СПИСОК КНИГ ДЛЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ 26 страница

Столица области Бамбара, Сегу, куда я теперь прибыл, состоит, в сущности, из четырех отдельных городов, из которых два расположены на северном берегу реки и называются Сегу-Корро и Сегу-Бу. Два других, находящихся на южном берегу, носят названия Сегу-Су-Корро и Сегу-Сее-Корро. Все они окружены высокими земляными валами. Дома построены из глины; они имеют четырехугольную форму и плоскую крышу; попадаются и двухэтажные дома; некоторые побелены известкой.

Кроме жилых зданий, во всех кварталах возвышаются мечети, построенные маврами. Улицы, хотя и тесные, все же достаточно широки, чтобы по ним можно было беспрепятственно двигаться в стране, где экипажи на колесах совершенно неизвестны. По тем данным, какие мне удалось собрать, я склонен считать население Сегу равным примерно тридцати тысячам.

Властитель Бамбара имеет постоянную резиденцию в Сегу-Сее-Корро; он держит большое количество рабов для перевозки жителей с одного берега реки на другой. Плата, взимаемая за эти услуги, дает властителю за год порядочный доход».

Под влиянием мавров царек не пожелал принять путешественника и запретил ему пребывание в своей столице, где он к тому же не мог оградить его от неприятностей. Однако, чтобы не придать отказу характера недоброжелательности, он послал Мунго Парку мешок с пятью тысячами раковин каури (на французские деньги около двадцати пяти франков) для покупки провизии. Посланец царька должен был, кроме того, служить путешественнику проводником до Сансандинга. Протестовать, возражать было бесполезно; оставалось лишь подчиниться, что Мунго Парк и сделал.

По дороге в Сансандинг он присутствовал при сборе растительного масла, получаемого из плодов дерева «ши».

«Это дерево, — сообщается в отчете, — очень распространено во всей этой части Бамбара. Жители его не сажают, но оно встречается в естественном состоянии в лесах. По виду оно сильно напоминает американский дуб. Плод, из косточки которого, высушенной на солнце и вываренной в воде, приготовляют растительное масло, несколько напоминает испанскую оливу. Косточка окружена сладкой мякотью, покрытой тонкой зеленой кожицей. Получаемое масло обладает тем преимуществом, что сохраняется без соли в течение года; кроме того, оно белее, тверже и, по моему мнению, вкуснее, чем любое масло из коровьего молока, какое мне приходилось когда-либо есть. Это один из главных предметов торговли в здешних краях».

Город Сансандинг, насчитывающий от восьми до десяти тысяч жителей, является рынком, постоянно посещаемым маврами, которые доставляют сюда с берегов Средиземного моря стеклянные изделия и меняют их на золотой песок и хлопчатобумажные ткани. Мунго Парку не разрешили остановиться и здесь; из-за назойливости жителей и клеветы фанатиков-мавров ему пришлось отказаться от крайне необходимого отдыха и, не задерживаясь, продолжать свой путь. Так как его лошадь была истощена от усталости и недоедания, он поплыл по Нигеру, или, как его называет местное население, Джолибе, на лодке.

В Мурзане, рыбачьей деревне, расположенной на северном берегу реки, Мунго Парк вынужден был прекратить дальнейшие исследования. Чем дальше он двигался на восток, спускаясь по течению реки, тем большей опасности он подвергался со стороны мавров. Начался период дождей, и вскоре путешествовать можно было лишь в лодке. Однако из-за отсутствия всяких средств Мунго Парк не мог ее нанять, а прежняя пришла в негодность, и ему приходилось жить милостыней. Плыть дальше в том же направлении — означало не только рисковать жизнью, но и, возможно, похоронить вместе с собой результаты своих трудов и усилий. Конечно, возвращение на Гамбию было не легким делом; предстояло сделать несколько сот миль пешком по труднопроходимой местности, но надежда на благополучное завершение путешествия, без сомнения, поддерживала в нем бодрость.

