Стр. 139-175. Для удобства цитирования по изданию в тексте указана пагинация – в фигурных скобках размещены номера как бы «вверху» оригинальных страниц

Точное воспроизведение издания: Пути обретения бессмертия: Даосизм в исследованиях и переводах Е.А. Торчинова. – СПб.: Азбука-классика; Петербургское Востоковедение, 2007. – 608 с.

ISBN 978-5-85803-350-9 (Петербургское Востоковедение)

ISBN 978-5-352-02178-1 (Азбука-классика)

Стр. 139-175. Для удобства цитирования по изданию в тексте указана пагинация – в фигурных скобках размещены номера как бы «вверху» оригинальных страниц.

 

{с. 139}

ДАО-ДЭ ЦЗИН

 

«Дао-Дэ цзин», наряду с Библией и Бхагавадгитой, является одним из наиболее переводимых на иностранные языки текстов, и уже одни его переводы на английский язык исчисляются многими десятками, если не сотнями. Предлагаемый читателю новый русский перевод отличается от большинства предшествовавших переводов тем, что переводчик стремился представить «Дао-Дэ цзин» как текст поэтический, написанный ритмической рифмованной прозой со стихотворными фрагментами, а также учел материалы мавандуйского текста Лао-цзы, найденного китайскими археологами в начале 70-х гг. Кроме того, переводчик в своей работе с этим достаточно темным текстом опирался не только на общепризнанные классические комментарии к нему (Хэшан-гун, Ван Би), но и на позднюю эзотерическую и алхимическую традицию его истолкования.

В переводе, в соответствии с древней китайской традицией, текст разделен на две части: «Дао цзин» («Канон Пути») и «Дэ цзин» («Канон Благой Силы»).

 

 

ДАО ЦЗИН

Канон пути

 

Путь, что может быть пройден, не есть постоянный

Путь-Дао.

Имя, что может быть поименовано, не есть постоянное

имя.

Безымянное – Неба, Земли начало.

Именуемое – Матерью сущего стало.

В отсутствии тайну вещей созерцать стремись.

В наличии предел бытия созерцать стремись.

Те двое родятся вместе, но их имена различны.

{с. 140}Их вместе назову я Сокровенным.

И Сокровенное вновь Сокровенным стало.

Таковы врата всех тайн.

 

 

Когда в Поднебесной все узнают, что прекрасно прекрасное, – это уже безобразно.

Когда в Поднебесной все узнают, что добро есть добро, – это уже не добро.

Поэтому отсутствие и наличие друг друга порождают, легкое и трудное друг друга определяют, длинное и короткое друг друга измеряют, высокое и низкое друг друга исчисляют, мелодия и ритм друг с другом гармонируют, начало и конец друг с другом чередуются.

Поэтому совершенный мудрец пребывает в делах недеяния, не прибегая к словам, он осуществляет учение.

Все сущее творит, не полагая начала творению, и действует, не замышляя ничего преднамеренно.

И Дао-Путь – рождает, но не обладает, действует, но не предумышляет, благими качествами и свойствами обладает, к ним не привязываясь никогда. Поскольку в них он к ним не привязан, то их он и не теряет.

 

 

Не почитайте мудрецов, и ссор не будет меж людьми.

Не цените труднодоступные товары, и люди не пойдут разбойничать и грабить.

Не устремляйте взор на вожделенное, и не смутится ваше сердце.

Вот совершенномудрый управляет так: опустошает подданных сердца, но наполняет животы им, их волю-самочинность ослабляет, взамен их кости укрепляя.

Всегда стремится он, чтоб у народа не было ни знаний, ни желаний, а знающие чтобы действовать не смели.

Творит недеяние он, но нет на свете ничего, не приведенного им в порядок.

 

 

{с. 141} 4

Путь-Дао пуст, но при использовании неисчерпаем.

О как глубок он, словно предок всех существ!

