Любовью ускорялось к вам?»

Чацкий не требует от Софьи ответных чувств, ведь невозможно требовать пылкости любви, он хочет только одного - узнать логику ее поступков, он хочет знать те достоинства, которые заставили ее выбрать Молчалина. И если она сделает это, он откажется, как он говорит, от всего, что теперь в нем заставит замолчать любовь,

Чацкий чувствует пропасть между своими чувствами и понятиями и происходящими на его глазах сближением ничтожного Молчалина с Софьей, И эта пропасть раскалывает его прежний мир, сдвигает и переворачивает все его представления, поэтому он чувствует себя на грани катастрофы. Чацкий первый произносит слова о сумасшествии!

«Но вас он стоит ли? вот вам один вопрос. Чтоб равнодушнее мне понести утрату... Мне дайте убедиться в том...»

                    Потом

«От сумасшествия могу я остеречься; Пущусь подалее простыть, охолодеть, Не думать о любви...»

Итак, любовь к Софье приводит Чацкого на грань безумия, так как нельзя сохранить одновременно это чувство и весь строй своих представлений о жизни, о человеке. Софья «про себя»в ответ на это искреннее признание Чацкого замечает: «Вот нехотя с ума свела» Однако, желая образумить Чацкого она перечисляет такие достоинства Молчалина, которые заставляют Чацкого сказать: «Шалит, она не лю6ит». И в самом деле, как Чацкий может в добродетелях числить то, что Молчалин «безмолвием обезоружитьФамусова, «от старичков не ступит за порог.., с ними целый день засядет, рад не рад, играет...»

И в конце разговора поэтому любовь Софьи к Молчалину остается для Чацкого «загадкой», хотя он понимает, что близость к ней потеряна навсегда и только «воспоминания об том, что невозвратно»,его «согреют, оживят... отдохнуть дадут.»

Появление Молчалина заставляет Чацкого раздумывать о том, «какою ворожбою умел к ней в сердце влезть», этот услужливый человек, который всегда «на цыпочках и не богат словами». Однако под напором вопросов Чацкого Молчалин разговорился настолько, что обнаружил свои принципы жизни («умеренность и аккуратность, «ведь надобно ж зависеть от других»).

Грустную иронию Чацкого Молчалин принимает за досаду неудачника и начинает поучать его, открывать ему «пути спасения»,Чацкого раздражает этот снисходительный тон его собеседника, он становится резким («Слыхал что вздорная», «Пустейший человек из самых бестолковых») и противопоставляет рабскому смирению Молчалина, самый удобной в барской Москве форме продвижения к «почестям и знатности», свою программу независимости, свободы и искренности («Зачем же мне мнения чужие только святы?», «Я глупость и не чтец», «Когда в делах – я от веселья прячусь, когда дурачаться – дурачусь»).

В этом столкновении с Молчалиным слышится уже предвестия расхождения Чацкого со своей Фамусовской Москвой, её идолами – Татьяной Юрьевной, Фомой Фомичём…

Но Чацкий пока озабочен загадками любви, и откровенность Молчалина заставляет его сделать вывод, обратный реальному:

«С такими чувствами, с такой душой

Любим!... Обманщица смеялась надо мной!»

    Чацкий ищет оправдания чувствам Софьи и обманывается, потому что всё то, что презримо им в барской Москве Фамусовского мира возвышает человека со всей очевидностью.

Вот после суеты приготовлений начинают появляться гости. Первыми появляются Горичи. Наталья Дмитриевна полна оживления и кокетства. Войдя в залу, она с удовольствием оглядывает себя, прихорашивается, а потом ищет глазами того, кто мог бы полюбоваться ею, и замечает Чацкого, рассказывает ему о своём «приобритении» - муже. И говорит она о Платоне Михайловиче как о своём новом туалете (совсем как потом в разговоре с княжнами Тугоуховскими: «Нет, если б видели мой тюрлюрлю атласный!»). Интонации её почти буквально совпадают с репликой Молчалина, восторгавшегося собачонкой старухи Хлестаковой.

