что человек просто-напросто забывает, какое настроение у него было в течение дня, и сообщает либо более положительный, либо более отрицательный результат по сравнению с тем, который есть на самом деле. Люди могут заблуждаться относительно самих себя, хотя, конечно, они имеют право говорить о своем настроении то, что считают нужным.

Во-вторых, не исключено, что на ответ о счастье окажут влияние культурные нормы. Если вопрос звучит как «считаете ли вы себя счастливым человеком» или «были ли вы счастливы вчера», то некоторые опрашиваемые могут сразу дать на него ответ единственно возможным для них способом, поскольку этого требует их культура или воспитание. Есть точка зрения, что жаловаться – стыдно, и человек, ее разделяющий, будет преувеличивать свое счастье (типично американская проблема), или же, наоборот, считается, что хвастаться своим счастьем вульгарно, поэтому не стоит говорить о нем (такое мнение сильнее всего распространено во Франции).

Когда в 1990-х годах экономика счастья стала укрепляться, то появились и различные стратегии по борьбе с вышеописанной проблемой. Их цель – узнать, насколько мы, вне зависимости от наших слов, действительно счастливы. Очевидно, что это скорее проблема философии, а не методологии. Как же можно выяснить правду о счастье, оставив в стороне личное мнение человека о себе самом? Невозмутимые психологи и экономисты придумали разные способы, позволяющие этого добиться. Одним из них является реконструкция событий дня, когда участники эксперимента каждый вечер записывают в дневник, что они делали и чувствовали в течение дня. Конечно, у такого способа тоже есть недостатки, поскольку человек может что-то забыть. Тем не менее преимущество данного метода заключается в том, что участник пытается преодолеть недостатки сознательной оценки своего состояния, а значит, он более объективен.

Новые возможности наблюдения и самоконтроля, которые предлагают специалисты по сбору данных и смартфоны, обещают добиться объективности. Людям больше не нужно докладывать о своем счастье в опросниках, потому что их высказывания могут быть проанализированы совершенно без их ведома, или они сами способны оценивать свое настроение в течение всего дня с помощью цифр благодаря приложениям на мобильных. Еще 200 лет назад попытка досконально изучить духовную жизнь человека ограничивалась общественными институтами – тюрьмами, университетами, больницами и рабочими местами. Иерархия, которая делала возможными исследования, хорошо просматривалась при таком раскладе, даже если ее и тогда никто не оспаривал. Сегодня, когда эти ограничения исчезли, из виду также пропадают и те, кто стоит за подобными исследованиями.

Хотя описанные выше методы утилитаристского наблюдения еще не самые экстравагантные. Уже сейчас появляются проекты, посвященные исследованию счастья, создатели которых полностью отказываются от понятий как «переживания чего-либо» или «осознания эмоций». Они считают, что счастье не связано с разумом или сознанием, это биологическое и физическое состояние, следовательно, его объективные показатели можно получить в совершенной независимости от мнения испытуемого.

Наука о счастье всегда казалась и продолжает казаться такой соблазнительной еще и потому, что она обещает раскрыть секреты субъективного настроения. Однако чем больше специалисты продвигаются вперед, тем меньше остается в счастье «субъективного». Предположение Бентама, что удовольствие и боль – единственное, что определяет психологию, сегодня доминирует над философскими загадками, поэтому нейробиолог или специалист по обработке данных может сказать мне, что я неверно сужу о своем собственном настроении. Скоро настанет время, когда нашему телу будут доверять больше, чем нашим словам.

Один из методов, позволяющих «увидеть» счастье, – это изучить лицо человека. Можно подобраться и еще ближе к истине, проанализировав предполагаемое место расположения счастья – мозг. На сегодняшний день благодаря ЭЭГ и МРТ нам стали видны различные виды настроения и психические заболевания, в том числе и биполярное расстройство, и счастье само по себе^[240]. Уже сейчас на нейробиологию возлагаются небывалые надежды, а то, что возникла возможность полной подмены понятия психики (которую изучает психология) понятием мозга (который изучает нейробиология), связано с абсолютно неверным пониманием того, что стоит за терминами «психика» и «разум». Тем не менее велика вероятность вступления современного общества в новую утилитаристскую эпоху, которая даже и не снилась Бентаму: в ней наука о счастье не только выходит за пределы традиционных опросов и психологических тестов, но и «расшифровывает» настроение, приравнивая его к физическим явлениям. Меняется даже истинное значение слова «настроение».

А когда смежные концепции сознания и эмоций все чаще начинают описывать физическими и неврологическими симптомами, то происходит нечто еще более странное. Настроение и способность принятия решений, когда-то приписываемые человеческому «я», теперь начинают «переселяться» в разные части человеческого тела. Например, в результате стремления сделать депрессию физическим явлением возникло предположение ученых, что ее можно диагностировать по анализу крови. А что, если пациент с ними не согласится? Значит ли это, что ученые ошибаются? Еще более загадочные метаморфозы происходят с термином «мозг», который превращается в абстрактное понятие, и его, в свою очередь, тоже соотносят с различными частями тела. Биолог Майкл Гершон объявил, что обнаружил второй мозг в кишечнике: по мнению ученого, он отвечает за пищеварение, но способен иметь и свое собственное настроение, и «душевные заболевания».

Заметим, что лишь незначительное число новых методов контроля изобреталось для политики с целью манипулирования нами или вмешательства в нашу частную жизнь. Как правило, их появление мотивировано честным научным или медицинским намерением улучшить жизнь человека через понимание природы счастья, для чего необходимо понаблюдать за населением на протяжении определенного времени. Те, кто пошел по стопам Бентама, полагают, что прогресс зависит от того, смогут ли ученые еще лучше понять взаимоотношения разума и тела, найти способы связать эмоциональные удовольствия с физиологией и, в конце концов, разгадать вечную загадку, что же на самом деле происходит у нас в головах.

Когда подобные вещи делаются для нашего физического и психического здоровья, – а число таких методов, программ, проектов и приложений продолжает расти – то становится сложно возражать что-либо. Кроме того, многие новые цифровые приложения, созданные с целью раскрытия секретов счастья, требуют от нас активного участия: нам следует следить за своим состоянием и с энтузиазмом сообщать о нем. Конечно, такие приложения должны иметь очевидные преимущества, иначе бы подобные методы измерения просто бы не работали.

Однако проблема в том, что этим дело никогда не ограничится. То, что началось как научное изыскание состояний человека и природы человеческого счастья, способно в мгновение ока превратиться в новые стратегии поведенческого контроля. С точки зрения философии, утилитаризм и бихевиоризм далеко не равны друг другу: первый рассматривает состояние психики как барометр для оценки всего на свете, а второй ищет способы влияния на человеческое существо и способы манипулирования его поведением. Тем не менее методы, технологии и техники обоих направлений настолько похожи, что можно легко перейти от первого ко второму. Внутренним субъективным чувствам человека в утилитаризме было придано такое значение, что теперь день ото дня желание научить компьютеры читать и предсказывать эти чувства, сделав их объективными, растет.

Аналогичным образом то, что задумывалось как попытка понять природу благосостояния человека и его прогресса – фундаментальные идеи просвещения и гуманизма – внезапно начинают помогать в продаже товаров, которые не нужны, заставляют людей больше работать на руководителей, которые их не уважают, а также соглашаться с политическими целями, о которых их мнения даже и не спросили. Количественные отношения между психикой, телом и миром неизбежно ведут к контролю над людьми и попыткам сделать их поведение предсказуемым.