Скрой остроту свою и развяжи узлы,

умерь свой свет и уподобься пыли.

О! Тонет он в пучинах бытия и как бы

существует в них и ныне!

Не знаю я, чье он дитя, но он

предшествует Небесному Владыке.

 

 

Не милосердны Небо и Земля, и сущее для них – соломенное чучело собаки^[1].

Не милосерден и мудрец совершенный, и для него все люди – соломенное чучело собаки.

Пространство между Небом и Землей, пожалуй, как кузнечные меха: оно пустеет, но не знает искривленья, и чем сильнее в нем движенье, тем более вовне выходит ветра.

В тупик многословье ведет. Не лучше ли тот, кто всегда середину блюдет?

 

 

Ложбинный дух бессмертен.

Называют Сокровенной Самкою его.

Врата той Самки Сокровенной –

корень бытия, из коего родятся

Небо и Земля.

Как нить, в бесконечность тянется он.

Используй его без усилий!

 

 

Вековечно Небо, и постоянна Земля.

Небо и Земля вековечны и постоянны потому, что не сами собой рождены. Поэтому и могут быть они вековечными и постоянными.

Поэтому и совершенномудрый себя назад всенепременно ставит, но вдруг оказывается впереди.

{с. 142} Себя он чем-то внешним почитает, существованье в этом обретя.

И уж не потому ли это, что лишен он личных интересов?

Благодаря такому поведению он как раз и может всегда и полностью блюсти свой личный интерес.

 

 

Высшее благо словно вода.

Вода приносит благо и пользу всем существам, ни с кем вражды не зная. Течет она в таких местах, где людям, да и тварям, жить нельзя. Поэтому близка она Дао-Пути.

Живи в благих землях, пусть твое сердце станет полноводным водоемом блага.

Пусть милосердие твое всегда обрящет единение с благом, а речи проникнутся благом достоверности.

Всегда осуществляй благое исправление, свершай дела благие по возможности своей и действуй лишь во время должное, благое.

Лишь тот, кто не враждует, не будет ненавидим.

 

 

Не лучше ли ослабить натянутую тетиву, чем вечно напрягать ее?

И даже если бесконечно точить клинок, надолго сохранить остроту его, пожалуй, не удастся.

Когда нефритом или золотом наполнен зал, кто сможет уберечь его от вора?

Когда богатством или знатностью кичатся люди, не навлекают сами этим ли беду большую?

Богатство, почести и слава сгинут прочь, истлеет тело – вот небесное Дао, вот Путь!

 

 

Соедини воедино души земные и дух небес[2],

Одно обними –

и не смогут они ввек расстаться!

{с. 143} Сосредоточь пневму-ци и мягкость этим обрети –

тогда сумеешь уподобиться дитяте!

Зерцало темное[3] от скверны омой –

и беспорочен стань душой!

Цени народ, страну в порядок приведи –

тогда недеяние осуществить ты сможешь!

Небесные врата то отверзаются, то затворяются –

узри начало женственное в них!

Поняв четыре принципа, ты можешь пребывать в неведении полном!

Дао рождает сущее и его питает. Рождает, но им не обладает и действует, не замышляя преднамеренно. Оно все взращивает, но ничем не повелевает, и это Сокровенной Силой-Дэ зовется, знаю!

 

 

Тридцать спиц вместе – одно колесо. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования телеги.

Стенки из глины – это сосуд. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования сосуда.

В стенах пробиты окна и двери – это дом. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования дома.

Поэтому наличие чего-либо определяет характер использования вещи, а отсутствие – принципиальную возможность использовать ее[4].

 

 

Пять цветов глаза ослепляют.

Пять звуков уши оглушают.

Пять вкусов рот ощущений лишают.

Стремительные скачки по полям и пустошам

до безумия доводят.

Труднодоступные товары препятствуют

благим свершениям.

{с. 144} Поэтому совершенномудрый заботится о полном животе, а не о том, что приятно для глаза. Отбрасывая то, берет он это.

