Караван-сарай. первые шаги

 

Где ты, пора, когда любое дело Казалось легким и подвластным нам, И полны были сил душа и тело, И вечным представлялось счастье нам?

Комплекс зданий Караван-сарая в Оренбурге был построен на средства, собранные башкирским населением края с целью создать в нем не только торговый, но и национальный культурно-образовательный центр. В многовековую историю борьбы башкирского народа за свободу и независимость это вошло небольшой, но яркой страницей. К сожалению, вскоре комплекс заняли губернские административные учреждения. После Великой Октябрьской революции по прямому указанию Ленина он был возвращен трудовому башкирскому народу. Здесь открыли один из первых техникумов для обучения детей башкир. Поначалу он назывался ИНО - институт народного образования. И учебная программа была в нем рассчитана на подготовку учителей.

Техникум в Караван-сарае просуществовал до 1934 года и сыграл большую роль в подготовке башкирской трудовой интеллигенции. Первые шаги на пути служения народу сделали в этом учебном заведении виднейшие деятели башкирской литературы Сагит Агиш и Баязит Бикбай, известные журналисты Барый Сафин и Касим Азнабаев, народная артистка Танхылу Рашитова, кандидат педагогических наук Сагит Алибаев, заслуженные учителя Файзи Бакаев, Мафтуха Нагаева, Шафика Гайнуллина, Хаят Абушахмина и многие другие.

Учебная программа техникума была рассчитана на шесть лет - два подготовительных и четыре основных курса. Меня приняли на первый подготовительный курс, но через пару месяцев перевели на второй. На этом курсе учились воспитанники Серменевского и Ташлинского детдомов, окончившие семь классов. Они изучали грамматику русского языка уже на уровне синтаксиса. Мне, девушке, знавшей лишь арабское письмо[3] и, можно сказать, впервые увидевшей русские буквы в техникуме, предстояло догнать более образованных сокурсников. Задача не из легких. Но я с малолетства привыкла жить, опираясь, главным образом, на собственные силы, мне было чуждо отступление перед трудностями. И я с программой, рассчитанной на шесть лет, справилась за пять, окончила техникум в 1929 году. Окончание техникума девушкой-башкиркой было тогда незаурядным событием.

В техникуме преподавали преимущественно люди, чьи литературные или научные труды получили признание в печати, чей уровень культуры был для того времени достаточно высок, - такие как Фатих Карими, Ибрагим Кыпсак (Габдулла Ибрагимов), Галим Айдаров, Ибрагим Бикчентаев. Каждый их урок становился для меня новым шагом в открытии мира. Особенно нравились мне история, общественные науки. А уж урок литературы представал большим праздником.

В Караван-сарае многие стали горячими поклонниками литературы. Это было время, когда на весь мир звучали могучие, потрясающие голоса гигантов русской литературы М. Горького и В. Маяковского. В татарской литературе набрали завораживающую сердца силу Хади Такташ, Кави Наджми, Хасан Туфан, Гадель Кутуй, в башкирской - Даут Юлтый, Габдулла Амантай, Афзал Тагиров, Тухват Янаби, Батыр Валид.

Вот на такие годы пришлись наша юность и молодость. В техникуме ежемесячно выпускали рукописный журнал "Молодое поколение" и раз в две недели - стенгазету "Учащийся". Желающие могли испытать свои творческие способности, участвуя в их выпуске. Но требования к начинающим авторам были высоки, не всякое их творение принималось редколлегией. Поэтому кое-кто пытался выпустить свой, не являющийся официальным органом журнал. Такие попытки решительно пресекались комитетом комсомола.

На втором году учебы в Караван-сарае я ненароком приняла участие в такой попытке. Однажды подошел ко мне признанный в пределах техникума талантливым поэтом Тухват Муратов (пал жертвой Великой Отечественной войны).

Дай мне какой-нибудь твой рассказ, перепишу его в свою тетрадь, - сказал он.

Некоторое время спустя меня с Тухватом принялись пропесочивать не то на собрании литкружка, не то на заседании комитета комсомола.