«Прежде чем покинуть Сегу, — пишет шотландец, — я счел необходимым получить от мавританских и негритянских купцов все сведения, какие только было возможно, относительно дальнейшего течения Нигера к востоку и о местоположении и величине прилегающих к нему королевств…

В двух днях пути от Сегу находится город Дженне, расположенный на маленьком острове, образованном рекой, и насчитывающий больше жителей, чем Сегу и даже любой другой город в Бамбара. На расстоянии еще двух дней пути река расширяется и образует довольно большое озеро, называемое Дебо (Темное озеро). О его размерах мне удалось узнать лишь то, что, пересекая его с запада на восток, лодки на целый день теряют из виду берега. Из озера вода вытекает несколькими потоками, в конце концов образующими два больших разветвления реки, одно из которых идет на север, а другое на восток, но оба рукава соединяются у поселка Кабра, находящегося на расстоянии одного дня пути к югу от Тимбукту и являющегося гаванью этого города. Область, заключенная между двумя рукавами Нигера, называется Джинбала; она населена неграми. Общее расстояние по суше от Дженне до Тимбукту равняется двенадцати дням пути.

К северо-востоку от области Масина находится королевство Тимбукту — заветная цель европейских путешественников. Столица королевства представляет собой один из главных пунктов обширной торговли между маврами и неграми. Надежда нажиться на торговле и религиозное рвение привлекли в этот большой город мавров и принявших мусульманство негров. Сам король и главные вельможи его государства более суровы и более нетерпимы по отношению к христианам, чем вожди других мавританских племен в этой части Африки».

Итак, шотландцу пришлось пуститься в обратный путь по дорогам, размокшим от дождей и наводнений. Он миновал Мурзан, Кеа и Модибу, где разыскал свою лошадь, оставленную для подкорма, затем Ниоро, Сансандинг, Саме, Саи, окруженный глубокими рвами и высокими стенами с четырехугольными башнями, затем Джаббу, довольно большой город, откуда видны высокие горы, и, наконец, прибыл в Таффару, где его приняли весьма негостеприимно.

В деревне Суха Мунго Парк попытался попросить милостыню у «дути», но тот ответил, что ничего не может ему уделить.

«Пока я разглядывал этого сурового человека, — рассказывает исследователь, — и старался понять причину злости и недовольства, которые выражали черты его лица, он подозвал раба, работавшего на соседнем поле, и велел ему захватить с собой заступ. Указав затем место невдалеке, он приказал вырыть в земле яму. Раб принялся копать землю, а „дути", человек, по-видимому, нетерпеливый, что-то бормотал про себя, пока яма не была почти закончена. Затем он два раза подряд произнес слова „данкату" (ни на что не годный), „джанкра лемен" (настоящая зараза); по всей вероятности, эти выражения относились ко мне.

Так как яма сильно напоминала могилу, я почел за благо сесть на лошадь и уже совсем собрался ускакать, как вдруг раб, уходивший в деревню, вернулся и принес совершенно голое тело мальчика примерно девяти или десяти лет. Негр нес труп, держа его за руку и за ногу, и бросил его в могилу с таким варварским безразличием, какого мне никогда не приходилось видеть. Пока он засыпал яму, „дути" не переставал повторять: „нафула аттиниата" (потерянные деньги), из чего я заключил, что ребенок был одним из его рабов».

Двадцать первого августа Мунго Парк покинул Куликоро, где добывал себе пропитание писанием «сафис» (талисманов) для местных жителей, и направился в Бамако — крупный центр торговли солью. Поблизости от города с вершины холма путешественник различил длинную цепь гор, расположенных в стране Конг, повелитель которой мог выставить более многочисленную армию, чем король Бамбара.

Ограбленный разбойниками, отнявшими последние остатки имущества, несчастный Мунго Парк, находившийся в пятистах лье от ближайшего европейского поселения, среди огромной пустыни, в период дождей, почувствовал, что силы и надежды его покидают. Но такое состояние продолжалось недолго. Собравшись с мужеством, он добрался до города Сенудебу, и там «манза», или начальник, распорядился вернуть ему лошадь и одежду, украденные у него разбойниками-фулахами. Затем путешественник достиг Камалии, где местный властитель Карфа Таура предложил ему по окончании периода дождей отправиться на Гамбию с караваном рабов. Вконец измученный, без всяких средств, больной лихорадкой, в течение пяти недель не дававшей ему возможности выходить, европеец вынужден был согласиться на это предложение.

