Примечание для читателей 6 страница

Я сдерживаю рыдания и наклоняюсь вперед, прижимаясь губами к синяку на ее бедре. Люси вздыхает во сне, и я замираю, чтобы не разбудить ее. Я пришел к кровати в совершенно мокрой одежде, поэтому сдираю ее с себя и сворачиваюсь калачиком напротив нее, желая побыстрее заснуть, но сон не приходит. И я обнимаю ее спящее тело и стараюсь забыть, что совершил с ней, но, наверное, я причинил ей слишком много боли, поэтому включаю свет, чтобы убедиться, что я действительно с ней это сотворил.

Лучше бы она орала и ругалась на меня, когда я взял ее у стены. Я хотел бы, чтобы она оттолкнула меня и заставила остановиться, заставила посмотреть ей в глаза, чтобы я увидел ее и понял, что собираюсь сделать с ней. Я чувствую такое бремя вины, что даже с трудом могу дышать. У меня сжимается грудь, пульс начинает набирать обороты, чувства зашкаливают, и я понимаю, что это начало панической атаки.

Двигаясь как можно тише, насколько могу, я соскальзываю с постели, чтобы не потревожить ее, и стараюсь успокоиться и перестать лихорадочно хватать воздух открытым ртом, я быстрее выхожу в коридор и ускоряю шаг к ванной. Мои руки так трясутся, что мне с трудом удается открыть дверь. Я поворачиваю выключатель и начинаю огромными глотками хватать воздух, потому что мое сердце стучит все быстрее и быстрее, словно готово выскочить, взрываясь из моей груди. Я подставляю ладони под холодную воду и ополаскиваю лицо, снова и снова, считая в уме до ста, как я неоднократно делал. Я поднимаю глаза в зеркало, и рядом с собой, со стекающей водой с моего лица, вижу мужчину, с закутанным бело-черным клетчатым шарфом на голове, прикрывающим его нос и рот, с автоматом, направленным прямо мне в голову.

У меня вырывается крик, наполненный паникой, я отлетаю от раковины и прикрываю голову руками, чтобы как-то защититься от врага. Когда я опять смотрюсь в зеркало, то не вижу ничего, кроме пустой комнаты позади себя. Рыдая, я падаю на колени на холодный кафельный пол, обхватив голову руками, я покачиваюсь взад и вперед, клянясь самому себе, что никогда больше не позволю Люси страдать из-за моих демонов. Я не могу причинять ей больше боли. Я не могу доверять даже самому себе теперь, находясь рядом с ней, и я отказываюсь причинять ей еще большие страдания, как сделал сегодня вечером. Только одному Богу известно, что может случиться, если мои дела пойдут еще хуже, а я знаю, что они только ухудшаются с каждым днем. Мне становится слишком трудно отличить реальность от видений, которые меня посещают. Я уже неоднократно дрался с ней в середине ночи во время кошмаров, которые я не в состоянии контролировать, и я продолжаю ей добавлять страдания всякий раз, когда она пытается помочь мне, поэтому мне стоит оттолкнуть ее от себя. Она мое сердце, моя душа, мое все, но та ситуация, в которой я сейчас нахожусь, я прекрасно понимаю, что это только вопрос времени, прежде чем я совершу что-то, что сможет убить ее. Слезы бегут по моим щекам при мысли, что моя прекрасная, удивительная жена может быть погребена в земле моими собственными руками. Я не позволю этому случиться. Я не позволю ей провалиться вниз в эту черную дыру вместе со мной. Поэтому падать в эту черную чертову бездну я собираюсь один без нее, так мне будет спокойней, и я буду знать, что ей не причиню зла. Я знаю, что она никогда не оставит меня по своей собственной воли и никогда не отвернется от меня, потому что слишком сильно меня любит, и готова вытерпеть любые страдания, которые я ей причиню, именно поэтому мне нужно оттолкнуть ее, как можно дальше от себя.

Я должен убедить ее уйти, тогда я никогда не смогу заставить страдать ее снова.

