Открытая и закрытая масса

Элиас Канетти. Масса и власть

--------------------------------------------------------------- OCR: Александр Добровольский---------------------------------------------------------------

МАССА

Боязнь прикосновения и ее метаморфозы

Ничего так не боится человек, как непонятного прикосновения. Когдаслучайно дотрагиваешься до чего-то, хочется увидеть, хочется узнать или покрайней мере догадаться, что это. Человек всегда старается избегатьчужеродного прикосновения. Внезапное касание ночью или вообще в темнотеможет сделать этот страх паническим. Даже одежда не обеспечивает достаточнойбезопасности: ее так легко разорвать, так легко добраться до твоей голой,гладкой, беззащитной плоти. Эта боязнь прикосновения побуждает людей всячески отгораживаться отокружающих. Они запираются в домах, куда никто не имеет нрава ступить, илишь IBM чувствуют себя в относительной безопасности. Взломщика боятся нетолько потому, что он может ограбить, страшно, что кто-то внезапно,неожиданно схватит тебя из темноты. Рука с огромными когтями обычный символэтого страха. Отсюда во многом двойственный смысл немецкого слова angreifen.Оно может означать и безобидное прикосновение, и опасное нападение, причем впервом значении всегда присутствует опенок второго. Основное же значениесуществительного Angriff уже исключительно отрицательное: нападение, атака. Нежелание с кем-либо соприкоснуться сказывается и на нашем поведениисреди других. Характер наших движений на улице, в толпе, в ресторанах, впоездах и автобусах во многом определяется этим страхом. Даже когда мыоказываемся совсем рядом с другими людьми, ясно их видим и прекрасно знаем,кто это, мы по возможности избегаем соприкосновений. Коли же, напротив, мырады коснуться кого-то, значит, этот человек оказался нам просто приятен, исближение происходи! по пашей инициативе. Быстрота, с какой мы извиняемся, нечаянно кого-то задев, напряженность,с какой обычно ждешь извинения, резкая и подчас не только словесная реакция,если его не последует, неприязнь и враждебность, которую испытываешь к"злоумышленнику", даже когда не думаешь, что у него и впрямь были дурныенамерения, весь этот сложный клубок чувств вокруг чужеродного прикосновения,вея эта крайняя раздражительность, возбудимость свидетельствуют о том, чтоздесь оказывается задето что-то затаенное в самой глубине души, что-то вечнонедремлющее и коварное, что-то никогда не покидающее человека, однаждыустановившего границы своей личности. Такого рода страх может лишить и сна,во время которого ты еще беззащитней. Освободить человека от этого страха перед прикосновением способна лишьмасса. Только в ней страх переходит в свою противоположность. Для этою нужнаплотная масса, когда тела прижаты друг к другу, плотная и но своемувнутреннему состоянию, то есть когда даже не обращаешь внимания, что тебякто-то "теснит". Стоит однажды ощутить себя частицей массы, как перестаешьбояться ее прикосновения. Здесь в идеальном случае вес равны. Теряютзначение все различия, в том числе и различие пола. Здесь, сдавливаядругого, сдавливаешь сам себя, чувствуя его, чувствуешь себя самого. Весвдруг начинает происходить как бы внутри одного тела. Видимо, это одна изпричин, почему массе присуще стремление сплачиваться тесней: в основе егожелание как можно в большей степени освободить каждого в отдельности отстраха прикосновения. Чем плотней люди прижаты друг к другу, тем сильней вних чувство, что они не боятся друг друга. Этот переход боями прикосновенияв другое, качество свойство массы. Облегчение, которое в ней начинаешьиспытывать и о котором еще пойдет речь в другой связи, становится наиболееощутимо при самой большой ее плотности.

