Территориальная и социальная дифференциация и формы существования языка

· холоднО, холоднО, холОдно. В России в разных регионах.

· играя или играючи, играмши.

· Кувшин, крынка, мохотка, горпачь – все в значении «кувшин».

(искать примеры на экзамен)

Таким образом налицо широкая вариантность в реализации языковых возможностей. Одного языка системы регулярных и взаимосвязанных вариантов реализации языковых возможностей образуют формы существования языка, т.е. достаточные для коммуникации варианты языка, используемые в том или ином социуме. Формами существования языка являются территориальные диалекты (говоры), наддиалектные языковые образования – кайне (от греч. «общий язык») на базе одного или нескольких диалектов, различные социальные диалекты (профессиональная речь, кастовые языки, просторечие, молодежный арго, литературный язык).

Формы существования языка различны между собой составом языковых средств, социальным статусом, степенью и характером нормирования. Высшая форма существования языка – литературный язык (у нас в русском это языковой стандарт, в немецком языке – письменный язык).

Литературный язык – образцовый нормализованный язык, противопоставленный диалектам, просторечию и арго.

Арго – жарго.

В совокупности все формы существования языка образуют язык.

(см. таблицу)

Взаимоотношение отдельных форм существования языка могут быть различными в разных языках, а также в разные периоды истории одного языка.

Пока не сложилась письменная традиция, на первый план выступают взаимоотношения между отдельными территориальными диалектами. После формирования литературного языка наиболее существенными становятся противопоставления литературного языка и нелитературной речи, а также степень диалектной дробности и глубина диалектных различий. В разных национальных коллективах по-разному распределены сферы использования и общественные функции литературного языка и нелитературной речи. Так, в одних культурах (например, в Арабских странах – Индии, в истории русского языка до конца XVII в., истории чешского языка до конца XVIII – начала XIX вв.) «правильным» признается только письменный литературный язык, следовательно обиходно-разговорная речь является ненормативной. В других культурах непринужденное устное общение может происходить на литературной языке (не противопоставляется образцовая правильная речь). В языковом развитии многих народов наблюдается тенденция к расширению общественных функций и сфер использования литературных языков. Если на заре письменности литературный язык – это язык немногих высоко авторитетных текстов (священных), то в современном мире литературные языки используются повсеместно, в том числе в непринужденном повседневном общении. Обычно язык народа образуется на базе, например, испанский на базе кастильского (в Испании 50 провинций, и в каждой один и более диалектов). ЕЩЕ ПРИМЕРЫ

Глубина различий или языковое расстояние между литературным языком и диалектом во многом зависит от глубины диалектных различий в эпоху формирования литературного языка. С течением времени языковое расстояние между литературным языком и диалектами постепенно сокращается. Функциональная структура общенародного (национального) языка может быть представлена как иерархия всех форм его существования.

Разговорная речь – непринужденная устная речь людей, владеющих литературным языком, в неофициальной обстановке.

Понятие язык художественной литературы следует отличать от категории литературный язык. Художественность языка художественной литературы создается его эстетической функцией, его изобразительно-выразительной направленностью.

Природа языковых норм

В дописьменных языковых коллективах, до того, как начинали складываться функциональные разновидности языка, у говорящих еще не могли появиться оценочные суждения о своей или чужой речи как о «правильной» или «неправильной». А.М. Пешковский в классической работе «Объективная и нормативная точки зрения на язык» так характеризовал это «естественное» первоначальное отношение к языку:

«В естественном состоянии языка говорящий не может задуматься над тем, как он говорит, потому что самой возможности различного говорения у него нет. Не поймут его – он перескажет, и даже обычно другими словами, но это совершенно «биологически», без всякой задержки мысли на языковых фактах. Крестьянину, не бывшему в школе и избежавшему влияний школы, даже в голову не может прийти, что речь его может быть «правильна» или «неправильна». Он говорит, как птица поет. Совсем другое дело человек, прикоснувшийся хоть на миг к изучению литературного наречия. Он моментально узнает, что есть речь "правильная" и "неправильная", "образцовая" и отступающая от "образца". И это связано с самим существованием и с самим зарождением у народа литературного, т.е. образцового наречия" (пит. по публикации в издании: Звегинцев 1965, 292).