 

 

В почете быть столь же страшно, сколь и быть в позоре.

Быть почитаемым такая же беда, как обладать телесной самостью.

Почему так говорят о почестях и о позоре?

Позор нас унижает, ну а почести мы со страхом принимаем и со страхом же теряем.

А почему быть почитаемым такая же беда, как обладать телесной самостью?

Я потому в беде великой пребываю, что телом-самостью я обладаю. И если б телом-самостью не обладал, то разве б были беды у меня? Поэтому коль человек заботится о теле-самости своей, как о Поднебесной всей, ему и Поднебесная доверится немедля. И если человек дорожит телом-самостью своей, как Поднебесной всей, его признает всякий в Поднебесной[5].

 

 

Смотрю на него и не вижу –

называю его тончайшим.

Слушаю его и не слышу –

называю его тишайшим.

Ловлю его, но схватить не могу –

неуловимым его нареку.

Триаду эту словами объяснить не дано: хаотична она и едина. Ее верх не освещен, ее низ не затемнен. Тянется-вьется, но нельзя ее назвать; вновь возвращается к отсутствию сущего она.

Поэтому говорят: безвидный облик, невещный образ.

Поэтому говорят: туманное и смутное.

Не вижу начала, когда ей навстречу иду, не вижу конца, когда следом за ней спешу.

{с. 145} Держусь за древний Путь-Дао и так управляю сущим ныне. Могу постичь древнее первоначало и устоями Дао-Пути его называю.

 

 

Те древние мужи, что Дао-Путь постигли, были таинственны и утонченны, пронизанные Сокровенным.

И столь они были глубоки, что распознать их нельзя.

Поскольку нельзя распознать, с усилием попробую

лишь указать на свойства их обличья:

О, они были столь же внимательны,

как если бы зимой переходили реку вброд!

О, они были столь же осторожны,

как если бы опасались соседей

со всех четырех сторон!

О, они были столь же серьезны,

как если бы чинно встречали гостей!

О, они были столь же мягки,

как лед, что готов распасться!

О, они были столь же ровны,

как простота необработанного чурбана!

О, они были столь же всеобъемлющи,

как широкая долина!

О, они были столь же мутны,

как взбаламученная вода!

Кто может мутную воду сделать чистой, когда она отстоится? Кто может оживить покоящееся, приведя его в движение?

Блюдущий этот Дао-Путь не стремится к полноте и избытку. Поскольку он не стремится к полноте и избытку, он всегда остается бедным и не нуждающимся в обновлении и завершении.

 

 

Достигнув предела пустоты, блюдя покой и умиротворение, взирая на взаимопорождение сущего, я буду созерцать лишь постоянное его возвращение.

{с. 146} Все сущее в движении, то возникая, то снова уходя. Не каждое из множества существ стремится неизменно к корню своему, а возвращение к корню я назову покоем.

Покой я назову возвратом к жизненности, назову я постоянством.

Знание постоянства назову я просветленной мудростью.

Тот, кто не знает постоянства, живет во мраке заблуждений и творит порочные дела. Но постоянство знающий обширно всеохватен. И эту всеохватность назову я всеобщностью.

Тот, кто обрел сию всеобщность, достоин быть царем. А царственный по праву обретает Небо, а Небо обретает Дао-Путь. А Дао-Путь – он вековечен.

Тот, кто стал к сей вековечности причастен, до самой смерти не узнает никаких несчастий.

 

 

О высочайшем правителе все подданные знают лишь одно: он есть

Ему уступит тот, кого народ любит и хвалит. Но еще ниже тот, кого народ боится. Но хуже всех такой монарх, которого в народе презирают.

Когда правитель никому не доверяет, ему доверия не будет тоже никогда.

Но подлинный правитель осторожно относится к словам, ценя их. Когда все славные дела его завершены, народ воскликнет: «О, так мы и сами точно таковы!»

