Общее понятие о культурной форме и функция учителя как посредника

Предельный контекст анализа и проектирования образовательных ситуаций описывается схемой трансляции культуры. Эта схема сама по себе двойственна.

С одной стороны, она описывает "максимальный" контекст, рассматривая образование даже не просто как исторически развивающийся социокультурный институт, но как базовый механизм воспроизводства человеческой деятельности в целом. С другой стороны, она представляет те фрагменты содержания, которые присутствуют в любой образовательной ситуации и в качестве предмета действия, и в качестве рамки.

Эта схема позволяет представить образование как особую деятельность, содержание которой – культурные языки описания деятельности, ее форм, норм, способов [3].

Согласно схеме, образование – это трансляция культуры, что раскрывается далее исследованиями Б. Д. Эльконина.

Б.Д. Эльконин вводит понятие идеальной формы. Идеальная форма – образ совершенной взрослой жизни, образ взрослости, она является единственным способом и опорой представления детьми их будущего, опорой всех попыток проектирования детской жизни (это относится и к проектам развития образования). Идеальная форма – первая и центральная категория, задающая целостность детства.

Второй категорией считается событийность – способ явления образа взрослости.

Третья категория – посредничество – поиск и построение этого способа. Б.Д. Эльконин поясняет назначение категорий [28].

Событийность объясняется им через необходимое соотношение идеальной формы к реальной, так как только в этом отношении она и определена как совершенная, идеальная. "Отношение" должно подразумевать то, как "усматривать" и "вычитывать", т.е. как переносить созданные готовые формы культуры на формы явления совершенства, на формы явления взрослости.

Идеальность должна стать событием – тем, смысл чего состоит в его совершении и явлении (событие – явленность идеальной формы). Это означает, что взрослый и ребенок должны "состояться" в событии идеальной формы, а событие идеальной формы как событие, а не как факт или случай - это и есть событие взросления, событие совершенствования. В действии по построению событийности, действии по явлению совершенства должно строиться противопоставление совершенного и реального и преодоление границы между ними.

Остается назвать указанное действие по соотнесению идеальной и реальной форм, дать имя ему и его субъекту. Эльконин Б. Д. считает, что такое действие может быть названо посредническим и, соответственно, его субъект – посредником. Посредник – тот, кто полагает и олицетворяет границу между идеальным и реальным, а также строит и олицетворяет переход между ними. Построение и олицетворение этих границ и перехода является его задачей.

В культурно-исторической концепции имплицитно, т. е. неявно и безымянно, содержится идея взрослого человека как посредника. Но поскольку это неявно, то представляется не задачей, а как бы естественным поведением взрослого. И это поведение действительно естественно и само собою, разумеется, в стабильных возрастных периодах и в стабильном периоде развития самого детства. В критические же периоды, особенно в кризисе детства, посредничество должно становиться, и становится искомым, специальным предметом поиска и опробования. Тогда оказывается, что нет такого социально фиксированного и заданного места (учителя, родителя), с которого этот особый тип работы сам собой осуществляется [28].

Л.С. Выготский, а затем и Б. Д. Эльконин, говорят, что функция культуры — это опосредствование, посредничество. Существенно то, что это взаимное опосредствование двух действий. Действие человека внутренне культурно, ибо как действие оно совершается и завершается лишь в том случае, когда возникает, проектируется, корректируется или разрушается другое действие.

Предметом посредничества должно быть и может быть самоопределение — определение места и границ возможного действия в ситуации, а его способом — знаково-символическое представление требуемых действий [27].

Б. Д. Эльконин считает, что если кризис детства понять как потерю представленности взрослости, то необходимо окажется, что его корни – в потере событийности самой взрослой жизни, утере ее собственной идеальной формы. Взрослое функционирование, например, профессиональное, технологизируется и теряет событийное значение в самом взрослом сообществе. Люди перестают посредничать в отношениях друг с другом.

С другой стороны, по-видимому, появляется или будет появляться новая взрослая событийность, новый способ жизни, связанный с необходимостью развития, а не только функционирования. Таковы требования нового типа цивилизации, в котором профессиональное функционирование уже не является достаточным. Профессионализм оборачивается совершенствованием и развитием. Взрослый отчасти теряет определение и образ "сложившегося" индивида. Но его новый способ жизни, каковым, на взгляд Б. Д. Эльконина, и является посредничество, пока никак не представлен ни ему самому, ни детям [28].

