ДОГОВОР С ВЕНЕЦИАНЦАМИ

Апрель 1201 года

Дож Венеции Энрико Дандоло, человек весьма мудрый и знающий, принял французских послов с большим почетом — и сам он, и другие люди оказали им сердечный прием. Когда послы предъявили письма своих сеньоров, венецианцам было очень любопытно узнать, для какого дела они прибыли в их землю, потому что представленные документы были всего лишь верительными грамотами; графы писали, чтобы их послам верили, словно лично им самим, и что они примут все условия, о которых договорятся их посланники.

И дож ответил им: «Господа, я ознакомился с вашими грамотами. Мы удостоверились в том, что сеньоры ваши являются самыми знатными лицами из тех, кто не носит короны. И они просят нас доверять вам во всем, что бы вы ни сказали, и заверяют, что поддержат любое соглашение, которое вы заключите с нами».

«Государь, — ответили послы, — мы просим, чтобы вы созвали свой совет, и завтра, коли вам угодно, перед ним мы скажем, о чем просят вас наши сеньоры». И дож ответил, что ему требуется четыре дня, и попросил их дождаться, пока не соберется совет, где они и смогут сказать, чего хотят.

Посланники дождались назначенного дожем четвертого дня. Они вернулись во дворец, который был весьма прекрасным, богато обставленным зданием. Там они и нашли дожа и его совет, собравшихся в особом покое, и изложили данное им поручение. «Государь, — сказали они, — мы прибыли к тебе от знатных баронов Франции, которые приняли крест, чтобы отмстить за поругание, учиненное над Господом нашим, и, если Бог соблаговолит, отвоевать Иерусалим. И поелику они знают, что никто не обладает столь великим могуществом, как вы и ваш народ, то они просят, чтобы вы, во имя Бога, сжалились над заморской землею (Палестиной. — Ред.), отомстили за поругание святынь и решили, как предоставить нам военные корабли и транспорты».

«А на каких условиях?» — вопросил дож. «На любых, — ответили послы, — какие бы вы ни предложили или ни посоветовали, лишь бы они могли принять ваши условия и оплатить их». — «Разумеется, — сказал дож, — дело, которое они у нас просят, — великое дело, и кажется, что замыслено великое предприятие. Мы дадим вам ответ через неделю. Не удивляйтесь, что срок так долог, ибо столь важное дело надобно как следует обдумать».

В срок, который дож им назначил, послы вернулись во дворец. Я не мог бы передать вам все слова, которые были там сказаны и произнесены, однако конец встречи был таков. «Сеньоры, — сказал дож, — мы сообщим вам решение, которое мы приняли, коль скоро сумеем склонить наш Большой совет и всех граждан одобрить его; а вы посоветуйтесь друге другом, сможете ли согласиться на то, чтобы принять наши условия.

Мы поставим транспортные суда, которые смогут перевезти четыре тысячи пятьсот коней и девять тысяч оруженосцев, и другие корабли для переправки четырех тысяч пятисот рыцарей и двадцати тысяч пеших воинов. Кроме того, мы включим в контракт обеспечение коней и людей прокормом и провиантом на девять месяцев. За все это мы возьмем самую низкую цену, а именно: за каждого коня четыре марки и две марки за каждого человека.

И все эти условия соглашения, которое мы вам представим, будут исполнены в течение одного года, считая со дня, когда мы отплывем из гавани Венеции, чтобы послужить Богу и всему христианскому миру в каком бы то ни было месте. Общая сумма этих расходов, которые мы здесь только что привели, составляет 85 тысяч марок.

А сверх того мы сделаем вот что. Из любви к Богу мы дополнительно поставим от себя пятьдесят вооруженных галер на условии, что до тех пор, пока наш союз будет существовать, от всех завоеваний, на море или на суше, будь то земли или имущество, половину получим мы, а другую — вы. Вам остается лишь посоветоваться, сможете ли вы принять и выполнить наши условия».

