Герой Советского Союза капитан В. Маричев.

Третий батальон

С самого детства любил я военное дело и мечтал стать военным. Семья моя крестьянская. Кроме одной из сестер и старухи-матери, все мы, Маричевы, коммунисты: шесть членов партии и один кандидат.

Старший брат — участник гражданской войны, остальные братья тоже были на военной службе. В дни боев с белофиннами в Красной Армии служили четыре брата Маричевы.

Когда я перешел бывшую нашу государственную границу с Финляндией, было мне 23 года. Я имел звание старшего лейтенанта и командовал 3-м батальоном. Как и всем нашим командирам, за исключением старшего лейтенанта Пальчикова, имевшего уже боевой опыт, мне предстояло на снежных полях Карельского перешейка принять боевое крещение.

Эскарп у Терваполтт

Это было в первый день боев, на расстоянии четырех километров от границы.

Разведка доложила, что впереди обнаружена группа белофиннов, которая пошевеливается, но пока не стреляет. Я посмотрел в бинокль и увидел как бы отвесную стену и наверху ее проволочное заграждение в два-три кола. Кроме этого, видны были черные квадратики — амбразуры пулеметных огневых точек. Когда разведчики стали продвигаться дальше, белофинны открыли пулеметный огонь. Попробовали мы определить фланги эскарпа, но разведка доложила, что флангов не заметно. Я приказал поставить десять станковых пулеметов и бить по проволочным заграждениям и амбразурам. Правее пошла 7-я стрелковая рота, а я вместе с 8-й и 9-й ротами отполз несколько влево. Как только наши минометы и пулеметы открыли сильный огонь по врагу, мы с криками «Ура», «За Родину! За Сталина!» бросились вперед.

Белофинны встретили нас очень сильным огнем, но наши пулеметы вскоре заставили противника замолчать, и вот мы уже у эскарпа...

Высота эскарпа — 2,5, а в некоторых местах 3 метра. Прежде чем лезть на него, нужно было перерезать проволоку. На случай, если белофинны ползком подберутся к эскарпу, мы забросили бы наверх десятка два гранат. Потом я скомандовал:

— Становись друг на друга и режь проволоку.

По этой команде было устроено несколько живых лестниц: один боец вставал на четвереньки, на его спину взбирался второй и тоже становился на четвереньки, держась руками за колья, которые удерживали стену от осыпания, а третий влезал на него и резал проволоку. Когда перерезали все заграждения, двое сильных бойцов взобрались наверх. Чтобы скорее залезть туда всем, мы стали делать так: подбрасывали бойца, а там, наверху, наши силачи подхватывали его. Каждый стремился попасть на эскарп первым. Оказавшись уже там, боец ложился и, не дожидаясь остальных, сразу открывал огонь. На эскарпе накопилось около двадцати человек, и тогда все поползли вперед. Когда через эскарп перебралась целая рота, бросились в атаку.

Немного постреляв, белофинны бежали, бросив станковый пулемет, автомат, много патронов и гранаты, которыми они готовились забросать нас у эскарпа... Быстро взяв эскарп, мы дали возможность пройти танкам и артиллерии. Я поставил новую задачу разведке, и мы пошли на Терваполтт.

Так произошло наше боевое крещение.

В тылу врага

До Пухтоловой горы пришлось брать четыре таких эскарпа. Все они были взорваны. Потери при этом были небольшие — несколько убитых и раненых. Когда батальон подошел к поселку Пухтола, командование полка приказало мне занять его.

Бойцы двигались все время быстрым маршем, не отдыхая, и сильно устали, проголодались. Кухни не успевали продвигаться за нами, а сухой паек за сутки кончился.

Была уже ночь. Справа, в направлении другого полка, горели какие-то населенные пункты. Слева был черный лес. Вся дорога до Пухтолы была завалена срубленными соснами, опутана колючей проволокой. Ширина завалов доходила до 500–700 метров. Их приходилось уничтожать, подрывать, растаскивать, чтобы дать возможность пройти артиллерии, обозам и танкам. Продвигаясь к поселку, мы оставляли позади группы, которые уничтожали препятствия.

