Эпоха великого кризиса

Продолжая исследование предложенной модели психоинформационной интерпретации выводов П.А.Сорокина, обратим внимание на периоды фазовых переходов от сенсорных к интуитивным парадигмам. Рассмотрение этих периодов должно быть тем более интересным, что мы являемся очевидцами и действующими лицами одного из них, волею судеб совпавшего с нашим временем.

Что можем сказать мы, современники, о мире, в котором живем сегодня? Какими являются характерные черты, приметы нашего времени, что сближает его с другими эпохами и что отличает от них? Можем ли мы что-нибудь узнать о своем ближайшем будущем? Попробуем, насколько это возможно, дать ответ на поставленные вопросы.

Не вызывает сомнения тезис о том, что начало двадцатого века совпало с периодом кризиса современной цивилизации, охватившем середину и конец столетия. Этот кризис предчувствовали А.Шопенгауер и Ф.Ницше. О кризисе европейской (западной) культуры писали В.Соловьев и О.Шпенглер, Н.Бердяев и А.Камю, А.Швейцер и М.Волошин. О кризисе высказываются многие современные политики, дипломаты, деятели науки и культуры. О кризисе говорят средства массовой информации и учебные пособия. Приведем для примера цитату из одного такого учебника: «Одна из важных черт мирового развития конца ХХ века – возрастающее влияние на судьбу человечества глобальных проблем, затрагивающих жизнедеятельность всех людей Земли, охватывающих все ее регионы, создающих угрозу существованию человеческого рода и всего живого на планете. Среди них – угроза ядерной войны, экологической катастрофы, а также энергетическая, сырьевая, продовольственная и демографическая проблемы, отсталость развивающихся государств, проблема опасных заболеваний и т.п. Уже сегодня глобальные проблемы достигли такой остроты, что они наносят значительные убытки многим странам, более того – всему человечеству. Дальнейшее их обострение способно вызвать воистину катастрофические последствия» [19,с.16-17].

Как видим, речь идет не о локальных политических и экономических кризисах, сотрясавших и продолжающих потрясать отдельные страны и регионы. Речь идет о глобальном кризисе, не ушедшем в прошлое вместе с двумя мировыми войнами и революциями, а наоборот углубившемся и расширившемся, охватившем Запад и Восток, поставившем все население планеты перед лицом проблемы выживания. Вот что говорит по этому поводу Пекка Кууси: «После Хиросимы и Нагасаки мы утратили чувство безопасности, ибо до самоуничтожения теперь лишь один шаг... Но человечество столкнулось с новыми грозными проблемами. Один за другим восстают против него используемые им природные ресурсы: применение нефти, химических и радиоактивных веществ влечет за собой катастрофы, происходит загрязнение Мирового океана, эрозия почв и отравление атмосферы. Что случилось с природой? В нее вторгся человек...

...Наша несостоятельность как лидеров эволюции становится все более очевидной: ведь мы до сих пор не знаем, в каком направлении движется мир, не можем ни качественно, ни количественно оценить влияние нашей деятельности на окружающую среду. Мы выполняем роль поводыря, хотя сами не знаем, куда идем» [15,с.23-24]. «Пробуждение глобального сознания в 70-е годы не побудило государства предпринять действия, необходимые для разрешения взаимных проблем, и по мере обострения этих проблем нации все больше замыкались в себе и полагались на силу оружия. Продолжаемая научно-техническими державами гонка вооружений не может не вызывать отчаяние перед лицом ее иррациональности в существующих условиях. А отчаяние питает собой насилие и терроризм, так как это – естественная взрывная реакция в поведении молодых людей, когда мир когда мир кажется им безнадежным, и когда лидеры великих держав на словах и на деле продолжают соревноваться в вооружении и стремлении к власти.

Итак, человечество стоит перед последним испытанием своего разума. Вопрос в том, станут ли нам наконец ясны основы нашего существования и нашей жизни?» [15,с.242-243].

Кууси подчеркивает, что сегодня человечеству как никогда необходимо качественно иное мировоззрение, нужна «новая концепция мира», поскольку открытие человеком новых истин об окружающем мире и о себе самом должны помочь нам, скорректировав свое поведение, избежать назревающей катастрофы. В этой связи с новой остротой перед нами становится вечный вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?».

