УЧЕБА В МОРСКОМ УЧИЛИЩЕ

В 1888 г., "по собственному желанию и по желанию отца", как сказано в стенограмме допроса, он поступил в Морское училище.

15 декабря 1752 г. указом императрицы Елизаветы Петровны был основан Морской шляхетский кадетский корпус. С его утверждением упразднялась Московская школа, или Академия в Сухаревой башне. Морской корпус разместился в Петербурге на Васильевском острове, в двухэтажном дворце, ранее принадлежавшем Миниху. Фельдмаршал, пленивший Колчак-пашу, впал в немилость и коротал свои дни в далёком Пелыме.

В 1867 г. Морской корпус был переименован в Морское училище. Оно стало более доступным для выходцев из других сословий. Однако в 1891 г., уже при Колчаке, училище вновь стало называться Морским кадетским корпусом. (см. приложение, рис. 4).

В Морское училище принимались мальчики в возрасте 12-14 лет. Курс обучения был 6-летний. За это время воспитанники завершали среднее образование и получали высшее военно-морское. По окончании пятого года обучения кадеты производились в гардемарины. В строевом отношении воспитанники училища составляли батальон, а каждый курс – роту. В училище было пять кадетских рот и одна гардемаринская.

Воспитанники находились на казенном содержании, жили в самом корпусе (училище). По воскресеньям в отпуск увольняли только тех, у кого в Петербурге были родители. Ещё со времён Крузенштерна сложился довольно жёсткий распорядок дня: в 6 час. 30 мин. побудка, затем гимнастика и утренний чай, в 8 час. – первый урок. Каждый день было три урока, по полтора часа. Строевые учения – тоже полтора часа. Свободного времени полагалось три часа в день. После вечернего чая желающие могли идти ко сну, а с 11 час. все должны были спать.

Среди воспитанников Морского училища фамилия Колчак впервые появилась в 70-е годы. У юного Колчака в стенах учебного заведения не было ни одного родного человека, который связывал бы его с семьёй. Многим другим его сверстникам было легче – их братья учились на старших курсах. Преодолеть одиночество, особенно остро ощутимое в первый год, Колчаку помогала дружба с одним из однокурсников. Такого друга у Колчака за всю жизнь, наверно, больше не было, и недаром даже на допросе, за несколько дней до гибели, он вспомнил о нём, не называя по имени:

"…Шёл я всё время первым или вторым в своём выпуске, меняясь со своим товарищем, с которым поступил в Корпус…". Этот друг юности Колчака – Дмитрий Филиппов, самый младший из шестерых детей вдовы губернского секретаря, харьковской помещицы.

В училище Колчак сильно переменился. По- видимому, начал взрослеть, появилось чувство ответственности, да и сама учёба стала осмысленным делом: ведь он учился там, где хотел, и тому, чему хотел. Они с Филипповым действительно выделялись на курсе своими успехами. Но кроме учёбы воспитанники любого учебного заведения, а военного – тем более, оцениваются ещё с одной стороны – по поведению. И в этом отношении два друга имели разные показатели.

За шесть лет учёбы у Колчака появилось четыре записи в кондуитном журнале. 10 сентября 1890 г. он не вовремя встал, когда вошёл начальник училища. Строгий арест на трое суток был наложен самим Арсеньевым. 22 февраля 1891 г. Колчак опоздал в класс на 10 мин. 17 декабря того же года он громко разговаривал в спальне и не обратил внимание на замечание дежурного офицера – получил строгий выговор. А 29 мая 1892 г. – почти в 18-летнем возрасте – вдруг расшалился во время занятий и был оставлен без обеда.

По окончании зимних занятий, после небольшого отпуска, все воспитанники, за исключением самых младших, отправлялись в плавание. Училище имело целую эскадру: фрегат "Князь Пожарский", корветы "Скобелев", "Боярин", "Баян" и миноноску № 47. Правда, такая эскадра мало кого могла устрашить. "Князь Пожарский", парусник с паровым двигателем, был спущен на воду ещё в 1867 г. Деревянный корвет "Боярин" был чистым парусником.

Колчак впервые вышел в море в 1890 году. 12 мая воспитанники прибыли в Кронштадт. Младших определили на "Князь Пожарский".

Эскадра посетила Бьорк (ныне Приморск), Гельсингфорс (Хельсинки), Ревель (Таллин). Младшие воспитанники усиленно занимались на шлюпках. В конце июля состоялись общие для всех рот гребные и парусные гонки. Затем было произведено десантное учение. 6 августа отряд вернулся в Кронштадт.

