Четыре структурных фактора, определяющие новую маргинальность

Лоик Вакан

Городская маргинальность грядущего тысячелетия[1]

Все социальные феномены до некоторой степени являются работой коллективной воли, а коллективная воля предполагает выбор между различными возможностями… Область социального - это область модальности.
Марсель Mосс[2]

Вступление

Эта работа анализирует модальности, посредством которых в передовых обществах капиталистического Запада возникают и распространяются новые формы городского неравенства и маргинальности. Аргументация будет разворачиваться в два приема.

Во-первых, я дам краткий набросок того, что считаю новым режимом городской маргинальности. Этот режим возник не так давно, приблизительно три десятилетия назад, с момента окончания фордистской эпохи, характеризовавшейся стандартизированным промышленным производством, массовым потреблением и кейнсианским общественным договором, связывающим их вместе под опекой государства всеобщего благосостояния. Однако полная оценка влияния рассматриваемого режима еще впереди, поскольку его проявления связаны с наиболее передовыми секторами экономики, - вот почему я называю его «передовой маргинальностью» (advanced marginality). Определение характерных черт этого консолидирующегося режима городской маргинальности поможет нам выявить, что именно нового присутствует в «новой бедности», местом зарождения и ареной действия которой является город.

Во-вторых, я обращусь к вопросу, который имплицитно наполняет или эксплицитно направляет споры в Европе по поводу воскрешения нищеты, социальных барьеров и напряжения в мегаполисе, а именно: являемся ли мы свидетелями эпохальной конвергенции режимов городской бедности по обеим сторонам Атлантики? Я полагаю, что нет: процессы упадка в городах на каждом континенте следуют различной социальной и пространственной динамике. Однако европейские общества должны остерегаться государственной политики, изолирующей некоторые городские зоны и слои населения, тем самым вынуждая их прибегать к уклоняющимся и даже оппозиционным жизненным стратегиям, что может запустить самоподдерживающиеся циклы социальной инволюции, по сути близкие тем, которые лежат в основе геттоизации в США.

Несмотря на название, я вовсе не считаю эту работу вкладом в праздник-однодневку под названием «2000». Скорее, это попытка диагностировать те социальные силы и формы, которые зреют в нашем нынешнем городе и вполне могут определять вид мегаполисов завтра, - если мы не проявим нашу «коллективную волю», не застопорим этот механизм и не развернем тенденцию в какое-нибудь другое направление.

Симптомы передовой маргинальности

На закате XX века мы стали свидетелями важной трансформации истоков, характера и последствий городской бедности в западном обществе. Нищета модернизируется - возникает новый режим городского неравенства и маргинальности. Это происходит наряду с ускорением экономической модернизации, вызванным глобальным реструктурированием капитализма, с кристаллизацией нового международного разделения труда (порожденного высокой скоростью движения потоков финансов и рабочей силы через «пористые» границы государств), а также с ростом новейших наукоемких отраслей, создающих двойную структуру занятости и базирующихся на революционных информационных технологиях[3].

Раньше бедность в западных мегаполисах казалась по большей части явлением остаточным или кратковременным, привязанным к местам проживания рабочего класса, и воспринималась географически рассеянной и исправимой посредством дальнейшего расширения рынка. Теперь же она представляется все более и более длительной, если не постоянной, и не связанной с макроэкономическими трендами, но привязанной к пользующимся дурной славой неблагополучным районам, в которых социальная изоляция и отчуждение подпитывают друг друга. И одновременно растет пропасть между такими районами и теми, где живет остальная часть общества.

Новый режим городской маргинальности по-разному консолидируется и принимает разные формы в различных странах «первого мира». В США и Великобритании консолидацию облегчили массовые сокращения государственных расходов, к которым последние двадцать лет прибегали и консервативные, и либеральные партии, а также усугубляющееся или только возникающее пространственное и социальное разделение между «белыми» и «цветными» в основных городских центрах. В других странах, с сильным корпоративистским или социал-демократическим государством благосостояния или с менее сегрегированными городами, как на севере Европы и в Скандинавии, феномен городской маргинальности частично ослабили, но нигде не уничтожили полностью. Кроме того, описываемая маргинальность сильно переплетена с болезненными вопросами интеграции мигрантов и беженцев из «третьего мира», как показывает всеобщая обеспокоенность кристаллизацией иммигрантских «гетто», усеявших континент от Марселя до Мюнхена и от Брюсселя до Бриндизи[4].

Каким бы ярлыком это ни обозначалось - «низший класс» в США и Великобритании, «новая бедность» в Нидерландах, Германии и Северной Италии, «исключение» во Франции, Бельгии и северных странах, - тревожные сигналы новой маргинальности различит в западном мегаполисе даже самый нелюбопытный наблюдатель. Бездомные мужчины и целые семьи, тщетно ищущие убежища; нищие в общественном транспорте, рассказывающие душераздирающие истории собственных бед и неудач; бесплатные столовые, кишащие не только бродягами, но и просто безработными и даже частично занятыми; волна преступлений и расцвет неформальной (чаще, чем незаконной) уличной экономики, во главе которой стоит торговля наркотиками; отчаяние и ярость молодых, которым недоступна работа, приносящая высокий доход, и горечь старых рабочих, ставших ненужными в связи с процессом деиндустриализации и технологической переквалификации; ощущение регресса, уныния и безнадежности, которое пропитывает бедные кварталы, загнанные в кажущийся неотвратимым «штопор» распада; нарастание расового насилия, ксенофобии и враждебности по отношению к бедным и среди бедных. Повсюду государственные элиты и эксперты по государственной политике резко озаботились тем, как предотвратить или сдержать «беспорядки», зреющие вокруг все расширяющихся анклавов угасания и заброшенности и в них самих. Отсюда и расцвет исследований городского упадка и обнищания, поддерживаемых различными национальными и международными организациями, включая Европейскую комиссию, Организацию экономического сотрудничества и развития и даже НАТО, а также большинством филантропических фондов США.

Четыре структурных фактора, определяющие новую маргинальность

Структурные особенности «модернизированной нищеты» менее очевидны, чем ее конкретные проявления. Назревающий режим маргинальности можно схематически представить как итог воздействия четырех факторов, которые совместно реконфигурируют черты городской бедности в богатых обществах. Эти черты ярко контрастируют с главными особенностями бедности в эпоху фордистской экспансии, то есть с конца Второй мировой войны по середину 1970-х.