Вот как отвечает на этот вопрос Питирим Сорокин: «Предшествующее рассуждение дает нам неопровержимое доказательство того, что все три системы истины – чувственная, рациональная и интуитивная – источники достоверного познания и что каждая из них, используемая по назначению, дает нам знание того или иного важного аспекта объективной реальности, и ни одну из них нельзя считать истиной ложной. С другой стороны, любая из них, взятая в отдельности, вне связи с другими, может оказаться ошибочной. История человеческой мысли представляет собой кладбище, на котором похоронены неверные наблюдения и заключения, а также полученные посредством такого опыта ошибочные размышления и ложные интуитивные выводы... В трехмерном пространстве веры, разума и чувств общая истина ближе к абсолютной, чем истина, рожденная одной из этих форм... Эмпирио-чувственная реальность питается чувствами, рациональная – разумом, а сверхрациональная – верой. Каждая из этих систем, взятая изолированно от других, становится менее достоверной и более ошибочной даже в рамках собственной компетентности» [21,с.478]. И далее: «Существует достаточное количество доказательств того, что в полном соответствии со всеми ранними случаями культурных разрушений современное эмпирическое умозрение терпит фиаско совместно с культурой, на нем основанной. Кризис объясняется не теми или иными случайными причинами; к нему привела вся система чувственной истины в процессе своего развития. Семена дезинтеграции были заложены в самой системе с начала ее существования и в процессе развития проросли настолько, что сейчас дали действительно смертельные всходы» [21,с.479-480].

Итак, нынешний кризис носит не случайный характер, а закономерно обусловлен окончанием цикла доминирования цивилизации сенсорного типа. «Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего лучезарного вчера и грядущей идеациональной культурой создаваемого завтра» [21,с.427].

Таким образом, нам выпало счастье или несчастье быть современниками, говоря словами того же Питирима Сорокина, одной из «величайших революций» в нашей культурной и социальной жизни. «Как таковая, она неизмеримо более глубока и значительна, чем ее представляют себе сторонники «обычного кризиса». Переход от монархии к республике, от капитализма к коммунизму совершенно незначителен по сравнению с заменой одной фундаментальной формы культуры другой – идеациональной на чувственную и наоборот. Такие изменения очень редки. Как мы видели, в течение трех тысячелетий греко-римской и западной истории это случилось только четыре раза. Но когда кризис действительно происходит, то он производит основательную и эпохальную революцию в человеческой культуре. Нам предоставлен редкий шанс жить, наблюдать, мыслить и действовать в котле такого мирового пожарища. Если мы не в силах остановить его, то следует хотя бы попытаться понять его природу, причины и последствия. Если же мы сможем это сделать, то, вероятно, в некоторой степени сократим его трагический ход, смягчим его последствия» [21,с.435].

Обратимся вновь к предложенной модели (диаграмма 2), отображающей порядок и периодичность смены ценностных доминант. Основываясь на предположении об ее объективности и достоверности (что, как мы убедились, подтверждается фактическими данными), можно с помощью этой схемы не только сделать выводы, касающиеся нынешнего этапа мировой истории, но и предпринять попытку ее экстраполяции в ближайшее будущее.

Зададимся вопросом, насколько достоверны «показания» модели, свидетельствующие о том, что во второй половине ХХ века человечество вступило в эпоху приоритета «интуитивных ценностей» и в данное время находится в начале доминирования квадры «Дельта»? Для ответа на этот вопрос попробуем сопоставить характерные черты первой и второй половин двадцатого столетия. Видимо не будет ошибкой утверждение о том, что первую половину века отличают жесткие волевые методы решения политических вопросов, о чем свидетельствуют навсегда оставившие свой след в истории две мировые войны, революции, голодоморы и кровопролитная гражданская война в России. В отличие от этого, вторая половина и особенно конец столетия характеризуется общей тенденцией отхода от силовых (сенсорных) способов урегулирования конфликтов. Усилилось влияние ООН, других международных сообществ и неправительственных организаций, гораздо больших успехов достигает дипломатия. Конечно нельзя говорить о полном прекращении локальных вооруженных конфликтов, масштабы которых в последнее время даже увеличились, однако общую тенденцию отхода от жесткого политического и экономического диктата «с позиции силы» не заметить невозможно. Не случайно международное общественное мнение, влияние которого на процессы в мире заметно усилилось, уделяет такое большое внимание правам и свободам отдельных личностей и целых народов (вспомним «Декларацию прав человека», другие многосторонние заявления, соглашения и договоры о сотрудничестве). К числу общечеловеческих достижений этого периода этого периода относится также распад колониальной системы и многое другое.

