Рекомендации по созданию состояния. Уделите технике «Випассана» пятнадцать-двадцать минут ежедневно

 

Уделите технике «Випассана» пятнадцать-двадцать минут ежедневно. Ощутив и глубинно осознав особенности возникающего состояния «здесь и сейчас », постарайтесь перенести их на любые свои действия и поступки, как бы «расширяя» Випассану до масштабов всей своей повседневности.

 

 

Состояние десятое,

Вездесущее

 

– Сколько человека ни воспитывай, а он все одно хорошо жить хочет, – бормотал Петя, в который уж раз окрестности озирая.

Вокруг него было все то же, что и обычно: степь – с одной стороны, лес – с другой, впереди – линией мутной синь небесная с пылью дорожной сливаются. Дорог перекресток с глыбой каменной на распутье, а на ней Петя, взгромоздившись, руку козырьком прикладывает – высмотреть что-то вдали силится.

Не высматривалось, однако, ничего путного.

– Э-эх, хе-хе… – кряхтел Петя, с глыбины на животе сползая. – Вот уж точно сказано – одного яйца два раза не высидишь.

Где ж теперь другое яблочко-то с блюдечком волшебным сыскать? – вопрошал он себя. – Может, и нет их более в природе сказочной…

Глупость – это не отсутствие ума, – вздохнул он, пыль с одежи стряхивая. – Это ум такой и есть.

Присел подле камня придорожного, ветрами обветренного, дождями обмытого, временем разъеденного. Надпись указательная на нем смылась давно. Каким-то умником шутейным вкривь и вкось теперь было начертано: «Направо пойдешь – к себе попадешь», «Налево пойдешь – собою ж настигнут будешь», «Прямо пойдешь – никуда от себя не денешься».

Хмыкнул только Петя, чужое художество читаючи.

– …А ведь точно, – сказал удивленно, – сколько уж дней туды-сюды шляюсь, а задуматься – так ведь в себе ж самом и блуждаю… Только вот смысла в том – ни на грош. Счастья поиски – они и есть основной источник несчастья.

…А вот старуху все никак из неволи не вызволю, – опечалился, вспомнив, – гложет совесть за то, которую уж ночь спать спокойно не получается…

Прямо на камне, на уровне лица Петиного, прорисовалась улыбка кошачья. В голове у него уркнуло мягко, голос смешливый раздался:

– Если гложет совесть тебя по ночам, днем спать попробуй, – раздался негромкий кошачий смех, – но учти: как совсем совесть грызть тебя перестанет, так с голоду и помрет. Совсем тогда бессовестным заделаешься…

Петя засмеялся вместе с Мявом, обрадованный его приходом.

– Совесть, Петя, – это оценка и выбор, да и не твой даже выбор, а кем-то тебе дареный, – продолжал между тем Мяв. – А какой выбор у Хозяина быть может? Что же это ты о нем все забываешь, о Хозяине-то? Надлюбил и бросил?..

– Ну, отчего ж… – смутился Петя. – Просто полагал я, что по-иному будет… Попонятней, может… Попривычней. Думал, что, как Хозяина пробужу в себе, так желания свои все враз и выполню… А оно все как-то не по-людскому-то идет: «Прежде чем подумать – подумай, а стоит ли думать…» – закончил он, передразнивая урчащий говор Мява.

Тот вновь засмеялся, мелко хихикая.

– Желание, Петя, – это река, в которой вместо волн – мечтания, вместо воды – жажда, таится в ней крокодил страсти, и кружат над ней вороны забот… – сказал напевно.

Помолчал Петя, услышанное переваривая.

– …Какой такой еще крокодил? – спросил наконец недоуменно.

