ЕЩЕ ОДНА КОРОЛЕВСКАЯ СВАДЬБА 4 страница

Даже когда все члены семьи собирались в церковь, она не могла не опоздать. Однажды в Сандринхеме, когда мужская половина королевской семьи уже уехала в церковь, королева с одной из фрейлин осталась ждать королеву-мать. Я, как обычно, стоял у дверей. Они ждали и ждали, а королева-мать все не появлялась. Служба должна была начаться в одиннадцать. Время шло. Королева надела перчатки и сердито сказала: «Придет сегодня королева Елизавета или мы зря прождали?».

Ровно в одиннадцать в коридоре послышался стук шагов. Королева-мать появилась, как всегда, в своей шляпке с перьями. «Я что, опоздала? Я заставила вас ждать?».

Но королева не показала, что сердится. Мило улыбаясь, обе вышли на улицу, и я стал открывать для них дверцы машины. Когда королева уселась на заднее сиденье, я, как обычно, наклонился и накрыл ей ноги пледом.

Слава богу, чаще всего жизнь королевы была четко спланирована. В Букингемском дворце, если королева ужинала в одиночестве, то всегда включала телевизор в столовой. Я стоял в дверях, на случай если понадоблюсь королеве, когда она смотрела «Моркомб и мудрец», какой-нибудь детектив или девятичасовые новости по Би-би-си.

Однажды, когда я был в комнате для прислуги, из комнат королевы послышались радостные крики и собачий лай. Мы с пажом Кристофером Брэем недоуменно переглянулись.

Мы так удивились, что без приглашения бросились к королеве. Как только мы появились в дверях, она позвала нас в комнату. «Скорее, идите сюда!» — торопила она. Королева вся сияла. Очевидно, что-то так потрясло ее, что она даже вскочила на ноги. «Такая радость!» — сказала она.

Оказалось, фигуристы Торвилл и Дин выиграли золото на Олимпийских играх в Сараево, исполнив танец на льду под «Болеро» Равеля,

После ужина у меня оставалось всего две обязанности, после чего мой рабочий день заканчивался. Во-первых, я должен был принести королеве поднос с двумя стаканами, бутылкой воды «Мэлверн» без газа для королевы и бутылкой виски «Гленфиддич» и пива «Дабл Даймонд» — для герцога Эдинбургского. И во-вторых, надо было выгулять собак перед сном. Когда мы возвращались с прогулки, я отводил собак в их комнату в Королевском крыле. Иногда Ее Величество приходила пожелать им спокойной ночи. Она еще не успевала переодеться и была в вечернем платье, в колье с бриллиантами и серьгах с драгоценными камнями. Королева вставала на четвереньки и смотрела, удобно ли устроились ее собаки в своих корзинках или на подстилках. «Не забудь открыть им на ночь окно. Спокойной ночи, Пол». Очередной рабочий день закончен. Для меня. А у королевы было еще одно дело. Перед сном она обязательно записывала события дня в своем дневнике — всегда карандашом. Как и дневники королевы Виктории, ее записи попадают в Королевскую Коллекцию. Даже перед сном королева не забывала о своих государственных обязанностях.

В мае 1978 года во дворце появилась новая портниха. Она должна была штопать носки принца Филиппа, перешивать при необходимости костюмы и рубашки, латать постельное белье и стирать собачьи полотенца. Тогда я на нее не обратил особого внимания. Она была старательной и, как мне показалось, приветливой и легкой в общении. Я ей не понравился.

Видимо, то, что я так быстро стал лакеем королевы, настроило многих против меня. Мало кому казалось, что совсем еще молодой парень из шахтерского поселка подходит на эту должность, что он имеет право беседовать с королевой и в состоянии хорошо исполнять свои обязанности Это назначение и правда сильно на меня повлияло. Оно убедило меня в том, что нет ничего невозможного. Я страшно гордился собой и ходил по дворцовым коридорам так высоко подняв голову, что можно было подумать, во мне десять футов роста. Даже мой северный акцент постепенно сдался перед великолепием языка дворцового этикета.

Конечно, на самом деле я ничуть не изменился. Я не забыл ни своих корней, ни привитых мне родителями взглядов, но некоторые, видимо, решили, что я слишком возгордился. Так же думала и новая портниха. Ее родители были строгими католиками, родом из Ливерпуля. Она приехала в Лондон из деревушки Хольт в северном Уэльсе.