 

 

Глава 12

Люси

Сегодняшний день

 

— Черт побери, женщина! Ты выглядишь так сексуально!

Я улыбаюсь Элли присвистнувшей при моем появлении, как только вхожу в зону регистрации в передней комнате. Я смеясь кружусь и приседаю в реверансе, пока она аплодирует мне. Бирюзового цвета облегающая майка, которая открывает спереди до впадинки между грудей, завязывается вокруг моей шеи, и моя грудь в ней выглядит довольно-таки хорошо, так я себя успокаиваю. Невероятно короткие белые джинсовые шорты делают мои загорелые ноги еще длиннее, чем обычно, и бирюзовые с белым туфли на танкетке прибавляют мне в росте на добрых три дюйма, создавая иллюзию. Я оставила свои рыжеватые волосы распущенными, спадающими на мои голые плечи и вниз по спине, и добавила несколько оранжево-коричневых браслетов на свои запястья. Совсем немного, но если исключить, что я одела платье прошлой ночью, то сегодня я явно проявила больше фантазии, чем обычно.

— Хорошо, очень хорошо. Стэнфорд не сможет удержать свои руки подальше от тебя, — дает заключение Элли.

Я краснею, думая о том, что произошло прошлой ночью вон на том диване в этой самой комнате. Я почти уверена, что некоторое время Стэнфорд точно будет держать свои руки, как можно дальше от меня, после того, что я устроила вчера ночью. Но в данную минуту это совершенно не важно. Потому что я собираюсь на пикник на пляж с мужчиной, с которым встречаюсь. Светит солнце и похоже полный штиль, только легкий ветерок, приплывает с океана, поэтому нам не нужно будет беспокоиться о песке, все время попадающий при сильном ветре в пищу. Это самый идеальный день на Фишер Айленде, и я не позволю его испортить ничему.

— Этому маленькому проныре лучше держать свои руки при себе, — ворчит Трип, заходя в парадную дверь и останавливаясь по середине комнаты, разглядывая меня сверху до низу.

— Ох, пожалуйста. Можно подумать, что в былые времена вы не были маленьким пронырой, — смеется Элли над ним. — Я уверена, что вы выбирали такую линию поведения, что дамы просто умоляли вас, чтобы вы положили свои руки на них.

Трип вскидывает бровь на нее и громко фыркая.

— Конечно, был. Ты же не видела меня в то время, а видишь только сейчас?

Элли смеется еще громче, выходя из-за стойки и обвив руками его за шею.

— Ты самый лучший дедушка во всем мире. Я собираюсь усыновить тебя.

Трип качает головой на ее поведение и опять переводит взгляд на меня.

— Я так понимаю, ты собираешься встретиться с Саламандрой?

Я закатываю глаза и качаю головой.

— Он Стэнфорд и да, мы собираемся сегодня на пикник после, как он вернется с совещания в банке.

— Слышал, ты нарвалась на Фишера вчера вечером у Барни, — говорит он как бы между прочим, опуская руку на поверхность бокового столика и пытаясь раскачать его, притворяясь, что проверяет устойчиво ли он стоит на своих ножках.

— Не прикидывайся, это низко, — говорю я ему. — Весь город уже знает, что я столкнулась с Фишером вчера вечером, Трип. Куда ты клонишь?

Он пожимает плечами, перекрещивая руки на груди, и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты не совсем права, Люси. Мне просто интересно, потому что я слышал о всех тех искрах, которые летели между вами двумя, вот и все. Если бы я был Сантаной, я бы не слишком обрадовался, что моя женщина становится вся такая сексуально возбужденная при встрече с другим мужчиной.

— О, Боже мой, — бормочу я. — СТЭНФОРД. Его зовут Стэнфорд, и я не стала вся такая сексуально возбужденная.

— Да, вы были оба довольно сексуально возбужденные, — соглашается Элли.

Я сердито на нее смотрю.

— Ты даже не была там, откуда ты знаешь?