Анализируя ситуацию существующей системы образования, Эльконин указывает, что переживаемый нами исторический период в развитии детства может быть охарактеризован как кризисный. Этот период требует изменения системы образования, поскольку потеряны осмысляющие и организующие всю эту систему начала: а) идеальная форма, т. е. образ взрослости, в котором должны быть представлены и выражены совершенство и образцовость; б) событие взросления – форма явления взрослости через отнесение к не-взрослости (незрелости), т. е. явления границы зрелости и незрелости и перехода между ними; в) посредничество и посредники – те, кто образом и выразительной формой своего существования являют переход и границу.

Присвоение форм культуры (образование) оказалось оторванным от освоения идеальной формы, понимаемой как образ идеального взрослого и заслонило последнюю. Освоение взрослости, т. е. форм самостоятельности и ответственности, оказалось латентным, невыделенным и как бы "занавешенным" различными формами культуроосвоения и культуротворчества. Взросление проходит вне образовательной системы, а образование – вне системы взросления. Разные степени освоенности культурных форм и норм не представлены ребенку как критерии его взрослости. Более того, поскольку такие критерии должны быть социально представлены, а они отсутствуют в образовательной системе – системе "социализации", то значит, их нет и вовсе – нет как культуры. И это притом, что образование представляется как общественно необходимый процесс.

Эльконин Б. Д. приходит к выводу о том, что нынешний кризис – это кризис определенного детства, а именно такого, в котором освоение культуры и взросление было единым процессом, т. е. взросление выступало как освоение культуры, а освоение культуры представлялось всему сообществу и, конечно, ребенку как взросление [28].

Посредником в отношении ребенка является взрослый в разных своих социальных функциях: родитель, учитель, мастер и прочее. Эти функции и роли социально выделены и отмечены. Остается только определить состав действий хорошего (образцового) родителя, учителя и т.п.

Современное детство, как считает Эльконин, имеет множество признаков критического этапа его истории. Кризис детства — это и есть кризис посредничества. В этой ситуации становится явным, что определенность социального места и наличных средств функционирования на этом месте вовсе не обеспечивает решения задач посредничества — родителям и учителям не удается "передать" идеальную форму и в силу каких-то обстоятельств идея не "переправляется" из взрослой жизни в детскую.

Ближайшим образом кризис детства является кризисом образовательной системы, которая и определена как посредническая — та, в которой происходит "трансляция культуры".

По Эльконину, посредник выражает собою способ инициации "обратного" поиска и обращения. Взрослый (учитель или родитель) лишь в той мере является посредником, в которой он ищет, опробует (и первоначально именно он, а не ребенок) ту ситуацию, в которой его, взрослого идея, т.е. то, что он представляет и выражает (а вовсе не "личностные характеристики"), сама становится предметом детского обращения и опробования. Посредничество — это поиск способа инициации поиска.

Вся детско-взрослая жизнь полна ситуаций, требующих для своего завершения указанных действий. Взрослому вовсе не дан "взгляд" ребенка, и вовсе не предопределено то, что ребенок обратится на взрослого, начнет искать и опробовать его позицию. Для кризиса детства характерна как раз потеря форм взаимообращения, потеря форм соотнесения "взглядов" детей и взрослых.

Б. Д. Эльконин считает, что посредник должен представить саму ту особую жизнь, именно жизнь, из которой он "пришел" и из которой возможен и имеет место его взгляд на другую жизнь. Такова его первая задача, и без ее решения категорически невозможно решение второй, которая и состоит в том, чтобы обернуть и вернуть эту особую полную и идеальную жизнь на "саму землю", что и значит — оформить идею как позицию, с которой видна "реальность" [27].

По мнению Эльконина, в координации снятия — явления, в поиске и удерживании "точки" их одновременности и состоит работа взрослого как посредника. При этом само общение выступает вовсе не как изолированное элементарное взаимодействие. Сама подобная изоляция требует преодоления погруженности в иное (непроизвольное функционирование). Тем самым общение в момент своего совершения оказывается интенсивным и энергичным действием по организации и упорядочиванию импульсивного и стихийного функционирования. Посредник и является субъектом такого действия.