Девятнадцатого апреля караван пустился в путь к побережью. Легко себе представить, как обрадовался Мунго Парк, когда настал этот день. Пройдя пустыню Джаллонка и переправившись через главное русло Сенегала, а затем через Фалеме, караван достиг наконец берегов Гамбии и вошел в английский форт Пизанну, где 12 июня 1797 года доктор Ледли радостно встретил исследователя, которого не надеялся больше увидеть.

Двадцать второго сентября того же года Мунго Парк вернулся в Англию. Известие об его открытиях вызвало такой восторг, все с таким нетерпением ждали описания этого путешествия, несомненно самого замечательного из всех, до тех пор совершенных в эту часть Африки, что Африканскому обществу пришлось разрешить ученому опубликовать сокращенный отчет о своих приключениях, предоставив в его пользу доход от издания книги.

О природе страны, нравах и обычаях ее жителей Мунго Парк собрал больше ценных сведений, чем его предшественники. Он установил местонахождение истоков Сенегала и Гамбии, изучил течение Нигера, или Джолибы, идущее к востоку, между тем как Гамбия течет к западу.

Точными фактами ученый положил конец спору, шедшему до тех пор между географами. Теперь уже было невозможно смешивать эти три реки, как сделал в 1707 году французский географ Делиль, показавший на своей карте, что Нигер от Борну течет к востоку и кончается рекой Сенегалом на западе. Впрочем, сам Делиль признал свою ошибку и исправил ее на картах 1722 — 1727 годов — несомненно, на основании сведений, собранных Андре Брю, правителем Сенегала.

Правда, Хоутон получил от туземцев довольно точные данные об истоках Нигера в стране Мандинго, о примерном местонахождении Сигу, Дженне и Тимбукту; но Мунго Парк на основании собственных наблюдений окончательно установил географическое положение двух первых городов и сообщил о характере страны и населяющих ее племенах гораздо более подробные сведения, чем имелись раньше.

Поэтому, как мы указывали выше, общественное мнение правильно оценило важное значение этого путешествия, а также талант, мужество и правдивость того, кто его совершил.

Некоторое время спустя английское правительство хотело поручить Мунго Парку руководство экспедицией во внутренние области Австралии, но он отказался.

Через несколько лет, в 1804 году, Африканское общество, решив завершить исследование Нигера, предложило шотландцу стать во главе новой экспедиции. На этот раз Мунго Парк не счел возможным отказаться и 30 января 1805 года покинул Англию. Два месяца спустя он высадился в Горе.

Ученого сопровождали его шурин, врач Андерсон, художник Джордж Скотт и пять стрелков. Кроме того, ему предоставили право пополнить отряд таким количеством солдат, какое он признает необходимым, и открыли кредит в 5000 фунтов стерлингов.

«Эти значительные материальные средства, — пишет Валькенер в своей „Истории путешествий", — намного превосходившие те, что Африканское общество могло бы собрать путем общественной подписки, отчасти послужили, по нашему мнению, причиной гибели путешественника. Алчные притязания африканских властителей возросли, так как они считали Мунго Парка очень богатым, и необходимость изыскивать способы уклоняться от их чрезмерных требований, удовлетворить которые было невозможно, явилась одной из причин катастрофы, положившей конец экспедиции».

Четыре плотника, офицер и тридцать пять солдат, а также купец из племени мандинго, по имени Исаак, взявший на себя обязанности проводника, составили вместе с уже названными участниками экспедиции внушительный караван. 27 апреля 1805 года Мунго Парк покинул Каес и на следующий день прибыл в Пизанну, откуда десять лет тому назад отправился в первое путешествие. Затем он двинулся на восток к берегам Нигера, держась до Бамбара того же самого пути, каким шел когда-то. К концу перехода из всех европейцев, принимавших в нем участие, остались в живых лишь шесть солдат и один плотник. Все остальные умерли от изнеможения, лихорадок и других болезней, обычно распространяющихся во время разлива рек. Поборы мелких властителей, через территории которых прошла экспедиция, значительно сократили запас захваченных для обмена товаров.

Вскоре Мунго Парк допустил серьезную оплошность. В Сансандинге, городе с одиннадцатитысячным населением, он обратил внимание, что на рынке царит очень большое оживление и что на нем продают драгоценные камни для ожерелий, индиго, сурьму, кольца, браслеты и бесчисленное множество других товаров; их предложение значительно превышало спрос.