Послы вышли, сказав, что переговорят между собой и ответят им завтра. Они совещались всю ночь и, наконец, согласились принять условия венецианцев. Утром следующего дня они предстали перед дожем и сказали: «Государь, мы согласны заключить этот договор». А дож сказал, что переговорит со своими сподвижниками и даст знать, как обстоят дела.

На следующий, то есть третий день после того, как дож описал свое предложение, он, который был мужем мудрым и доблестным, созвал свой Большой совет, состоявший из сорока человек, считавшихся самыми умными и способными в государстве Венеция. Своим ясным умом и здравым смыслом, которыми он обладал в высочайшей степени, дож Дандоло уговорил их принять и одобрить предлагаемое соглашение. Делал он это постепенно: сначала он склонил несколько человек, потом больше и еще больше — пока все не согласились и не одобрили эти условия. После этого он созвал по крайней мере десять тысяч в церкви Святого Марка, красивейшей из всех, какие только есть на свете, и сказал собравшимся, чтобы, выслушав обедню Святого Духа, они молили бы Бога вразумить их насчет просьбы, с которой обратились послы. И все весьма охотно это исполнили.

Когда обедня была завершена, дож позвал послов, чтобы те смиренно попросили народ Венеции согласиться на принятие этого договора. Послы явились в храм, где привлекали любопытные взгляды множества людей, которые их никогда не видели.

Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, с согласия и по воле других послов взял слово и сказал им: «Сеньоры, самые знатные и самые могущественные во Франции, послали нас к вам. Они заклинают вас о милости, чтобы вы сжалились над Иерусалимом, который находится в порабощении у сарацин, и, Бога ради, согласились сопутствовать им и помочь отомстить за поругание Иисуса Христа. Выбрали же они вас, ибо знают, что ни один народ не имеет такого могущества на море, как вы. И они повелели припасть к вашим стопам и не подниматься, покуда вы не согласитесь сжалиться над Святой землей за морем».

Вслед за этим шестеро послов, проливая обильные слезы, преклонили колени перед венецианцами. И дож, и все другие разразились слезами и в один голос, высоко воздевая руки, воскликнули: «Мы согласны, мы согласны!» И затем поднялся столь великий шум и крик, что казалось, разверзается земля.

И когда, наконец, стих этот великий шум, а всеобщая жалость улеглась (а были они столь сильны, что таковых никто никогда не видел), великий дож Венеции, который был человеком весьма мудрым и доблестным, взошел на амвон и, обратившись к народу, сказал ему так: «Сеньоры, посмотрите, какую честь оказал вам Бог; ведь лучшие люди на свете оставили без внимания все другие народы и ищут вашей поддержки, чтобы совершить вместе с вами столь великое дело, как освобождение Господа нашего!»

Слова, которые сказал дож, были столь хороши и прекрасны, что я не могу все их вам передать. Конец же дела был таков: решили изготовить на следующий день грамоты, и они были составлены и написаны. После этого на совете было разъяснено, что поход будет направлен к Каиру, потому что отсюда мусульман можно будет уничтожить куда легче, нежели из какой-нибудь другой части их территории, но хранилось это решение под большим секретом. А во всеуслышание было объявлено, что мы отправляемся за море. Тогда был Великий пост. Постановили, что через год со Дня святого Иоанна — то будет 1202 год — сеньоры и остальные крестоносцы должны собраться в Венеции, где их будут в готовности ждать корабли.

Когда грамоты были изготовлены, подписаны и скреплены печатями, их представили дожу в большом дворце, где собрались Большой совет и Малый совет. И, вручая эти грамоты послам, дож Дандоло преклонил колени и, обливаясь слезами, поклялся на святом Евангелии честно соблюдать соглашения, начертанные в грамотах, и весь его совет, который состоял из сорока шести особ, тоже. Послы же, со своей стороны, поклялись блюсти соглашения, записанные в фа-мотах, и честно выполнять клятвы своих сеньоров и собственные. На этой встрече было пролито много слез. Сразу же после нее и та и другая сторона договорились отправить своих посланников в Рим к папе Иннокентию, чтобы он утвердил этот договор. Он весьма охотно это сделал.

