К вопросу истории создания и воплощения идеи «Демона» в творчестве М.А. Врубеля

Весна 1881 года. Не успев окончить Академию, Врубель отправился в Киев, где началась его самостоятельная художественная жизнь. Два года Врубель работал для церкви, в атмосфере религиозности, которая так же мало согласовывалась с окружающим, как мало совпадала с идеалом богоматери светская дама Эмилия Прахова, ставшая для нее прототипом. И впервые стал искушать Врубеля и завладевать его воображением сумрачный образ богоборца - Демона.

Позже, когда художник работал над эскизами для Владимирского собора, этот образ уже неотступно преследовал Врубеля.

Слово «дух» на дохристианском языке Гомера, чья книга нередко оказывалась у Врубеля «под подушкой», значило для него «демон»[1]. Так, автобиографическая исповедь Врубеля - «Демон», стала самой мифологизированной картиной из всех, что были написаны художником. Панно восходило к истокам поэтической стихии, существовавшей задолго до лермонтовской.

Н.А. Прахов вспоминал, как Врубель говорил о своем понимании Демона: он «олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе».

Поэтика врубелевского языка возникает из многоцветной лексики, собираемой из элементов и признаков художественных различных культур, стилевых движений. Из принципов формообразования - архаических и фольклорных, средневековых и ренессансных, и культуры ему современной. Врубель знал, что в изобразительности «техника» - только способность видеть, а творчество - глубоко чувствовать. Он цементировал все это многообразие проявлений природы и искусства уникальностью дарованного ему таланта и своей человеческой натуры,

У Врубеля еще не откристаллизовалась своя тема - только брезжила в замыслах, еще не было определившегося места в расстановке художественных сил России конца века. В Киеве он жил на отшибе, получая импульсы только от старинных мастеров. Ему предстояло войти в гущу современной художественной жизни.

Это произошло, когда он переехал в Москву.

В 1891 году Врубелю предложили сделать иллюстрации к собранию сочинений М. Лермонтова. Таким образом, он мог вернуться к давно задуманному образу Демона.

На протяжении всей жизни он неоднократно обращался к теме Демона и в рисунке, и в скульптуре, и в живописи. «Демона не понимают, - писал художник, - путают с чертом и дьяволом... «демон» - значит «душа» и олицетворяет вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревавших его страстей... »

В отличие от традиционного воплощения Демона как некоего злобного и коварного существа герой Врубеля – глубоко трагическая фигура. Московский период начался «Демоном» (сидящим) – погруженным в тяжкое раздумье, с глазами, полными вселенной тоски. Но все же в настроении этой картины не чувствуется безысходности, тогда как последний Демон – поверженный – уже не оставляет никакой надежды. «Демон поверженный» стал в некотором смысле итогом всей жизни Врубеля. Он долго и лихорадочно над ним работал, несколько раз переписывал, даже когда картина была уже привезена на выставку. Также как и М.А. Булгаков, шедший к роману длиной в жизнь "Мастер и Маргарита", М.А. Врубель шел к своей картине "Демон".

В письме Врубеля к сестре мы читаем: «Вот уже с месяц я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу со временем, а «демоническое» -

полуобнаженная, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами». Это и есть картина, известная под названием «Демон сидящий» - первая из обширной демонической сюиты, включающей и живопись, и рисунки, и скульптуру. «Молодая уныло-задумчивая фигура» - слова очень точные. Сидящий Демон действительно молод, и его печаль незлобна, им владеет только тоска по живому миру, полному цветения и тепла, от которого он отторгнут. Цветы же, которые его окружают, холодные, каменные цветы: художник подсмотрел их формы и краски в изломах горных пород с их причудливыми вкраплениями и прожилками. Передано то странное состояние души, когда охватывает чувство бесконечного одиночества и кажется, что от всего окружающего ты отгорожен непроницаемой стеклянной стеной.

Окаменевший пейзаж в «Демоне сидящем» - каменные цветы, каменные облака - символизирует чувство отторгнутости, чуждости: «Природы жаркие объятья навек остыли для меня». Но нет ни вызова, ни ненависти - только глубокая, глубокая печаль.

Сохранился прекрасный большой рисунок (дата его неизвестна) с изображением головы человека, очень похожей на голову «Демона сидящего», но называется он «Голова ангела».

Несколькими годами позже Врубель сделал скульптурную голову Демона - и это уже совсем другой образ, образ ожесточившегося. Под массивной гривой волос - исступленный лик с выходящими из орбит глазами. Художник отлил эту голову в гипсе и раскрасил, придав ей жуткую «настоящесть». К сожалению, в 1928 году ее разбил на куски какой-то психически неуравновешенный посетитель Русского музея в Ленинграде, где скульптура была выставлена. Ее реставрировали, но с тех пор она не экспонируется в зале[2].