 

 

Великий Дао-Путь понес ущерб, и появились милосердие и справедливость, а мудрость видна лишь тогда, когда есть великая ложь.

Шесть родственников не в мире, и появляются сыновняя почтительность и материнская любовь.

Когда страна погружена в междоусобицы и смуты, то появляются и преданные подданные.

{с. 147} Отсеките совершенномудрие!

Отбросьте мудрость!

И тогда народ стократную выгоду обретет.

 

 

Отсеките гуманность, отбросьте справедливость – и народ к сыновней почтительности и материнской любви вернется вновь!

Отсеките изощренность, отбросьте выгоду – и воры и разбойники исчезнут!

С триадой этой не дано высокому покончить просвещению. Поэтому указываю, что ведет к избавлению:

Смотрите на безыскусственную чистоту и обнимите первозданную простоту.

Умеряйте себялюбие, искореняйте страсти.

 

 

Отбросьте учёность, и не будете знать печали.

«О да!» и «конечно нет» далеко ли друг от друга отстоят?

Ну а добро и зло друг от друга отстоят далеко ли?

Тот, кого люди боятся, сам не может людей не бояться.

О как все это путано и неясно, и конца ему не видно!

Все люди радостны-радостны, как будто они в ритуале участвуют жертвенном, как будто весенней порой на башню они восходят.

О! Только лишь я один спокоен-безгласен, подобно младенцу, еще не узнавшему детства.

О! Я весь обвит-перевязан[6], и мне некуда возвращаться.

У всех людей как будто излишек, лишь у меня одного как будто бы недостаток.

О! Так ведь я разум глупца!

О! Во мне все смешано-перемешано.

Все люди светлы-светлы, я один темен.

Все люди отчетливо-четки, я один скрыт и неявен.

О! Я колыхаюсь как море.

О! Я парю в пространстве, и мне негде остановиться.

{с. 148} Все люди к чему-то стремятся, а я один остаюсь простец простецом.

О! Я обширен и глубок, как море. Как ураган, в пространстве ношусь, и мне негде остановиться!

Я один отличаюсь от людей тем, что ценю мать-кормилицу.

 

 

Из пустоты Блага-Дэ Путь-Дао исходит вовне.

Дао – вещь такая: неясная и смутная, безликая и туманная.

О неясная! О смутная!

В твоем средоточии есть образы.

О безликая! О туманная!

В твоем средоточии есть вещи.

О загадочная! О темная!

В твоем средоточии есть суть энергии жизни. Эта суть энергии жизни предельно истинна, в ее средоточии сокрыто доверие.

С древности и доныне не исчезало ее имя, и с помощью его обозреваю все множество множеств сущего. Но откуда мне известно, что множество множеств сущего таково?

Из этого.

 

 

Если нечто ущербно, то оно обретет целостность.

Если нечто согнуто, то оно выпрямится.

Если нечто пусто, то оно наполнится.

Если нечто одряхлело, то оно обновится.

Если чего-то недостаток, то будет прибавлено.

Если чего-то в избытке, то наступит смятение.

Поэтому совершенный мудрец объемлет Одно и становится образцом для Поднебесной.

Он не поглощен сам собой

и потому умудрено-просветлен.

Он не превозносит сам себя

и потому прославлен.

{с. 149} Он сам ни на кого не нападает

и потому совершает подвиги.

Он не занимается самовосхвалением

и потому долговечен.

Ведь поскольку он не враждует ни с кем, с ним также никто не враждует.

Древние говорили: «Если нечто ущербно, то оно обретет целостность», – разве это пустые слова?

Когда целостность удается обрести, существо возвращается к этому Дао-Пути.

 

 

Тот, кто мало говорит, естественности следует.

Ураган не свирепствует целое утро, ливень не льет весь день напролет.

Кто сделал так?

Небо и Земля.

Уж если Небо и Земля. Не могут сделать долговечным то, что ими же самими порождено, то что уж говорить о человеке!