– Зверь это заморский, – охотно пояснил Мяв, – навроде собаки бешеной, но мордой подлиньше. А еще – ходит лежа…

Удивился Петя, но о другом спросил:

– Ведь многое уже понял я, – сказал, – понял, что глупо от невзгод прятаться, чем глубже голову в песок засунешь, тем более беззащитным твой зад и становится. Это я уразумел… Что у Хозяина нет игр нелюбимых – и то мне понятно, сбиваюсь порой еще, но все реже. Что любой миг жизни – это и есть смысл ее же. И до того докопался, достиг… А вот как Змею угодить – все еще не ясно мне…

– Значит, говоришь, докопался до истины? – ехидно уточнил Мяв. – Глубоко, видать, копал… Ну, что ж, теперь вот и попытайся из ямы той выбраться. Сумеешь – глядишь, яблочко-то само к тебе и прикатится…

– Как же, – озадаченно пробормотал Петя, – держи карман шире…

– Нельзя дать всем все, – откровенно уже смеялся Мяв, медленно улыбкой тая, – ибо всех много, а где ж на всех всего набрать? Слопал яблоко – теперь сотвори из себя такое же… Что ли не Хозяин ты?

И хватит самоедством, Петя, страдать… Оставь от себя хоть кусочек для старухи-то, прояви разумность свою, – доносился уже едва голос Мява. – Есть две бесконечные вещи: этот мир и глупость человечья. Впрочем, как раз насчет мира я не очень и уверен-то…

Уж давно исчезла, растворившись, улыбка рыжая, а Петя все стоял неподвижен, в себя погрузившись… Последнее время каждый разговор с Мявом приводил его вот в такое странное состояние – будто в себе ж самом он растворялся, исчезая… Будто и от него самого все больше одна лишь улыбка оставалась…

Стоял, себя слушая. Тихо было. Тихо снаружи, тихо внутри…

– Тишина… – даже не подумал, а как бы без мыслей ощутил, понял Петя. – Тишина – это время с закрытыми глазами… Это Жизнь и есть, в Хозяйском лишь состоянии пребывающая… Да и сама Жизнь – это всего только воспоминание об одном мимолетном дне, проведенном в гостях. У Хозяина же.

– Ну-ну… – вроде как послышалось ему одобрительное урчание изнутри.

– …Дяденька, – вдруг резко дернул кто-то Петю за рукав. – А, дяденька?..

Подле него стояла девонька малогодка в стареньком, но чистеньком и аккуратном сарафанчике, в платочке беленьком.

– Вы братца-то моего не видали? Иванушку?.. – просительно заглядывала она ему в глаза.

Совсем от рук отбился, – в синих, широко распахнутых глазенках ее лужицами блестели слезки, – в лес убежал, добрым молодцем стать хочет, чудес ищет… А сам-то мал-мала, меня меньше…

 

* * *

 

Попотчевав девочку нехитрой снедью своей, дальше уже с ней пошел, за руку ведя.

Девчушка, Аленкой назвавшись, почуяла себя рядом с Петей спокойней и уверенней. Шла рядом, о житье-бытье своем сказывая.

– …Давно уже сами живем, а что? – привыкли… Дедушка, правда, имеется, но больно уж далеко живет, да и жена у него – злюка. Но иногда все же погащиваем. Медком нас балует… Пасечник он. Недавно вот породу новую пчел вывел. Огромные, как медведи, и злые, как собаки…

– А мед-то они хоть приносят? – засомневался Петя.

– А как же? – удивилась Аленушка. – Известное дело – приносят. У бабок на рынке отбирают и приносят.

Долго они шли, уж и солнце припекать нещадно принялось. Неподалеку дерево увидели – раскидистое такое, тенистое, к нему направились.

Думал Петя, что дуб это, но, как подошел ближе, удивился: не видал он прежде деревьев таких.

А Аленка, только глянув, враз сказала:

– А-а, конопля это… – и, увидев удивление Пети, пояснила: – Конопля-то на самом деле дерево, только ему вырасти не дают.

Под конопляным деревом было прохладно, и Аленка, свернувшись уютным калачиком на сухой травке и прошлогодних листьях, задремала. А Петя вновь думать стал.