Глядите-ка, собрались выпускать тайный журнал "Шаги"! - негодовал кто-то из активистов, потрясая над головой тетрадью, которую я до этого и видеть-то не видела. - Вот Зайнаб написала для него рассказ про любовь. К лицу ли это комсомолке? Да еще ее героиня ходит по-мещански в туфлях на высоких каблуках, завив волосы в кудри!

Помню, на меня, девчонку, посмевшую ступить на порог священного храма литературы в холщовом платье, босиком, с особым усердием накинулись прилично одетые барышни. Я, сирота, наслушалась в своей жизни всякой ругани, всех боюсь, поэтому молчу, трясусь в испуге. Только Тухват Муратов поднялся с возражениями:

Это не тайный журнал, а мой дневник. Я переписываю в него произведения моих друзей. У вас нет права читать чужие дневники!

В техникум до нас поступили дети из обеспеченных семей. Они хорошо одеты, жизерадостны, уверены в себе. А я попала на курс, укомплектованный детдомовцами. Нас всех обули в одинаковые желтые ботинки, одели в куцые полупальто, у которых рукава был длиннее тулова. Мы выделялись среди остальных учащихся тщедушными фигурами и этой униформой. Видимо, поэтому нам дали прозвище "Фу-фу". Тогда, кажется, продавались дешевые сигаретки под названием "Фу-фу".

После разбирательства с "журналом" "Шаги", уже в общежитии барышни продолжали' ли просто подшучивать, то ли издеваться надо мной:

Оказывается, и из "Фу-фу" получаются писатели, а мы и не знали!

И декламировали, нарочито искажая, мое стихотворение, помещенное в стенгазете незадолго до того, как разоблачили мои с Тухватом "тайные замыслы".

Я дала самой себе клятву: "Больше никогда в жизни не буду писать!" Так и было. до поры до времени.

В 1929 году "писатели" с нашего курса с целью перебраться поближе к башкирской литературе решили перевестись в уфимский педагогический техникум. Администрация оренбургского техникума против этого не возражала, тем более, что у нее возникли затруднения с обеспечением учащихся стипендиями. Баязит Бикбай, Сабит Суфьянов, Лутфи Баязитов и еще несколько парней уехали в столичный город, устроились там со временем на работу в редакциях газет и журналов и активно включились в литературную жизнь. Я тоже хотела переехать в Уфу, но меня администрация техникума не отпустила из Оренбурга. Мне сказали:

Девушку-башкирку доучим и выпустим здесь.

Девушек среди выпускников тогда было мало.

Окончив техникум, я написала заявление: "Прошу направить меня в дальний аул". Меня направили учительницей в аул Билал нынешнего Абзелиловского района.

В пору учебы в техникуме, в 1927 году, я, нарушив клятву, написала и послала в Уфу в литературный журнал "Сэсэн" рассказ "Среди вешних ручьев". Ответа не получила и больше ничего не посылала. И вдруг в 1930 году, когда я не только учительствовала, но и деятельно участвовала в создании колхоза в Билале, когда мое сознание в смысле политическом и взгляды на литературу несомненно повзрослели, в журнале "Октябрь", пришедшем на смену "Сэсэну", появился мой вышеназванный рассказ. Я прочитала его и вновь испытала тяжелые чувства, подобные пережитым при разбирательстве с "журналом" "Шаги". Создалось впечатление, что в редакции ни разу не коснулись моей рукописи карандашом, ничего не исправили и напечатали рассказ с ошибками и искажениями, возникшими из-за моего неразборчивого почерка.

Нет, думаю, сейчас я этот рассказ не предложила бы печатному органу. Сейчас и написала бы не так. Зачем только послала его в журнал? И опять я дала себе слово: пока не созрею вполне, ничего в печать предлагать не буду.

Потом с большим запозданием поняла, что приняла ошибочное решение. Невозможно, оказывается, созреть, варясь лишь в своем котле, не отдавая свои творения на суд товарищей.

Шло время, началась Великая Отечественная война, наступили годы тяжких испытаний. Мой муж Газиз Аминов с самого начала войны нес воинскую службу под Ленинградом. А у меня на руках - трое малолетних детей. Но мы - комсомольское племя 20 - 30-х годов - не знали, что такое растерянность перед трудностями. Никакие трудности не могли пошатнуть нашу веру в Победу, в торжество нашего народа. Свое вступление в ноябре 1941года в Коммунистическую партию, погружение с головой в работу я объясняю себе этой верой и беззаветной преданностью начертанному великим Лениным пути.