— Слухи распространяются быстро в этом маленьком городке, мой друг. Кроме того, Бобби позвонил мне сразу после того, как ты покинула бар, — сообщает она мне, скрывая улыбку.

— Все, я ухожу. Иду на свидание со СТЭНФОРДОМ. A вы двое, кумушки-сплетницы, можете наслаждаться и сплетничать дальше, — говорю я им, прихватив свою сумочку со стола и направляясь мимо них к двери. — Ты можешь объяснить мне, почему Бобби звонит тебе по сотовому телефону, когда последнее время я бесконечно слышала, что ты даже не могла его терпеть раньше.

Я вижу, как улыбка Элли сползает с лица и у нее появляется какое-то нервное выражение. Она определенно собирается объяснить мне это дерьмо позже. Бобби бесконечно наезжал на нее с того первого дня, как только я привезла ее на остров, и она бесконечно жаловалась на него и все время говорила, что не за что не будет встречаться с ним, даже если он окажется самым последним мужчиной на земле. Но похоже, что Апокалипсиса не произошло, по крайней мере я не слышала об этом, поэтому определенно что-то происходит с этими двумя.

Оставив Трипа и Элли в гостинице, которые, вероятнее всего, обсуждают меня, я решаю не брать один из гостиничных гольф-каров, чтобы добраться до города, а пройтись пешком десять кварталов. Сегодня великолепный день, и я хочу насладиться им в полную силу. У меня есть еще целых полтора часа, пока Стэнфорд выйдет с совещания, это как раз достаточно для неспешной прогулки.

Я быстро осознаю ошибочность своего решения, пока иду по главной улице. Тротуары заполнены первыми толпами отдыхающих, рассматривающих витрины магазинов, с этих выходных начинается официальное начало нашего напряженного сезона, но тротуары также заполнены сплетниками-горожанами. Они стоят в проемах дверей или сидят на раскладных стульчиках и скамейках перед своими магазинами, бесконечно болтая о событиях, произошедших на острове. Понятно, что то, что произошло прошлой ночью у Барни — это единственная захватывающая новость, которая волнует всех, даже поток туристов, прибывший на остров и постоянно совершающих какие-нибудь глупости, ушли на второй план. Я слышу свое имя и Фишера, несколько раз произнесенное шепотом, пока прохожу мимо, улыбаясь и махая людям рукой в знак приветствия, но чувствуя себя при этом немного дискомфортно. Я ускоряю шаг, чтобы быстрее добраться до Банка Фишера, и как только я подхожу, передние двери открываются, и выходит Стэнфорд мне навстречу.

— Ты как раз вовремя, я только что закончил, — говорит он, наклоняясь и целуя меня в щеку. — Выглядишь прекрасно.

Он хватает меня за руки и отводит мои руки в стороны, чтобы внимательно еще раз рассмотреть меня.

— Абсолютно прекрасно, — подтверждает он. — Но ты не думаешь, что эти шорты немного... коротки для тебя?

Я стараюсь не закатывать глаза от его замечания. Они поэтому и называются шортами, потому что короткие. Они не должны быть длинными, и моя задница выглядит в них не отвисшей, и сидят они на мне идеально. Стэнфорд не относится к тому типу мужчин, которые даже для пикника могут одеться небрежно, поэтому я просто улыбаюсь и пожимаю плечами, пропуская его комментарий как бы мимо ушей, не вступая с ним в спор о моем выборе одежды.

Мы пересекаем улицу, и он держит меня за руку, направляясь на открытый фермерский рынок.

— Послушай, о прошлой ночи...

Я прикусываю нижнюю губу, сдерживая себя, чтобы попросить его никогда не говорить о прошлой ночи.

— Я сожалею, что так отреагировал, — продолжает он. — Я хотел дать себе под зад, когда вернулся домой.

Я выдыхаю, говоря себе хорошо, что я сдержалась, предполагая, что он опять собирается назвать меня сумасшедшей, поэтому позволяю ему продолжить.

— На самом деле я полный идиот! У меня в руках была красивая, сексуальная женщина, а я оттолкнул ее, когда она, наконец, дала мне зеленый свет, — смеется он.