«Эх!.. – думал он. – Щас бы в небо подняться на ступе Яговой, да по-над лесом-то и пролететь… Враз того мальчонку, Ивашку-то, нашли б… Сверху вон обзор какой… И деревья меньше застят…»

Как будто что-то знакомое в мыслях этих Петя услышал. Вроде как думал уже о чем-то таком похожем… Или делал даже…

– Ну-ка, ну-ка, – сказал себе, – застят, значит, деревья-то?.. А ведь что такое «дерево»? Да просто слово это для меня. Слово, которым Хозяин, из себя же это дерево сотворив, себя же им и пометил… Что вокруг меня? – деревья, горы, облака, ручьи… А коли слова эти убрать, то – Хозяин, Хозяин, Хозяин… Разве может Хозяин сам в себе заблудиться? Вряд ли…

Так, значит, проще простого Ивашку найти, – обрадовался Петя, – ведь делал это я уже, и когда от дракона спасался, и когда в веревках путался, к дереву привязанный…

Тут же и проверять принялся. Для начала просто смех в себе включил, смеялся долго, способами разными – растаяли все мысли в головушке его, словно туман утренний, но ничего старик сквозь них не увидел…

Тогда по-другому уже к делу приступил – внешним миром наполнять себя начал. Заполнился он вначале образами наружными-зримыми, да так, чтоб ни одного при этом не потерять. Затуманился видимый мир слегка, расплылся в очертаниях, как будто спросонья на него Петя глядел. Зато как-то весь сразу в голове его и поместился.

Звуками лесными наполнил себя: всем-всем, что вокруг слышалось, – и дальним, и ближним.

А затем и всего себя как бы изнутри ощутил – от самых кончиков ног до самой макушечки…

Вначале мотался Петя туда-сюда в затеях своих внутренних – то смотреть ему только удавалось, то лишь видеть… Но понемногу примирились чувства в нем, и стал Петя все вокруг сразу и видеть, и слышать, да одновременно и себя ощущать…

И так ему удивительно от этого стало, как будто растворился он в мире ощущений своих…

Долго он так стоял или не очень – того он так и не понял, очнувшись, время будто замерло для него.

– Так вот он каков, мир-то, в одни лишь ощущения превращенный, – с удивлением сказал вслух Петя, к себе прислушиваясь.

Будто потерял я себя в мире таком… – удивлялся он дальше. – А может, и наоборот – словно отыскал я его в себе, да так меня много при этом отчего-то стало…

…Погодь, погодь, – одернул себя Петя, – если цельный мир во мне уже поселился, со всеми секретами своими, то отчего тогда я Ивашки в нем рассмотреть не могу?.. Как же отыскать его в гуще ощущений внутренних? Как вынуть из них знание о нем?

Может, с Ивашки-то как раз и надо было начинать, – бормотал он, – чтобы знать потом, кого ж именно в ощущениях искать…

Знаю я, каков он? – себя спросил.

– Мало знаю, – себе же ответил, рассказы Аленкины вспоминая. – Как же быть-то? А может, вот как… – молвил он задумчиво, на девочку спящую глядя.

Петя представил себе Аленушку, а рядом с ней мальчонку такого – без примет вроде, а себе внутри сказал: «Братец это ейный, меньшой…»

Затем вновь себя ощущениями заполнил всего. А как почуял, что растворился в нем мир весь, про Ивашку себя спросил. Безмысленно спросил, но с таким усилием особенным, как будто прикоснуться к мальчонке потянулся, да и решает для себя – в каком именно направлении ему тянуться-то?

…И словно поднялся Петя ввысь куда-то, да так высоко, что и лес, и сказку всю оттудова увидел. Глядит он затем вроде как вниз, да и видит – дуб большой, молнией сколотый, болотце гнилое, тухлое, и мальчонка рядом. Склонился он как раз над тем болотцем, воды вроде попить собираясь. Уже и губы трубочкой сложил…

…Как внезапно прочь дернулся… Постоял маленько, раздумывая о чем-то, затем достал из котомочки ножик и орешину срезал, похоже свистульку делать собираясь, да под дубом тем и сел.

Растолкал тогда Петя Аленушку, что видел, ей рассказал. Перепугалась девочка, его слушая, прямо с личика спала вся.

– Пил ли он из болотца того?.. – дрогнувшим голоском спросила. – Гиблое то болото, заколдованное…

Уверил ее Петя, что нет. Хотел сказать, что не позволил бы Хозяин плохому случиться, напротив – он-то, видать, и отвел Ивашку от беды. Но не стал малышке непонятное говорить.