В течение многих лет Врубеля влекло к образу Демона: он был для него не однозначной аллегорией, а целым миром сложных переживаний. На холсте, в глине, на обрывках бумаги художник ловил лихорадочное мелькание обликов, чередование гордости, ненависти, мятежности, грусти, отчаяния...

Все снова и снова появляется незабываемое лицо: косматая львиная грива, узкий овал, излом бровей, трагический рот, - но каждый раз с иным оттенком выражения. То он бросает исступленный вызов миру, то «похож на вечер ясный», то становится жалок. Закончив картину «Демон сидящий», Врубель принялся за иллюстрации к произведениям Лермонтова. В том числе и к «Демону».

В течение полувека не находилось художника, который хоть сколько-нибудь достойно воплотил могучий и загадочный образ, владевший воображением Лермонтова. Только Врубель нашел ему равновеликое выражение в иллюстрациях, появившихся в 1891 году. С тех пор «Демона» уже никто не пытался иллюстрировать: слишком он сросся в нашем представлении с Демоном Врубеля - другого мы, пожалуй, не приняли бы.

В атмосфере возбужденных полемик, после выставки русских и финляндских художников», организованной в 1898 году в Петербурге С. Дягилевым, как бы в пику «комариной толчее» толстовства, Врубель начал работу над давно замышлявшимся «монументальным Демоном» - самым патетическим своим творением.

Без сомнения, он сознательно хотел создать нечто патетическое и грандиозное, способное потрясти. Но, кажется, полной отчетливости замысла у него не было: Демон владел им больше, чем он - Демоном. Он колебался - написать ли Демона летящим или падшим. Сначала остановился на первом: сохранился большой неоконченный холст «Летящий Демон».

Закрывая небосвод, дух изгнанья парит на тускло-серебряных крыльях над пропастями и кручами земли. Он надвигается, близится, лицо дано крупно и более всего закончено. Но какое холодное, мрачное, неумолимое лицо! Как оно изменилось по сравнению с «Сидящим Демоном».

Такой Демон, какой ныне рисовался воображению Врубеля, летел навстречу катастрофе, гибели. Идея «поверженного» возникала как бы сама собой, навязывалась сознанию художника. Уже работая над «Поверженным», уже почти закончив его, он временами хотел вновь вернуться к «Летящему» - об этом есть свидетельства в дневниках Е.И. Ге. Но «Поверженный» пересиливал. В течение 1901 года, пока шла лихорадочная работа с созданием многих предварительных эскизов, поисками и переменами композиции, художник, казалось, был еще совершенно здоров, если не считать раздражительности, и ощущал огромный подъем сил. Несмотря на неприязненные (по преимуществу) отзывы критики, росла его популярность.

В первые месяцы 1902 года жена художника, а вскоре и другие стали со страхом замечать у него симптомы психического расстройства. Вот как рассказывала об этом

Е.И. Ге:

«Все близкие и знакомые замечали, что с Михаилом Александровичем происходит что-то неладное, но и сомневались постоянно все-таки, так как в речах его никогда не бы ло бессмыслицы, он узнавал всех, все помнил. Он сделался лишь гораздо самоувереннее, перестал стесняться с людьми и говорил без умолку. I

В это время картину «Демон» перевезли в Петербург для выставки «Мира искусства», и Михаил Александрович, несмотря на то, что картина была уже выставлена, каждый день с раннего утра переписывал ее, и я с ужасом видела каждый день перемену. Были дни, когда «Демон» был очень страшен, и потом опять появлялись в выражении лица Демона глубокая грусть и новая красота... Вообще, несмотря на болезнь, способность к творчеству не покидала Врубеля, даже как будто росла, но жить с ним уже делалось невыносимо»[3].

Молва с тех пор связывает болезнь Врубеля с «Поверженным Демоном», с напряженной работой над этим огромным холстом, с тем исступленным ежедневным переписыванием - снова и снова - лица Демона, которое, конечно, наблюдала не одна Е.И. Ге, а очень многие, ведь картина висела в выставочном зале и каждый посетитель мог видеть, что за ночь Демон переменился. О том, что в этом вихре мелькали и исчезали облики необыкновенной красоты, чередуясь с ожесточенными и страшными, потом многие вспоминали. Со слов очевидцев говорил об этом через восемь лет и А. Блок в речи над гробом художника. Так начал вплетаться, по его словам, в историю жизни Врубеля «зеленый стебель легенды»; «жизнь, соединенная с легендой, есть уже «житие».

Вероятно, «Демон» был не причиной заболевания, но катализатором, ускорителем: совпадение окончания картины с началом болезни едва ли случайно. Последний бешеный всплеск энергии, последнее сверхусилие - и потом изнеможение, срыв. Представим себе художника на пределе сил, упорно остающегося с глазу на глаз с «духом зла», им созданным, но уже от него отделившимся, зажившим отдельной от него жизнью; представим, как он каждое утро вступает с ним в борьбу кистью, стараясь подчинить его своей воле, - это ли не материал для трагической легенды!

