Рационализованность буржуазной морали и ее противоречивость

Буржуазная мораль - мораль утилитарная, основанная на принципах разумного эгоизма. В жизни людей XIX века эта мораль конечно «слоилась» (т. е. она не была одной и той же в разных слоях общества). Но в целом для европейского общества стало характерным понимание морали, которое теоретически фиксировали Н.Бентам и Дж. Ст. Милль: мораль - это «такие правила для руководства человеку в его поступках» (Милль), которые полезны, так как обеспечивают счастье, счастье общее, которое как бы «складывается» из частных благ 17.

Добродетель при этом не самоценна, а ценна в качестве средства для достижения счастья. Добродетельное поведение человека является наиболее нормальным, поскольку оно ведет к выгодному для всех состоянию общества, что выгодно и для любого члена этого общества. Такое утилитарное понимание морали - не просто теоретическое измышление. Оно отражало то, что действительно реализовалось в Европе XIX века, особенно в слое доминирующем - слое буржуазии. Добропорядочность, добродетельное поведение, выполнение элементарных нравственных правил, соблюдение приличий было характерным для жизни буржуа. Всякие отступления от этого достаточно жестко осуждались.

И поскольку в основе правил, норм были разум и польза, - это упорядочивало жизнь, упрощая решение сложных нравственных проблем. Сами сложности оставались, но от них, от трудностей их решения стремились уйти. С. Цвейг заметил, что, например, от проблем, связанных с сексуальностью, XIX век «трусливо» уходил из чувства неуверенности в себе. Явление сексуальности казалось неразумно стихийным и неуправляемым. Тревожным, так как его не удавалось ввести в систему правил неукоснительно выполняемых. Оно как-то не уживалось с добродетельной добропорядочностью. Цвейг писал, что раньше было проще: существовали «табу», жесткие (в частности религиозные) запреты, ибо чувственные желания считались происками сатаны, а стало быть, они были очевидно греховны; в это искренне верили.

В XIX веке в греховность в этом плане уже не очень-то верили. Но в рационализованную мораль тоже не вписывалась сексуальность (нерационализованная). И поскольку все проявления сексуальности, всякие формы чувственной любви и откровенные ее проявления противоречили приличиям, правилам поведения, принятым в обществе, - постольку сексуальности в таком обществе как бы не существовало вовсе. Цвейг напоминал о том, что и школа, и церковь, и правосудие, и даже наука (до Фрейда) избегали всякого упоминания этой проблемы. Темы сексуальности считались скабрезными. Изящное искусство тоже должно было проявлять целомудрие. 

«Мадам Бовари» Флобера была запрещена судом за безнравственность. Романы Золя считались порнографическими. Одежда, особенно женская, должна была скрывать тело. По мнению Цвейга, однако, во-первых, сама одежда при этом подчеркивала разность полов, а запретность темы - разжигала любопытство. Во-вторых, только относительно женщины было аксиомой, что она не должна иметь никаких телесных желаний, кроме тех, которые разбужены мужчиной, в браке с которым она состоит. Мужчине же дозволялось «обточить рога», разумеется скрытно. 

Исследователь нравов Э. Фукс отмечал, что важнейшим в нравственности буржуазного общества XIX столетия было правило «соблюдайте внешние приличия». А из этого следовало «решительное исключение из публичного поведения всего полового». Но при этом негласно действовало правило: если уж вы не можете жить целомудренно, то развратничайте тайком. Правило, соблюдение которого содействовало развитию проституции и полупроституции, замаскированной проституции, - всех форм «торговли женщинами». XIX век и это социальное явление, известное другим эпохам, поставил на солидную коммерческую основу.

В этом веке любовью стали торговать, так же как хлопком. Это касалось и любви продажной и брачных отношений. Деньги часто были главным мотивом при заключении и разрушении браков. А поскольку они, а не секс, не любовь становились основанием брака, внебрачные связи прямо-таки провоцировались.

Сфера сексуальности - это только одна из сфер, в которых ярко обнаруживалась противоречивость морали XIX века. В обществе, в котором польза, эффективность, успех, выгода, конкуренция откровенно объявлялись важнейшими ценностями, иные ценности, такие как долг, милосердие, справедливость, совесть и т. д., - оказывались сомнительными, и в разных жизненных ситуациях часто отступали на второй план. Из этого не следует, разумеется, что люди XIX века были бессовестными, безнравственными. Но нравственная окультуренность жизни в этом столетии оказалась своеобразно противоречивой, в связи с особой ролью денежного богатства, хотя бы достатка, при конкурентной борьбе между людьми за выживание, людьми, освобожденными от сословных, от многих корпоративных ограничений и, в то же время, тяготеющих к упорядоченной жизни, к ее нормированности.

В нравственности XIX века далеко не все лицемерно, внешне, формально. Напротив, осознание значения нравственности, перенос акцентов с группы на индивида, как ответственного за свое сознательное поведение, - это свидетельство развития морали. Соблюдение приличий, норм поведения и отношений, принятых в обществе - все это само по себе вполне позитивно. Уровень нравственной культуры, однако, зависит от того, насколько соблюдение правил поведения органично для человека, насколько соблюдаемые нормы внутренне приняты им, и, наконец, что это за правила и нормы.

В XIX веке отчетливо выявились как раз противоречия между внешностью, формальностью, консервативностью правил приличия, норм поведения и богатым духовным содержанием, которое оставалось или только абстрактно осознанным, теоретически заявленным, или неоформленным. Действовавшие в обществе формы отношений, нормы, правила поведения нередко противоречили действительным устремлениям людей, их реальным отношениям друг к другу.