Отсюда напрашивается вывод, что мы, возможно сами того не заметив, уже вступили в качественно новый мир с другими ценностными приоритетами и ориентирами.

С чем можно сравнить этот новый мир? Имеются ли какие-то аналогии ему на обозримом по времени отрезке нашего исторического прошлого?

Для выяснения этих вопросов вернемся к высказанной в самом начале мысли об эсхатологичности, апокалиптичности массового (интегрального) сознания нашей эпохи, предчувствии каких-то глобальных перемен, создающих в сознании людей образ приближающегося «конца света». Вот что писал в статье «Пророки и мстители» о подобных аберрациях общественного сознания Максимилиан Волошин, обладавший, как многие творческие натуры, потрясающей интуицией: «Толща времени, подобно туману, делает предметы и события грандиознее и расплывчатее.

Поэтому часто бывает, что ураган, притаившийся на пути одного народа, для провидцев этого народа представляется событием мировым, а не национальным, и наступление частичной катастрофы кажется наступающим концом мира.

Наиболее яркий пример такого предчувствия – это всеобщее ожидание конца мира в третьем и четвертом веке христианской эры, которое разрешилось падением Римской империи» [10,с.269].

Итак, четвертый век нашей эры, совпавший, как можно судить из сделанных ранее выводов (см. диаграмму 2), с концом предыдущей, античной эпохи «сенсорной культуры», – вот та точка отсчета, с которой можно сравнить ХХ столетие. От него нас отделяет 16 веков – полный (большой) цикл смены «интуитивной» и «сенсорной» цивилизаций [интересно отметить совпадение с так называемым циклом О.Петтерсона, продолжительность которого составляет 1600 или 1596 лет – см. Чмихов М.О. та інші Археологія та стародавня історія України: Курс лекцій. – К. Либідь, 1992. – 376 с. іл.].

В тот период происходили события, во многом перекликающиеся с нашей современной реальностью. Именно в это время завершился раскол Римской империи на Западную и Восточную (как тут не вспомнить распад Советского Союза – наследника России, этого, по выражению славянофилов, «третьего Рима»). Это время широкого распространения буддизма и превращения христианства в мировую религию (сравним с нынешним повсеместным возрождением религиозного мировоззрения).

Наконец, в соответствии с исследованиями Н.А.Морозова, это время появления Апокалипсиса – одного из самых ярких христианских пророчеств, – на разнообразных интерпретациях которого строится догматика многих современных религиозных течений.

Интересно, что Откровение (Апокалипсис), приписываемого христианской традицией перу Иоанна Богослова и относимое той же традицией к более раннему времени, по убедительно обоснованному утверждению Морозова, было на самом деле написано другим выдающимся проповедником, причисленным к лику святых, – Иоанном Хризостомом (Златоустом) в конце 395 года по юлианскому календарю. В частности, проведя тщательные астрономические и исторические изыскания, Морозов приходит к следующему выводу: «Итак, многочисленные астрономические данные, рассеянные по всему Апокалипсису, не оставляют ни малейшего сомнения, что гроза, описанная Иоанном пронеслась над Патмосом около 5 часов вечера 30 сентября 395 года» [17,с.157].

Таким образом, в 1995 году исполнилось ровно 1600 лет с момента появления Откровения, и кто знает, не станут ли нам в ближайшее время известны новые великие пророчества?