Видимо, я подтвердил ее впечатление о себе, когда вошел к ней, бросил прямо перед ней грязные собачьи полотенца и лаконично объявил: «Полотенца!».

Она промолчала, но на лице у нее было написано такое презрение, что я все понял. Она сказала своим друзьям, что я «ничтожный сноб». Ее звали Мария Косгроув. Ей суждено было стать моей женой.

К 1979 году Марию назначили старшей горничной. Она должна была отвечать за Бельгийские апартаменты. Это несколько просторных комнат с окнами в сад. Это были самые почетные комнаты во дворце, потому что именно в них размещались главы иностранных государств.

Весной того же года я впервые стоял на запятках королевского ландо 1902 года. Процессия следовала от вокзала «Виктория» ко дворцу, через Уайтхолл и Мэл. Я был одет в полную парадную ливрею и синюю бархатную шапочку. В давние времена лакей на запятках должен был защищать тех, кто едет в ландо, но теперь это скорее почетная обязанность. Меня охватила радость и гордость, когда мы проезжали сквозь толпу и народ приветствовал королеву.

Я стоял слева, прямо за королевой, на которой в тот день была розовая шляпка. Рядом с Ее Величеством сидел румынский президент Николае Чаушеску. Во дворце его поместили в Бельгийских апартаментах. Он спал с пистолетом под подушкой. А рядом со мной ехал один из гвардейцев Королевского конногвардейского полка, которого королева очень хорошо знала. Это был подполковник Эндрю Паркер Боулз, проживший шесть лет в браке с Камиллой.

Лакеи толпились вокруг столика со спиртными напитками в гостиной Сандринхем Хауса — особняка эпохи Эдварда в графстве Норфолк, к которому прилегало двадцать тысяч акров земель. Сандринхем и Балморал являются личной собственностью королевы, в отличие от всех остальных мест ее обитания.

Лакеи складывали новые дрова у огромного, восьми футов в высоту, камина, на решетке которого были изображены львы и единороги, он располагался под галереей для оркестра, рядом с великолепным роялем. Горничные чистили ковры, взбивали подушки, вместе с лакеями уносили со столов бокалы, убирали карточные столики, за которыми гости играли в бридж и канасту. Члены королевской семьи отправились переодеваться к ужину.

Лакеи решили, что можно незаметно выпить джина. Ведь никто не знает, сколько осталось после приема.

Когда один из лакеев закинул голову, чтобы осушить бокал, он заметил в окне, выходящем на галерею, знакомое лицо. Это была королева. Лакей чуть не подавился. Но королева никому не сообщила о таком серьезном нарушении правил. Ее взгляд был достаточно красноречив. И тем не менее никто лучше королевы не понимает, как трудно работать во дворце. То, что она не потребовала увольнения лакея, говорит о том, что она знает: ее слугам иногда нужен глоток крепкого, чтобы легче было переносить трудную работу и почти полную изоляцию от внешнего мира. О терпимости королевы ходили легенды.

Однажды, когда мы с королевой кормили собак в узком коридоре в Сандринхеме, дверь на лестницу для слуг вдруг распахнулась, и из нее вывалился один из старших слуг. Он был пьян в стельку, спотыкался и наталкивался на стены. Стараясь не наступить на собак, он попытался пройти мимо меня и тут заметил королеву. Она так и застыла с вилкой и ложкой в руках. Он пробормотал что-то невразумительное и побрел дальше. Я был уверен, что королева будет в ярости и уволит его за такое безобразное поведение, невзирая на то, что он так долго у нее служит. Но этого не случилось.

Королева только молча приподняла бровь и снова принялась кормить собак. Однако, в отличие от этих людей, моя провинность не сошла так просто. Как-то в Сандринхеме я забрал стакан джина с тоником из королевской гостиной, думая, что королева уже ушла переодеваться к ужину и больше не будет пить.

Мария с камеристкой королевы Элизабет Эндрю, как и предписывали правила, пряталась в чулане под лестницей, дожидаясь, когда королева уйдет ужинать и можно будет прибраться в ее комнатах. И тут они услышали, как королева воскликнула: «Чудовище! Какое чудовище! Он унес мой стакан, к которому я даже не притронулась!» — и бросилась за мной по коридору. Я долго извинялся и вернул ей стакан.