Я не поправляю его, хотя и стоит. На самом деле мне действительно, реально стоит это сделать. Я не хочу, чтобы он думал, будто бы мое поведение прошлой ночью дает зеленый свет продвигать наши отношения на сверх звуковой скорости.

— Я полный идиот и мне очень жаль. Надеюсь, я не заставил тебя почувствовать себя некомфортно. Я не хотел бы никогда огорчать тебя, Люс, — говорит он нежно.

Я улыбаюсь ему в ответ, пока мы идем вдоль столов, заставленных всякими продуктами, бросая в корзину кое-что из них, что нам может пригодиться на пляже.

— Все нормально, не волнуйся об этом. Я просто была немного не в себе прошлой ночью, мне так кажется, — объясняю я, пока мы двигаемся вдоль рядов.

— Это из-за Джефферсона, не так ли? — спрашивает он, когда я ставлю корзину на прилавок и начинаю вытягивать все, что я туда положила.

— Да, из-за Фишера, он является одной из причин.

Я понятия не имею, почему я поправила его, когда он назвал Фишера, Джефферсоном. Почему меня до сих пор заботит, когда он называет Фишера неправильным именем? Не то, чтобы сам Фишер особенно беспокоился, что его имя произносят неправильно, причем не однократно. Я даже сама назвала его Джефферсоном прошлой ночью, но это исключительно, чтобы позлить, потому что прекрасно знала, что он ненавидит, когда его называют именем его отца.

— Конечно понятно, что первая встреча с бывшем всегда тяжелая. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я здесь исключительно ради тебя. Все, что угодно, но я действительно не собираюсь никуда уходить. Я реально питаю интерес к тебе, Люс, и хочу сделать все возможное, чтобы посмотреть, куда нас это приведет.

Я киваю и улыбаюсь, ничего не говоря в ответ. По идеи я должна согласиться с ним и сказать, что я тоже хочу, чтобы все получилось. Я должна сказать ему, что он делает меня счастливой, и что я долгое время не испытывала чувства, которое бы заставляло меня улыбаться, но ни одного слова не выходит из моего рта.

Краем глаза я замечаю свою мать, которая находится через несколько столиков от нас, я машу ей рукой, она напряженно смотрит в нашу сторону. Я довольно поздно появилась у своих родителей, матери было сорок пять, а отцу пятьдесят один год. Хотя управлять гостиницей стало слишком тяжело и хлопотно для них, но моя мама не тот человек, чтобы просто сидеть и ничего не делать весь день, в отличии от моего отца, который может ловить рыбу днями напролет. Она любит оставаться занятой, поэтому в летние месяцы помогает на фермерском рынке по выходным.

— Лу-Лу, я не знала, что ты придешь на рынок сегодня, — говорит мама, когда я перегибаюсь через стол, чтобы поцеловать ее в щеку, которую она подставляет мне. Свой невысокий рост и внешность я полностью получила от мамы. В свои шестьдесят, даже ближе к семидесяти, Эвелин Батлер стареет изящно. Она по-прежнему имеет тот же, но более темный оттенок рыжеватых волос, как и у меня, хотя мама сейчас предпочитает посещать салон красоты Салли через каждые шесть недель. Она носит все свою жизнь короткую прическу «Боб», и даже в свои года, у нее по-прежнему прекрасный цвет лица, несмотря на знойное летнее солнце, с веснушками, рассыпанными по всему носу и щекам, так же, как и у меня.

— Это было сиюминутное решение, принятое вчера вечером. Стэнфорд и я решили устроить пикник на пляже, поэтому пришли кое-что купить, — объясняю я ей.

Она, наконец, замечает Стэнфорда, стоящего рядом со мной, и ее голова поворачивается то на меня, то на него, словно она наблюдает за теннисным матчем.

— Ой! Ты все еще... я думала... я имею в виду, я слышала... что прошлой ночью. Я не понимаю, вы двое все еще вместе, — неловко бормочет она.