С углублением функциональной дифференциации языковых средств представления говорящих о "правильном" и "ненормативном" в речи усложняются: складываются "частные" ("малые") нормы отдельных стилей, т. е. представления говорящих о "должном" и "недолжном" (ненормативном) в официально-деловом общении, в научном изложении, в разговорной речи, в том числе в профессиональной разговорной речи. Например, то содержание, которое в официальном медицинском отчете будет передано фразой Внутримышечные инъекции пенициллина не дали значимого улучшения состояния больного, в профессиональном, но не официальном разговоре двух медиков может быть выражено так: Пробовали пенициллин - не помогает. При этом оба варианта соответствуют не только общим нормам литературного языка, но и своим более узким дифференцированным нормам отдельных функциональных разновидностей языка (стилям). Естественная "свернутость" разговорных конструкций приемлема и обычна именно в разговорной речи. Если же разговорные слова и обороты попадают в официальный текст (по недосмотру ли, по случайности или потому, что пишущий недостаточно владеет нормами деловой речи), то они воспринимаются как неоправданная фамильярность и способны дискредитировать все сообщение. И напротив, слова и конструкции официальных и книжных стилей, по инерции перенесенные в неофициальное устное общение, нарушают узус [19] разговорной речи. Ср. реплики в неофициальном разговоре двух знакомых в вестибюле поликлиники: Я по вопросу зубов...; По дороге полкила творогу приобрел...; Он в нашем микрорайоне проживает. Иногда в таких стилистических диссонансах проявляется некоторая напряженность или неуверенность говорящего; иногда канцелярские обороты настолько проникают в узус обиходного общения, что естественное "стилистическое чутье" у части говорящих притупляется.

Свой узус, свои представления о "должном" есть и в диалектах, и в просторечии, и в арго. Так, русская крестьянка рассказывала диалектологу Е. В. Ухмылиной: В Куйбышыви я гыварю "тибе", а дамой приеду - "табе", и пояснила, что, если в деревне говорить "по-городскому" - "тибе", смиятца будуть или скажут: Выбражат она. В повести Л. Жуховицкого молодой журналист спрашивает знакомую женщину: Ира, вы где работаете?, но, видя ее удивление (оба еще прежде поняли, что психологически они "свои люди"), спешит поправиться: Старуха, ты где ишачишь? Таким образом, природа языковых норм в своих основных чертах сходна и в литературном языке, и в диалекте, и в молодежном арго. Главный признак нормы - это существование у говорящих "языкового идеала" (А. М. Пешковскнй), своего рода эталона или образца речи, т.е. представлений о том, что "не все равно, как сказать", что должно говорить "как следует". Только для одних "как следует" - это "правильно", "как в школе", "как по радио", для других - "как все", для третьих - "как Марья Алексевна", для четвертых - "как наши", "как Генка-таксист", и плохо говорить "не как следует" - "неправильно", "некрасиво", "не как люди", "не как свои", "как пижоны", "как деревня" и т. д.

Между отдельными нормами (литературным языком и диалектом, литературным языком и городским просторечием, профессиональной нормативной речью и профессиональным просторечием, разговорной речью и молодежным арго) существуют "пограничные зоны", где происходит взаимодействие и взаимопроникновение разных норм. Поэтому в любой норме, в том числе и в литературном языке, существуют колебания, дублетные, вариантные явления. Всегда возможна известная неопределенность в признании конкретных языковых фактов нормативными или ненормативными.

О том, насколько распространены колебания в норме литературного языка, можно судить по данным двух замечательных словарей.