Я, коммунистка, не могла сидеть в ожидании каких-то особых условий для литературного творчества. Какой был бы смысл в желании заниматься творчеством, которое я вынашивала всю жизнь, если бы я не взялась за перо в годину грозных испытаний, переживаемых моей страной? Подумала я так и в один из первых месяцев войны написала для детей рассказ "Мальчик-партизан". Он вышел в свет отдельной книжкой в 1942 году. В условиях напряженной работы я стала, хоть и изредка, выступать в печати.

Сентябрь, 1962год (В данной публикации воспоминания 3.А. Биишевой представлены в сокращенном варианте.

Перевод с башкирского Марселя Гафурова.)

 

Список использованной литературы и источников

 

1. Алибаева С.А. и др.З. Биишева. Жизнь и творчество. Уфа, 1993г.

2. Баимов Р. Истоки и устья. Заметки о башкирской литературе. Уфа: "Китап", 1993 - 352с.

3. Гайнуллин М.Ф., Хусаинов Г.Б. Писатели Советской Башкирии.

4. Уфа: БКИ, 1969.405 с.

5. Зайнаб Биишева. Осенние раздумья: Стихи и поэмы. Пер. с башк.

6. Москва: Советский писатель, 1998.144с.

7. Зайнаб Биишева. Жизнь и творчество. Фотоальбом (на башкирском и русском языках) Уфа: Китап, 2009. - 256 с.

8. Зайнаб Биишева. В помощь учителю. - Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2010. - 68 с.

9. Лауреаты премии имени Салавата Юлаева (Творческие портреты). - Уфа: БКИ, 1987 - 256с.

10. Октябрь Валитов. Газета "Республика Башкортостан"№ 4.2008г.

11. Созидатели. Справочное пособие для учащихся общеобразовательных школ. - Уфа: полиграфкомбинат, 2000.256с.

12. Тимергали Кильмухаметов. Ватандаш. 2008, №1

13. Светлана Чураева. Бельские просторы. 2007, №12

14. Учитель Башкортостана. Уфа, 2008г. №3 (856)

 

Приложения

 

"Республика Башкортостан" № 4.2008г.

Октябрь ВАЛИТОВ

Люди и время

 

Писатель должен быть скалой Зайнаб Биишева и не пыталась имитировать послушание и быть сторонним наблюдателем. В дни, когда башкирская земля отмечает 100-летие своей выдающейся дочери - народного писателя Зайнаб Абдулловны Биишевой, каждый из нас вновь возвращается к ее образу, чтобы еще раз осмыслить путь, пройденный ею, и ее роль в истории и жизни многонационального Башкортостана.

У каждого писателя есть наиболее близкая ему сфера. Это та среда, в которой художник черпает жизненные силы, которые питают его талант.

Вглядываясь в искусство прошлого, мы видим в нем явление необычайное - творчество Зайнаб Биишевой. Ее романы "Униженные", "У Большого Ика", "Емеш", составившие трилогию "К свету", а также повести, поэмы, рассказы, стихи стоят в ряду высоких художественных ценностей, обретенных многонациональной литературой XX века.

Видный исследователь национальных литератур Павел Наумович Берков, оценивая творчество писательницы, в свое время сказал ей: "Поверьте мне, прочитав "Униженных", я получил больше представлений о жизни, быте, народном творчестве башкир дореволюционного времени, чем от чтения множества этнографических и исторических работ. Сказки бабушки Суакай, пословицы, песни, поверья - все это так ярко, так запоминается, так помогает понять не только быт, но и то, что называется внутренним миром башкирского народа, что уже одно только это заставляет высоко оценить ваш роман".

Истоки таланта - всегда тайна. Мало что объясняет место рождения: Кугарчинский район, деревня Туйембэт. Мать умерла в 1911 году, когда будущей писательнице было три с половиной года. Она вспоминает, что отец Габдулла Тухватулла улы старался пробудить в своих детях чувство человеческого достоинства, любовь к литературе. И чтение для Зайнаб стало любимым занятием на всю жизнь.