Но, конечно же, метод аналогий имеет свои границы и полное отождествление нашего времени с концом четвертого – началом пятого века было бы ошибочным. Не вызывает сомнения то обстоятельство, что наряду с периодически повторяющимися признаками исторических эпох (циклами) существуют нециклические изменения во времени, имеющие глобальную общую направленность (абстрагируемся пока от понятий эволюции, прогресса и их толкований). Примерами таких изменений являются постоянный (хотя и не непрерывный), а в последнее время просто стремительный рост численности населения Земли (см. приведенные выше демографические данные), а также связанная с развитием средств коммуникации информационная объединенность человечества. П.Кууси рассматривает зарождение и становление современной эпохи «научно-технической культуры» (начало которой, напомним, совпадает с началом доминирования ценностей квадры «Гамма») как «мощную мобилизацию и ускорение информационного развития человечества». Он утверждает, что «применяя электронные информационные системы, мы приблизились к такому этапу, когда вся публикуемая в мире информация сможет быть выражена в сжатой числовой форме и станет, как предполагается, общим достоянием, доступным каждому. Таким образом, осуществится прекрасная эволюционная мечта Тейяра де Шардена (дополним – и В.И.Вернадского - А.Р.) – образуется «ноосфера», обволакивающая мир и объединяющая человечество...» [15,с.228].

Несколько отвлекаясь от последовательности изложения, обратимся к затронутому ранее вопросу о предчувствии новой эпохи творцами, обладающими гениальной интуицией. К таким ярким представителям интуитивного менталитета, наделенным даром предвидения, можно отнести некоторых философов и поэтов, таких, например, как Николай Бердяев, Максимилиан Волошин, Александр Блок, Владимир Соловьев. Вспомним, в частности, строки последнего из поэмы «Три свидания»:

"Не веруя обманчивому миру,

Под грубою корою вещества

Я осязал нетленную порфиру

И узнавал сиянье Божества..."

или, для сравнения, слова из одного стихотворения Афанасия Фета:

"Слепцы напрасно ищут, где дорога,

Доверясь чувств слепым поводырям..."

К числу таких индивидуальностей, наделенных могучим творческим воображением, без сомнения относится и автор Апокалипсиса.

В своей работе «Психология и поэтическое творчество» К.Г.Юнг свидетельствует: «Великое творение, порожденное душой человечества, было бы, по моему мнению, при этом исчерпывающе объяснено, если бы речь шла о его возведении к личному. Дело в том, что всякий раз, как коллективное бессознательное прорывается к переживанию и празднует брак с сознанием времени, осуществляется творческий акт, значимый для целой эпохи, ибо такое творение есть в самом глубинном смысле весть, обращенная к современникам. Поэтому «Фауст» задевает что-то в душе каждого немца..., поэтому Данте пользуется неумирающей славой, а «Пастырь Гермы» в свое время едва не стал каноническою книгой. Каждое время имеет свою однобокость, свои предубеждения, и свою душевную жизнь. Временная эпоха подобна индивидуальной душе, она отличается своими особенностями, специфически ограниченными свойствами сознания и поэтому требует компенсации, которая со своей стороны может быть осуществлена коллективным бессознательным лишь таким образом, что какой-нибудь поэт или духовидец выразит все невысказанное содержание времени и осуществит в образе или деянии то, что ожидает неосознанная всеобщая потребность, будет ли это сделано к добру или ко злу, к исцелению той ее эпохи или к ее погибели» [27,с.141-142].

Однако вернемся к рассмотрению нашей современной эпохи. Если и далее следовать методу аналогий, напрашивается сравнение новой «идеациональной» цивилизации с периодом средних веков, по отношению к которому широко употребляется эпитет «мрачное средневековье». Но что можем сказать мы, дети сенсорной культуры, об этом времени, ассоциирующемся в нашем сознании с крестовыми походами и кострами инквизиции, которые, кстати, относятся к самому концу эпохи интуитивной доминанты, когда «исключительно теологическое сверхчувственное умозрение средневековой культуры… после нескольких веков господства начало атрофироваться, постепенно приближаясь к катастрофе, отметившей закат Средневековья» [21,с.479]. Вот, например, строки М.Волошина из упоминавшегося стихотворного цикла «Путями Каина», имеющего, кстати, подзаголовок «Трагедия материальной культуры»:

"Был литургийно строен и прекрасен

Средневековый мир..."

Наверно стоит согласиться с мнением П.Сорокина, который, говоря об искусстве, но, несомненно, имея в виду всю систему нашего мировоззрения, наш сенсорный менталитет, утверждал, что «живя в век чувственной культуры, мы склонны считать идеациональное искусство более примитивным, чем чувственное, а идеационального художника менее искусным и совершенным, чем художника чувственной культуры. Однако такое обоснование не имеет под собой почвы» [21,с.438].