Поэтому те люди, что все свои дела отдали Дао, – едины с Дао!

Те, что отдали все Благу-Дэ, – едины с Благом-Дэ!

Но те, кто посвятили все лишь гибели, – те с гибелью едины!

Когда некто един с Дао, Дао само радуется, обретя его.

Когда некто един с Благом, Благо тоже радуется, обретя его.

Когда некто един с гибелью, гибель тоже радуется, обретя его.

Когда человек не верен слову, то ему не станут верить!

 

 

Стоящий на кончиках пальцев долго не простоит,

Оставляющий отчетливые следы далеко не уйдет.

{с. 150} Поглощенный сам собой не станет умудрено-просветленным,

Превозносящий сам себя не будет подлинно прославлен,

Нападающему на всех не дано свершить великий подвиг,

Самовосхваляющийся не станет долговечным.

Ну а для Дао это все – протухшая еда и тягостная ноша.

Все сущее такие нравы ненавидит. Поэтому обретший Дао-Путь так не живет.

 

 

Вот Вещь, в Хаосе свершившаяся, прежде Неба и Земли родившаяся!

О безмолвная! О безвидная!

Одиноко стоишь и не меняешься, окружаешь все сущее и не гибнешь!

Тебя можно назвать Матерью Поднебесной.

Я не знаю твоего имени, но, обозначая знаком, называю тебя Путем-Дао. Делая усилие, называю тебя Великим.

Великое называю уходящим, уходящее называю далеким, далекое называю возвращающимся.

Поэтому Дао велико, Небо велико, Земля велика, Монарх также велик. Таким образом, в мире четверо великих, но Монарх из них – на первом месте.

Человек берет за образец Землю.

Земля берет за образец Небо.

Небо берет за образец Дао.

А Дао берет за образец свою самоестественность.

 

 

Тяжелое – корень легкого.

Покой – властелин поспешности.

Поэтому совершенномудрый весь день в движении пребывает, не покидая той телеги, что в обозе. Хотя бывает так, что он живет средь роскоши и блеска, он непременно выше их и их не замечает.

Так может ли правитель царства, в коем десять тысяч колесниц, пренебрегать покоем Поднебесной во имя собственного блага?

{с. 151} Если он пренебрежет – потеряет подданных.

Если он поспешит – потеряет правление.

 

 

Ходить умеющий следов не оставляет,

В речах хороших не бывает оговорок,

Не пользуется палочками тот, кто хорошо считать умеет,

Тот, кто умеет запирать, и без замка запрет так, что не откроешь,

Тот, кто связывает умело, веревки не возьмет, но его узел не развяжешь.

Поэтому-то совершенномудрый готов всегда к спасению людей и потому никогда не теряет людей.

Поэтому-то совершенномудрый всегда готов спасать существ и потому никогда не теряет существ.

И это его глубокой просветленной мудростью зовут.

Поэтому хороший человек – учитель дурных людей, а дурные люди – сокровище хорошего человека.

Если человек не ценит свое сокровище, то даже если он многомудр, все ж пребывает в великом заблуждении.

Это называется важнейшей тайной.

 

 

Знай мужественность свою и женственность свою храни,

Тогда долиной пустоты для Поднебесной станешь ты.

Долиною для Поднебесной став, ты не лишишься этого вечного обретения. Тогда ты вновь вернешься к состоянию младенца.

Знай белое свое и черное[7] свое блюди,

Тогда бессменным образцом для Поднебесной станешь ты.

Когда ты станешь образцом для Поднебесной, Благая Сила-Дэ у тебя не убудет и ты снова вернешься к Беспредельному.

Знай славу свою и позор свой храни,

Тогда ложбиною пустой для Поднебесной станешь ты.

Ложбиной пустоты для Поднебесной став, Ты сделаешь {с. 152} достаточной свою Благую Силу-Дэ и вновь вернешься к изначальной простоте-первозданности.