«Он открыл, — рассказывает Валькенер, — торговлю в широком масштабе и выставил в своей лавке отборный ассортимент европейских изделий для продажи оптом и в розницу. Мунго Парк считал, что полученная им огромная прибыль возбудила зависть остальных купцов. Жители Дженне, мавры, купцы из Сансандинга объединились с купцами из Сегу и старались подговорить властителя Мансонга завладеть имуществом европейца, а затем убить его или выгнать из Бамбара. Несмотря на то, что Мунго Парку было известно о составленном против него заговоре, он продолжал ежедневно торговать в своей лавке и за один день выручил двадцать пять тысяч семьсот пятьдесят шесть каури».

Двадцать восьмого октября после четырехмесячной болезни умер Андерсон, и Мунго Парк вторично оказался один в сердце Африки. Он получил от властителя Мансонга разрешение построить в Сансандинго лодку, чтобы спуститься по течению Нигера; он назвал ее «Джолиба» и назначил отплытие на 16 ноября.

На этом обрываются записи исследователя, заканчивающиеся подробным описанием жителей берегов Нигера и природы стран, впервые им открытых. Доставленный в Европу дневник, хотя и представлявший совершенно не обработанный материал, был напечатан, как только подтвердились печальные предположения о том, что его автор погиб в водах Джолибы. В сущности, во время второй экспедиции Мунго Парк не совершил никаких новых открытий, но опубликование его записей представляло значительный интерес для географической науки. Обладая теперь большими познаниями, он определил путем астрономических наблюдений местоположение наиболее крупных городов, что могло послужить серьезной основой для составления карты Сенегамбии.

Эта задача вскоре была поручена Африканским обществом географу Арроусмиту. Выполнив работу, он отметил в кратком предисловии большие расхождения, обнаруженные им между местоположением тех или иных точек, указанных в путевом дневнике Мунго Парка, и координатами, установленными с помощью астрономических наблюдений. Арроусмит сообщил, что, не имея возможности устранить эти расхождения, он вынужден был отодвинуть дальше к северу маршрут, которым Мунго Парк следовал во время своего первого путешествия.

Противоречие казалось очень странным; объяснить его удалось французу Валькенеру, человеку энциклопедического ума, который последовательно или одновременно был префектом, географом и писателем. Он обнаружил в дневнике Мунго Парка забавную ошибку; на нее не обратили внимания ни редактор английского издания, ни французский переводчик, допустивший крайне грубую небрежность. В дневнике имеется описание того, что Мунго Парк делал «31 апреля». Общеизвестно, однако, что в этом месяце только тридцать дней. Отсюда следует, что на протяжении всего путешествия исследователь ошибался в датах ровно на сутки и что при своих исчислениях он пользовался величинами склонения солнца вчерашнего дня, думая, что они относятся к текущему. Пришлось поэтому внести в карту Арроусмита существенные поправки; но, даже признавая некоторые неточности данных Мунго Парка, приходится согласиться с тем, что он первый заложил прочную основу для создания карты Сенегамбии.

Хотя донесения, полученные английским правительством, не оставляли сомнений относительно гибели Мунго Парка, все-таки губернатор Сенегала, до которого дошли слухи о каких-то белых людях, будто бы виденных в глубине Африки, снарядил экспедицию, поручив руководство ею негру Исааку, бывшему переводчику ученого, добросовестно доставившему его дневник английским властям. Мы не станем приводить рассказ об этом путешествии, не содержащий никаких новых фактов, и остановимся лишь на сведениях, относящихся к последним дням Мунго Парка.

В Сансандинге Исаак встретил Амади Фатуму, негра, который сопровождал исследователя в плавании на «Джолибе» и присутствовал при его смерти; тот рассказал следующее:

«Мы отплыли от Сансандинга и через два дня достигли Силлы, того места, где закончилось первое путешествие Мунго Парка.

Еще два дня плавания привели нас затем в Дженне. На озере Дебо за нами увязались три лодки с неграми, вооруженными пиками, копьями и луками, но не имевшими ружей. Миновав Ракбару, затем Тимбукту, мы снова подверглись преследованию аборигенов на трех лодках, пришлось с оружием в руках отражать нападение, убив при этом нескольких туземцев. У Турма-Таруса на нас напали семь лодок, но их атака была отбита. До Каффы, где мы остановились на день, пришлось выдержать еще несколько стычек, принесших неграм большие потери. Затем мы спустились по реке и бросили якорь в Буреме, на следующий день заметили отряд арабов, беспрепятственно пропустивший нашу лодку.