Поселок Пухтола был занят после короткого боя.

Здесь бойцам было разрешено съесть консервы из неприкосновенного запаса.

Ночью 1 декабря я поставил батальон на отдых, выставив усиленное охранение. Поиски разведчиков продолжались. Вскоре получили приказ снова двигаться вперед.

Батальон построился, двинулись к Пухтоловой горе. Бойцы немного уже отдохнули и шли бодро, весело.

Следовало спешить. Командир полка майор Федоров приказал как можно скорей занять Пухтолову гору. Когда младший лейтенант Лисин докладывал мне об этом, пуля пробила его каску и оцарапала кожу на голове. Я сказал ему:

— Дорогой мой, здесь держитесь поосторожней, это не на тактических учениях, — голову нужно держать ниже!..

Первой пошла в атаку 9-я рота. Политрук Мельников и лейтенант Строилов на левом фланге первыми прорвались к эскарпу и начали метать гранаты.

Отлично действовали в этом бою также лейтенант Овсянников и политрук Богоявленский. Эти отважные люди тоже подбежали к эскарпу первыми, подавая пример своей роте.

До сих пор мы действовали тактикой «выталкивания». Как только дело доходило до «ура», белофинны тотчас, же убегали. Пробежав километр или два, они садились за следующий: эскарп и снова задерживали нас. Я решил во что бы то ни стало окружить отступающих.

Передав командование начальнику штаба батальона и точно указав время атаки, я с тридцатью бойцами пошел в обход.

Мы шли по колено в снегу. Ни на шаг не отставая от меня, шел рядом мой связной Маминов. Уже выстрелов почти не было слышно. Мы ушли далеко в глубь белофинского расположения. Не видя никаких препятствий, я повел отряд направо и, ориентируясь по карте, определил, что нахожусь в створе со своим батальоном. Противник располагался между нами. До назначенного мною времени атаки оставалось 20 минут.

Неожиданно мы наткнулись на белофинские землянки, увидели свежие следы, которые вели в сторону, откуда должен был наступать наш батальон. Вышли на опушку леса. Впереди нас была поляна примерно в 75–90 метров ширины. Все тотчас по моему знаку легли и окопались. Прошло совсем немного времени, и вдалеке прозвучали крики «ура» — это мой батальон шел в атаку. Прошло еще немного времени, и небольшой белофинский отряд показался на опушке. Это были те, кто уцелел после схватки с батальоном. Они двигались на лыжах прямо на нас, не предчувствуя своей беды, не зная, что мы здесь лежим в засаде. Всех их — человек 15–16 — удалось положить на месте.

Райвола — Мустамяки

Когда мы подходили к селению Райвола, оно горело. 9-я рота под командой лейтенанта Строилова пошла в обход. Она достигла опушки леса и заняла высоту севернее станции. 2-й батальон нашего полка обошел противника с юга. Я находился с 8-й ротой, вступившей в селение. Со всех сторон, с крыш, из окон, на нас посыпался град пуль. Из леса финны били по нас из орудий и минометов. Они надеялись, после того как мы вступим в горящее селение, окружить нас и уничтожить. Наш обходный маневр свел их коварный план на-нет. К вечеру сопротивление финнов было сломлено. Бой затих. Я организовал оборону вокруг станции Райвола, выставил усиленные караулы и поставил батальон на отдых.

Рано утром «кукушки» снова начали обстреливать нас. Мы дали несколько артиллерийских залпов картечью по опушке леса, по отдельным домикам, и «кукушки» были сбиты. В это время пришел новый приказ, и батальон выступил на Мустамяки.