Тот вариант «Демона поверженного», на котором оборвался отчаянный поединок и дух художника изнемог, не принадлежит - нужно признать - к вершинам творчества Врубеля. Он страшно эффектен, конечно, и был еще более эффектен, пока не потускнели, не пожухли его краски, но С. Яремич справедливо заметил, что здесь «близка к нарушению высшая художественная сдержанность».

Сумеречный воск «чудовищно-прекрасного» тела Демона, обессилевшего от каких-то «мировых объятий» словно влит в ущелье между громадой «небывало сине-лиловых» гор. Горы озолочены отсветом «горного мира», и твердью земли, где-то там, под небывалым покровом надломленных крыльев, словно сотканных из ночных струи бездны, зеленых стеблей легенды и радужно-сияющей бахромы «павлиньего узора» - золотых ресниц его синеглазья.

Резко вытянутые пропорции огромного холста, бурлящая стихия угловатых форм и дивных соцветий, смятенная открытость ударов и прикосновений, складываются в безумство ритма. Они словно бы затягивают в свою вселенскую воронку брошенного в нее Демона-лодку, Демона-щепку.

И в то же время эта мистическая пропорция холста, и эта фантастическая красота на миг застывающей лавины, уложенной опытной рукой невидимого декоратора, как цветы в гробу. Да и вся фигура Демона слишком напоминает прежний врубелевский эскиз, правда, к другому сюжету, «Надгробный плач», который он еще в 1887 году сделал для Владимирского собора в Киеве.

Золото, сумрачно-синий, млечно-голубой, дымно-лиловый и розовый - все излюбленные цвета Врубеля - образуют здесь феерическое зрелище.

Только что написанное полотно выглядело не так, как сейчас: сверкал венец, розово сияли вершины гор, искрились и мерцали перья поломанных крыл, похожие на павлиньи. Как всегда, Врубель не заботился о сохранности красок - он добавлял в краски бронзовый порошок, чтобы придать им блеск, но со временем этот порошок начинал действовать губительно, картина неузнаваемо потемнела. Но с самого начала ее цветовое решение было открыто декоративным - ему недоставало глубины и насыщенности цвета, многообразия переходов и оттенков, какое есть в лучших вещах Врубеля.

«Демон поверженный» захватывает не столько своей живописью, сколько зримым воплощением трагедии художника: мы чувствуем - «здесь человек сгорел». Фигура поверженного демона распластана в горном ущелье. Это уже не мощный атлет, а резко деформированное в пропорциях болезненно-хрупкое существо. Поверженный демон со скованными руками лежит павший среди огромных павлиньих крыльев, которые своими голубыми отсветами сливаются с блеском далеких снежных гор. Из огромного узорного панно выделяются своим гипнотизирующим блеском его горящие, широко раскрытые глаза. Сходный образ можно заметить у Врубеля и во многих других его произведениях.

Получилось, видимо, не то, что художник задумывал: он не хотел сделать «Поверженного» жалким, хотел показать гордую непобежденность Демона даже в падении. По записям Е.И. Ге, работая над картиной, «Врубель объяснял, что в поверженном Демоне он желает выразить многое сильное, даже возвышенное в человеке... что люди считают долгом повергать из-за христианских толстовских идей». Но Демон, вопреки намерениям его творца, оказался сломленным, слабым, безумным - и это означало объективное поражение индивидуалистических идей самого Врубеля, в которых он опирался на Ницше. Жена художника Н.И. Забела в 1901 году писала Римскому-Корсакову: «Демон у него совсем необыкновенный, не лермонтовский, а какой-то современный ницшеанец... »[4] Он ей не нравился: она понимала, что «ницшеанский» Демон означает уход от Лермонтова, от поэзии русского эпоса, от музыки Римского-Корсакова, от всего, что было так дорого им обоим.

Впоследствии, оправляясь от болезни, да и во время болезни, Врубель сделал еще много замечательного, но к образу Демона больше никогда не возвращался,

«Демон поверженный» был скорбной вехой в биографии Врубеля. Картина еще висела на выставке, когда ее автора пришлось поместить в одну из московских психиатрических лечебниц. После эйфорического подъема, которым сопровождалась работа над «Демоном», наступила долгая депрессия, состояние художника все время было угнетенным, подавленным, себя он считал теперь ни на что не годным. Так он был настроен и тогда, когда вышел из лечебницы (в феврале 1903 года) и поехал на отдых в Крым. В мае 1903 года Врубели с сыном отправились в Киевскую губернию, в имение В.В. фон Мекка, одного из богатых поклонников Врубеля, который приобрел «Демона».