Открытая и закрытая масса

Масса, вдруг возникающая там, где только что ничего не было, явлениестоль же загадочное, сколь и универсальное. Стояли, допустим, вместенесколько человек, пять, десять, от силы двенадцать, не больше. Не былоникаких объявлений, никто ничего не ждал. И вдруг все уже черно от людей.Они стекаются сюда отовсюду, как будто движение по улицам сталоодносторонним. Многие понятия не имеют, что случилось, спроси их об атом онине смогут ответить; и все-таки они спешат присоединиться к толпе. Ихдвижению присуща решительность, свидетельствующая отнюдь не о простомлюбопытстве. Можно сказать, что движение одного оказывается заразительнымдля другою, но дело не только в этом: у них есть цель. Она появилась прежде,чем они это осознали; цель самое черное место, место, где собралось большевсего людей. Об этой ярко выраженной форме спонтанной массы следует кое-что сказать.В месте своего возникновения, то есть собственно в своем ядре, она не так ужспонтанна, как кажется. Но в остальном, если не считать пяти, десяти илидвенадцати человек, с которых она началась, масса действительнохарактеризуется этим свойством. Возникнув однажды, она стремится возрастать.Стремление к росту первое и главнейшее свойство массы. Она готова захватитькаждого, кого только можно. Всякий, имеющий облик человеческого существа,может к ней примкнуть. Естественная масса есть открытая масса: для ее роставообще не существует никаких границ. Она не признает домов, дверей и замков;ей подозрительны те, кто от нее запирается. Слово "открытая" здесь следуетпонимать во всех смыслах, она такова всюду и во всех направлениях. Открытаямасса существует, покуда она растет. Как только рост прекращается,начинается ее распад. Ибо распадается масса так же внезапно, как возникает. В этой своейспонтанной форме она образование чувствительное. Открытость, позволяющая ейрасти, одновременно опасна для нее. Предчувствие грозящего распада всегдаприсутствует в ней. Она пытается избежать его, стараясь быстрее расти. Онавбирает в себя всех, кого только можно, по, когда никого больше не остается,распад становится неизбежным. Противоположностью открытой массе, которая может расти добесконечности, которая есть повсюду и именно потому претендует науниверсальность, является закрытая масса. Эта отказывается от роста, для нее самое главное устойчивость. Еепримечательная черта наличие границы. Закрытая масса держится стойко. Онасоздает для себя место, где обособляется; есть как бы предназначенное ейпространство, которое она должна заполнит!,. Его можно сравнить с сосудом,куда наливается жидкость: известно, сколько жидкости войдет в этот сосуд.Доступ на ее территорию ограничен, туда не попадешь так просто. Границыуважаются. Эти границы могут быть каменными, в виде крепких стен. Может бытьустановлен особый акт приема, может существовать определенный взнос длявхода. Когда пространство оказывается заполнено достаточно плотно, туданикто больше не допускается. Если какая-то часть желающих осталась за егопределами, в расчет всегда берется лишь плотная масса внутри закрытогопространства, остальные не считаются принадлежащими к ней всерьез. Граница препятствует нерегулируемому приросту, но она затрудняет изамедляет также возможность распада. Теряя в росте, масса соответственноприобретает в устойчивости. Она защищена от внешних воздействии, которыемогут бить для нее враждебны и опасны. Но особенно много значит для несвозможность повторения. Перспектива собираться вновь и вновь всякий разпозволяет массе избежать распада. Ее ждет какое-то здание, оно существуетспециально ради нес, и, покуда оно существует, масса будет собираться здесьи впредь. Это пространство принадлежит ей даже во время отлива, и в своейпустоте оно предвещает время прилива.