Уточняя далее, Эльконин говорит, что задача взрослого — инициировать такие действия ребенка, которые воздействуют на мир, но вместе с тем воздействуют так, чтобы не вызвать некоторых обратных действий. Но ведь это есть одна из существенных характеристик того специфического действия, которое можно назвать пробным. Итак, задача взрослого — построение специального пробного пространства действий ребенка и инициация его действий в нем, т.е. инициация пробных действий.

Замыслом посредничества является представление реалии идеальной формы жизни. Явление идеальной формы строится посредником через сознание той особой ситуации, которая составляет структуру события, т.е. через взаимность двух переходов: между наличным и иным и идеальным и реальным.

Эльконин выделяет трудность и основную задачу посредника – оборот другого на себя, свое особое существование и видение, т.е. обнаружение способа взаимоперехода ситуаций его и своей жизни и построение этого перехода [27].

Поляризация и пограничность задают место и работу посредника. В данном случае – это тот, вернее те, кто смогут выстроить взаимопереход между взрослением и культурой, например, символизировав какой-либо вид культурной продуктивности как этап взросления.

Эльконин утверждает, что пространство совместной работы взрослых и детей должно быть выстроено так, чтобы взрослый оказался как бы между своей собственной культуросозидательной работой и культуроосвоительной работой детей с ним.

Таков должен быть способ функционирования тех взрослых, которые организуют жизнь в образовательном пространстве (учителей, например). Попросту, там же, где взрослый учит детей, он должен иметь место и условия для собственного профессионального становления. И всем это должно быть видно [28].

1.3 Образовательная задача. Определение, сущность, цели

Безусловно, каждый детско-взрослый проект является обучающим. Вполне понятно, что протекание этого процесса немыслимо без активного взаимодействия между обучающими и обучающимися. Данную особенность обучения некоторые ученые считают определяющей для раскрытия его сущности.

Тем не менее, нельзя сказать, что данного определения достаточно, и оно само исчерпывает себя. В этой связи любой образовательный процесс неотъемлем от такого понятия как образовательная задача.

Образовательная задача, с точки зрения А.А. Попова, И.Д. Проскуровской, является ведущим понятием педагогического проектирования, поскольку в этом понятии соединяются, с одной стороны, структуры теоретического конструирования, а с другой - живая деятельность взрослых и юношей (учеников).

Образовательная задача как бы скрепляет категориально-технологические структуры "образовательного бытия" и структурирует, конституирует образовательную среду, управляет реальностью жизнедеятельности людей, включенных в образовательное событие (во всяком случае, во время проведения образовательного модуля)[15].

Педагогическая теория, как и любая гуманитарная система представлений о практике, устроена сложно-многослойно[2].

Образовательная задача - это своеобразная "клеточка", способная развернуть все многообразие теоретических построений, индивидуальных стратегий и коллективной мыследеятельности. Она как бы скрепляет и удерживает все возможные слои образовательной практики – слой натуральных объектов, представлений и отношений, слой системной организации (деятельности), слой смыслов/значений, а также образно-символический слой.

При этом образовательная задача имеет для разных участников свой оттенок, специфику и свое значение, и, в конце концов, начинает по-разному презентироваться различными позиционерами:

· для юношей образовательная задача - это реальная поисковая задача организации форм собственного будущего;

· для педагогов-тьюторов - реальная задача организации исследовательско-конструкторской деятельности;

· для теоретиков педагогики - возможность выделения через жизненные натуральные формы необходимых педагогических процессов;

· для экспертов-специалистов - ресурсная реальность прогнозирования;

· для аналитиков образовательных процессов - механизм исследования действием;

· для чиновников и общественности - способ организации фокус-групп;

· для политиков - метод формирования самоидентификации у населения

Поэтому постановка проблемы образовательной задачи актуальна для многих позиционеров и представителей сферы образовательного проектирования и исследований. Поскольку образовательная задача в своем понятийном пределе, с одной стороны, является основным механизмом конструирования реальностей Будущего, а с другой, является средством "конституирования реальности как условия понимания и общения"[5].