МОЛЧАЛИН:

Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более напёрстка…

НАТАЛЬЯ ДМИТРИЕВНА:

Мой муж – прелестный муж вот он сейчас войдёт…

Шпиц, тюрлюрлю, муж – всё это предметы тщеславия, всё демонстрируется, «сокровища» выставляется для обозрения. Но вот появляется и Платон Михайлович. Чацкий едва узнает в этом располневшем, вялом человеке с потухшими глазами и ленивыми движениями прежнего резвого его товарища. Наталья Дмитриевна сменила в муже всё: не только военный костюм, но и привычки, движения, взгляды и её тщеславие утешано неосуществлённых успехов мужа:

«И утверждают все, кто прежде знал,

Что с храбростью его, с талантом,

Когда б он службу продолжал,

Конечно, был бы он московским комендантом.»

Но гораздо больше устраивает Наталью Дмитриевну собственная роль главнокомандующего; она повелевает мужембезусловно, придумывая ему болезни («все рюматизм и головные боли»). Занятия, которых он не любит, образ жизни, который ему чужд («Платон Михайлович город любит»). Скакой неуклюжестью Наталья Дмитриевна осуществляет свою заботу, похожую на дрессировку, как при всех нежных словах крепчает ее повелительный голос:

«Ах! мой дружочек!

Здесь так свежо, что мочи нет,

Ты распахнулся весь и расстегнул жилет.

Послушай разочек, мой милый, застегнись скорей. Да отойди подальше от дверей,

Сквозной там ветер дует сзади!

Мой ангел, бога ради,

От двери дальше отойди.»

От этих забот Платон Михайлович увял. Чацкому уже не о чем с ним говорить.А вот появляются князья Тугоуховские, влекомые шестью щебечущими дочерьми. Их восторженные восклицания, и всплески рук, и взгляды, высматривающие новые фасоны платьев, особенно подчеркивают дряхлую неповоротливость глухого князя со слуховой трубкой и скрипуче-растянутый голос княгини, с трудом выговаривающей слова: «От - ставной?»; «И хо-лостои?; «Бо-гат?»,Но какая цепкость в этих дряхлых стариках! Едва появившись на балу, княгиня ищет женихов для своих дочерей, Заметив Чацкого, узнав, что он не женат, тут же посылает за ним князя:

«К нам на вечер, в четверг, проси скорее Натальи Дмитриевны знакомого: вон он!»

Это прямо-таки охотничье преследование, способность, столь неожиданная в этих дряхлых стариках! Но Тугоуходские, действительно, глухи ко всему, кроме званий и богатства. Узнав, что Чацкий не камер-юнкер и не богат, княгиня «громко, что есть мочи», кричит мужу:

«Князь, князь! Назад!»

Язвительная и высокомерная графиня Хрюмина, гордящаяся своей знатностью и французским языком, «отъявленный мошенник»Загорецкий, рекламирующий свою способность заполучить то, чего «никто достать не мог»,властная Хлестакова, привезшая арапку, Скалозуб, важно преподающий всем устав и знакомящий с «форменными отпличками»(«В мундирах, выпушки, погончики, петлички») - каждый из гостей воодушевлен самоутверждением, и потому они не очень нежны друг к другу. Графиня - внучка при Тугоуховских, как бы не замечая их, роняет:

«Ах, grand ’ maman ! Ну, кто так рано приезжает?

Мы первые.»

Княгиня Тугоуховская не остается в долгу:

«Вот нас честит!

Вот первая, и нас за никого считает!

Зла, в девках целый век…»

Самоуверенная Хлестакова с трудом переносит самоуверенного Скалозуба и при уходе говорит:

«Ух! Я точнехонько избавилась от петли;

Ведь полоумный твой отец: