Воскрешение Раскольникова через Соню и любовь

При косых лучах заходящего солнца вышел Раскольников в самом начале романа из своей убогой каморки – делать «пробу». И вот завершается его трагический путь, уложившийся, как всегда у Достоевского, в несколько катастрофических дней, насыщенных до предела битвами содержания неизмеримого, борьбой «непосильных» идей и «великих сердец».

Опять закатывается солнце, и косые лучи его освещают крестный путь Раскольникова – на перекрёсток, опять на Сенную, где решилось его преступление и где теперь, со слезами припадает он к осквернённой этим преступлением земле.

Целая жизнь, да какая, прожита за эти дни, и всё время сопутствует Раскольникову, страдает с ним и за него, живёт им, проходит тот же крестный путь – Соня Мармеладова.

Соня и Раскольников – два полюса, но как всякие два полюса, они не существую друг без друга. И как Соне открылся в Раскольникове целый новый неведомый мир, так и Раскольникову открывает Соня и новый мир, и путь к спасению, к выходу.

Сделавши свою «пробу», возвращается Раскольников, подавленный и разбитый, в свою каморку. В трактире за бутылкой пива, слышит он повесть о безграничной жертве Сонечки – от шута и безумца Мармеладова, отца.

Жертва, приносимая какому-то ненасытному и всегда голодному божеству, «вечная Сонечка, пока мир стоит», жертва, ужас которой тем бездоннее, что она бессмысленна, не нужна, ничего не меняет, не исправляет – так, как символ вечной жертвенности, понимает Соню Раскольников.

Соня погубила себя, но спасла ли она кого-нибудь? Нет, отвечает Раскольников.

Да! – патетически заключает свою исповедь пьяненький Мармеладов, - спасла, восстановила падшего.

И вот раскольниковскому бунту «гордого человека» во имя свободы противопоставил Достоевский постоянное и активное проявление подлинной, по его мысли, свободы. Накануне своего «выхода на перекрёсток», ещё пытаясь избежать надвигавшейся развязки, Раскольников окончательно понимает: «Соня представляла собою неумолимый приговор, решение без перемены. Тут – или её дорога, или его».

Соне глубоко чужды представления Раскольникова о безграничной и неоправимой бессмыслице всего существующего. Она верит в некий исконный, изначальный, глубинный смысл жизни, высокий смысл человеческого бытия.

Раскольникову этот смысл в полной мере открылся, когда он всей душой, всем сердцем, после смерти Мармеладова, разделил горе несчастного семейства. Его охватила тогда «новое, необъятное ощущения вдруг прихлынувшей полной и могучей жизни».

И в другой раз, когда он идёт на перекрёсток и целует землю, которую своим преступлением осквернил, вновь посещает его «цельное, новое, полное ощущение»: «Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Все разом в нём размягчилось, и хлынули слёзы. Как стоял, так и упал он на землю… Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастьем»

Лишь изредка, отдельными, иступлёнными вспышками, «припадками» приходит к Раскольникову это счастье. Преступлением своим задавил он в себе «ощущение полной и могучей жизни».

Всегда, не припадками, живёт это ощущение в Соне, как постоянный и ровный огонь согревает оно её тяжкую жизнь, страшнее которой не придумаешь.

Ибо всякий смысл человеческого бытия для Сони (и для Достоевского тоже) – в великой силе сочувствия человека к человеку, силе сострадания, того сострадания, которое, как уверены буржуа Лужины и ничтожные Лебезьятниковы, снимающие накипь современных идей, «наукой воспрещено».

В нравственной стойкости и ненасытном страдании – весь смысл жизни Сони, её счастье, её радость. Ибо не было бы рядом с ней Катерины Ивановны, Полечки, детей Капернаумовых, наконец Раскольникова, Соне осталось бы одно – умереть. И если раскольниковская идея разъединяет его с людьми и осуществлена может быть лишь при окончательном разрыве со всеми, - Сонино «ненасытное сострадание» ведёт её к людям, к единению человеческому, к солидарности.

Соня склоняется перед великим смыслом бытия, пусть не всегда доступным её разуму, но всегда ощущаемым ею, отвергая – как заблуждение – претензию гордого раскольниковского ума на личный суд над законами мироздания: «Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут судьёй поставил: кому жить, кому не жить?»

«Это человек-то вошь?» - почти со страхом восклицает Соня.