Зададим себе вопрос, разве не этот «мрачный» период европейской и мировой истории оставил нам высокие образцы христианской этики милосердия, любви и всепрощения, рыцарской чести, верности и отваги? Не ему ли мы должны быть благодарны за архитектурное великолепие христианских храмов, этой «библии в камне»? Наконец, именно этому периоду значительная часть населения планеты обязана возникновением и распространением одной из наиболее массовых и авторитетных мировых религий – ислама. И только закат средневековья, а вместе с ним интуитивной эпохи, можно действительно назвать мрачным, однако такого эпитета видимо заслуживает и конец тысячелетия, благодаря невиданным ранее проявлениям массового зверства фашизма и сталинизма. Тот же П.Сорокин писал: «Коммунисты и фашисты в политике – аналоги модернистов в изобразительном искусстве. Обе группы протестуют против господствующей чувственной политико-экономической или художественной системы, но обе они, по существу, чувственные. Соответственно, ни одна из групп не составит будущую политико-экономическую или художественную систему. Они главным образом разрушители, а не творцы. Они процветают только в условиях, специфических для переходного периода» [21,с.462].

Дополним этот тезис выводами из фундаментальной работы «Социализм как явление мировой истории» И.Р.Шафаревича:

«а) Идея гибели человечества – не смерти определенных людей, но именно конца всего человеческого рода находит отклик в психике человека. Она возбуждает и притягивает людей, хотя и с разной интенсивностью, в зависимости, в зависимости от характера эпохи и индивидуальности человека. Масштабы воздействия этой идеи заставляют предположить, что в большей или меньшей мере ему подвержен каждый человек; здесь проявляется универсальное свойство человеческой психики.

б) Эта идея проявляется не только в индивидуальных переживаниях хотя бы и большого числа отдельных личностей – она способна объединять людей (в отличие, например, от бреда), то есть является социальной силой. Стремление к самоуничтожению можно рассматривать как элемент психики ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

в) Социализм – это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, а именно – его проявление в области организации общества. Последние слова «Завещания» Жана Мелье «Этим Ничто я здесь и закончу» выражают, используя любимый оборот Фейербаха, «последнюю тайну социализма» [25,с.367].

Шафаревич вслед за Фрейдом сопоставляет силу, которая «проявляется в социализме» с инстинктом, а именно с «инстинктом смерти», считая, что этот термин «отражает многие черты того стремления человечества к самоуничтожению, которое, согласно изложенной выше точке зрения, является движущей силой социализма…» [25,с.371]. Развивая свою мысль далее, он утверждает, что «стремление к самоуничтожению, проявляющееся в социализме, не только не аналогично или «равноценно» другим силам, действующим в истории, но в корне от них отличается по своему характеру. Например, в противоположность религиозной или национальной идеологии, открыто провозглашающей свои цели, «инстинкт смерти» воплощаясь в социализме, надевает одежды религии, разума, государственности, социальной справедливости, национальных устремлений, науки – но только не открывает свое лицо. По-видимому, воздействие его тем сильнее, чем более его смысл раскрывается подсознательной части психики, но при условии, что сознание о нем не знает.

Более того, в качестве гипотезы, которую мы не можем почти ничем подтвердить, и на которой никак не настаиваем, выскажем предположение, что стремление к самоуничтожению выполняет служебную функцию по отношению к другим, созидательным силам истории, что оно чем-то нужно человечеству для достижения его целей» [25,с.373].

Последние слова содержат интересную догадку ученого, которую мы можем в какой-то степени объяснить, дополнив предположением о том, что такого рода разрушительные идеи находят отзвук в «сознании эпохи» и приобретают особенную силу воздействия в конце соответствующих циклов доминирования суперсистем культуры.

Именно из-за усиления степени воздействия на общественное сознание (коллективное бессознательное) инстинкта смерти и разрушения можно определять начало вступления в фазу великого кризиса, отмечающего приближение очередного переходного периода. Для второго тысячелетия такой точкой отсчета включения механизма разрушения, вероятно, является вторая половина XIX века, отмеченная появлением марксизма – политэкономической теории и идеологии части человечества.