Первозданность рассеивается, и появляются орудия.

Совершенные мудрецы используют их и становятся начальниками чиновников.

Поэтому Великий Порядок не может понести ущерб.

 

 

Если кто-либо возжелает овладеть Поднебесной, то я знаю, что он не возьмет ее.

Поднебесная – божественный сосуд, и нельзя воздействовать на нее.

Воздействующий на нее потерпит поражение, и хватающий ее потеряет ее.

Поэтому среди существ есть такие, которые идут вперед, есть и такие, что идут следом за ними; бывают существа, которые молчат, бывают существа, которые кричат; бывают сильные, бывают слабые; бывают надежно защищенные, бывают беззащитно обнаженные.

Поэтому совершенномудрый уходит от чрезмерности, уходит от избытка, уходит от излишества.

 

 

Тот, кто, обладая Дао-Путем, оказывает как советник помощь государю, оружие не применяет, дабы силой взять Поднебесную, ибо к нам возвращаются плоды деяний наших.

Там, где прошли войска, родится только терновник да репей колючий, а по пятам за войском следуют голодные годы.

Благому следующий полководец лишь цели должной достигает, и все. Не смеет брать он то, что взять лишь силой можно.

Он достигает только должной цели

и не гордится этим.

Он достигает только должной цели

и не воюет более.

{с. 153} Он достигает только должной цели

и не кичится этим.

Он достигает только должной цели

и не более того.

Он достигает только должной цели

и не творит насилий.

Когда живое существо сильно и крепко, но вдруг дряхлеет, говорят, что это результат утраты Дао.

Кто истинный теряет Дао-Путь, тот гибнет рано.

 

 

Оружие недоброго знамения вестник. Поэтому все существа оружие и брань всем сердцем ненавидят. Поэтому тот муж, что Дао обладает, его не применяет никогда.

Муж благородный, пребывая дома, ценит левую сторону[8], а применяя оружие, предпочитает правую.

Оружие недоброго знамения вестник. Оно не есть орудие благородных мужей. И только если нет иного выбора, его возможно применить. Муж благородный ценит всего превыше мир и покой. И даже коль в войне он побеждает, тому не радуется он нимало: ведь радоваться ей – то же самое, что наслаждаться убиением людей. А тот, кто наслаждается смертоубийством, не способен направить свою волю на благо Поднебесной.

Ведь когда празднуют нечто хорошее, то выбирают левую сторону, а когда оплакивают и скорбят, то выбирают правую. Вот почему генерал-адъютант слева, а главнокомандующий войском справа. Их расположение соответствует траурному ритуалу.

В войне погибло много людей, о них надо скорбеть, печалиться и плакать. А победу в войне достойно отмечать лишь погребальным ритуалом.

 

 

Дао-Путь постоянно и безымянно.

Хотя оно столь просто и так мало, никто в Поднебесной не смеет сделать его своим слугой. Если князья и цари {с. 154} смогут блюсти его, все сущее упокоится и умиротворится. Тогда Небо и Земля в согласии и гармонии пребудут, с небес прольется сладкая роса и весь народ без всякого приказа сам обретет равновесие.

Когда все вещи обрели раздельное существование, тогда установились имена. С тех пор как появились имена, необходимо Поднебесной познать, где следует остановиться в своих стремлениях. И зная, где остановиться, мы избегаем гибели и бедствий.

Ведь Дао-Путь для Поднебесной –

как море-океан для всех ручьев и рек.

 

 

Знающий людей – мудр.

Знающий самого себя – просветлен.

Побеждающий самого себя – могуч.

Знающий меру – богат.

Заставляющий себя идти вперед –

наделен волей.

Не теряющий своего места – долговечен.

Тот, кто умер, но не исчез, – долголетен.