Ох, ради Бога. Неужели сейчас мама начнет перемалывать сплетни?

Я ближе встаю к Стэнфорду, кладу свою руку на его, прижавшись к нему и положив голову ему на плечо.

— Да, мы вместе и очень счастливы, — информирую я ее, посылая ей свою самую искреннюю улыбку.

— Приятно встретиться с вами снова, Эвелин, — говорит Стэнфорд с теплой улыбкой. Он встречался несколько раз с моими родителями за последний месяц, они были добры к нему, но немного скованны. Меня это раздражает, и нам определенно придется поговорить об этом в ближайшее время.

Я поднимаюсь на цыпочки и целую Стэнфорда прямо в губы. Этим я, конечно, хватила через край, но отстаньте от меня, хоть на время. Уж кто-кто, а моя мама могла бы проявить некоторую слабину, и не упоминать все эти сплетни. Она прекрасно знает, через что я прошла с Фишером, и она также прекрасно знает, что сама мысль встречаться с кем-то пугает меня до смерти. К сожалению, она и отец просто обожают Фишера, и каждый раз, когда мы пересекаемся, они спрашивают меня не слышала ли я о нем что-нибудь, потому что они очень беспокоятся о нем. Я знаю, что теперь, когда он вернулся, все только будет намного запутаннее и хуже.

— Да,... очень приятно тебя тоже видеть снова, — говорит моя мама с натянутой улыбкой, складывая наши покупки, и Стэнфорд вытаскивает бумажник, чтобы оплатить их.

Я хватаю сумку с прилавка и стараюсь не смотреть на нее косо, сообщая, что поговорю с ней позже. Мы прощаемся и уходим, пересекая улицу, ведущую к пляжу.

— Прости. Моя мать...

— Проявляет заботу о своей одной единственной дочери? — спрашивает Стэнфорд со смехом. — Все нормально, я уже большой мальчик. Я смогу справиться с этим, до тех пор, пока ты в порядке, я тоже в порядке.

Я крепче сжимаю его руку и кладу голову ему на плечо, для себя в этот раз, а не для отвода глаз. На самом деле этот мужчина обаятельный и добрый, и, честно говоря, я должна быть в восторге, что он хочет быть со мной. Мне нужно перестать сравнивать его, узнать его побольше, и как он сказал, посмотреть, куда это нас приведет. Пока мы спускаемся вниз по лестнице к пляжу, я решаю про себя, что это именно то, что я и собираюсь сделать. Мне плевать на мнение окружающих, что они думают обо мне в этом городе, потому что я уж точно собираюсь сделать себя счастливой.

 

 

Глава 13

Журнал терапии Фишера

Памятная дата: 8 Апреля 2014 – 1:45 вечера

 

— Может быть, нам следует обратиться за психологической консультацией снова.

Слова Люси, сказанные за завтраком, снова и снова прокручиваются у меня в голове. Осушив очередную порцию виски, я кидаю пустой бокал через всю кухню. Он разлетается вдребезги, ударившись о шкаф на мелкие кусочки, разбросанные по полу.

Я также разбит, как эти гребанные осколки стекла. Я точно знаю это, и теперь об этом знает Люси. Консультации не работают, ничего не помогает. Сегодня утром она посмотрела на меня с жалостью, я не могу это больше выносить. Я не хочу, чтобы она, блядь, жалела меня.

С улицы я слышу громкий хлопок и падаю на пол, прикрывая голову руками. Мое сердце замирает, я напряженно лежу, ожидая услышать звуки выстрелов и жалящие пули, пронзающие мою плоть. Но я не слышу никаких похожих звуков, поэтому открываю глаза и понимаю, что лежу на кухонном полу.

— Что за дерьмо с тобой творится, ты тупой мудак? — бормочу я себе, быстро поднимаясь с пола, распрямляя плечи и захватываю новый стакан и неполную бутылку виски. Я наливаю янтарную жидкость на половину и выпиваю одним глотком.