Разрядка

Важнейший процесс,, происходящий внутри массы, разрядка. До псе массы вco6ci венном смысле слова еще не существует, по-настоящему се создаетразрядка. Это миг, когда все принадлежащие к ней отбрасывают различия ичувствуют себя равными. Имеются в виду прежде всего обусловленные внешне должностные,социальные, имущественные различия. Каждый по отдельности человек обычноочень хорошо их чувствует. Они тяжело его гнетут, поневоле и неизбежноразъединяют людей. Человек, занимающий определенное, надежное место,чувствует себя вправе никого к себе близко не подпускать. Он стоит,выразительный, полный уважения к себе, словно ветряная мельница средипросторной равнины; до следующей мельницы далеко, между ними пустоепространство. Вся известная ему жизнь основана на чувстве дистанции; дом,которым он владеет и в котором запирается, должность, которую он занимает,положение, к которому он стремится, все служит тому, чтобы укрепить иувеличить расстояние между ним и другим. Свобода какого-либо более глубокогодвижения от человека к человеку ограниченна. Вес порывы, все ответныепопытки иссякают, как в пустыне. Никому не дано приблизиться к другому,никому не дано сравняться с другим. Прочно утвердившиеся иерархии в любойобласти жизни не позволяют никому дотянуться до более высокого уровня илиопуститься на более низкий, разве что чисто внешне. В разных обществахсоотношения этих дистанций между людьми бывают различными. В некоторыхрешающую роль играет происхождение, в других род занятий или имущественноеположение. Здесь не место подробно характеризовать яти субординации. Важноотметить, что они существуют повсюду, повсюду осознаются и решающим образомопределяют отношения между людьми. Удовольствие занимать в иерархии болеевысокое положение не компенсирует утраты в свободе движения. Застывший имрачный, человек стоит на отдалении от других. Па его плечах тяжкий груз, ион не может сдвинуться с места. Он забывает, что сам взвалил ату тяжесть насебя, и мечтает от нее освободиться. Но как ему это сделать? Что бы он нирешил, как бы ни старался, он живет среди других, которые сведут вес егоусилия на нет. Пока они сами продолжают соблюдать дистанцию, ему неприблизиться к ним ни на шаг. Освободиться or этого сознания дистанции можно лишь сообща. Именно этои происходит в массе. Разрядка позволяет отбросить все различия ипочувствовать себя равными. В тесноте, когда между людьми уже нетрасстояния, когда тело прижато к телу, каждый ощущает другого как самогосебя. Облегчение от этого огромно. Ради этого счастливого мгновения, когданикто не чувствует себя больше, лучше другого, люди соединяются в массу. По миг разрядки, столь желанный и столь счастливый, таит в себе и своиопасности. Уязвима главная иллюзия, которую он порождает: ведь люди, вдругощутившие себя равными, не стали равными взаправду и навсегда. Онивозвращаются каждый в свой дом, ложатся спать каждый в свою постель. Каждыйсохраняет свое имущество. Никто не отказывается от своего имени. Никто непрогоняет своих родственников. Никто не убегает от своей семьи. Лишь когдадело доходит до действительно серьезных перемен, люди порывают старые связии вступают в новые. Такого рода союзы, которые по своей природе могутохватить лишь ограниченное число участников и, чтобы обеспечить своюустойчивость, должны устанавливать жесткие правила, я называю кристалламимасс. О них еще будет сказано подробней. Но сама масса распадается. Она чувствует, что распадется. Она боитсяраспада. Она может сохраниться лишь в том случае, сели процесс разрядкипродолжится, если он вовлечет в себя людей, примкнувших к ней. Лишь ростмассы дает возможность принадлежащим к ней не возвращаться к грузу своихчастных тягот.

