Мифологема женского начала и патриотизма в лирике С. Есенина

Мифологема женского начала оказывается устойчивой категорией в творчестве С.А. Есенина.[10] Она дает возможность лирическому герою поэта устоять во времена кризисов, являясь опорой, поддерживающей его жизнь.

В ранней лирике, когда поэт исповедует прекрасно и мудро устроенный мир, построенный на основе света, добра и почитания материнства, мотив женского начала звучит жизнеутверждающе. Своим присутствием оно облагораживает землю. В результате такого настроения практически во всех стихотворениях 10-х годов звучит тема матери, выражающаяся в разных образах: Богородицы, матери - земли, природы, России, матерей тварного мира, матери поэта и даже в образах окружающих их предметов. Такое разнообразие способов его выражения обусловлено тем, что на лирике Есенина сказалось влияние двух традиций: литературной, доставшейся ему от символистов, в русле которой софийность мира подчеркивается присутствием в нем Богоматери - хозяйки прекрасно устроенного мира, и фольклорная, в которой тоже было заложено представление о священном характере земных сил благодаря неразрывной связи божественного и природного миров. В своем творчестве поэт стремится объединить эти два начала в единое целое. Наиболее полно эта попытка реализуется в стихах о Руси, в которых образы женщины, родины и природы слиты воедино.

Это ответный удар женского начала на те проклятия, которые лирический герой посылает ей в «Москве кабацкой». Теперь вместо возрождения, вместо материнского начала она является знаком мести, расплаты за поругание над святынями. Из матери она превращается в «злую и подлую оборванную старуху» с «невеселой холодной улыбкой». Этот мотив является устойчивым для последнего периода творчества Есенина. В стихотворении «Вижу сон. Дорога черная...» появляется образ женщины, которую нельзя любить: к нему едет “нелюбимая милая”:[11]

              Вижу сон. Дорога черная.

              Белый конь. Стопа упорная

        И на этом на коне

              Едет милая ко мне.

              Едет, едет милая, только нелюбимая.

Она несет с собой гибель лирическому герою, символом которой является белый конь. Он хочет задержать ее появление. И с этой просьбой обращается к тому, что было ему ближе всего на земле - к природе, к березке:[12]

              Эх, береза русская!

              Путь - дорога узкая.

              Эту милую, как сон,

              Лишь для той, в кого влюблен,

              Удержи ты ветками,

              Как руками меткими.

Поэт перед смертью хочет примириться с «нелюбимой» - ради «березовой Руси», ради всего, что было ему дорого:[13]

              Хулиган я, хулиган.

              От стихов дурак и пьян.

              Но и все ж за эту прыть,

              Чтобы сердцем не остыть,

              За березовую Русь

              С нелюбимой помирюсь.

Мотив женщины, несущей смерть приходит к Есенину от Блока, из цикла «Снежная маска». Его предшественник писал:[14]

              Нет исхода из вьюги,

              И погибнуть мне весело,

              Завела в очарованный круг,

              Серебром своих вьюг занавесила...

Февральская революция 1917 года коренным образом меняет мироощущение Сергея Есенина. Если в лирике 10-х годов он исповедовал прекрасно устроенный мир, то в “маленьких поэмах” он переживает преображение мира - конец нынешних времен и начало новой, вневременной жизни:[15]

              Зреет час преображенья,

              Он сойдет, наш светлый гость,

              Из распятого терпенья

        Вынуть выржавленный гвоздь. (“Преображение”)

Ощущение наступления нового времени после революции переживал не только С.А. Есенин, но и другие писатели его времени. Они ждали преображения мира и видели в революции способ его изменения. У соловьевцев, например, символом преображения была София. Младосимволисты хотели увидеть Россию, построенную на основе белого света, добра и, главное, мудрости. Революцию 1917 года они воспринимали как интеллигентскую.

Первая из историко-революционных поэм этого периода, «Песнь о великом походе», написана Есениным летом 1924 года. Эпоха Петра и эпоха Октября - к ним приковано внимание поэта в двух «сказах», двух частях поэмы.

"Мы всему цари" - эта ведущая идея первого «сказа» получает художественное воплощение в образе «рабочего люда», построившего средь туманов и болот город. Те, кто строил его, погибли, «на их костях лег тугой гранит». Но всесильного царя Петра страшит народное возмездие. По ночам ему слышится гневный голос погибших: [16]

              И все двести лет

              Шел подземный гуд:

              "Мы придем, придем!

              Мы возьмем свой труд..."

Питерские рабочие, чьи деды и прадеды гордо заявляли: «Мы всему цари», поднявшиеся на защиту города революции, - главные герои второго вольного «сказа».

Поэт слагает песнь в честь бойцов "красного стана";[17]

              Пусть вас золотом

              Свет зари кропит.

              В куртке кожаной

              Коммунар не спит.

Сатирически рисует Есенин «белый стан», передавая обреченность, моральное падение его защитников. Вместе с тем, изображая врага, он не преуменьшает смертельной опасности интервенции. Отсюда острота, напряженность драматического конфликта, сила художественной правды поэмы, которая как мы видим, выражается в применении поэтом смысла «белого» цвета.[18]