Она не должна здесь больше оставаться, ей не следует видеть меня таким. Она просто обманывает себя, думая, что, если я сяду в кабинет с каким-нибудь мошенником, одетым в костюм, который будет расспрашивать меня о том, что я пережил, это сможет мне помочь. Мне уже ничто не поможет. И чем быстрее она это поймет, тем быстрее она уберется отсюда, подальше от меня.

У меня трясутся руки, я полностью забыл про стакан и просто подношу бутылку виски ко рту. Донесшийся скрип откуда-то сверху, заставляет рывком опустить бутылку. Я не стал ставить ее на столешницу, чуть-чуть пригибаюсь и спокойно быстро выбегаю из кухни, перебегая к дверным проемам и тихо несусь вверх по лестнице, так меня и учили. Единственное, чего мне не хватает сейчас — это чувствовать тяжелый вес моей винтовки в руке.

— КАКОГО ЧЕРТА, КТО НАВЕРХУ ТАМ? — кричу я на полпути бегом поднимаясь по лестнице. — Я ПОЛОЖУ КОНЕЦ ТВОЕЙ НИКЧЕМНОЙ ЖИЗНИ, УБЛЮДОК!

Выбив ногой дверь спальни, я влетаю в комнату, и вижу перед собой песок пустыни и Хаммер вместо кровати и комода. Я падаю на песок и ползу, зная, чтобы спастись, мне просто необходимо добраться до конвоя. Потянувшись вниз со стороны, где всегда находится мой пистолет, пусто. У меня нет оружия. Почему я, черт побери без оружия? Морпех никогда не должен быть без оружия. Я слышу выстрелы и взрывы вдалеке, я ползу еще быстрее, как можно ниже пригибаясь к земле и опустив голову.

— ПРИКРОЙ МЕНЯ! КТО-НИБУДЬ, БЛЯДЬ, ПРИКРОЙТЕ МЕНЯ! — кричу я, ударяя кулаком по песку, и двигаюсь с такой скоростью, на какую только способен.

В мою голову что-то ударяет, словно я напоролся в пустыне на камень, я закрываю глаза и начинаю трястись от боли. Когда я открываю глаза, то вижу, что лежу на кремовом ковре и передо мной стоит кровать королевских размеров, покрытая бледно-голубым одеялом, которое свисает чуть ли мне на лицо. Не песка, не камня, не армейского Хаммера, и не конвоя. Ничего. Я нахожусь в спальне, которую делю со своей женой.

— О, Господи, о, мой Бог, какого черта со мной происходит? — бормочу я, подталкивая себя с пола, и еще раз оглядываясь вокруг, моргая, чтобы точно убедиться, что эта комната реальна.

— Все. Я должен вытащить ее отсюда. Она не может здесь больше оставаться, — бормочу я, мчась к шкафу и вытаскивая два чемодана с верхней полки. Бегу к кровати и бросаю их сверху, быстро открывая.

Я пулей несусь к комоду, открываю верхний ящик и хватаю носки, бюстгальтеры, нижнее белье, все, что могу схватить, и мчусь к кровати, сваливая это все в первый чемодан.

— Фишер, какого черта ты делаешь?

Голос с порога пугает меня и заставляет шарахнуться, я автоматически тянусь к моему боку, где находится мой пистолет. Когда я вижу Люси, стоящую в дверном проеме, уставившись на меня в полном замешательстве, я почти готов упасть на колени от испытанного позора. Я потянулся за своим пистолетом. Я потянулся за своим пистолетом! А если бы он был здесь, а не заперт в гостиной, я мог бы застрелить ее. Я мог бы выхватить его и всадить ей пулю прямо в грудь.

— Ты уезжаешь. Прямо сейчас. Я так больше не могу, — говорю я, моргая, потому что вижу рядом с ней в дверях, повстанца с пистолетом, направленным на меня.

Я опять моргаю, и повстанец исчезает также быстро, как и появился, я вижу только Люси, мою прекрасную Люси, стоящую в дверях со слезами на глазах.

— Фишер, пожалуйста, не делай этого! — умоляет она, и первая слеза скатывается вниз по ее щеке.