 

 

Великий Путь, безбрежное Дао, повсюду растекается оно. Вот оно слева, но оно и справа. Все сущее, опираясь на него, рождается, но Дао им не обладает. Благие качества и свойства свои оно не выставляет напоказ для прославления, оно питает, пестует все сущее, но не становится над сущим властелином.

Когда мудрец в бесстрастии все время пребывает, он Дао даже в самом малом созерцает. Все сущее к нему стремится возвратиться, но не становится оно над ним владыкой. Его поэтому назвать Великим можно!

Поэтому и совершенномудрый до самого конца к величию нисколько не стремится.

Поэтому он может стать поистине великим!

 

 

{с. 155} 35

К тому, кто держит великий образ, стекается вся Поднебесная. Стекается, и ничто не причиняет ей вреда; она в покое, мире и благоденствии великом пребывает. Всюду радость и обильные яства, что путника влекут остановиться и их вкусить.

Когда Дао-Путь исходит из наших уст,

он пресен и лишен вкуса.

Смотришь на него – и не можешь узреть.

Слушаешь его – и никак не услышишь.

Используешь его – и никак не исчерпать его возможностей.

 

 

Если хочешь нечто сжать –

прежде растяни его.

Если хочешь нечто ослабить –

прежде усиль его.

Если хочешь нечто погубить –

прежде дай расцвести ему.

Если хочешь нечто отнять – вначале нечто дай.

Это и называют утонченной просветленностью:

Ведь мягкое и слабое побеждает сильное и крепкое.

Острое оружие Поднебесной ни в коем случае нельзя

показывать людям.

 

 

Дао-Путь постоянен, в недеянии он пребывает, но нет ничего, не сделанного им.

И если князья и цари умеют его блюсти, все сущее будет изменяться само по себе.

Но если, изменяясь, оно возжелает творить самочинно, я буду давить на него простотой первозданной. После того как я надавлю на него простотой первозданной, оно желать перестанет. Без вожделений оно обретет покой, и тогда Поднебесная исправится сама собой.

 

 

{с. 156}

ДЭ ЦЗИН

Канон Благой силы

 

Высшее Благо не благо, и благодаря этому оно наделено благом.

Низшее Благо не теряет блага,

и благодаря этому оно лишено блага.

Высшее Благо пребывает в недеянии,

и ему незачем действовать.

Низшее благо деятельно,

и оно имеет цель для своих деяний.

Высшее милосердие деятельно,

но ему незачем действовать.

Высшая справедливость деятельна,

и она имеет цель для своих деяний.

Высшее ритуальное благоговение деятельно, но ему не соответствует ничего во всем мире; поэтому следующие ритуалу тогда закатывают рукава до плеч и силой принуждают народ идти за ними.

Поэтому люди утрачивают Дао-Путь и обретают Благо; теряют Благо и обретают милосердие; теряют милосердие и обретают справедливость; теряют справедливость и обретают ритуальное благоговение.

Но ритуальное благоговение – свидетельство того, что у людей оскудевают преданность и верность слову. Поэтому оно – начало смуты. Предвидение будущего – не только цвет Дао-Пути, но и начало глупости.

Поэтому великий муж пребывает в том, что обильно, а не в том, что скудно. Он не пребывает в цветущих верхушках сущего. Отбрасывая то, берет он это.

 

 

Вот те, кто некогда причастны стали Одному:

Небо стало причастно Одному –

и очистилось,

{с. 157} Земля стала причастна Одному – и успокоилась,

Божественное стало причастно Одному –

и одухотворилось,

Долины стали причастны Одному –

и наполнились,

Все сущее стало причастно Одному –

и стало порождать,

Цари и князья стали причастны Одному –

и Поднебесная выправилась.

А вот что было бы в противном случае:

Не стало бы Небо чистым

и распалось бы на куски,

Не успокоилась бы Земля

и раскололась бы на части,

Не одухотворилось бы божественное

и истощилось бы немедленно,

Не наполнились бы долины

и пересохли бы тотчас,

Не стало порождать бы сущее

и тотчас бы погибло,

Не ценили бы цари и князья высокое

и были бы низложены внезапно.