Дмитрий Лихачев однажды сказал, что совесть - это в основном память, к которой присоединяется моральная оценка совершенного. Но если совершенное не сохраняется в памяти, то не может быть и оценки.

Думается, любопытно было бы рассмотреть проблему совести и порядочности в творчестве Биишевой специально в философском осмыслении. Зайнаб Абдулловна в своих выступлениях всегда подчеркивала, что мы не можем достичь художественной высоты без философского подхода.

Удивительно: все мы понимаем, что такое совесть, все мы за нее, однако постоянно происходят потрясения, после которых человечество испуганно вопрошает, куда же она девалась.

Каким должен быть настоящий человек, в чем его высшее предназначение, в чем смысл его жизни - вот те простые и вечные проблемы, которые волновали Биишеву. И чтобы ответить на эти главные вопросы жизни, Биишева должна была достигать художественно-философских обобщений социальных конфликтов начала XX века.

Стремление к знанию и к красоте, неудержимое творчество и созидание не оставили Зайнаб Абдулловну в тихой заводи. Всю жизнь она не знала покоя. Она хотела знать больше о своем народе и творить, идти вперед.

Накануне своего 80-летия писательница дала интервью. Начиналась эта беседа с невеселого откровения, может быть, неожиданного для многих читателей газеты: "Знаешь, я раньше была смелой. Ничего не боялась, потому что верила, что правда есть и при желании до нее можно докопаться. А к старости эти ориентиры пошатнулись, сомнения появились, веры поубавилось. Сколько раз меня пытались растоптать, а я боролась, боролась. прежде всего творчеством, уходя в него, отрешаясь от суеты".

Немногие знают о том, какие тяжелые испытания выдержала писательница. И не только в сиротском детстве. Нелегким был ее творческий путь. Не случайно ее произведения имеют такие емкие названия, передающие важные жизненные понятия. Так, трилогия "К свету" З. Биишевой занимает в творчестве писателя особое место. С полным основанием автор называет ее книгой жизни.

Как ни парадоксально, Зайнаб Абдулловна как художник и мыслитель столь же проста, как и велика. Вероятно, это и делает ее любимым и доступным для всех писателем. Секрет биишевского творчества заключается в том, что она, не мудрствуя лукаво, выражала и разрешала в художественных образах коренные, извечные проблемы человеческого бытия, взаимоотношений личности и общества, то есть сумела найти самую трепетную сердцевину предмета искусства, ибо предмет искусства - это, прежде всего, человековедение.

Автор образно запечатлела сложнейшие пути своего народа в революции, Гражданской войне и в период мирного строительства. Все произведения пронизывает идея дружбы башкирского и русского народов. Писательница никогда не отделяет судьбу своего народа от народа русского.

Роман-трилогия густо населен героями. Перед нами вереницей проходят самые различные люди - свидетели и участники важных исторических событий. Биишева воспевала в своих героях свободу мысли и духа, непримиримую борьбу добра со злом, она возвеличивала поборников справедливости, она возводила до божественной святости людей, героизм которых заключался в благородстве поступков, чистоте совести, любви, помыслов и побуждений.

Не перестает восхищать то, как интересно она описывает начало XX века, с какой жизненной полнотой созданы герои, наделенные всеми истинно человеческими качествами.

Зайнаб Абдулловне был органически чужд конформизм, для нее не было и не могло найтись причины, которая побудила бы ее к сделке с совестью. Быть со своим народом в радости и горе - в этом вся Биишева.

Она всегда заботилась о своих коллегах, об общем благе, никогда не добивалась милости для одной себя. Она хранила верность и старым друзьям-коллегам, не завязывая новые знакомства. По-матерински ласково делилась своими размышлениями с Динисом Буляковым, Робертом Баимовым, Раилом Байбулатовым, Равилем Бикбаевым и другими писателями. Потеря памяти так же страшна, как потеря мечты. Особенно страшно, когда это забвение касается духовного учителя. Говоря об этом, можно вспомнить случай, который произошел в Союзе писателей Башкортостана, когда З. Биишева обратилась с письмом о пропаже архива писателя X. Давлетшиной и восстановлении ее доброго имени.