Я игнорирую ее мольбу, хотя она разрезает меня напополам, и мне очень хочется изменить свое решение. Но я разворачиваюсь и несусь к шкафу, все срывая с вешалок, хватая все вместе единой кучей — юбки, платья, джинсы и рубашки. Я сваливаю все это в чемодан, потом снова двигаюсь к комоду, открывая нижний ящик и хватая все, что там есть.

Я бросаю все вещи во второй чемодан и вижу, как его медленно начинает поглощать зыбучие пески. Я моргаю и потряхиваю головой, чтобы это наваждение исчезло, и стараюсь не выкинуть все вещи из чемодана.

— Мы закончили. Все кончено. Я собираю это дерьмо, и ты уезжаешь!

Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

Она хватает меня за руку, но я выдергиваю свою руку. Я не могу позволить ей прикоснуться ко мне сейчас, только не сейчас. Все рухнет, если я позволю ей прикоснуться ко мне. Но мне так нужны ее прикосновения, я хочу дотронуться до нее, я даже не знаю, как я смогу жить без ее прикосновений...

Но больше всего мне необходимо защитить ее.

Она просит и умоляет меня поговорить, просто поговорить с ней. Она понятия не имеет, что я не могу. Я не могу сказать ей о всех этих вещах, которые настолько основательно хреновы происходят со мной.

— Не о чем говорить, и так понятно, что здесь происходит. Все хуево, как ты не понимаешь? Все разрушено, все стало хреново и тебе нужно уйти.

Прости меня, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

Ее голос звенит по всей комнате, она пытается заставить меня остановиться и выслушать ее. Я не могу этого сделать. Я не могу слышать звук ее голоса, он отзывается во мне такой болью, когда я слышу все слова любви, которые она произносит. Они тут же врезаются в меня и выпотрошат, словно чертову рыбу. Я знаю, она никогда не оставит меня. Она никогда не уйдет от меня, хотя ей это необходимо, она должна быть ВЫНУЖДЕНА это сделать. Потому что Люси должна быть в безопасности, и я хочу, чтобы она поняла, что только так, я смогу ее защитить от того, кем я стал.

Я начинаю говорить горькие и обидные вещи, так много обидных вещей я выплевываю ей в лицо.

— Господи, когда ты только поумнеешь!

Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

— Все твои жалкие унылые письма…

Я вру, не верь мне, пожалуйста, не верь мне. Я любил твои письма, я сохранил их все, и я дорожу каждым из них.

Она берет мое лицо в свои мягкие и заботливые руки, и я прижимаю свой лоб к ее. Я слабею перед ней, и с этим я ничего не могу поделать. Мне необходимо хотя бы вздохнуть с ней вместе в последний раз. Мне необходимо почувствовать ее, прижавшуюся ко мне, помня почему и зачем я делаю все эти ужасные вещи с ней. Мне необходимо, чтобы она ушла. Мне необходимо, чтобы она возненавидела меня настолько, чтобы смогла уйти, только тогда она сможет быть в безопасности. Я сделаю все, чтобы сберечь ее. Каждое слово, которое я произношу все больше и больше убивает меня, пока я не вижу, что в ней не осталось ничего, кроме пустой оболочки. Она скользит руками под мою рубашку, и я моментально становлюсь твердым. Ее рот прокладывают дорожку вниз по моей шее, и я хочу зарычать от страстного желания, когда ее зубы слегка прикусывают мою кожу. Я нуждаюсь в ней. Я люблю ее.

Но я не могу оставить ее или это доведет меня до убийства.

— Я предпочитаю женщин с немного большим опытом...

На самом деле, я не имею в виду это. Я совершенно не имею ввиду ничего подобного. Потому что я прекрасно знаю, что я единственный мужчина, который был внутри тебя и это заставляет меня чувствовать себя черт побери королем и самым счастливым мужчиной на свете. Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

Она говорит мне, что я добился своего и теперь она ненавидит меня, да осталась только пустая оболочка, которая рассыпается на куски, и я знаю, что уже ничего не нельзя изменить.