Частотно-стилистический словарь вариантов "Грамматическая правильность русской речи" (авторы Л. К. Граудина, В. А. Ицкович, Л. П. Катлинская. М., 1976) был составлен с использованием ЭВМ на основе статистического исследования газет 60-70-х гг. В Словаре охарактеризовано около 100 типов морфологических вариантов (зажжёт - зажгёт, ветрен - ветреней, инспекторы - инспектора и т. п.), около 30 типов словообразовательных вариантов (типичный - типический, геройски - по-геройски) и более 30 типов синтаксических вариантов (из-за ошибки - по ошибке - по причине ошибки). Каждый из типов вариантов объединяет сотни или десятки лексически разных случаев колебаний в литературной русской речи. Например, словарная статья о вариантах типа инспекторы - инспектора основана на 1 тыс. случаев такого колебания в газетных текстах, в том числе разных пар слов отмечено свыше 30 формы на -ы встретились почти в 89% случаев. Такие данные дозволяют оценив употребительность конкурирующих вариантов в современном языке, а если учесть происхождение и историю конкретного колебания, то можно прогнозировать, что будет с каждым из конкурентов через 5 и через 50 лет.

"Обратный словарь русского языка", составленный под руководством А. А. Зализняка (М., 1974; это было, кстати, первое в СССР крупное лексикографическое издание, выполненное с помощью ЭВМ), представляет собой свод лексики, которая содержится в четырех толковых словарях русского языка (в том числе в 17-томном). В одном из приложений к словарю перечислены все варианты акцентологические (те различающиеся местом ударения: úначе - инáче, мышление - мышлéние) и орфографические (карёжиться - корёжиться, коралловый - кораловый, которые словарями-источниками приводились как допустимые. Таких вариантов оказалось свыше 2,5 тыс. пар.

В любом социуме в динамике нормы противостоят два фактора: степень распространенности определенного конкурирующего варианта и авторитетность тех носителей языка, которые в своей речи употребляют данный вариант, а не другой. Победа может быть за вариантом первоначально малоупотребительным, если он отвечает определенным внутренним тенденциям развития языка.

Например, в первой трети XIX в. в литературном русском языке в глаголах на -ить в формах настоящего времени (или простого будущего) ударение падало на окончание (как это искони было присуще севернорусским говорам). Ср. в поэзии (при современном ударении стихотворный размер здесь нарушился бы):

Печной горшок тебе дороже,

Ты пищу в нем себе варишь.

(Пушкин. Чернь)

Сидят наездники беспечно,

Курят турецкий свой табак.

(Лермонтов. Измаил-Бей)

Постепенно под влиянием южнорусских говоров, где в глаголах ударной была основа, а не окончание, норма литературного языка изменилась: сейчас правильно говорить вáришь, кýрят, дрýжит, грýзит, крýжит, мáнит и т.д. Именно с этой широкой тенденцией - переносить ударение на основу - связаны такие распространенные акцентологические варианты, как позвóнит, звóнят и т. п., которые, впрочем, пока еще не признаны нормативными (см. подробно: Горбачевич 1971, 45-52).

В целом в синхронии языковые факты, составляющие норму, обычно характеризуются и достаточно массовым распространением, и достаточно авторитетными источниками такого употребления.

Разные формы существования языка, представляя собой варианты реализации структурных возможностей этого языка, с объективно-лингвистической точки зрения не могут быть "правильными" или "неправильными", "образцовыми" или "смешными". Любые подобные оценки - субъективны. Севернорусское оканье ничем не хуже и не лучше средне- и южнорусского аканья, как и южнорусское фрикативное г не хуже и не лучше средне- и севернорусского взрывного г. Не языковые и не эстетические достоинства делают один вариант "правильным", а другой - "неправильным". Дело в социально-культурной роли земель, городов, государств, групп населения. Престижность и влиятельность их языковых привычек и норм пропорциональны этой роли.

Психологически языковые нормы обязательны для говорящих. Их грубое нарушение чревато психологическими трудностями, оно означает обособление от своего коллектива. Вместе с тем "негрубые", мелкие речевые колебания, отступления от принятых речевых образцов, самоперебивы, прерванные, "недостроенные" фразы обычны в нашей речи. Л. В. Щерба говорил, что если бы нашу речь записать "во всей ее неприкосновенности", то "мы были бы поражены той массой ошибок в фонетике, в морфологии, синтаксисе и словаре, которые мы делаем" (Щерба 1974, 36). Однако люди настроены на понимание друг друга и поэтому привыкли улавливать смысл обращенной к ним речи, почти не замечая мелких помех и "шумов".