Теперь мы вступили в страну хауса и вскоре прибыли в Яур.

Мунго Парк послал Амади Фатуму в город купить провизию и вручить подарки местному вождю. Принимая подарки, тот спросил, вернется ли белый путешественник, чтобы осмотреть его страну. Исследователь, которому передали вопрос вождя, счел нужным дать отрицательный ответ. Вероятно, это послужило причиной его смерти. Вождь, убедившись в том, что больше никогда не увидит Мунго Парка, решил завладеть подарками, предназначенными королю.

Назавтра вождь, предупрежденный об отъезде белых путешественников, отправил отряд в деревушку Бусса, расположенную на берегу реки. Когда показалась лодка европейцев, в нее полетел град камней и стрел. Кинув в реку багаж, Мунго Парк и его спутники бросились в воду, и все утонули».

Так печально кончилась жизнь первого европейца, проплывшего по Нигеру и побывавшего в Тимбукту. Впоследствии было сделано еще много подобных попыток, но почти все они потерпели неудачу.

В конце XVIII века двое из лучших учеников знаменитого естествоиспытателя Линнея совершили путешествие для изучения природы Южной Африки. То были Спаррман, занявшийся изучением животного мира, и ботаник Тунберг. Отчет об исследованиях Спаррмана, прерванных, как мы уже упоминали, путешествием в Океанию с экспедицией Кука, вышел в свет первым. На французский язык его перевел Летурнёр. В предисловии — такова уж традиция переводчиков — Летурнёр выражал сожаление по поводу гибели ученого путешественника, умершего во время скитаний по Золотому берегу. К тому времени, когда перевод вышел в свет, Спаррман вернулся живым и здоровым.

Тридцатого апреля 1772 года Спаррман вступил на землю Африки, высадившись у мыса Доброй Надежды. В ту эпоху Кейптаун представлял собой маленький городок и занимал всего две тысячи шагов в длину и столько же в ширину вместе с примыкавшими к нему садами и огородами. Вдоль широких улиц росли дубы; дома были снаружи выбелены или выкрашены в зеленый цвет, чему Спаррман не переставал удивляться.

Приехав в Капскую колонию^[194], естествоиспытатель воспользовался возможностью совершить несколько экскурсий в окрестности и взобраться на Столовую гору, что было сопряжено с некоторым риском. За время этих прогулок он смог также изучить образ жизни буров и их взаимоотношения с рабами. О настроении последних можно судить по тому, что всем фермерам приходилось на ночь запирать дома и держать под рукой заряженные ружья. Колонисты большей частью отличались непосредственностью и исключительным гостеприимством, несколько забавных примеров которого приводит Спаррман.

«Я подошел, — рассказывает он, — к дому фермера по фамилии Ван дер Спуй; это был вдовец, уроженец Африки и отец владельца виноградников Красная Констанса, или Старая Констанса.

Прикидываясь, что не замечает меня, он неподвижно стоял в аллее, ведущей к дому. Когда я приближался к нему, он не сделал ни шага навстречу, но, взяв меня за руку, приветствовал следующими словами: „Здравствуйте, добро пожаловать! Как вы поживаете? Кто вы такой? Стакан вина? Трубку табаку? Не хотите ли чего-нибудь поесть?" Я отвечал на вопросы также лаконично и принимал все предложения по мере того, как они делались. Его дочь, стройная добродушная девочка лет двенадцати — четырнадцати, подала на стол великолепный кусок тушеной бараньей грудинки с гарниром из моркови; после обеда она с такой милой улыбкой предложила мне кофе, что я не знал, чему отдать предпочтение — обеду или молодой хозяйке. Скромность и сердечная доброта так и сквозили в чертах лица и поведении отца и дочери. Я несколько раз обращался к хозяину, пытаясь вызвать его на разговор; он отвечал кратко и сдержанно. Я отметил, что он никогда первый не нарушал молчания, если не считать единственного случая, когда он предложил мне остаться у них до завтра. Я все же распрощался, горячо тронутый столь редкими проявлениями доброжелательства…»

Спаррман совершил несколько небольших путешествий, в частности в Хаут-Бей и в Парл, во время которых имел возможность установить, насколько преувеличены рассказы Кольбе, побывавшего до него в этих краях.