Другими словами, образовательная задача должна отвечать функциям "соорганизации сознаний". По существу, это есть социотехническое действие по организации коммуникаций, обслуживающее процессы самоопределения. Именно такое понимание и разворачивает ученых теоретиков-конструкторов педагогики самоопределения к поиску таких координат построения образовательной задачи, которые определяют гуманитарное отношение к миру.

Гуманитарное отношение к миру распространяется и становится практикой интерпретации человеком себя как отражения определенной культурно-исторической типологизации. Таким образом, анализ практик субъективации на материале личной истории и есть процесс индивидуализации.

В этом смысле образовательная задача в рамках гуманитарной парадигмы, с внешней стороны (или дидактики), должна быть посвящена прошлому (деконструкции) и возможному будущему (реконструкции) социокультурных объектов и/или исторических практик субъективации, а со стороны внутренней (индивидуальной "примерки культурного платья на себя"), должна становиться индивидуализированной событийностью, окрашенной исторической задачей[11].

Так понимаемая образовательная задача не позволяет участникам образовательного процесса натурально "перетекать" в утопические представления о будущем. Как если бы на схеме "шага развития" в СМД-методологии (системомыследеятельностной), не через контекст рефлексивного анализа настоящего, а сразу "прямиком" в будущее. (Кстати, все больше и больше становится псевдообразовательного проектирования, где дети выдумывают, а взрослые умиляются, не организуя при этом рефлексивную деконструкцию).

"Настоящая" образовательная задача вынуждает отделиться от фрагментов собственного культурного тела, тех практик субъективации и социокультурных реальностей, которые этой задачей презентируются. Поэтому "конструирование возможных миров" как образовательный сценарий невозможен без рефлексии социокультурного объекта, с одной стороны, и индивидуальной рефлексии собственного опыта субъективации, связанной с этим объектом, с другой[11].

По существу это и есть предельное понятие образовательной задачи в гуманитарной парадигме, ее ведущее значение. Причем в методологических и онтологических аспектах это означает, что через образовательную задачу должна презентоваться и реализовываться иная, новая для участников реальность. Или, используя выражение Ж. Делеза и Ф. Гваттари, она должна разворачивать своеобразную "педагогику концепта"[5].

"Истинное" образовательное событие демонстрирует основной тезис Шопенгауэра о "мире как воле и представлении", а удержание в поле образовательной задачи в пределе может быть проинтерпретировано как поступок самоопределения, поскольку он подтверждает наличие разворачиваемой реальности в процессах мыследеятельности.

Проблема в образовательной задаче должна иметь логику интериоризации, то есть переводиться в личностный план, иметь возможность становиться антропологической и экзистенциальной.

Проблемная ситуация, которая становится основанием для коллективной мыследеятельности и которая, собственно, актуализирует всю ситуацию, должна иметь смысл – реальное значение в историческом, социокультурном, футурологическом пространствах. Однако при этом она должна быть не "производственной", учебной или игровой, а имеющей статус реальности для участников, включенных в образовательное событие. Иными словами, образовательная задача должна носить практический характер, предоставлять возможности овладения так называемым практическим мышлением [11].

А.А. Попов, И.Д. Проскуровская предполагают, что образовательная задача, в отличие от учебной в традиции развивающего обучения, существует и может иметь статус задачи только в том случае, если ее функция заключается в разворачивании практико-ориентированного мышления.

В основе проектирования естественно-научного содержания образования лежит такая единица, как понятие. В основу гуманитарной (практико-ориентированной) организации содержания должна быть положена не семиотическая, а практическая трактовка знания. А.А. Попов, И.Д. Проскуровская выдвигают версию о том, что единицей проектирования содержания образования является не понятие, а масштаб или форма [15].

Именно включение в процессы перемасштабирования или переформатирования можно обсуждать в качестве базовых образовательных процессов, в ходе которых происходит высвобождение человеческой энергии и актуализация человеческого потенциала в образовании. Оформление гуманитарной образовательных технологий связано с введением категории "возможность" в педагогику.

По своей принципиальной структуре образовательная задача является не дидактической, а гуманитарно-проблемной, или политетической. В отличие от учебной, образовательная задача не требует "решения" в традиционном смысле слова, то есть привлечения имеющихся в наличие знаний и способов решения. Для образовательной задачи также недостаточно выработки новых знания и новых способов.