Послы заняли пять тысяч марок серебра у жителей города и вручили их дожу, чтобы начать постройку кораблей. Затем они простились с Венецией, чтобы вернуться в свою страну. Они скакали, пока не прибыли в Пьяченцу, что в Ломбардии. Там они разъехались: Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, и Алар Макеро направились оттуда во Францию, а другие — в Геную и в Пизу, чтобы выяснить, какую подмогу окажут они землям за морем.

Глава 3

АРМИЯ ИЩЕТ ВОЖДЯ

Май—сентябрь 1201 года

Когда Жоффруа Виллардуэн, маршал Шампани, пересекал Мон-Сени (перевал в Западных Альпах, 2083, сейчас через него проходит шоссе Гренобль—Турин. — Ред.), он встретил графа Готье де Бриена; тот направлялся в Алулию отвоевывать земли своей супруги, дочери короля Танкреда, на которой он женился после того, как принял крест. С ним были и другие крестоносцы, включая Готье де Монбельяра, Эсташа де Конфлана, Робера де Жуанвиля и многих других уваажемых людей из Шампани.

Услышав от маршала о том, что сделали послы, путники, обрадовавшись, одобрили этот успех и сказали ему: «Мы уже в дороге, — сказали они, — и когда вы прибудете в Венецию, то найдете нас в полной готовности». Но события происходят так, как угодно Богу, и им не представилось больше возможности присоединиться к войску. Это было очень прискорбно, ибо они были весьма отважны и доблестны.

Так что они разъехались, и каждый двинулся своей дорогой. Маршал Жоффруа де Виллардуэн ехал верхом много дней, пока не прибыл в Труа в Шампани, где нашел своего сеньора графа Тибо больным и в глубокой печали. Тем не менее тот был очень рад его прибытию. И когда маршал рассказал ему, чего удалось добиться, граф был настолько охвачен радостью, что приказал оседлать коня, чего уже давно не делал, и сел верхом. Увы! Какая жалость! Ведь он уже никогда больше не смог сесть на коня, кроме как в этот раз.

Графу становилось все хуже, и болезнь стала настолько серьезною, что он составил завещание и отдал распоряжения, разделив деньги, которые должен был взять с собой, между своими людьми и спутниками, среди которых имелось много искренних его друзей — ни у кого из его современников не было столько. И он распорядился, чтобы каждый, получив свою долю денег, поклялся на святом Евангелии, что присоединится к армии в Венеции, как он сам и обещал. Все же нашлось много таких, которые позже не сдержали свою клятву и были сильно порицаемы за такое отступничество. Остальную часть своих денег граф распорядился сохранить на нужды войска и израсходовать их наилучшим образом.

Так почил граф, и мало кого в мире мог ждать лучший конец. Он отошел в мир иной, окруженный толпой родственников и вассалов. Я не берусь рассказывать о трауре после его смерти и похоронах — никогда и никому не было отдано столько почестей. Это было только справедливо, ибо никогда человек его возраста не был столь любим и вассалами, и прочими людьми. Он был похоронен рядом со своим отцом в церкви Святого Этьена в Труа. Графиня Бланш, его супруга, дочь короля Наваррского, овдовела. Она была очень красива и добра. Она родила мужу маленькую дочку и носила его сына.

Когда графа похоронили, Матье де Монморанси, Симон де Монфор, Жоффруа де Жуанвиль, который был сенешалем Шампани, и маршал Жоффруа Виллардуэн отправились к герцогу Эду Бургундскому и сказали ему: «Сеньор, вы понимаете, какое несчастье принесла землям за морем смерть графа Тибо. И теперь мы Богом заклинаем вас взять крест и помочь заморским землям. Мы устроим, чтобы вам были вручены все его деньги, поклянемся на святом Евангелии и заставим остальных тоже поклясться, что будем честно служить вам так, как служили бы ему».

Тем не менее герцог отказался взять на себя эти обязанности. (По-моему, он мог бы проявить побольше мудрости.) Тогда Жоффруа де Жуанвилю было поручено обратиться с таким же предложением к графу Тибо Бар-ле-Дюку, кузену покойного графа. Но и он тоже отказался.

