Историческое осознание современности

Слово «история» имеет два основных значения. Одно из них отсылает к ограниченным частным «историям» – законченным сообщениям о реальных или вымышленных событиях в форме разного рода повествований, поучительных анекдотов и других сюжетов (ср. с высказыванием типа «со мной приключилась занятная история, о которой я сейчас расскажу»). Другое, предельно широкое понятие истории – это всеобщая история. В сущности, это тоже сообщение (повествование) о том, что произошло с человечеством на протяжении его всего известного нам существования, но уже как об одном едином событии. В первом случае рассказчик всегда оказывается вне самого сюжета: даже если «история» приключилась с ним самим, то она уже завершена, осталась в прошлом относительно момента сообщения. Иное дело – всемирная история. Никто не может стать вне ее. В том числе ни сам вестник, ни его слушатели. Осознание этого факта и рождает историческое сознание.

«Известное ведение относительно перемен еще не слагает исторического сознания. - говорил в 1925 году немецкий философ Мартин Хайдеггер. - Лишь тогда, когда историю начинают видеть так, что собственная действительность тоже усматривается внутри ее взаимосвязи, можно говорить о том, что жизнь ведает об истории, в какой пребывает, что здесь есть историческое сознание» . «Историческое сознание» («историзм») есть осознание своего пребывания в истории. «Историзм» есть такое понимание ситуации собственного времени, в контексте которого эта ситуация осмысливается как сложившаяся из всей предшествующей истории. «Историзм» есть, с другой стороны, такое отношение к прошлому, исходя из которого прошедшее осмысливается как часть современности.

С позиции исторического сознания, например, эпоха Возрождения – это не просто то, что некогда было, это такое прошлое, которое породило едва ли не все важнейшие основания последующей эпохи европейского Нового времени, осмысленной как эпоха гуманизма. И именно исчерпание эпохи Нового времени, конец которой пришелся на десятилетия рубежа XIX-XX веков, в свою очередь, породило комплекс проблем конца эпохи (буквально – «конца века», фр. “fin du ciecle»), доставшихся XX веку, проблем, связанных с размыванием гуманистических основ культуры. Таким образом, с позиции историзма Возрождение есть часть всеобщей жизненной ситуации нашего времени. Но историзм знает не только прошлое, он знает и будущее: если прошлое есть то время, когда существовали причины настоящего, то будущее – это время, когда станет реальностью то, что наши сегодняшние поступки причиняют на самом деле, объективно – независимо от наших возможных иллюзий на этот счет. Следовательно, будущее – это время, которое мы творим и за которое мы, поэтому, отвечаем.

Историзм как подход к современности не стал в ХХ веке преобладающим. Мы уже обратили внимание на то, что современная культура, ориентированная на удовольствие текущего момента, не стремится к установлению смысловых связей с прошлым. Современное религиозное сознание также сохраняет свою «надисторичнсть», полагая Бога выше истории человеческих деяний. Кроме того, в современном мире широко распространена точка зрения на историю как на коллекцию достоверных фактов, имевших место в более или менее отдаленном прошлом. Типичный пример – предлагаемые телезрителям подборки фактов, связанных с определенной датой: «в этот день в разные годы родились…» и т. п. Это – историческая эрудиция, которую не следует смешивать с «историзмом» в предложенном выше смысле: «историческому сознанию» важны не сами по себе факты, но их осмысление для достижения более полного понимания современности. Исторический подход к пониманию культуры того или иного общества, лежит в основе излагаемой в данном учебнике теории культуры.

1.10. Культура как система

Очевидно, что устойчивость культуры и ее фрагментов зависит от способности общества создать такой культуропорядок, который будет наилучшим образом поддерживать взаимосвязи составляющих его элементов, и тем самым обеспечит жизнеспособность коллектива в целом – в соответствии с «принятыми в обществе представлением о мире и месте человека в этом мире». В этом случае о культуре данного сообщества можно будет говорить, что она обладает свойством системности. Свойство системности проявляется в том, что культура ограничивает вторжение чужеродных элементов, если их масса угрожает нарушением сложившихся взаимосвязей. На наших глазах это выражается, например, протестом многих людей против нетерпимо большого присутствия американской массовой кинопродукции в телевизионных программах. В то же время, инокультурные заимствования, в принципе, не являются исключениями. Они происходят постоянно, но подчиняются определенным закономерностям, суть которых в том, что инородные элементы приобретают системные свойства данной культуры.

Системные свойства русского языка таковы, что грамматическая взаимосвязь его элементов (слов) в предложении осуществляется не заданным («строгим») порядком, как, например, в английском, а таким смысловым соответствием, который выражен применением суффиксов и окончаний. Поэтому переход слов иноязычного происхождения в систему русского языка (их «русификация») связан с присвоением им признаков грамматического рода и типа склонения. Слова 'вернисаж', 'коллаж', 'оммаж', например, входят в состав русского языка как слова мужского рода. В ряде случаев, однако, заимствованные слова остаются несклоняемыми. Таковы, например, слова 'пианино', 'пальто', 'кофе'. Относительно последнего не вполне утвердившимся остается и грамматический род: в просторечии слово «кофе» употребляется иногда не в мужском роде, как указано в словарях, а в среднем. По каким-то причинам полного заимствования этих слов в русский язык не произошло.

Заимствования типичным образом совершаются как переосмысления того, что заимствуется, через отождествления его с тем, что уже есть в собственной культуре. Божества греческого пантеона были заимствованы древними римлянами. Для этого они были отождествлены с собственными римскими божествами: Зевс – с Юпитером, Афродита – с Венерой и т.д. Очень важный момент любой культуры, праздники, переходят из культуры в культуру путем того же переосмысления. Языческий праздник дня летнего солнцестояния (день Ивана Купала) переосмыслен в христианстве как день Иоанна Крестителя. Основные советские праздники также утвердились на основе переосмысления традиционных: первомайские праздники, например, призваны были «заместить» христианскую Пасху, традиционные осенние праздники конца сельскохозяйственного цикла – День Поминовения, День Всех Святых (ср. с «Днем Благодарения» в США) «слились» в т. н. «октябрьских праздниках» 7-8 ноября, переосмысленных как годовщина Октябрьской революции 1917 года. Кстати сказать, попытки ввести в СССР цикл профессиональных («ведомственных») праздников, не опиравшихся на древнюю традицию («День шахтера», «рыбака», «строителя», «железнодорожника» и т. п.) оказались фактически безуспешными.