Зайнаб Биишева как-то сказала, что многое зависит от таланта. А талант нуждается в поддержке. Завистникам, середнякам, подхалимам в литературе - полный простор, кроме того, они прикрываются правдой. Вот что она пишет в стихотворении "Завистнику":

Мир распахнулся, но твоя душа Окаменела в складках тесноты, И, на помойке жизни копошась, В отбросах ковыряться будешь ты.

Мне жаль тебя. Несчастен ты и слеп, На белый свет глядишь сквозь антрацит, Твой мир бесцветен, как унылый склеп, Кишат в нем подхалимы и лжецы.

В сердце художника жили великая любовь и великое милосердие. Может быть, кому-то не нравилось, что она была хлопотлива, думала о других, никогда не оставалась безучастной. Зайнаб Абдулловна всегда говорила в лицо: "Если ты пользуешься доверием, не обманывай даже злодея. Если ты наделен силой, не кичись своим превосходством. Если у тебя есть достоинства, не обнажай недостатков других. Если у тебя нет способностей, не завидуй умению других". Она никогда не искала во зле, причиненном ей другими, вреда. Она считала: пусть оно будет как снег в весеннюю пору, незаметно тающим во дворе.

Зайнаб Абдулловна - праведный человек. Не ведая страха, она всегда была на стороне справедливости. Мы знаем, что у правды мало поклонников. Многие восхваляли Биишеву, другие следовали за ней, пока нет опасности, а потом подхалимы от нее отрекались, а хитрецы притворялись верными.

Она, в отличие от других, ради справедливости всегда шла против власти и собственной выгоды. И не любила людей, которые пытались острить или ввязывались в соперничество. Она прекрасно знала, что благоразумие познается в серьезном и ценится выше, чем остроумие. Часто повторяла: тот, кто вечно острит, - пустой человек. Такие люди подобны лжецам. Никогда не поймешь, шутят или нет, а значит - дела с ними не сладишь. Она всегда считала, что задача литературы - объединять людей.

Главное свойство прозы Зайнаб Абдулловны - простота, доступность, а отсюда - читаемость. Она пишет прозрачно, так что у читателя возникает редкое чувство стопроцентной сопричастности ко всему происходящему. Ее сюжет - это исповедь автора перед всеми читателями и одновременно документально художественное точное описание.

Гуманизм Биишевой сегодня становится раритетом на фоне всеобщего ожесточения и огрубления нравов. Однако вряд ли когда-нибудь исчезнет потребность в благородстве, сочувствии и доброте.

Биишева олицетворяет башкирскую классику XX века, в которой человек изначально добр и чист. Сегодня же модно доказывать, что человек - это очень опасное и хищное существо. В этом споре эпох хотелось бы, чтобы правыми оказались классики. Во всяком случае, проза Биишевой - веский аргумент в пользу человека. Спрос на ее книги неизменно высок.

Зайнаб Абдулловна успешно работала и в области драматургии. На сценах Башкирского академического и других театров страны шли ее пьесы "Волшебный курай", "Гульбадар", "Обет" - маленькие шедевры, лучащиеся яркими красками настоящего фольклора, которые, к сожалению, оказались не всегда по достоинству оцененными у нас в республике. Но время все расставило по своим местам. Годы спустя драматический театр из Ижевска привез в Ленинград на Всесоюзный фестиваль национальной драматургии спектакль по пьесе башкирской писательницы "Обет", который и стал лауреатом фестиваля.

Зайнаб Абдулловна считала, что поэту, писателю мало быть только человеком. Он должен стать морем, скалой, янтарем, горным орлом, батыром, Самрегошом. Вспоминаются замечательные строчки:

Споткнусь, упаду - на батыра плечо Доверчиво опираясь.

Ты, горный орел, ты, поэт Салават, Возьми мое пылкое сердце!

Не странно ли, в тот же момент она пишет:

Я ухожу.

Ах, мой седой Урал широкоплечий, Сакмар или Яик - реки звонкогласые.

Сегодня вы так грустны, так ненастны!

Зачем грустить? Вы - жизнь, вы - сущность вечности Велики и бессмертны, и прекрасны.

Зайнаб Абдулловна всем существом, неистово, почти фанатично, но отнюдь не суеверно была убеждена, что настоящий поэт не умирает "весь".