Вряд ли первое плавание оставило у юного Колчака приятные воспоминания. Лето на Балтике выдалось холодным. Шли дожди, штормило. На "Князе Пожарском" однажды, во время спуска шлюпки, у одного из воспитанников перебило канатом четыре пальца. Другой воспитанник был уличён в воровстве – его тотчас же списали с фрегата, а потом исключили из училища.

Главное же, Колчак воочию увидел, с каким тяжёлым изнурительным трудом связано морское дело.

Морская служба сразу же повернулась к Колчаку своей суровой, будничной стороной. Но юноша проявил характер и выстоял. Едва началась следующая морская кампания, 1891 года, как адмирал Геркен получил телеграмму от полковника Колчака: " вследствие тяжёлой болезни моей жены прошу разрешить отпуск моему сыну на три недели". Командующий наложил резолюцию: "Уволить на 4 дня". Василий Иванович похлопотал в министерстве, и сыну разрешили отпуск на 7 дней. 28 июня молодой Колчак прибыл в порт (Ханко) в Финляндии и присоединился к эскадре.

Учебная программа Морского корпуса предусматривала однодневную экскурсию гардемарин на Обуховский сталелитейный завод для ознакомления "с последовательными процессами полной фабрикации орудий…, а также и с приготовлением стали". Колчак бывал у отца на заводе много раз, а во время каникул, наверное, и ежедневно. "Пребывание на заводе, - рассказывал он впоследствии, - дало мне массу технических знаний: по артиллерийскому делу, по минному делу и т. д…"

Одно время Колчак увлёкся мыслью досконально изучить заводское производство. Начал с самых азов – со слесарного дела, которому его обучали обуховские рабочие. Знакомство с ними пробудило у юноши интерес к социальным вопросам. По- видимому, он успел даже что-то прочитать на эту тему. Но начались занятия в выпускном, гардемаринском классе, и все прочие дела пришлось оставить⁷.

Известный английский изобретатель и пушечный король Уильям Джордж Армстронг, приезжавший на Обуховский завод, предложил молодому Колчаку поехать в Англию, пройти школу на его заводах и стать инженером. "Но желание плавать и служить в море превозмогло идею сделаться инженером и техником", - вспоминал Колчак⁵.

В. Никитин, обучавшийся в Морском кадетском корпусе одновременно с А. В. Колчаком, спустя годы, вспоминал о нем: "Кадет, среднего роста, стройный, худощавый брюнет с необычайным, южным типом лица и орлиным носом поучает подошедшего к нему высокого и плотного кадета. Тот смотрит на своего ментора с упованием... Ментор этот, один из первых кадет по классу, был как бы постоянной справочной книгой для его менее преуспевающих товарищей. Если что-нибудь было непонятно в математической задаче, выход один: "Надо Колчака спросить".

Когда он перешёл в гардемаринский класс, его произвели в фельдфебели (одного из немногих на курсе) и назначили наставником в младшую роту.

Кадет этой самой младшей роты, в дальнейшем на протяжении целого ряда лет друг, помощник и сподвижник, первый биограф Колчака контрадмирал Михаил Иванович Смирнов, о том времени вспоминал: "Колчак, молодой человек невысокого роста с сосредоточенным взглядом живых и выразительных глаз, глубоким грудным голосом, образностью прекрасной русской речи, серьезностью мыслей и поступков внушал нам, мальчикам, глубокое к себе уважение. Мы чувствовали в нем моральную силу, которой невозможно не повиноваться, чувствовали, что это тот человек, за которым надо беспрекословно следовать. Ни один офицер-воспитатель, ни один преподаватель корпуса не внушал нам такого чувства превосходства, как гардемарин Колчак. В нем был виден будущий вождь". В этой характеристике, может быть, есть определенный налет позднейших впечатлений, но тем не менее она примечательна⁷.

Наступил 1894 год, отмеченный в судьбе Колчака несколькими событиями, печальными и знаменательными. После тяжёлой болезни, в возрасте 39 лет, умерла его мать. На престол вступил новый император, Николай II, с которым впоследствии Колчака связывали неровные отношения. В этом же году он заканчивал Морской корпус.