Жажда разрушения

О страсти массы к разрушению говорится часто, это первое, что в нейбросается в глаза, и нельзя отрицать, что эту страсть действительно можнонаблюдать всюду, в самых разных странах и культурах. Все это констатируют иосуждают, но никто по-настоящему не объясняет. Больше всего масса любит разрушать дома и предметы. Поскольку имеются ввиду чаще всего предметы хрупкие, такие, как оконные стекла, зеркала,горшки, картины, посуда, принято | читать, что именно хрупкость предметовпобуждает массы их разрушать. Несомненно, шум разрушения, звук разбиваемойпосуды, звон оконных стекол немало добавляет к удовольствию от процесса: этомощные звуки новой жизни, крик новорожденного. То, что их легко вызвать,делает их еще более желанными, все кричит на разные голоса, и вещирукоплещут, звеня. Особенно бывает нужен, очевидно, такого рода шум в самомначале, когда собралось еще не слишком много народа и событий еще мало иливовсе не произошло. Шум сулит приход подкрепления, на нею надеются, в немвидят счастливое предвестие грядущих дел. Но неверно было бы полагать, чторешающую роль здесь играет легкость разрушения. Набрасывались и наскульптуры из твердого камня и не успокаивались, покуда не уродовали их донеузнаваемое! и. Христиане отбивали головы и руки греческим богам.Реформаторы и революционеры порой низвергали изображения святынь с такихвысот, что это бывало небезопасно для жизни, а камень, который пыталисьразрушить, нередко оказывался таким твердым, что цели удавалось добитьсялишь отчасти. Разрушение произведений искусства, которые что-то изображают, естьразрушение иерархии, которую больше не признают. Атаке подвергаютсяустановленные дистанции, для всех очевидные и общепризнанные. Их прочностьсоответствует их незыблемости, они существовали издавна, как полагают,испокон веков, стояли прямо и непоколебимо; и невозможно было приблизиться кним с враждебными намерениями. Теперь они низвергнуты и разбиты на куски. Вэтом акте осуществилась разрядка. Но она не всегда заходит так далеко. Обычное разрушение, о котором шларечь вначале, есть не что иное, как атака на всяческие границы. Окна и дверипринадлежность домов, они самая уязвимая их часть, ограничивающая внутреннеепространство от внешнею мира. Если разбить двери и окна, дом потеряет своюиндивидуальность. Кто угодно и когда угодно может туда войти, ничто и никтовнутри не защищены. Но в этих домах обычно прячутся, как считают, люди,пытавшиеся обособиться от массы, ее враги. Теперь то, что их отделяло,разрушено. Между ними и массой нет ничего. Они могут выйти и присоединитьсяк пей. Можно их заставить сделать это. Но и это еще не все. Каждый в отдельности человек испытывает чувство,что в массе он выходит за пределы своей личности. Он ощущает облегчение оттою, что утратили силу псе дистанции, заставлявшие его замыкаться в самомсебе, отбрасывавшие его назад. Освободившие!, or этою груза, он чувствуетсебя свободным, а значит, может преступить собственные границы. То, чтопроизошло с ним, должно произойти также с другими, он ждет подобною от них.Какой-нибудь глиняный горшок раздражает его тем, что это, в сущности, тожеграница. В доме его раздражают закрытые двери. Ритуалы и церемонии, все, чтоспособствует сохранению дистанции, он ощущает как угрозу, и это для неюневыносимо. Повсюду массу пытаются расчленить, вернуть в заранее навязанныепределы. Она ненавидит свои будущие тюрьмы, которые были для нее тюрьмами ипрежде. Ничем не прикрытой массе все кажется Бастилией. Самое впечатляющее из всех разрушительных средств огонь. Он видениздалека и привлекает других. Он разрушает необратимо. После огня ничто невернется в прежнее состояние. Масса, разжигающая огонь, чувствует, что передней не устоит ничто. Пока он распространяется, ее сила растет. Он уничтожаетвсе враждебное ей. Огонь, как еще будет показано, самый мощный символ массы.Как и она, он после всех причиненных им разрушений должен утихнуть.