Сама Биишева, как рабочая пчела (неизменный символ ее поэзии), говорила о себе:

Иль превращусь в рабочую пчелу?

Вся от пыльцы и солнца золотая, Трудиться буду снова день-деньской, Цветущие лужайки облетая.

И свой душистый, свой целебный мед Перед друзьями радостно поставлю -

Любовь моя янтарная, густая.

Поэзия Биишевой - жизнь и смерть, испытанные в накале высшей правды. Она - документ эпохи. И в то же время кардиограмма ее сердца, чутко реагирующего на малейшие колебания в духовном мире современного человека. Ее творчество еще раз и безоговорочно убеждает, что писать надо не на тему современности, а современностью. Болью и кровью. Вот почему она имела право сказать:

Шагай смелее и, глядя насквозь, Разоблачая лжи лицо рябое, Знай, добрые дела не пропадут -

Продолжит их идущий за тобою.

В этих строках - ключ к судьбе Зайнаб Абдулловны. Она словно подсказывала нам, читателям-друзьям, как воспринимать ее стихи:

Будь сам собой и не меняй лица, И пусть твой разум станет твоим вече, И твердо свое слово говори, Не озираясь, утро или вечер.

В этих строках подлинность поэзии, которая была ее исповедью, а теперь оказалась завещанием. Это жизненное кредо поэта. Биишеву невозможно представить автором "громогласных" деклараций, что, по ее убеждению, всегда является свидетельством вольной или невольной самовлюбленности и, еще хуже, цинизма, желания во что бы то ни стало привлечь внимание к собственной персоне, ради чего и стараются перекричать правду жизни. Она говорила: "Посиди спокойно, и ты поймешь, сколь суетны повседневные заботы. Помолчи немного, и ты поймешь, сколь пусты повседневные речи. Откажись от обыденных хлопот, и ты поймешь, как много сил люди растрачивают зря. Затвори свои ворота, и ты поймешь, как обременительны узы знакомств. Имей мало желаний, и ты поймешь, почему столь многочисленны болезни рода людского. Будь человечнее, и ты поймешь, как безумны обыкновенные люди".

Читая Зайнаб Биишеву, мы не перестаем удивляться чуду родной речи. Она учит нас, что только родное слово, познанное и постигнутое в детстве, может напоить душу поэзией, пробудить в человеке первые истоки национальной гордости, доставить эстетическое наслаждение многомерностью и многозначностью языка предков.

К тому же есть одна особенность, в силу которой З. Биишева не нуждается в доказательствах ее права на увековечение в памяти потомков. Зайнаб Биишева - художник чрезвычайно редкой судьбы. В 1990 году Указом Президиума Верховного Совета Башкортостана ей было присвоено высокое звание "Народный писатель Башкортостана". Почти все книги Биишевой переведены на русский язык, многие изданы в Москве и других городах бывшего СССР. Ее произведения изучаются в школах и на филологических факультетах вузов, они стали достоянием не только башкирской, но и всей многонациональной литературы.

Что такое достоинство человека? На мой взгляд, это ум, окрыленный свободой. Зайнаб Абдулловна обладала и этим качеством. Она всегда оставалась сама собой. Она ни разу не "подсюсюкнула" жестокому времени. Несмотря на все потрясения в творческом плане, бюрократические структуры не смогли превратить З. Биишеву в послушного, поддакивающего болванчика. Она и не пыталась имитировать послушание, во все времена и при всех обстоятельствах оставалась человеком с большой буквы. Таков вердикт ее прозы и поэзии.

Октябрь ВАЛИТОВ, профессор, доктор философских наук.

 

Газета "Республика Башкортостан"№4.2008г.

Светлана Чураева

Трудности перевода

 

Знак почета 2008 год начинается с грандиозного юбилея - 2 января исполняется 100 лет со дня рождения народного писателя Башкортостана Зайнаб Биишевой, лауреата Республиканской премии имени Салавата Юлаева, троекратного кавалера ордена "Знак почета". Это цифра - век! - так естественна для величавой фигуры Биишевой и так удивительна, ведь сердце Зайнаб Абдулловны перестало биться недавно - чуть более 10 лет назад; ее еще многие помнят - живой, родной, не "парадной".