Королева всеми силами старалась не причинять лишнего беспокойства своим слугам. Она не считала себя вправе третировать слуг, несмотря на то что она — высшее лицо в государстве. Как-то раз, когда она обедала в одиночестве в Букингемском дворце, я подал ей рыбу, которая оказалась пережаренной. Королева нахмурилась, бросила вилку и, грустно посмотрев на меня, спросила:

— И что мне с этим делать?

— Если хотите, Ваше Величество, я верну ее на кухню и принесу вам другую порцию.

— Нет-нет, не надо. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь были неприятности.

В тот вечер ей пришлось есть салат и овощи. И никто так и не узнал о том, что рыба оказалась несъедобной.

Королева мирилась с пьянством прислуги, плохой едой, ужасными манерами, неподобающим обслуживанием, потому что хотела сохранить мир в своем доме и понимала, что ее слугам приходится нелегко. Терпение у нее было, как у святой. Совсем иначе дело обстояло с принцессой Маргарет. Она не допускала ни малейшего нарушения дисциплины или отступления от правил. Горе тому, кто сделает что-то не так, — она легко выходила из себя.

Принцесса считала, что все правила должны соблюдаться неукоснительно. Слугам не позволялось смотреть телевизор в королевских комнатах. Как-то в поместье замка Балморал королевская семья устроила барбекю в бревенчатом домике, а я, еще один лакей и два пажа ждали их возвращения в библиотеке замка. Мы включили телевизор, чтобы скоротать время, думая, что успеем его выключить и никто не узнает.

Наконец раздался шорох гравия под колесами королевских «лендроверов». Мы быстро выключили телевизор и с невинным видом стали их ждать. Но принцесса Маргарет обо всем догадалась. Она подошла к телевизору, потрогала заднюю панель и, почувствовав тепло, сказала: «Ли-либет, кто-то смотрел телевизор!»

В подозреваемые могли попасть только мы четверо. Принцесса Маргарет бросила на нас испепеляющий взгляд. Но, слава богу, королева ничего не сказала.

А еще принцесса Маргарет была очень независимой. Однажды я увидел, как она стоит согнувшись под лестницей и набирает дров для камина. Я подумал, будет лучше, если дрова принесу я, поэтому подошел, вежливо кашлянул и спросил:

— Вам помочь, Ваше Королевское Высочество? Она медленно распрямилась, повернулась ко мне, объявила:

— Я когда-то была скаутом, — и снова стала набирать поленья.

Однако у принцессы Маргарет было чувство юмора, как убедился однажды в Сандринхеме мой друг, лакей Роджер Глид. Думая, что все члены королевской семьи уже вышли из зала, он ворвался туда и под музыку, доносившуюся с пластинки, громко запел, изображая оперного певца и разводя руками. Мы — я и другие находившиеся в зале лакеи — смотрели на него в изумлении и пытались показать ему взглядами и подмигиваниями, что принцесса Маргарет все еще здесь — стоит у камина и курит сигарету в длинном черном мундштуке. Наконец он все понял, резко замолчал и густо покраснел. В гробовой тишине принцесса ему похлопала и сказала: «Брава., браво. Не знала, что у нас есть такие таланты».

Впрочем, королева, может быть, не была бы такой терпимой к выходкам слуг, если бы знала всю правду. Многие пили джин, ведь достать его было легче всего. Лакеи наловчились переливать джин по чуть-чуть из хрустальных графинов в железные чайники. Никто ни в чем не заподозрит лакея, идущего по коридору с чайником. Но пажи шли на еще большие хитрости. Они наливали джин в бутылки из-под тоника и прятали их в потайных карманах, устроенных в фалдах фрака.

Эти запасы слуги хранили для своих буйных вечеринок, которые устраивали в своих комнатах. Работа у слуг трудная, требует постоянного внимания, и по крайней мере раз в неделю просто необходимо как-то расслабиться. Вот тогда в Букингемском дворце слуги и устраивали попойку. Если королева и не знала о способах транспортировки джина, то о тайных вечеринках она, несомненно, имела отличное представление, но не считала нужным с ними бороться, потому что они давали возможность ее верным слугам как-то выпустить пар.

Слуги ведут во дворце очень замкнутую жизнь, регулируемую всевозможными правилами и предписаниями. Психологически это очень тяжело и страшно утомляет. Слуги живут своими обязанностями. Они едят, спят, дышат только для того, чтобы их исполнять. Неудивительно, что образуется весьма сплоченное и закрытое сообщество, отграниченное от внешнего мира. А вечеринки происходят и от желания повеселиться, и от необходимости отвлечься от забот. Естественно, что слугам из дворца трудно было находить себе девушек. Лакей, к примеру, не мог, познакомившись в городе с девушкой, пригласить ее к себе на ночь. Посетителей во дворец просто так не пускают: во-первых, их тщательно проверяют, прежде чем позволить войти, во-вторых, все гости должны покинуть дворец до одиннадцати тридцати вечера.