Прорыв

Открытая масса это масса в собственном смысле слова, которая свободноотдается своему естественному стремлению к росту. Открытая масса не имеетясного чувства или представления, насколько большой она могла бы стать. Онане привязана ни к какому заранее известному помещению, которое ейтребовалось бы заполнить. Ее размер не определен; она склонна расти добесконечности, а для этого ей нужно лишь одно: больше и больше людей. В этомголом состоянии масса особенно приметна. При атом она воспринимается какчто-то необычное, а поскольку она рано или поздно распадается, ее трудносполна оценить. Наверно, к ней и дальше не относились бы с доста1 очнойсерьезностью, если бы чудовищный прирост населения и быстрое разрастаниегородов, характерное для нашей современной эпохи, не способствовали всеболее частому ее возникновению. Закрытые массы прошлою, о которых еще будет идти речь, превратились ворганизации для посвященных. Своеобразное состояние, характерное для ихучастников, кажется чем-то естественным; ведь собирались всегда радикакой-то определенной цели: религиозной, торжественной или военной, исостояние, казалось бы, определялось этой целью. Пришедший на проповедьнаверняка пребывал в искреннем убеждении, что ею интересует проповедь, и онбы удивился, а может быть и возмутился, скажи ему кто-то, что больше самойпроповеди ему приятно множество присутствующих. Смысл всех церемоний иправил, характерных для таких организаций, в сущности, yдержание массы:лучше надежная церковь, полная верующих, чем весь ненадежный мир.Равномерность посещения церкви, привычное и неизменное повторениеопределенных ритуалов обеспечивали массе своего рода массовые переживания,только введенные в какое-то русло, рамки. Исполнение этих обрядов в строгоопределенное время заменяет потребность в чем-то более суровом и сильном. Возможно, таких учреждений было бы достаточно, оставайся число людейпримерно одинаковым. Но в города прибывает все больше жителей, ростнародонаселения в последние сто лет происходит нарастающими темпами. Темсамым создавались и предпосылки для образования новых, более крупных масс, иничто, в том числе самое опытное и умелое руководство, не способно было притаких условиях остановить этот процесс. Выступления против традиционного церемониала, о которых рассказываетистория религии, всегда были направлены против ограничения массы, которая вконечном счете хотела вновь ощутить свой рост. Вспомним Нагорную проповедьНового завета: она звучала под открытыми небесами, ее могли слушать тысячи,и она была направлена в этом нет никакого сомнения против ограничительногоцеремониала официального храма. Вспомним стремление христианства во временаапостола Павла * вырваться из национальных, племенных границ еврейства истать универсальной религией для всех людей. Вспомним о презрении буддизма ккастовой системе тогдашней Индии. Событиями подобного рода богата и внутренняя история отдельных мировыхрелигий. Храм, каста, церковь всегда оказываются слишком тесными. Крестовыепоходы порождают массы таких размеров, что их не могло бы вместить ни одноцерковное здание тогдашнего мира. Позднее флагелланты устраивают своидейства на. глазах у целых городов, причем они еще путешествуют из города вгород. Проповедник Весли * еще в XVIII веке организует свое движениеметодистов, устраивая проповеди под открытым небом. Он прекрасно сознает,как важно привлечь к себе большие массы, и не раз отмечает в своем дневнике,сколько людей слушало его на этот раз. Прорыв из закрытых помещений, гдепринято собираться, всегда означает желание массы вернуть себе прежнююспособность к внезапному, быстрому и неограниченному росту. Итак, прорывом я называю внезапный переход закрытой массы в открытую.Такое случается часто, однако не следует понимать этот процесс как чистопространственный. Порой впечатление такое, как будто масса вытекает изпомещения, где она была надежно укрыта, на площадь и па улицы города, гдеона, все в себя вбирая и всему открытая, получает полную свободу действий.Но важней этого внешнего процесса соответствующий ему процесс внутренний:неудовлетворенность ограниченным числом участников, внезапное желаниепривлечь к себе других, страстная решимость вобрать всех. Со времен Французской революции такие прорывы приняли форму, которуюможно назвать современной. Очевидно, потому, что масса в значительной мереотказалась от связи с традиционными религиями, нам стало с тех пор легченаблюдать ее, так сказать, в голом, биологическом виде, вне трансцендентныхтолкований и целей, которые она позволяла себе внушать прежде. Историяпоследних 150 лет отмечена быстрым возрастанием числа подобных прорывов; этоотносится даже к войнам, которые стали массовыми. Массе уже не достаточноблагочестивых правил и обетов, ей хочется самой ощутить в себе великоечувство животной силы, способность к страстным переживаниям, а для этоговсегда можно и< пользовать любой повод, любое социальное требование. Важнопрежде всего констатировать, что масса никогда не испытывает насыщения. Покасуществует человек, ею не охваченный, она проявляет аппетит. Сохранит ли онаего, если действительно вберет в себя всех, никто не может сказатьнаверняка, но это весьма вероятно. В ее попытках удержаться есть что-тобессильное. Единственный перспективный путь тут образование двойной массы,когда одна масса может сопоставлять себя с другой. Чем ближе обе по силе иинтенсивности, тем дольше, меряясь друг с дружкой, смогут они продлить своесуществование.