А Аленка засуетилась, за руку Петю схватила, за собой тянучи.

– Рядом место то, – говорила, от быстрой ходьбы запыхавшись. – Кабы новой беды не случилось…

 

* * *

 

Петя глядел вслед уходящим ребятишкам и всякий раз, как кто оглядывался, рукой махать принимался. Ему махали в ответ… Проводил вот…

Сам неспешно побрел обратно – куда идти, разницы сейчас особой для него не было. Шел, звонкие голоса детские вспоминая, глазенки их чистые – у них со старухой своих детишек-то не было… Сказка так распорядилась…

Принялся было Петя законы сказочные обдумывать, да вдруг и остановился как вкопанный… Только тут и дошло до него, чего он сотворил…

– Мать честная!.. – по лбу себя хлопнул, присел даже.

Ну, Мяв!.. Ну, котяра!.. – заорал, как полоумный. – Из себя, значит!.. Яблочко-то!.. Сделай!.. Да?!.

Закрутился Петя от восторга юлой, по дороге пыльной козлом скакать принялся, вопил что есть мочи – не знал, как радость свою выразить.

Понемногу успокоился, в себя пришел. Проверять начал, как «яблочко внутреннее, волшебное» работает. Вспомнит кого: ощущениями слова-обозначения выключит, да в себя самого, как в блюдечко сказочное, и смотрит. Поначалу не всегда получалось. Но затем понемногу приноровился: что-то увидит в себе, что-то услышит, а об остальном догадается. Занятным это дело оказалось…

…Яга суетливо обхаживала кого-то за столом да с кислой улыбкой приговаривала:

– Кушайте, гости дорогие, кушайте, а если совсем совести нет, то и завтра приходите…

…Кощей стоял на балконе, яростно вглядываясь куда-то вдаль.

– Все вокруг фигня, – негромко напевал он, – есть только ты да я… Да и ты – фигня, только я, только я…

«Я-кательную технику отрабатывает», – решил Петя, за ним наблюдая…

…Царь, осанисто лысиной посверкивая, говорил воеводе негромким ласковым голосом:

– А закажи-ка ты себе, братец, шапку из каракуля.

– А зачем, царь-батюшка?.. – удивлялся тот, стоя навытяжку.

– Так хоть издали на мозги похоже будет…

…Змей Горыныч обводил кого-то невидимого Пете шестью пылающими глазами и, держа в руках три кубка зараз, говорил головой левой:

– А теперь давайте попрощаемся. Трезвыми мы уже не увидимся…

Говорил головой правой:

– Мы здесь собрались, чтобы выпить, так выпьем же за то, что мы здесь собрались!..

Говорил головой средней, видать, самой умной:

– Объективная реальность – это бред, вызванный недостатком алкоголя в крови…

…Уж и солнышко к горизонту склонилось, а Петя все стоял, думаючи, как же половчее открытие свое Горынычу преподнесть.

– …Ну ладно, Змей, – встряхнулся он наконец, – ведь улыбаться – это тоже немного показывать зубы. Вот и поглядим, что из этого выйдет.

И в путь пустился.

 

* * *

 

– Я хоть и жлоб – зато от чистого сердца, – обиженно дохнула на Петю перегаром левая голова Горыныча. – Ведь велено было яблоко с блюдцем принесть…

– Да и вообще, поздно стучать кулаком по столу, когда и сам ты почти уже блюдо, – хохотнула голова правая, плотоядно глазами посверкивая.

Но голова средняя как-то очень внимательно смотрела на Петю.

– Обидно, – сказала она, – когда твоя мечта сбывается у кого-то… Правду ли ты, Петя, сказывал? Не лукавство ли это?

– Легко проверить, – отвечал Петя. Он стоял перед Горынычем совершенно спокоен, ничуть не беспокоясь о том, как разговор сложится. Хозяин говорил устами Петиными, а Петя глазами же Хозяйскими за собой будто со стороны наблюдал. Забавно то было и… безопасно как-то, словно и невзаправду.