Зарплата слуг небольшая. Это неудивительно, если учесть, что им не надо платить за квартиру и еду они получают бесплатно. Но работают они не ради денег. Их держит желание служить королеве. Они знают, что это огромная честь.

Как солдаты служат королеве и защищают права жителей своей страны, так и слуги посвящают свою жизнь королеве, чтобы она могла выполнять свои государственные обязанности и ничто ей не мешало. Каждый, избравший такую службу, вынужден мириться с множеством ограничений и правил. И так же, как в армии, между слугами устанавливается дух веселого товарищества. Довольно часто слуги подшучивают друг над другом. Например, младший лакей может, войдя в свою комнату, обнаружить, что вся мебель, и даже лампочка из люстры, куда-то исчезли. А одна несчастная горничная в Балморале обнаружила у себя на подушке дохлую летучую мышь. По диким воплям горничной мы догадались, что она нашла «подарок». На заднем дворе Балморала были протянуты веревки для сушки белья, и как-то один шутник-лакей вывесил на них всевозможные трусы, как флажки. Однако шутка оказалась не такой уж безобидной. Одна из фрейлин узнала среди «флажков» свое белье, и ей это совсем не понравилось. Главный камергер приказал убрать бельевые веревки, так как они «не отвечали понятиям о приличиях».

Такие шутки, как и вечеринки, помогали мириться с монотонной жизнью. Неяркий свет в окнах под самой крышей, который было видно от ворот, надежно скрывал атмосферу дискобара, царившую внутри. Пажеское крыло, где жили лакеи и пажи, и крыло «Финч», где жили горничные и камеристки, вдруг становились одним целым. Коридоры украшались гирляндами, двери во все комнаты распахивались настежь — любой мог войти, куда хочет. Это было похоже на этаж отеля, целиком занятый членами одной конференции. Музыка разносилась по всему коридору, и мы танцевали ночь напролет под Донну Саммер, Бэрри Уайта и «Аббу». Главное было как-то изолировать экономку, мисс Викторию Мартин, у которой были гимназические представления о дисциплине. «Мужчинам запрещается находиться в женском крыле!» — как-то заорала она мне, когда я решил сократить дорогу и пройти из Пажеского крыла в Детское через коридор горничных. Она беспрестанно опекала своих «девочек». Ей стало бы дурно, если бы она узнала, что горничные и камеристки иногда проводят время с пажами и лакеями.

Она старательно проверяла «свои владения». Горничные не осмеливались оставить окурок в пепельнице в своей собственной комнате. Мисс Мартин, служившая когда-то во флоте, считала, что в женских комнатах должна царить идеальная чистота, а значит, окурки из пепельниц полагается вытряхивать каждое утро. Она приходила в ярость, если находила хоть один окурок. Я не раз слышал, как горничные перешептывались: «Мисс Мартин опять не в духе». А потому вечеринки устраивались только тогда, когда экономка отлучалась из дворца по делам или на выходные, или, по крайней мере, крепко спала.

В Сандринхеме и Балморале экономки были не такими строгими, и слугам там было легче. Там устраивались ежедневные вечеринки, на которых все забывали о своих обязанностях и развлекались как могли. Неудивительно, что замок в Абердиншире слуги прозвали «Балморал-аморал».

С начала августа до начала октября — на время отпуска королевы — двор переезжает из Букингемского дворца в Балморал. Королевская семья садится в Портсмуте на яхту «Британия» и отправляется на север вдоль западного побережья. Плавание длится неделю, и маршрут проходит по Ирландскому морю, затем мимо мелких шотландских островов, после чего яхта направляется в Абердин.

Мне отводили каюту 44 на нижней палубе. Я считал ее своей с 1979 по 1986 год. Тут была металлическая дверь, отъезжавшая в сторону, один иллюминатор, койка, письменный стол и раковина из нержавеющей стали. Я старался не думать о том, что от бушующего моря меня отделяет лишь тонкий слой металла. Прямо под моей каютой были воздушные винты, усыплявшие меня своим тихим ритмичным гулом. Когда море было неспокойным, мой иллюминатор становился похож на дверцу стиральной машины. Вода бешено крутилась прямо за ним.