Смерть графа Тибо Шампанского стала большим горем для пилигримов и для всех тех, кто собирался воевать во славу Господа. И в начале месяца они собрались на совет в Суасоне, дабы решить, что же им делать. Среди прочих присутствовавших были граф Балдуин Фландрский и Геннегау, граф Луи Блуаский и Шартрский, граф Жоффруа Першский, граф Гуго де Сен-Поль и многие другие доблестные люди с высокой репутацией.

Жоффруа де Виллардуэн объяснил ситуацию. Он рассказал о предложении, которое они сделали герцогу Бургундскому и графу Бар-ле-Дюку, и как оба они отказались принять его. «Сеньоры, — сказал он, — послушайте меня, и, если позволите, я предложу вам возможный ход действий. Маркиз Бонифаций Монферратский — весьма доблестный муж и один из наиболее умных среди тех, кто ныне здравствует. Если вы попросите его приехать сюда, и взять крест, и заступить место графа Шампанского и если вы предоставите ему предводительство над войском, он тотчас примет ваше предложение».

Большое было расхождение во мнениях, судили и рядили так и сяк, но в конце все присутствующие, великие и малые, пришли к согласию. Были написаны необходимые письма, избраны послы, и их отправили просить маркиза. Он прибыл вдень, который они ему назначили, через Шампань и Иль-де-Франс, где много людей, и даже король Франции, кузеном которого он приходился, оказывали ему большие почести.

Маркиз прибыл на совет, собравшийся в Суасоне, где было великое скопление графов, баронов и простых крестоносцев. Когда они узнали, что маркиз прибывает, то выехали ему навстречу и с большим почтением приветствовали его. Наутро в винограднике аббатства Святой Марии Суа-сонской прошел совет, на котором все просили маркиза принять их просьбу и умоляли его во имя Бога возложить на себя крест и согласиться возглавить армию, заняв место Тибо Шампанского и взяв на себя ответственность за его деньги и его людей. Все они в слезах припали к стопам маркиза; он, в свою очередь, встал перед ними на колени и сказал, что с радостью ответит на их просьбу.

Так маркиз склонился к их мольбам и взял на себя предводительство войском. Тотчас епископ Суасонский и святой человек Фульк, а также два брата-цистерцианца, которых маркиз привез из своих владений, повели его в церковь Богоматери и прикрепили ему на плечо крест. Так закончился этот совет. На следующий день маркиз покинул их, чтобы вернуться в свою землю и устроить свои дела. Он посоветовал всем также привести в порядок дела и сказал, что снова встретится с ними в Венеции.

Из Суасона маркиз отправился на капитул в Сито, который ежегодно в сентябре собирался на праздник Святого Креста. Там он нашел великое множество аббатов, баронов и других людей из Бургундии; туда же отправился и Фульк из Нейи, чтобы молиться об успехе Крестового похода. По этому поводу многие возложили на себя крест, включая Эда ле Шампенуа де Шамплитта и его брата Гийома, Ришара де Дампьера с братом Эдом, Гюи де Песме и его брата Эмона, Гюи де Конфлана и многих других достойных людей из Бургундии. После них крест приняли епископ Отенский, граф Гью де Форе, отец и сын (оба Гуго) де Берзе, Гуго де Коли-ньи. И в Провансе Пьер де Бромон и много других людей, чьи имена я не знаю, возложили на себя крест.

Так по всей стране люди готовились к паломничеству. Увы! Великая бедй приключилась к следующему Великому посту, когда они уже были готовы отправиться в путь. Слег граф Жоффруа дю Перш и составил завещание, распорядившись, чтобы его брат Этьен взял его деньги и возглавил бы его людей. (Не будь на то Божьей воли, пилигримы охотно обошлись бы и без этих перемен.) Так скончался граф дю Перш. Это действительно было великой утратой — ведь он был весьма знатным бароном, воистину почитаемым и отважным рыцарем. Во всех его владениях подданные глубоко скорбели по нему.

Глава 4