– Слушай внимательно, Горыныч, что делать надо, – деловито объяснять начал. – Для тебя главное – в головах не запутаться, в ритме едином работать…

Правой голове велел он образами себя зримыми заполнять, да чтоб не по одному, а всеми сразу. Левой – в звуки только лишь наказал вслушиваться, да так, чтобы ни одного при этом не упустить. Средней же рассказал, как всего себя изнутри ощущать…

Долго Петя наукой занимался. Ругаясь, гикая, скалясь и воняя духом утробным, Горыныч вначале упрямился головами крайними, но, постоянно понукаемый головою среднею, похоже, самой авторитетной, понемногу сдался и уже весь пробовать начал. Даже во вкус вошел.

А затем… А затем и случилось то, на что Петя надеялся. Умолкла вначале голова средняя, затем левая и сразу – правая…

Молчал Горыныч всеми головами, в себя всматриваясь. Что он там видел – неведомо, да и неинтересно то Пете было, другого он ждал… Но вот все три головы одновременно к Пете повернулись, на него глянули. У всех разом пасти открылись.

– Хитер ты, Петя, – одновременно и в один голос все три сказали. – И не думал, что одолеешь ты меня, а тем паче – смекалкой… И не жалею об этом…

– Кто же знал, что все злодейство мое всего лишь от чесотки мыслительной, навсегда покоя меня лишившей? Что в заботах о дне завтрашнем да переживаниях о дне минувшем давно уже потерял я радость дня нынешнего…

Уже не перегар, а языки пламени светлого вылетали у Горыныча из глоток. Он смотрел на Петю… улыбаясь всеми тремя головами. Змей Горыныч – Хозяин… Удивительное зрелище. Чудище, обретшее гармонию…

– Оказывается, – в унисон, в три глотки сказал Горыныч, – можно всю жизнь ползать, даже имея крылья… И не догадываться вовсе, что ползаешь…

– Зачем думать о прошлом, ведь его уже нет, – молвил он головой левой.

– Зачем думать о будущем, ведь его еще нет, – добавил он головой правой.

– Зачем думать о настоящем, когда им надо просто жить, – заключил он головой средней. – Его надо чувствовать, им надо наслаждаться.

– …А мне, если хочешь знать, – сказал он, доверительно заглядывая Пете в глаза, – давно уже птицей себя ощутить хочется – свободной и легкой. А то все змей да змей… Ящер, понимаешь ли… Пресмыкающееся…

– Так ощущай, – усмехнулся Петя весело, в странном предвкушении финала сказочного. – Чего уж тут мудрить, расправь крылья – и лети.

А о блюдце том с яблочком не заботься шибко, – добавил он, – в тебе самом они теперь всегда. Как решит Хозяин чего показать – так внутри себя все и увидишь. Но учти – увидишь только то, что и впрямь тебе нужно, а из любопытства хитрого за всеми подглядывать – негоже. Яга и та с этим покончила уже давно…

Стоял Петя довольный и, весь расплывшись в улыбке широкой, смотрел на Змея. А рядом с ним в воздухе постепенно прорисовалась еще одна улыбка – рыжая.

– Молодцы все же мы с тобой, Петя, – довольно проурчал Мяв, – то-то им всем… следующий раз, перед тем, как дернуть кота за хвост, пусть лучше узнают, какие у него зубы.

 

* * *

 

Высоко летел Горыныч – распластав широкие крылья и лишь слегка помахивая ими, он со стремительной силой рассекал воздушные потоки.

Петя, прижимая к себе супружницу свою, сидел промеж крыльев его, ухватившись за веревку, специально для того наброшенную. О приключениях своих рассказывал. С интересом слушала его бывшая старуха. Особенно жадно расспрашивала про Аленку с Ивашкой. Понял все Петя…

Замолчал, на землю глядючи. И вдруг ощутил, что и сейчас он также будто из Хозяйской точки, как бы сверху на все взирает. Полное безмолвие внутри ощутил, такую же наполненность Миром всем, любовь ко всему…

– Ежики нужны нам, – неожиданно сказал вслух то, что внутри себя увидел, – как приплод пойдет у них, так и у нас дело детское сдвинется…

Хозяин так сказал… – добавил уважительно.