 

Герой Советского Союза капитан В. Маричев (стр. 399)

 

По пути нам попадались саночки, нагруженные кожаными пальто, а сверху были положены велосипеды, какие-то узлы с вещами, куски шелковой материи, — это все были заминированные «сюрпризы». Белофинны рассчитывали, что бойцы Красной Армии набросятся на эти «сюрпризы», но враг обманулся в своих расчетах. Впереди, вместе с разведкой, шли саперы, которые уже успели изучить козни противника. Они осторожно разглядывали каждую палочку, веточку, ниточку, попадавшуюся на полотне дороги или около нее. Обнаруженные и обезвреженные мины выбрасывались на обочину.

Попрежнему встречалось нам очень много завалов. Они тоже были заминированы. Для уничтожения завалов я организовал специальный отряд, состоявший из огневой группы и из группы по разграждению. Огневая группа, как только ей доносила разведка, что впереди имеется завал, тотчас же быстро выдвигалась и занимала оборону с круговым наблюдением. В это время саперы и группа по разграждению растаскивали минированный завал, освобождая путь для прохода танков, артиллерии и обоза.

К вечеру батальон подошел к станции, которая находится между селениями Райвола и Мустамяки. Разведка донесла, что мост через реку взорван, впереди большая минированная поляна, и финны ведут огонь издалека.

Ночь была лунная. На небе ни одной тучки. На расстоянии до одного километра видимость прекрасная. Пришлось остановить батальон в лесу, а самому выбраться вперед, чтобы проверить донесение разведки. Осматривая в бинокль взорванный мост, я попал под огонь неприятельских автоматов и минометов.

Доложил обстановку командиру полка майору Федорову. Он придал мне роту сапер с переправочными средствами и приказал подготовиться за ночь к переправе, но до утра не переправляться ни в коем случае.

Бойцы ползком двинулись к реке. От опушки леса до моста было не меньше километра. Спуск к берегу был крутой. Саперы волоком тащили козлы и нагладили дорогу до того, что она стала скользкой. Тогда они стали делать так: каждый садится на пару козел и скользит на них по дороге, пока не упрется в снег, как на санках. Работа ускорилась, хотя враг и не прекращал огня. Крутые берега затрудняли финнам обстрел места, намеченного для переправы. Чтобы обеспечить наводку моста, я выдвинул в боевое охранение два взвода — один левее, другой правее. Они перекрестным огнем не давали возможности врагу подойти к переправе.

Утром, когда солнце стало всходить, я пустил батальон вперед. Как только он рассеялся по поляне и бойцы стали стекаться к наведенному мосту, белофинны побросали свои гнезда и побежали. Пулеметчики открыли по ним огонь. Река здесь еще не была покрыта льдом, вода бежала очень быстро, грозила то и дело сорвать и унести мост. Некоторые бойцы, несмотря на сильный мороз, влезали по колено в воду и удерживали переправу кольями. Торопясь на тот берег, кое-кто срывался с моста, падал в воду и, выскочив из нее, продолжал бежать вперед еще быстрее, хотя обледеневшая одежда затрудняла движение.

До Мустамяки от переправы оставалось около шести километров. Неожиданно моя разведка нарвалась на мину. Тут произошел удивительный случай. Один младший командир был отброшен взорвавшейся миной метров на пять, и на нем не оказалось ни единой царапины! Его только обожгло и контузило. Он потерял сознание, но когда его повезли в тыл, сразу пришел в себя и спросил:

— Куда меня везете?

— Везем в госпиталь, лечить.

— Я не пойду, — сказал он и побежал вдогонку за своей ротой.

Разведка снова донесла, что впереди минированное поле. Я решил, что при таких условиях двигаться прямо в лоб на Мустамяки нельзя, нужно сделать обходный маневр.

На карте значилось, что вправо от меня к станции Мустамяки тянется непроходимое болото. Мороз еще был не так силен, чтобы все это болото успело замерзнуть. Но надо было рискнуть. Я приказал бойцам нагрузить на себя все патроны, все пулеметы и минометы. Обозу, артиллерии и танкам приказано было оставаться на месте, пока пехота неожиданным ударом с тыла не захватит Мустамяки.