На носу размещались служащие ВМС (250 офицеров), а в кормовой части — королевская семья (около тридцати человек).

В море у меня было одной важнейшей обязанностью меньше: не надо было выгуливать собак. Их отправляли в Абердин самолетом «Андовер» из королевского авиапарка. Таким образом, все мое внимание в море было посвящено королеве. Она проводила время на застекленной террасе, из которой был выход на палубу, оттуда можно было наслаждаться морскими видами или следить, как за кораблем разбегается пенный след. За яхтой всегда следовал военный фрегат.

Каждый день к завтраку, в девять часов, и к чаю, в пять, я ставил ломберный столик для королевы и принца Филиппа. Обедали и ужинали они вместе с остальными (обед был в час, ужин — в восемь пятнадцать). Ели из королевского фарфора (сервиз с королевской яхты «Виктория и Альберт»).

Ходить по яхте с подносом было нелегко. Его приходилось нести не как обычно, а короткой стороной вперед, иначе его невозможно было пронести через узкие двери и по узким лестницам. Не раз, когда корабль подкидывало на волнах, чашки, тарелки, блюдца сыпались с подноса на пол. К сожалению, на подносах не было специального покрытия, как на обеденном столе. Он казался полированным, но при этом ни фарфоровые тарелки, ни хрустальные бокалы, ни серебряные ложки и вилки с него не съезжали.

Прислуживать за обедом на море — настоящая мука. Яхта раскачивается на волнах, и меня с двумя тарелками овощей в руках кидает вместе с ней. Я научился ходить, широко расставив ноги и согнув колени. Королеву это ужасно развлекало: мало того что члены королевской фамилии страдают от морской болезни, так еще и ее лакей выделывает настоящие акробатические трюки. В хорошую погоду вечером «Британия» бросала якорь в какой-нибудь бухточке и катера доставляли членов королевской фамилии на берег. Там, на пустынном пляже, они располагались на пикник (мясо для барбекю было заранее приготовлено шеф-поваром). Моряки разводили костер. Королевская семья устраивалась на ковриках и камнях. А слуги в это время оставались на яхте и устраивали вечеринки или отвечали на вопросы радиовикторины.

Когда «Британия» проходила мимо Кейтнесса, где на утесе стоял замок Мей, резиденция королевы-матери, то все — и члены королевской фамилии, и слуги — выстраивались на палубе. Мы махали льняными салфетками и даже скатертями, а моряки выпускали сигнальную ракету и давали длинный свисток.

В ответ слуги королевы-матери вывешивали в окнах простыни и пускали фейерверки с крыши замка. Зрелище было впечатляющее. Королева, стоя на палубе, в бинокль высматривала королеву-мать, а та точно так же старалась разглядеть свою дочь. Когда же они наконец замечали друг друга, то принимались друг другу махать. Впрочем, несколько дней спустя они встречались в Балморале, куда на две недели приезжала королева-мать, прежде чем поселиться в своем доме в поместье Балморал, «Беркхолле».

А пока «Британия» шла вдоль побережья Шотландии Балморал готовили к приезду королевы. Военные доставляли целые тонны багажа из Букингемского дворца. Королева покидала дворец надолго, а значит, многое предстояло сделать. Столы, стулья, диваны, кушетки, тумбочки во всех залах дворца накрывались белыми чехлами, чтобы пыль не испортила мебель. В Балморал перевозились целые ящики с одеждой, шляпами, фарфором, столовым серебром, хрусталем, фотографиями и книгами. Перевозились телевизоры, видеомагнитофоны, радиоприемники. Перевозились вина и другие спиртные напитки. В чемоданы упаковывали всю одежду королевы, какая только могла ей понадобиться, в том числе черное платье и черную шляпу, на случай, если королеве придется облачиться в траур. В огромный кожаный чемодан укладывали двадцать шотландских пледов, а в другой — уникальную королевскую коллекцию килтов. Королева любила ткань в красную клетку — «Королевский Стюарт» и в зеленую — «Охотящийся Стюарт», но больше всего — серую шотландку Балморала, который могут носить только члены королевской семьи.