По завершении последней морской практики, там же, на корабле, комиссия из нескольких офицеров стала принимать экзамены. Самым страшным считалось морское дело. Единственный из всей роты, он ответил на все 15 заданных вопросов. По машинному, штурманскому делу и по артиллерии Колчак также ответил на все вопросы, но на этот раз он не был единственным. А на экзамене по минному делу Колчак удовлетворительно ответил только на четыре вопроса из шести.

15 сентября 1894 г. гардемарины были произведены "в мичмана". Первым в выпуске значился великий князь Алексей Михайлович. В феврале следующего года он умер в Сан-Ремо в 20-летнем возрасте. Имя Алексея Михайловича, первого в выпуске, надлежало выбить золотыми буквами на мраморной доске в Морском корпусе⁵.

Вторым в выпуске должен был быть Колчак, но он отказался от первенства в пользу своего конкурента-товарища (Д. Филиппова), которого счел способнее себя, и комиссия вынуждена была посчитаться с его мнением. В итоге Колчак стал третьим. За отличные успехи Колчаку была присуждена премия адмирала П. И. Рикорда с вручением 300 рублей. Этот русский адмирал отличился не только во время русско- турецкой войны 1828 - 1829 гг., командуя эскадрой в Средиземном море, но и как мореплаватель, ученый, являвшийся членом-корреспондентом Петербургской академии наук.

Чье же имя попало на мраморную доску, остаётся неизвестным⁷.

По окончании корпуса в конце 1894 г. Колчак был зачислен в Петербургский 7-й флотский экипаж.

А.В. Колчак в марте 1895 г. был направлен для занятий штурманским делом в Кронштадскую морскую обсерваторию, а через месяц его определили вахтенным офицером на только что спущенный на воду крейсер 1-го ранга "Рюрик" (см. приложение, рис. 4 ) . 5 мая 1895 г. крейсер вышел из Кронштадта в заграничное плавание. Путь через южные моря от Кронштадта до Владивостока тогда совершался примерно за полгода.

В первое плавание Колчак заинтересовался философией буддизма, разделившегося на множество направлений, от тихо-созерцательных до откровенно воинственных. Он пытался даже заняться китайским языком, чтобы читать в подлиннике буддийские тексты. Побывал он и в маленьком городке Камакура, недалеко от Токио, где находится огромная статуя Будды в позе "тихого созерцания". Япония одновременно и привлекала, и отталкивала Колчака, до конца своих дней он не смог разрешить для себя "японскую загадку".

Эскадра совершала длительное плавание в Японском и Жёлтом морях. Молодой офицер заинтересовался гидрологией этих морей, главными течениями, свирепыми дальневосточными тайфунами. Основательно изучил двухтомный труд адмирала С.О. Макарова "Витязь" и Тихий океан".

Во время второй арктической экспедиции Колчак начал делать собственные наблюдения над морскими течениями, хотя этому мало способствовала обстановка военного коробля, да ещё флагманского, на котором находился командующий экскадрой адмирал Е.И. Алексеев, внебрачный сын Александра II.

Постепенно Колчак расширил область своих интересов, перечитав всю доступную ему литературу по гидрологии Тихого океана. Особенно заинтересовала его северная часть океана – Берингово и Охотское моря. А в перспективе он думал об исследовании южных полярных морей, как бы "заброшенных" русскими мореплавателями после знаменитой экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, а также о рывке к Южному полюсу. Эта неосущесвленная мечта не покидала его всю жизнь. О ней он упомянул и в арктической записке, и во время допроса.

В 1897 г. Колчак подал рапорт с просьбой перевести его на канонерскую лодку "Кореец", которая отправлялась к Командорским островам для охраны промыслов. Однако начальство рассудило иначе. В составе эскадры числился старый парусный клипер "Крейсер" с одним двигателем. Из-за своей тихоходности он уже не мог ходить с эскадрой. А потому было решено превратить его в учебное судно для подготовки боцманов и унтер-офицеров. Со всей эскадры было собрано сто самых лучших и грамотных матросов. На "Крейсере" их разделили на четыре вахты, и офицер, назначенный в каждую из них, должен был вести занятия по морскому делу, проводить артиллерийские стрельбы и минные учения. Одним из этих офицеров стал Александр Колчак.

Местом якорной стоянки для "Крейсера" был избран корейский порт Генсан (современный Вонсан).

По климату Генсан во многом напоминал Владивосток: те же ежедневные летние дожди и жара. В бухте, как в бане, было нечем дышать. Лишь выйдя в открытое море, можно было вздохнуть полной грудью. Такие выходы Колчак использовал для продолжения своих гидрологических исследований – хотя бы урывками, не в ущерб занятиям с боцманами.