Когда мы вошли в болото, оказалось, что вода здесь ниже колена. Но чем дальше мы шли, тем выше поднималась вода. Командиры двигались впереди. Итти становилось все труднее. Каждый боец тащил на себе большой груз. Красноармеец Лапин нес станок весом в четыре пуда. Весь путь, почти восемь километров, за Лапиным следом шел его второй номер и вежливо просил:

— Иван Никитич, разрешите, я пронесу. Дайте мне хоть немножечко пронести.

Лапин отвечал:

— Только когда я упаду, ты понесешь.

Я сделал маленький привал, собрал всех командиров и сказал, что надо очень внимательно следить, как бы кто-нибудь не отстал и не погиб в этом болоте.

Уже смеркалось, когда батальон начал выходить на твердую почву. Бойцы сразу же стали падать на снег от усталости.

Я решил, что людям нужно дать перед боем отдохнуть хотя бы часок, и обеспечил охрану отдыха батальона.

Спустя час, командиры будили спящих. К этому времени я дал уже каждой роте свое направление. К вечеру наш батальон ворвался на станцию Мустамяки.

Белофинны ожидали нас с другой стороны. Никто из них не подумал, что мы можем преодолеть непроходимое болото. Увидев нас, они пришли в панику и устремились в лес.

Большинство строений станции Мустамяки осталось цело, хотя противник уже подготовил для поджигания бутылки с бензином, спички, солому.

Я организовал охрану и стал связываться со своим полком.

Прорыв

Из Мустамяки мы шли вперед, все дальше в глубь Карельского перешейка. Мы заняли Кантель-ярви, Лоунатиоки, Пэрк-ярви, Бобошино и многие другие селения и станции. Большие и успешные бои мы вели под Ойналой.

В районе Сеппяля мы заняли построенные противником траншеи, основательно укрепили их и начали учить бойцов тактике действий в укрепленном районе, который нам предстояло штурмовать в ближайшее время.

Настали сильные морозы, они доходили до 50 градусов. Порой трудно было дышать, но учеба непрерывно продолжалась. Командиры все время учили бойцов, как надо брать доты, как блокировать их, как действовать разведке, как растаскивать завалы с минами. Проводились занятия по метанию гранат. Строили специальные искусственные укрепления из снега и учили брать их.

В дни прорыва линии Маннергейма мой батальон должен был демонстративным наступлением отвлечь внимание врага от того места, где ему наносился смертельный удар. Рано утром 11 февраля батальон вступил в бой. Когда мы пошли в атаку, белофинны открыли уничтожающий огонь из всех своих пулеметных и артиллерийских точек. Обойти противника, забраться ему в тыл здесь местность не позволяла. Приходилось итти прямо в лоб. Танки, которые сперва прошли вперед, наткнулись на минированное поле, потом на надолбы и были возвращены на исходную позицию.

Под несмолкающим огнем врага поле разминировали, стали подрывать надолбы, делать проходы для танков. Артиллеристы, с трудом протаскивая свои орудия между деревьями по кочкам и оврагам, выкатывали их на опушку леса и отсюда били по дотам прямой наводкой.

Как только взорвали надолбы и проход был готов, танки ринулись вперед. Белофинны опять открыли ураганный огонь, стараясь отсечь от танков двинувшуюся вслед за ними пехоту.

Местность была настолько выгодной для врага, что он видел нас всюду. Но нас поддерживала артиллерия, и мы ползком пробирались вперед, непрерывно ведя пулеметный огонь.

К вечеру батальон был уже у самого проволочного заграждения, а ночью Строилов, Путевец и Овсянников наладили резку проволоки. Утром был дан приказ продвигаться дальше, не ослаблять темпа атаки. И опять пополз батальон.