Принц Филипп, принцы Чарльз, Эдвард и Эндрю в Балморале носили килты и днем и вечером — с галстуком, — но дамы к ужину переодевались в вечерние платья. По деревянному полу зала стучали каблуки, и цепочки одетых в килты мужчин и женщин с полосами шотландки (через плечо), скрепленными булавками с бриллиантами, сходились и расходились, замыкали и рассыпали круг во время Бала для прислуги. Этот бал становился главным событием жизни в Балморале. Такое увеселительное мероприятие одобряла даже мисс Виктория Мартин. На этом балу танцевали все: и члены королевской фамилии, и придворные, и слуги: здешние, из замка Балморал, и приехавшие с королевой. Тут была и королева, и герцог Эдинбургский, и принцы, и принцессы, и лакеи, и горничные, и садовники. На галерее для оркестра стояли гвардейцы из Королевского хайлендского полка, одетые в сине-зеленые килты, и играли на волынках и гармониках, а снизу из зала раздавались ритмичные хлопки и радостные возгласы танцующих.

В 1979 году мне выпала честь танцевать с королевой (правда, не один на один — вокруг было еще сто пятьдесят человек). В танце «Лихой белый сержант» я случайно оказался напротив королевы. Наша цепочка из трех слуг подошла к другой цепочке, в которой с краю была королева. Мы объединились в кружок, и рука королевы оказалась в моей руке. Помню, как я изо всех сил старался не слишком сильно сжимать в своей потной ладони монаршую длань.

Королевский распорядитель объявлял каждый танец, а на семейных обедах ходил вокруг стола и играл на волынке. Но по утрам у него было еще одно дело: в соответствии со старой традицией, родившейся еще во времена королевы Виктории, и соблюдавшейся всеми английскими монархами после нее, каждое утро он играл на волынке под окнами королевской спальни. Начинать положено было ровно в девять. В течение десяти минут игралось несколько коротких мелодий. Это было знаком к началу нового дня. Такая традиция придавала особое очарование жизни в Балморале, когда каждое утро протяжные звуки волынки разносились по холмам Шотландии.

Балморал — волшебный замок, построенный в 1853 году принцем Альбертом для королевы Виктории, чтобы она могла в кругу семьи и в тишине отдохнуть от тягот государственной жизни. И этот замок больше, чем любая другая королевская резиденция, сохранил атмосферу тепла и простоты. Тут не так жестки правила этикета, не так строга дисциплина.

Для королевы, так же как для ее прапрабабушки королевы Виктории, Балморал стал идеальным местом отдыха. Королева очень любит природу, для нее нет ничего приятнее, чем бродить по этим задумчивым шотландским долинам. Если считать, что Букингемский дворец — ее штаб-квартира, Виндзорский замок — место, куда она уезжает на выходные, Сандринхем просто создан для охоты, в некоем идеальном мире Балморал был ее настоящим домом.

Внутри этих стен из серого камня, оплетенных плющом, кажется, замерло само время. На тисненых обоях в просторных залах все еще красуется вензель королевы Виктории — VRI, а мрачные коридоры застелены зелеными ковровыми дорожками (с рисунком «Охотящийся Стюарт»). Тут все проникнуто любовью к сельской жизни. Удочки, рыбацкие сети и чучела птиц, украшают залу со старинными часами, стоящими на черно-белом мраморном полу, со стен каждого коридора смотрят головы оленей, убитых во время охоты прежними монархами, а рядом висят картины Лаидсе-ера, на которых спаниели мчатся за оленями по вересковым пустошам.

Жизнь в Балморале была простой: к столу подавали лосося, пойманного в реке Ди, и мясо оленей, подстреленных во время охоты. Ягоды для пудингов — черника, малина и ежевика — росли возле замка. Обеды в Балморале всегда обходились довольно дешево. В своей частной резиденции королева сама платила по счетам, а потому старалась как можно больше сократить расходы. Собак кормили тем, что оставалось от королевских ужинов. А сама королева ходила по замку и выключала свет в пустых комнатах, чтобы экономить электричество. По утрам она включала электрический камин на минимум. Королева вообще легко переносит холод. Она почти всегда на ночь распахивает окно в своей спальне настежь. В середине октября — а в Шотландии холодает рано, — ее горничные не раз обнаруживали утром снег на ковре под окном. Собаки, как могли, жались к еле теплому электрокамину.

В моей комнате было не менее холодно. В октябре королевский замок, где не было центрального отопления, напоминал мне дом в Грассмуре, где прошло мое детство: такой же холодный линолеум на полу и обледеневшие изнутри стекла.