Прежде всего, образовательная задача связана с построением нового контура, в котором могут разворачиваться процессы конструирования и интерпретации. В логике проектирования образовательного модуля это означает, что для организации продуктивной деятельности "успешный" участник должен построить такую ситуацию будущей мыследеятельности, в которой бы смещалась система существующих норм по отношению к тому или иному социокультурному объекту.

В педагогике самоопределения образовательная задача выступает механизмом разворачивания образовательного процесса. В теоретическом плане это означает, что "тело" образовательной задачи скрепляют такие технологические единицы-категории, как "граница-переход", "контекст-пространство интерпретаций", "социокультурный объект" (или, по-другому, "объект деконструкции/реконструкции"), "коммуникативная стратегия дискурса"[17].

"Благодаря рефлексивному преодолению "границы-перехода" в представлениях о нормах существования социокультурного объекта, участник образовательного события оказывается в новой системе гуманитарных координат. Именно с появлением новой системы координат по отношению к социокультурному объекту, или, говоря феноменологическим языком, новых "структур сознания", мы и связываем инновационную для современной культуры антропологему возможностей"[15].

Следует заметить, что, вводя антропологему возможностей, имеется в виду образование юношей. Таким образом, гипотеза заключается в том, что основной задачей старшей школы в рамках гуманитарно-методологической традиции выступает идея развития человеческого потенциала, выводящая юношу не только в пространство предметного и понятийного материала, а и в практику полагания и освоения смыслов, образующих основные структуры бытия[15].

В рамках мыследеятельностного подхода определяется социо-культурная специфика современного юношеского возраста через три типа описания:

(1) интенции в организации мышления,

(2) специфики коммуникации и мыслекоммуникации,

(3) изменения содержания функции ведущих действий.

Организация мышления, характерная для юношеского возраста, задает новую функцию использования знака: знак становится средством трансцендирования самого себя. Коммуникация в этом типе культурного возраста начинает приобретать дискурсивный характер, где кроме "Другого", появляется "Больший смысл", где коммуникация опосредована по отношению к культурой вертикали.

В такой коммуникации существенно меняется роль взрослого. Взрослый должен "принадлежать теме и проекту", иначе он теряет смысл в глазах юноши. Сценарный характер мыследействования отличает юношу от подростка, при этом, если юноша и проектирует, то действие его зачастую носят нетранзитивный характер. По-видимому, для современного юноши сценарии носят характер "постмодернистской игры", где, благодаря социально-экономическим и ролевым способам, жизненные пробы настолько же реальны, как и ирреальны – современный юноша осуществляет "серьезное действие", ведь он убежден, что у него есть возможность не решать и все повторить заново.

Тем не менее, нельзя напрямую натурально связывать сценарный характер юношеского действия с якобы предрасположенностью к проектированию - для данного возраста важен, прежде всего, "проект себя самого" - своих настоящих и будущих возможностей. Образовательная задача и должна развернуть условия для этого – для полагания поля возможностей.

В этой связи школа в гуманитарно-методологической традиции – это системы рефлексивных надстроек над социокультурными объектами, в которых актуально живет юноша и частью которых он является. Речь идет о том, чтобы, образно говоря, вывести образовательное содержание старшей школы "из классной комнаты", перейти от принципов педагогической имитации (дидактики) к реальности существования того или иного социокультурного объекта.

Это задает для проектировщиков образовательных систем супер-сложную ситуацию. Поскольку, с одной стороны, содержание образования должно строиться принципиально непредметным (или не учебным) образом, а с другой (как это часто происходит при отказе от предметного принципа организации содержания образования), образование не должно превратиться в своеобразную мобилизацию, то есть прямое встраивание молодых людей в социальные процессы (например, в вуз, в профессию). Это является одним из главных требований к проектированию образовательной задачи для юношеского возраста[15].

В отличие от подростка, юноша перестает воспринимать свое настоящее как подготовку к взрослой жизни. Теперь он не готов просто "учиться"; он должен жить, и жить по-настоящему. В этой связи, образовательная задача должна быть для юноши "настоящей", то есть "стоящей", в которую ему действительно имеет смысл вкладываться.

Глава 2. Детско-взрослые медиа-проекты

2.1 Проектирование как ведущий образовательный тип деятельности