Вот уже вторая полоса проволочных заграждений. Резать их в светлое время под ураганным пулеметным огнем не было никакой возможности. От полудня ждали, пока стемнеет. Ночь была лунная, но все же к утру проволоку перерезали. Танки снова пошли вперед и снова попали на минное поле, встретили большой вал и эскарпы. Пришлось решать все живой силой.

Преодолевая невероятные трудности, бойцы моего батальона ползли к главным вражеским укреплениям. Артиллерия поддерживала нас, и все-таки были часы, когда мы продвигались вперед всего на несколько метров. В этом бою был убит незабвенный политрук. Константин Мельников, тяжело ранен храбрец-лейтенант Овсянников, тяжело контужен лейтенант Строилов, убит командир разведчиков Давыдов...

* * *

За доблесть, проявленную в бою под Сеппяля, звание Героя Советского Союза получил лейтенант Распопин.

Ему, как командиру стрелкового взвода, было приказано с помощью сапер блокировать дот противника. Едва пробравшись за линию проволочных заграждений, он поднялся, чтобы сделать бросок вперед, и в этот момент был ранен пулей в руку. Он разрезал рукав шинели, сам перевязал рану и скомандовал:

— Взвод, за мной!

Бойцы рванулись за ним. Вторая пуля ранила Распопина в ногу.

— Опять зацепила, — сказал Распопин. Он разрезал брюки, опять сделал перевязку и снова подал команду:

— Взвод, за мной!

Пробежали несколько метров, и его ранила третья пуля.

— Некогда перевязывать, — сказал лейтенант и пополз вперёд.

Четвертая пуля нанесла ему тяжелое ранение в голову. Распопин потерял сознание.

Бойцы спасли своего героического командира из-под огня. Он тогда истекал кровью, но сейчас уже вполне здоров и снова находится в рядах нашей орденоносной дивизии.

Удар на материк

123-я дивизия закрепила свой славный успех, и на нашем направлении белофинны, боясь окружения, стали отступать. Многое сохранилось у меня в памяти о тех славных днях, когда части Красной Армии шли вперед: и бои за полуостров Койвисто, и захват островов, и ледовый поход. Сейчас я хочу рассказать только о нашем успешном ударе на материк.

Все преимущества были на стороне белофиннов. Они сидели на материке в дотах, дзотах, замаскированных в лесу, а наши бойцы шли по голому льду, не имея возможности замаскироваться.

Я запомнил слова командира дивизии тов. Кирпоноса:

— Ни в коем случае не ложиться на лед. Залечь на льду — значит обречь себя на расстрел. Во что бы то ни стало выбираться на материк и бить врага на материке!

Этот боевой приказ был доведен до каждого бойца батальона.

В 4 часа утра батальон вступил в бой. Справа горел Выборг. Огромное пламя пожаров освещало Финский залив.

Я принял решение наступать узким фронтом, потому что чем уже фронт, тем меньше огневых точек врага будет бить по батальону. Я учитывал, что каждая огневая точка имеет свой сектор обстрела и пока противник успеет перенести огонь, батальон уже сможет зацепиться за берег.

Первым эшелоном пошла на материк рота старшего лейтенанта Путевца. Путевец бежал впереди, отсчитывая метр за метром. Под пулеметным огнем бойцы кричали друг другу:

— Бегом вперед, не ложись, они расстреляют на льду!

И вот уже совсем близко берег. Еще один рывок, и Путевец первым врывается на материк. Белофинские окопы всего в 20–30 метрах от берега. Стали разрываться ручные гранаты, застрочили наши пулеметы.

Связисты самоотверженно тянули линию за наступавшей 7-й ротой.

— Путевец? — спросил я, узнав донесшийся издалека по проводу знакомый голос.

— Зацепился за берег, — ответил Путевец. — Передние бойцы только-что отбили у белофиннов пулемет...

Я сразу бросил вперед 8-ю роту.

Так был начат удар на материк, завершивший окружение Выборга.

На Выборг

 

 

Капитан А. Макаров.