Чувство преследования

К наиболее бросающимся в глаза чертам жизни массы принадлежит нечто,что можно назвать чувством преследования. Имеется в виду особаявозбудимость, гневная раздражительность по отношению к тем, кто раз инавсегда объявлен врагом. эти люди могут вести себя как угодно, быть грубымиили предупредительными, участливыми или холодными, жесткими или мягкими всевоспринимается как проявление безусловно дурных намерений, недобрых замысловпротив массы, заведомым стремлением откровенно или исподтишка се разрушить. Чтобы объяснить это чувство враждебности и преследования, нужно опятьже исходить из того основною факта, что масса, однажды возникнув, желает какможно быстрее расти. Трудно переоценить силу и настойчивость, с какой онараспространяется. 11окуда она чувствует, что растет например, вреволюционных процессах, которые зарождаются в маленьких, однако полныхнапряжения массах, она воспринимает как помеху всякое противодействие своемуросту. I'.e можно рассеять или разогнать с помощью полиции, однако этооказывает воздействие чисто временное как будто рукой согнали рой мух. Ноона может быть атакована и изнутри, если требования, которые привели к ееобразованию, оказались удовлетворены. Тогда слабые от нее отпадают; другие,собравшиеся к ней примкнуть, поворачивают на полпути. Нападение на массу извне может лишь се укрепить. Физический разгон лишьсильнее сплачивает людей. Гораздо опасней для пес нападение изнутри.Забастовка, добившаяся каких-то выгод, начинает распадаться. Нападениеизнутри апеллирует к индивидуальным прихотям. Масса воспринимает его какподкуп, как нечто "аморальное", поскольку оно подрывает чистоту и ясностьпервоначальных настроений. В каждом члене такой массы таится маленькийпредатель, который хочет есть, пить, любить, который желает покоя. Покудаэто для него не так важно, покуда он не придаст этому слишком большогозначения, его никто не трогает. Но едва он заявит об этом вслух, егоначинают ненавидеть и бояться. Становится ясно, что он поддался на вражескуюприманку. Масса всегда представляет собой нечто вроде осажденной крепости, ноосажденной вдвойне: есть враг, стоящий перед ее стенами, и есть враг всобственном подвале. В ходе борьбы она привлекает все больше приверженцев.Перед всеми воротами собираются прибывающие друзья и бурно стучатся, чтобыих впустили. В благоприятные моменты эту просьбу удовлетворяют; иногда ониперелезают и через стены. Город все больше и больше наполняется борцами; нокаждый из них приносит с собой и маленького невидимого предателя, которыйпоскорее пыряет в подвал. Осада состоит в попытках не допустить в городперебежчиков. Для врагов внешних стены важнее, чем для осажденных внутри.Это осаждающие все время их надстраивают и делают выше. Они пытаютсяподкупить перебежчиков и, если их нельзя удержать, заботятся о том, чтобымаленькие предатели, уходящие вместе с ними, прихватили с собой в городдостаточный запас враждебности. Чувство преследования, которому подвержена масса, есть не что иное, какчувство двойной угрозы. Кольцо внешних стен сжимается все сильней и сильней,подвал внутри становится все больше и больше. Что делает перед стенами враг,всем хорошо видно; но в подвалах все совершается тайно. Впрочем, образы такого рода обычно раскрывают лишь часть истины.Прибывающие извне, желающие проникнуть в город для массы не только новыеприверженцы, подкрепление, опора, это и ее питание. Масса, переставшаярасти, пребывает как бы в состоянии поста. Существуют средства, позволяющиевыдержать такой пост; религии достигли по этой части немалою мастерства.Дальше еще будет показано, как мировым религиям удастся сохранять массысвоих приверженцев, даже если не происходит их большого и быстрого роста.