Спаррман предполагал продолжать экскурсии зимой и проектировал путешествие внутрь страны на будущую весну, но в это время в Кейптаун пришли фрегаты «Резолюшен» и «Адвенчер» под начальством капитана Кука. Форстер предложил молодому шведскому естествоиспытателю сопровождать его, что дало Спаррману возможность побывать в Новой Зеландии, Тасмании, Новой Голландии, на Таити, на Огненной Земле, во льдах Антарктики и в Новой Южной Георгии. Затем он вернулся в Кейптаун, где высадился 22 марта 1775 года.

Прежде всего Спаррман приступил к подготовке путешествия в глубь страны; для увеличения своих денежных средств он в течение зимы занимался медицинской практикой. Он постепенно приобрел семена, лекарства, ножи, огнива, коробки с трутом, спирт для хранения образцов. Наконец весь груз был уложен на огромную телегу, запряженную пятью парами волов.

«Необходимо, — рассказывает он, — чтобы возница не только обладал сноровкой и опытом в обхождении с этими животными, но чтобы он, кроме того, искусно владел африканским кнутом. Кнуты состоят из кнутовища длиною в пятнадцать футов и ремня чуть подлиннее, кончающегося трехфутовой плеткой из сыромятной кожи. Возница держит это грозное орудие двумя руками и, сидя на козлах телеги, может достать им до передней пары волов. Он должен безостановочно распределять удары, уметь попадать туда, куда хочет, и бить так, „чтобы шерсть животного летела из-под плетки"».

Спаррману предстояло сопровождать телегу верхом на лошади; он взял с собой молодого колониста по фамилии Иммельман, однажды уже проделавшего ради собственного удовольствия путешествие в глубь страны. 25 июля 1775 года шведский ученый тронулся в путь. Сначала он переправился через Ренте-Ривер, затем поднялся по ущелью Готтентот-Голланд-Клоф, переправился через Палмит-Фонтейн и добрался до совершенно дикой страны, пересеченной горами и долинами, безводной, но все же посещавшейся стадами антилоп различных видов, зебрами и страусами.

Вскоре он достиг горячих железистых источников, расположенных у подножия Звартберга, которые привлекали множество приезжих. Компания построила там дом, примыкавший к склону горы. Здесь к Спаррману присоединился молодой Иммельман; отсюда они вместе направились в Звеллендам, куда прибыли 2 сентября, и собрали там ценные сведения о местных жителях. Некоторые из них мы вкратце приведем.

Готтентоты такого же роста, как европейцы. Руки и ноги у них маленькие, кожа желтовато-коричневая; губы не толстые, как это характерно для кафров^[195] и мозамбикских негров. Волосы черные, вьющиеся, но не густые и довольно жесткие. Большей частью готтентоты бывают с головы до ног вымазаны жиром и сажей. Те из них, кто имеет обыкновение краситься, кажутся не такими голыми и производят, так сказать, более законченное впечатление, чем те, кто смывает с себя грязь.

Туземцы обычно носят плащ, называемый «кросс», сделанный из овчины, вывернутой шерстью внутрь. Женщины добавляют длинный треугольный кусок, образующий нечто вроде капюшона; в него они кладут детей, которым дают грудь через плечо. Мужчины и женщины имеют обыкновение носить на руках и на ногах кожаные кольца; отсюда пошла басня о том, что готтентоты обвивают ноги колбасой, чтобы при случае ее съесть. У них имеются также железные и медные кольца, но они дороги и доступны не всем.

«Крааль» — готтентотская деревня — представляет собой стоящие в круг хижины, похожие одна на другую и напоминающие формой пчелиные ульи. Двери, обращенные к центру образуемой хижинами площади, так низки, что, для того чтобы войти, приходится становиться на колени. Очаг расположен посредине, крыша не имеет отверстия для выхода дыма.

Готтентотов не следует смешивать с бушменами. Последние живут только охотой. Ловкость, с какой они пускают отравленные стрелы, храбрость, приспособленность к жизни в первобытных условиях делают их очень опасными.

В Звеллендаме Спаррман видел кваггу — разновидность лошади, по внешности напоминающую зебру, но с более короткими ушами.