Зиму 1897-1898 гг. "Крейсер" вместе с эскадрой провёл в Нагасаки. Там же стояли два английских крейсера. Их командиры вели себя по-джентельменски, играли с русскими офицерами в кегли в "Боулинг клубе", но все знали, что крейсеры присланы для наблюдения за русской эскадрой. Начинался новый раунд борьбы за раздел сфер влияния в Китае. Западные страны и Япония старались захватить стратегические пункты на побережье Китая. Одним из таких пунктов был Порт-Артур.

Между тем крепость Порт-Артур находилась в том же полуразрушенном виде, в каком её вернули японцы. Срочно были составлены сметы на многие миллионы рублей, но из Петербурга деньги поступали с большими задержками. Государственная казна была отнюдь не такой бездонной, какой она казалась военным.

"Крейсер" не участвовал в занятии Порт-Артура, но в том же году ему довелось дважды там побывать.

В Порт-Артуре команда "Крейсера" получила радостную весть. 5 ноября "Крейсер" отсалютовал новой "русской твердыне" на Дальнем Востоке и отправился в обратный путь. 6 декабря Колчак и Геркен были произведены в лейтенанты.

На подходе к Шанхаю штурман посадил судно на мель. Когда представился подходящий случай (в Коломбо на Цейлоне), командир списал неудачливого штурмана с корабля и отправил параходом в Россию. Старшим штурманом был назначен А.Ф. Геркен, а Колчак стал его помощником.

К концу плавания Колчак уже во многом иначе, чем прежде, смотрел на военно-морскую службу и на флотские порядки. Главное, что не устраивало его, заключалось в том, что служба носила характер "чего-то показного, чего-то такого, что не похоже на жизнь". "На таких судах служат, но не живут, а мнение моё, -писал он, - что на судне надо жить, надо так обставить всё дело, чтобы плавание на корабле было бы жизнью, а не одною службою, на которую каждый смотрит, как на нечто переходящее, как на средство, а не как на цель".

Главный недостаток сложившегося на флоте положения Колчак видел в недостаточной подготовке личного состава и "ничтожной практике" плавания на современных боевых кораблях. Учиться в Морском корпусе было очень трудно. И тем не менее по выходе во флот офицер оказывался слабо подготовленным.

Колчак вспоминал, что во время плавания в Тихом океане он не раз "подумывал о выходе из военного флота и о службе на коммерческих судах". Но перевесило уважение к военному званию: "Я всегда был военным моряком и военно-морское дело ставил на первое место". Лучшим выходом из создавшегося положения Колчак считал участие в научной экспедиции. Ещё в плавании он узнал, что в составе русско-шведской экспедиции готовится к уходу на Шпицберген транспорт "Бакан", а ледокол "Ермак" собирается в самостоятельное путешествие вглубь Арктики. Последнее было особенно заманчиво. "Ермак", только что построенный в Англии мощный ледокол, шёл под командованием вице- адмирала С.О. Макарова.

Балтийское море встретило "Крейсер" холодом и туманами. Петербургская метеорологическая обсерватория телеграфировала, что кронштадтский рейд закрыт

льдом. Пришлось повернуть на Ревель. Осторожно пробираясь между льдинами, "Крейсер" 29 апреля 1899 г. вошёл на ревельский рейд. Там Колчак увидел транспорт "Бакан", готовый к отплытию. Выяснилось, что его экипаж уже укомплектован и попасть туда нет возможности.

Вскоре Финский залив очистился от льда, а вечером 5 мая, выкинув длинный вымпел, "Крейсер" подошёл к Кронштадту. Матросы, поднявшись на марсы, прокричали "ура". Но рейд был почти пуст, и мало кто ответил на приветствие вернувшегося из дальнего плавания парусника. Капитану сообщили, что 9 мая он должен быть в Петербурге и стать на Неве у Балтийского завода. Произойдет спуск на воду крейсера "Громобой", а затем – "высочайший" смотр вернувшегося из плавания корабля.

… Под гром салюта обойдя вокруг спущенного на воду "Громобоя", императорский катер подошёл к "Крейсеру". На палубу поднялись Николай II и его многочисленная свита. Великих княгинь и княжон возглавляла вдовствующая императрица Мария Федоровна. Николай II, невысокий и худощавый, терялся среди своей свиты, состоявшей из очень представительных людей во главе с генерал-адмиралом, главным начальником Флота! И морского ведомства великим князем Алексеем Александровичем, дядей царя. Осмотрев судно, император зашел с капитаном в его каюту, а потом удалился, приветствуемый матросами, выстроившимися на реях, и салютом из 31 выстрела. Личному составу был разрешён трёхмесячный отпуск. Плавание закончилось.

