Философия Фридриха Шеллинга

Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775—1854) перестроил немец­
кий идеализм на объективный лад, чем заставил восторгавшийся успе­хами Канта и Фихте философский мир вновь обратить внимание на
не зависимую от человека реальность, которая развивается сама по себе и порождает самого человека. При этом объективизм Шеллинга оказывался не обычного человеческого, так сказать, масштаба, а ка­ким-то вселенским, космическим. Философ мыслил категориями не макро-, а мегамира. Если, к примеру, у Шеллинга речь идет о позна­нии, то «держать в уме» надо не какую-нибудь обычную исследова­тельскую процедуру с микроскопом или телескопом, а эдакое косми­ческое действо вселенских сил, стремящихся к осознанию самих себя как основы и сущности мира. Познание выступает не просто как субъективная способность человека, а как объективная составляющая мира в целом, изначально заложенная в структуру мироздания.

  3.1. Натурфилософия Шеллинга и три ее диалектических принципа

    Такой своеобразный стиль мышления логично  вводил в центр всего учения философию природы, или натурфилософию, как ее называл сам Шеллинг. Под этим термином обычно понимается такое истолкование природы, которое исходит не из эмпирических данных, собранных естествознани­ем, а из неких априорных философских принципов, открытых чис­тым умозрением и развитых путем дедукции в целостную систему миропонимания. Фактический же, опытно-экспериментальным пу­тем добытый материал как бы «втискивается» в философские умо­зрительные конструкции и призван лишь свидетельствовать их ис­тинность. Если же такого «свидетельства» не получается, то тем ху­же для фактического материала.

Такой подход вплоть до XVIII—XIX вв. имел свое оправдание в неразвитости естествознания, перегруженности его мифическими сущностями (типа флогистона или теплорода) не меньше самой философии. Однако по мере того как естественные науки набирали силу, переходя от накопления фактов к их обобщению и теоретиче­ской обработке, натурфилософия начинала выглядеть все более ар­хаично. Но талант Шеллинга сумел вдохнуть жизнь и в эту изрядно постаревшую форму философствования.

Шеллинг возводит, так сказать, порок в добродетель, объявляя, что лишь натурфилософия может дать подлинно всеобщее знание (что по-своему логично — ведь только умозрению, полету мысли нет преград; только в размышлении можно «объять» необъятную Вселенную). Естественные же науки, обладая всегда ограниченным опытным материалом, на такой статус претендовать не могут, и следовательно, в иерархии способов познания должны занять под­чиненное место.

Однако весомость взглядам Шеллинга придавал скорее не об­щий замысел, а отдельные нетривиальные идеи или принципы, с помощью которых философ строил свою «картину мира».

К такого рода принципам можно отнести, прежде всего, твердое убеждение Шеллинга в единстве природы, т.е. в том, что в ней нет никаких разнородных субстанций, неразложимых первоэлементов. Эта идея, помимо своего общефилософского звучания, имела и весьма конкретные следствия. Другим важным принципом натурфилософии Шеллинга стала идея развития природы и духа. Движение, развитие изначальны и всеобщи. Покой же, устойчивость относительны.

Третий универсальный принцип — единство противоположного. Каждая действительность, — утверждает философ, — уже пред­полагает раздвоение. Там, где существуют явления, существуют и противоположные силы. Следовательно, учение о природе предполагает в качестве непосредственного принципа всеобщую двойственность[2].

Таким образом, натурфилософия Шеллинга опирается на явно выраженные диалектические принципы. Хотя они и не «отшлифо­ваны», не доведены, как у Гегеля, до системного единства, все же применены они к развивающейся природе, а этого мы не находим ни у Гегеля, ни у Фихте.

  3.2. Тождество субъекта и объекта.

   В основе шеллингианской философии лежит признание некоего абсолюта — тождества субъекта и объекта, природы и духа, универ­сального идеального бытия (очень похожего на фихтеанское «абсо­лютное Я», только с перевесом объективности). Причем движение этого идеального бытия носит совершенно бессознательный харак­тер. Поэтому у Шеллинга и развитие природы толкуется как бес­сознательный процесс рождения все более высоких форм организа­ции, основой которого служит творческая активность вселенского разума, «мировой души».

Искать реальных земных аналогов такого «бессознательного» творения мира долго не нужно: по Шеллингу, это весьма похоже на то, как появляются на свет произведения искусства. Писатели, поэты, художники очень даже гордятся тем, что они не в состоя­нии толком объяснить, как же протекает процесс собственно творчества, что именно заставляет их принять то или иное эстети­ческое решение, использовать тот или иной образ, слово, краску и т.д. Как этот странный феномен не называй: голосом божьим, му­зой или вдохновеньем, ясно одно — от контроля сознания про­цесс творчества ускользает. Эта таинственная, неодолимая, бес­сознательная стихия творчества, спроецированная на эволюцию природы, дает если и не самое убедительное, то по крайней мере изящное решение: природа трактуется как бессознательное худо­жественное творение духа, «поэма, скрытая от нас таинственны­ми, чудесными письменами»[3].

Поэтому искусство занимает в учении Шеллинга одно из са­мых почетных мест. «... Эстетическое созерцание, — заявляет фи­лософ, — и есть ставшее объективным интеллектуальное созерца­ние»[4]. Иначе говоря, только в искусстве достигается совпадение, единение бессознательной (мировой, а не личной) творческой си­лы, то есть объективности с чистой субъективностью, человече­ским интеллектом. Обнаруживается то самое тождество субъекта и объекта, которое составляет одновременно исходный пункт и ко­нечную цель философии Шеллинга. Оттого именно искусство, а не науку, вынужден он провозгласить основой философии, «един­ственно истинным и вечным органоном, а также документом фи­лософии»[5].

Проявление той же бессознательной творческой силы Шеллинг видит и в человеческой истории.

Предложенные Ф. Шеллингом решения философии Шеллинга проблем взаимоотношении материального и идеального, объективного и субъективно­го, вылившиеся в своеобразную концепцию объективного идеа­лизма, можно считать определенным шагом вперед по сравнению с Кантом и Фихте. В философии Шеллинга уже нет резкого кан­тианского противопоставления, даже разрыва мира природы, ве­щей и мира свободы, духа. Оба этих мира объединены как ис­ходной точкой системы Шеллинга (абсолютным тождеством субъекта и объекта), так и ее завершающим пунктом — слиянием объективного и субъективного в искусстве. Преодолен шеллингианской философией и безбрежный субъективизм Фихте: «абсолютное Я» плавно трансформировалось в полубожественное, без­личное идеальное начало мира, что было много проще и нагляд­нее для понимания тех идей, которые пытались отстоять класси­ки немецкого идеализма.