От моего решения не может зависеть – переступать через другого человека, сделать кого-то своим средством. От моего решения может зависеть лишь одно – преступить через себя, отдать себя людям.

В этой самоотдаче, в этом служении людям – нет никаких границ и преград для полного проявления личности, обретающей тем самым истинную свободу.

Отдать свою личность всем, до конца, и тем самым до конца проявить её – ведь это, как писал Достоевский, задумывая «Идиота», идеал, не достигнутый на земле, ещё не выработавшийся, в братстве, «в настоящем братстве» так будет.

Соне отдаёт всё – но ведь гибнет Мармеладов, умирает Катерина Ивановна, погибли бы её дети, не подвернись тут «благодетель» Свидригайлов.

Соня вносит свет, восстанавливает души, поддерживает падших на грани их окончательного падения. Но может ли она противостоять Лужиным, восстановить человеческое в Лужиных и Свидригайловых.

Соня спасает Раскольникова. Но ведь он сам шёл навстречу этому спасению, он наказан, он спасён своей собственной непотерянной человечностью, своим состраданием, своей любовью.

Но как же быть с «настоящими властелинами», истинными Наполеонами, тратящими миллионы невинных жертв, как быть с Лужиными?

Раскольников наказан, но ведь они-то остаются ненаказанными, они продолжают «тратить миллионы».

Перед лицом Лужиных Соня принижается, «стушёвывается», в надежде защитить себя кротостью, покорностью, робостью – делается беспомощной и растерянной. И понятно почему так поразил Соню Раскольников, преклонившийся перед ней – маленькой, робкой, испуганной. Соня спасает Раскольникова от «своеволия», но и Раскольников «восстанавливает», поднимает Соню, наполняет её душу мужеством.

«Их воскресила любовь: сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».

Заключение

Раскольников, дитя огромного мрачного города, попав в Сибирь (эпилог романа), оказывается в новом для него мире – он вырван из фантастической больной жизни Петербурга, из той искусственной почвы, которая взрастила его страшную идею. Это иной, доселе чуждый Раскольникову мир, мир народной жизни, вечно обновляющейся природы.

Весной, когда так остро и как бы заново пробуждается в человеке жизнь, когда так непосредственно, по-детски неудержимо, возвращается каждый раз вечная радость бытия, - в ясный и тёплый весенний день, в краю, где «как бы само время остановилось, точно не прошли ещё века Авраама и стад его»,- приходит к Раскольникову возрождение, вновь и уже окончательно охватывает его новый путь – новая жизнь. Раскольников расстаётся со своей идеей бунта и своеволия, он выходит на тот каменистый и трудный путь, которым не колеблясь – с мукой и радостью – идёт тихая Соня.

Но неужели Раскольников – мыслящий, действующий, борющийся Раскольников – откажется от сознания и суда? Достоевский знает, что новую жизнь Раскольникову «надо ещё дорого купить, заплатить за неё великим, будущим подвигом». И конечно, свой великий, будущий подвиг Раскольников мог совершить только как Раскольников, со всей мощью и остротой своего сознания, но и с новой высшей справедливостью своего суда, на путях «ненасытимого сострадания».

Это будет подвиг человеколюбия, а не ненависти к людям, подвиг единения, а не обособления.

Несмотря на тяжёлый мрак, окутывающий нарисованную Достоевским в «Преступлении и наказании» картину человеческого бытия, мы видим просвет в этом мраке, мы верим в нравственную силу, мужество, решимость героя Достоевского найти путь и средства истинного служения людям – ведь он был и остался «человеком и гражданином». И поэтому, в конце концов, с светлым чувством закрываем мы эту книгу – одно из самых высоких творений человеческого гения.

Список используемой литературы

1. Бурсов Б. И. «Избранные работы» в 2-х т. Л. Худ. лит., 1982г. Т.2 «Личность Достоевского»

2. Бурсов Б. И. «Национальное своеобразие русской литературы» Л., «Сов. писатель», 1967г.

3. Гарин И. И. «Пророки и поэты» М. Терра, 1994г.

4. Застрожнова Е. М. «Маленький человек» (От Гоголя к Достоевскому) М. Теис, 2004г.

5. «Литературная критика» М. Худ. лит., 1980г.

6. «Литературное наследство. Неизвестный Достоевский. Записные книжки и тетради» М. Худ. лит., 1985г.