Колчак посетил адмирала Макарова в день прибытия в Кронштандт, т.е. вечером 5 мая. Разговор, видимо, был коротким. 8 мая "Ермак" должен был отправиться в своё первое арктическое плавание. Конечно же, ничего уже нельзя было сделать. Офицер не мог просто так перейти с судна на судно: необходима была санкция министерства, а её за три дня не получить.

По возвращению в Кронштадт Колчак опубликовал результаты своих научных опытов: в "Записках по гидрографии" он опубликовал первую научную работу "Наблюдение над поверхностными температурами и удельными весами морской воды, произведённых на крейсерах "Рюрик" и "Крейсер" с мая 1897 по март 1898 г".

Вместо "Бакана" и "Ермака" Колчак попал на хорошо знакомый ему "Князь Пожарский", учебное судно Морского корпуса. Это было, писал он, "для меня худшее, что только я мог представить в этом роде". Все планы рухнули. А в военной педагогике Колчак не видел своего призвания. Он свёл воедино и обработал результаты своих наблюдений над течением вод в Японском и Жёлтом морях, а затем бросил занятия по гидрологии, решив, что на военной службе они бесперспективны.

Когда закончилось учебное плавание, Колчак предпринял ещё одну попытку попасть в экспедицию В Академии наук, как он знал, готовился проект Русской полярной экспедиции, которая должна была пройти из Кронштандта Северным морским путём до Владивостока. Руководителем экспедиции был назначен известный полярный исследователь Э.В. Толь. В сентябре 1899 г. Колчак побывал у него, но получил неопределённый ответ.

Колчак не любил неопределённость. Он перешёл на броненосец "Петропавловск", отправлявшийся на Дальний Восток, с тем, чтобы в подходящий момент выйти в запас, остаться в неведомой стране и начать там другую жизнь. Как видно, 25-летний Колчак почувствовал тот многократно описанный в русской литературе "синдром Печорина", когда молодой человек ощущает в себе "силы необъятные", но в условиях устоявшейся рутины не может их применить. И тогда возникает желание бросить вызов судьбе. Правда, служба на новейшем броненосце, всего лишь два года назад вступившем в строй, первое время увлекла молодого офицера. Но вскоре он увидел, что и здесь "есть служба, но нет практики, нет возможности плавать и жить".

Осенью 1899 г. В Южной Африке началась англо-бурская война. Общественное мнение России стало на сторону буров. Колчак решил принять участие в этой войне – конечно, на стороне буров, не только романтическое желание помочь бурам двигало молодым офицером. Как человек военный, он хотел кроме того приобрести опыт современной войны, совершенствоваться в своей профессии.

За несколько дней до Рождества "Петропавловск" пришёл в Пирей. Колчак почему-то не любил Грецию, Пирей - особенно. Очень возмущался, что русские суда всегда там долго стоят. В Пирее, когда выпадал досуг, он предпочитал сидеть в каюте и обдумывать план своего участия в африканской войне. Однажды в такой момент ему принесли телеграмму, подписанную лейтенантом Ф.А. Матисеном. Колчаку предлагалось принять участие в Русской полярной экспедиции. Вне себя от восторга, он тут же дал ответную телеграмму о своём согласии и отправился к командиру корабля Н.Р. Греве доложить о поступившем предложении.

Командир не стал удерживать офицера, но сказал, что броненосец вскоре должен уйти в Порт-Саид. Хлопоты о переводе могут затянуться. Поэтому самое лучшее было - сразу же подать рапорт о выходе в запас. Но всё решилось иначе. Президент Академии наук великий князь Константин Константинович обратился с ходатайством в Морское министерство, и вскоре на корабль пришла телеграмма, предписывающая лейтенанту Колчаку немедленно выехать в Петербург. В первых числах января 1900 г. он отправился на пароходе из Пирея в Одессу, а в середине того же месяца прибыл в столицу. В его биографии закончился пролог, закончилось спокойное течение событий, которое он сам прервал, захотев борьбы и тревог, захотев настоящего дела. Вольно или невольно, случайно или неслучайно события соединялись и развертывались в первую из четырёх трагедий, составивших его жизнь ⁵.