Те, кто выросли на ее книгах, с волнением перечитывают любимые строки - в башкирской литературе праздник. А массовый русскоязычный читатель переспрашивает на каждом слове и дергает за рукав соседа: "Переведите мне…". Кто такая Биишева? Да, есть строки в энциклопедиях, есть книги - ее и о ней. Есть переводы на русский - хорошие и разные. Но нет героини, нет головокружительного ощущения высоты, нет памяти крови. И русскоязычный читатель чувствует себя обездоленным - ведь он живет на той же земле, что прославлена Биишевой и что сейчас прославляет ее, а праздника он лишен.

Трудности перевода - о них написаны учебники, книги, снято кино. Богато слово "перевод": можно переводить время, и можно переводить стрелки часов; можно переводить слепого через дорогу и переводить добро. Литературный перевод включает в себя все значения этого слова, и еще остается место - для маневра. Литературный переводчик часто вынужден вслепую перебираться из культуры в культуру, ориентируясь только на звуки и на находчивость сердца. Он переводит добро - не всегда адекватно. А если добавить личного: "перевожу", тогда возникает еще значение - перевоза. Помните, как у Маршака:

Я переводчик на Руси И этим дорожу, Но я, в отличье от такси, Не всех перевожу.

Переводчик - перевозчик через Лету, только переправляет он поэтов не как Харон - к забвению, а в обратном направлении - возвращает людям память о тех, кто далеко; дарует новую жизнь - в другом языке, другой культуре.

Но если язык еще худо-бедно поддается переводу, то с культурой все гораздо сложнее.

Язык - это всего лишь лексика, синтаксис, фонетика, стиль. А культура - это пространство и время.

Время: иногда переводчику требуется перевести стрелки часов. Вспомните, когда в русской литературе в последний раз прозвучала ода? Да еще "патетическая"? Задолго до рождения Биишевой. А в башкирской литературе патетическая ода - явление вполне злободневное: ее создал к 100-летию Зайнаб Абдулловны прекрасный поэт Ирек Киньябулатов, у которого тоже в 2008 году юбилей - ему исполняется 70 лет.

Кто-то, может, и посмеется над пафосом этого произведения, - но только если этот кто-то не знает, что такое "ода". Напомним, что ода - произведение, отличающееся торжественностью и возвышенностью, а "пафосный" - это и значит взволнованный, страстный, исполненный энтузиазма. Так писатель башкирский возвращает читателя к истокам русского языка.

И не менее, чем временное соответствие, важен при переводе масштаб. Ведь, к примеру, от маленьких сувенирных копий памятника Салавату Юлаеву не дрогнет душа. Хотя то же лицо у поэта, тот же порыв у коня - угол зрения совершенно не тот.

Скульптор рассчитывал, что в лицо его герою люди будут заглядывать снизу. И это очень точно - в лица героев нужно заглядывать только так - снизу вверх. Герои должны возвышаться над нами, простыми людьми.

Герой - человек иной породы, он чужд слабостей и терзаний. Где герой, там обязателен высокий - Большой - стиль. Как справедливо писал Петр Вайль: "…чем дискретнее мир, чем туманнее будущее.

Чем невнятнее прошлое, чем неопределеннее настоящее, чем безлюднее окружение, тем понятнее ностальгия по Большому стилю, в котором - прикосновение к материнской груди, тепло и забота, незамутненный душевный окоем, незагаженная перспектива жизни".

Но, по тому же Вайлю: "Стиль и Большой стиль - две вещи несовместные", поэтому в наше суперстильное время мы бежим большого, высокого стиля. А он порою необходим, иначе в литературе не будет Героя.

Современная русскоязычная литература бедна героями с большой буквы и со времен постмодернизма чурается вселенских страстей, бурного проявления чувств. Поэтому русскоязычный читатель, столкнувшись со всем этим в переводном произведении, вновь обретает литературную память, тем самым углубляя свое эстетическое пространство…

 

[1] Самрегош - сказочная птица, спасительница добрых людей.

[2] Рогервик - крепость в Эстонии, куда ссылали на каторгу.

[3] До перевода своей письменности на кириллицу башкиры пользовались, как и другие тюркоязычные народы, арабским шрифтом, затем некоторое время - латинским.