— Мне не становится лучше, когда я прихожу домой, к тебе... я ненавижу эту жизнь...

Я вру! Каждое слово — ложь. Мне нравится, как мы живем, и я бы не за что на свете не изменил ничего. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Я хватаю чемоданы с постели и выбрасываю их на пол в коридор, пока не передумал. Я прохожу мимо нее, не сказав ни единого слова, несмотря на то, что я безумно хочу заключить ее в свои объятия, и умолять не покидать меня. Но теперь уже слишком поздно. Глядя на ее опустошенное лицо, всю ложь, которую я ей сказал, все те ужасные вещи, играя на ее неуверенности в себе, заставят ее теперь ненавидеть меня... теперь все сработало. Сработало так, как я и хотел. Сработало настолько хорошо, что я знаю, теперь у меня не будет не единой надежды, чтобы она простила меня когда-нибудь.

Я не заслуживаю ее прощения. Я никогда не заслуживал ее с самого начала, так что теперь она сможет стать свободной, находиться в безопасности и обрести свое счастье, совершенно не беспокоясь о разрушенном мужчине, за которого она вышла замуж, и которого уже никогда невозможно починить.

 

Глава 14

Фишер

Сегодняшний день

 

— И как ты ощущаешь себя, являясь притчей во языцех? Снова? Господи, ты просто Мистер Популярность, — со смехом спрашивает Бобби, в тот момент, когда я помогаю ему промывать редуктор в воде.

Бобби обеспечивает работу сноркелинг и подводного плавания в домике на берегу в течение всего летнего сезона, а также сдает в аренду гольф-кары и велосипеды, все это бизнес его родителей, но он лихо управляется с ним, и можно сказать, что процветает, потому что ему не приходится даже работать в течение зимних месяцев. Одно из преимуществ нашей дружбы заключается в том, что я смогу заняться дайвингом в любое время, когда захочу, но пока я помогаю ему промывать редукторы. Бобби и я отправились на раннее утреннее погружение прежде, чем все туристы проснутся, и дайвинг был хороший способ для меня прочистить мою голову. Нет ничего лучше, как побыть в одиночестве, глубоко на дне океана, в окружении рыб и кораллов, когда не слышно никаких звуков, кроме звука твоего собственного дыхания, и в этой потрясающей тишине можно подумать о многих вещах.

— Это не моя вина, что всем в этом городе нечем больше заняться, — жалуюсь я, укладывая все чистые редукторы в ведра и таща их обратно к домику для следующего дайвинг-тура.

— Это правда, здесь было довольно-таки скучно, пока тебя не было, — признается Бобби.

Его телефон издает звук о входящей смски, и он вынимает его из накладного кармана шорт, улыбаясь и посмеиваясь, глядя на экран.

— Кто это? — спрашиваю я, кивая на телефон.

Он виновато смотрит на меня, у него исчезает улыбка с лица, быстро засовывая телефон обратно в карман.

— Никто, ничего, ничего особенного, — отвечает он быстро.

— Правда? Не похоже на «ничего». Ты хихикал, как маленькая девчонка, — шучу я, пока мы идем по пляжу.

— Я не хихикал. Я никогда не хихикаю. Отвали, — ворчит он, ставя ведро на прилавок в домике.

Я поставил свои ведра рядом с его, и поворачиваюсь к нему, выгнув бровь, ожидая, что он проболтается. Расколоть его займет всего несколько секунд.

— Хорошо! Это была Элли. Ничего особенного.

Я смотрю на него в полном шоке, а потом закидываю голову назад и начинаю хохотать.

— Элли? Ты серьезно? Я думал, ты терпеть ее не мог. Почему, черт побери, она посылает тебе смски, которые заставляют тебя хихикать. И не пытайся отрицать, потому что ты однозначно, черт побери, хихикал.

Он начинает вытаскивать оборудование из ведер и аккуратно выставляет его на прилавке, чтобы люди, получив соответствующие инструкции, могли воспользоваться им.