В детстве я царапал на замерзшем стекле свое имя. В Балморале тоже есть похожая традиция: когда сюда приезжают на медовый месяц новобрачные из королевской фамилии и останавливаются в апартаментах для гостей королевской крови, они выцарапывают свои имена на оконном стекле алмазами в обручальных кольцах.

К концу 1979 года в прессе заговорили о возможной новой свадьбе. Оставалось выбрать подходящую принцессу Уэльскую.

Глава третья

ВЛЮБЛЕННАЯ ПРИНЦЕССА

— Вы заблудились? — спросил я гостью, у которой на лице застыла растерянность. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да. Простите , пожалуйста. Вы не могли бы проводить меня до моей комнаты? — ответила молодая девушка.

Она стояла передо мной посреди слабо освещенного коридора на первом этаже, куда она забрела субботним сентябрьским утром 1980 года. Мы были в замке Балморал. Я заметил ее по пути к лестнице, направляясь в коридор королевы. Девушка читала имена гостей на специальных карточках, вставленных в медные держатели на каждой двери, где остановились гости. Я узнал ее — вчера вечером я относил чемодан в отведенную ей комнату на втором этаже. Потеряться здесь было немудрено. Коридоры похожи как близнецы. Повсюду одинаковые деревянные двери, ковры в зеленую клетку, бежевые тисненые обои, на стенах — головы оленей с ветвистыми рогами. В замке было тихо. Принц Чарльз был с герцогом Эдинбургским принцы Эндрю и Эдвард выслеживали оленей. Королева-мать и принцесса Маргарет обычно не показывались из своих комнат до самого полудня. Королева сидела в своей гостиной.

Пока мы поднимались по лестнице, девушка еще раз извинилась. Она смущенно улыбнулась и сказала: «Простите меня, пожалуйста. Так трудно сориентироваться, когда ты впервые находишься в незнакомом месте».

Когда мы подошли к ее комнате, я успокоил ее: «Не беспокойтесь. Все в порядке. Если вам что-нибудь понадобится, сразу спрашивайте. Здешние слуги очень свойские ребята».

Она поблагодарила меня, вошла в свою комнату с узкой кроватью и закрыла за собой дверь. На дверной табличке было написано: «Леди Диана Спенсер». На двери соседней комнаты было написано: «Его Королевское Высочество Принц Уэльский». Когда леди Диана в прошлый раз, в августе, приезжала сюда, она жила со своей сестрой Джейн, которая вышла замуж за сэра Роберта Феллоуза, помощника личного секретаря королевы, в коттедже для гостей, который находится в миле отсюда. Так что она уже второй раз была в поместье Балморал, но впервые непосредственно в замке, и теперь ее считали гостьей принца Чарльза в числе его прочих друзей.

Полин Хиллиер, горничная в Детском крыле, зашла в комнату для прислуги на первом этаже, держа в руке вешалку с длинным вечерним платьем черного цвета. Я пил кофе. «Вот платье моей госпожи. Она привезла с собой только одно платье, а пробудет здесь три дня. Что же ей теперь делать?» — сказала она, беспокоясь за леди Диану Спенсер, которая работала в детском саду в Лондоне.

Другие гостьи в этом замке привезли с собой много вечерних платьев, поэтому слуги волновались, что леди Диана будет чувствовать себя неловко. Ей было всего девятнадцать лет — совсем еще молоденькая девочка в кругу мужчин и женщин королевской крови, которым было за тридцать и за сорок.

Гостю, который приехал сюда впервые, и так было о чем поволноваться — не только о своем гардеробе. Перед новичком, прибывшим в этот замок, вставало много проблем: как обращаться к членам королевской семьи; в какое время приходить на обед или ужин; как вести светскую беседу за обедом; как произвести благоприятное впечатление. Впрочем, леди Диане повезло — вечера выдались на удивление теплыми, и никто не заметил ее просчета. Она надела это платье всего лишь один раз, потому что в остальные вечера все собирались в бревенчатом домике для барбекю — его королева подарила герцогу Эдинбургскому на серебряную свадьбу.

Для прислуги леди Диана была всего лишь очередной гостьей тридцатидвухлетнего принца Чарльза. Она была тихая, часто краснела, и в ней не было ничего необычного. Прислуга заметила только, что Диана была хорошенькой, вежливой, без всякой напыщенности — и что ее гардероб не соответствовал положению богатой леди, которую пригласил сюда сам наследник трона.