Затем путешественник побывал в Моссел-Бей — редко посещаемой кораблями бухте, так как она слишком открыта западным ветрам, и в стране хукни, или антиниква, как она названа на карте Буршеля. Густо поросшая лесами, эта страна, по-видимому, плодородна, и поселившиеся в ней колонисты, несомненно, будут преуспевать. Спаррману удалось увидеть и изучить в этом районе большую часть четвероногих животных Африки: слонов, львов, леопардов, сервалов^[196], гиен, обезьян, зайцев, антилоп и газелей.

Мы не можем шаг за шагом следовать за Спаррманом во все посещенные им места. Перечисление источников, «краалей» или деревень, через которые он проходил, ничего не даст читателям. Лучше сообщим кое-какие довольно новые и любопытные подробности относительно двух представителей животного царства, которых Спаррман имел возможность наблюдать, — капской овцы и пчелиной кукушки.

«Когда хотят забить овцу, — рассказывает путешественник, — всегда выбирают самую тощую во всем стаде. Есть других было бы невозможно. Их хвосты треугольной формы, имеют в длину от одного до полутора футов и подчас свыше шести дюймов в толщину. Один такой хвост обычно весит от восьми до двенадцати фунтов и состоит в основном из нежного жира. Некоторые намазывают его на хлеб вместо масла, но главным образом он служит для жарки мяса, а иногда для изготовления свечей».

Описав затем двурогого носорога, до тех пор неизвестного, гну, по внешнему виду представляющего собой нечто среднее между лошадью и быком, тарбагана^[197], обезьяну-бабуина, гиппопотама, о чьем образе жизни почти ничего не знали, Спаррман сообщает об одной замечательной птице, приносящей большую пользу местным жителям. Он называет ее пчелиной кукушкой.

«Эта птица, — рассказывает он, — не замечательна ни по величине, ни по окраске. На первый взгляд ее можно было бы принять за обыкновенного воробья, если бы она не отличалась несколько большими размерами и более светлым оперением с желтыми пятнышками на крыльях и белыми крапинками на хвосте.

Руководствуясь своими собственными интересами, пчелиная кукушка указывает людям гнезда пчел, так как сама очень любит их мед и в особенности яйца; она знает, что при разрушении пчелиных гнезд всегда прольется немного меда, который достанется на ее долю, или же люди намеренно оставят его ей в вознаграждение за услуги.

Аппетит к меду, вероятно, пробуждается у нее по вечерам и по утрам; во всяком случае, чаще всего она прилетает именно в это время и пронзительными криками как бы пытается привлечь внимание готтентотов или колонистов. Почти всегда кто-нибудь приходит на ее зов; тогда птица, не переставая кричать, медленно, то и дело садясь, летит к тому месту, где обосновался пчелиный рой… Наконец, приблизившись к гнезду, построенному либо в расщелине скалы, либо в дупле дерева, либо где-нибудь под землей, она несколько секунд парит над ним (я сам два раза наблюдал за этим), после чего умолкает и обычно где-нибудь прячется, выжидая дальнейших событий и надеясь получить свою долю добычи».

Двенадцатого апреля 1776 года, возвращаясь в Кейптаун, Спаррман узнал, что к северу от района Снежных гор обнаружено большое озеро, единственное во всей колонии. Вскоре путешественник добрался до Кейптауна и сел на отправлявшийся в Европу корабль, захватив с собой многочисленные естественнонаучные коллекции. В то же время, между 1772 и 1775 годами, швед Тунберг, которого Спаррман встретил в Капской колонии, совершил одно за другим три путешествия в глубь Африки. Как и Спаррман, он не ставил себе целью каких-либо открытий и не внес ничего нового в географическую карту. Тунберг лишь сделал много любопытных наблюдений над жизнью птиц Капской провинции и собрал интересные данные о различных племенах, населяющих эти обширные пространства, гораздо более плодородные, чем можно было предполагать.

Непосредственно вслед за Тунбергом те же места посетил английский офицер, лейтенант Уильям Патерсон; основная цель его путешествия состояла в сборе ботанических и других естественнонаучных коллекций. Он проник на север за Оранжевую реку, а на восток — до страны кафров, оставив далеко позади себя реку Фиш. Ему мы обязаны первым описанием жирафа; его отчет содержит ценные сведения о природе и социальном устройстве страны, а также о ее обитателях.