Поэтому цените униженное, считая его корнем, поскольку для всего высокого низкое будет всегда основанием. Вот поэтому-то цари и князья и называют себя «сирыми», «одинокими» и «недостойными». Разве это не означает «считать униженное корнем»? Не так ли? Поэтому стремящийся быть владельцем многих колесниц остается без колесницы. И я не стремлюсь быть блестящим и сияющим, как яшма, а хочу быть столь же простым и незаметным, как простой булыжник.

 

 

Возвращение к самому себе – вот принцип движения Дао-Пути. Ослабление – вот в чем использование Дао-Пути. Все в Поднебесной сущее рождается из наличия, но само наличие рождается из отсутствия.

 

 

{с. 158} 41

Когда муж высшего ума о Дао слышит, то стремится с усердием осуществлять его.

Когда муж среднего ума о Дао слышит, то сомневается – то ли оно есть, то ли его и нет вовсе.

Когда муж низшего ума о Дао слышит, то над ним смеется громко! И если бы тот хохот не раздался, оно бы недостойно было Дао, Путем Великим, называться!

Поэтому попробую связать слова, чтобы сказать об этом: Прозрение Дао – словно омрачение, приближение к нему – словно отступление от него, ровная поверхность Пути – как кочки и ухабы; высшее Благо-Дэ – словно ложбина, белизна великая – как очернение; обширность Силы Благостной – как недостаток; утвержденная Благая Сила – словно ослабленная; незапятнанное существо истины – как загрязненное. Великий квадрат не имеет углов, великий сосуд изготовляется последним, голос великого звука столь утончен, великий образ не имеет телесной формы, и само Дао сокрыто в безымянности своей.

О, только Дао-Путь хорош бывает и вначале, и при завершении!

 

 

Дао рождает Одно.

Одно Двоих рождает.

Двое рождают Трех,

Трое рождают все сущее.

Все сущее носит на себе инь – силу темную и обнимает ян – силу светлую, так достигая гармонии энергий жизни и сил равновесия.

Теми именами, что люди так не любят: «сирыми», «одинокими», «недостойными» – цари и правящие князья сами себя зовут.

Поэтому таков существования принцип: вещь, умаляясь, возрастает, а возрастая – умаляется. Тому же я учу, чему все люди учат: «Насильник и тиран своей не умирает смертью».

Вот мудрость эту я и сделаю своим учителем.

 

 

{с. 159} 43

В Поднебесной предельно мягкое управляет предельно твердым.

А не имеющее наличия входит в плотное, не имеющее промежутков.

Вот и я обладаю знанием того, что польза проистекает из недеяния.

Бессловесное учение, польза недеяния – о, как мало в Поднебесной людей, которые могут этого достичь!

 

 

Слава или собственное тело –

что нам роднее?

Собственное тело или имущество –

о чем заботимся мы больше?

Обретение или утрата –

что уязвляет нас больнее?

Чем сильнее любовь, тем мучительнее утрата.

И чем больше храним, тем тяжелее потеря.

Знающий меру не узнает позора; знающий, когда надо остановиться, не попадет в беду.

Такой человек сможет стать долговечным!

 

 

Великое совершенство подобно ущербности,

но использование его не знает ограничений.

Великая полнота подобна пустоте,

но использование ее не знает предела.

Великая прямота подобна кривизне. Великая изощренность подобна неумелости. Великое красноречие подобно косноязычию.

Возбуждение преодолевает холод, покой преодолевает жар.

Чистота и покой – вот секрет исправления Поднебесной.

 

 

{с. 160} 46

Когда в Поднебесной есть Дао-Путь, кони спокойно унавоживают землю.

Когда в Поднебесной нет Дао-Пути, боевые кони родятся в предместьях.

Нет больше вины, чем страстям поддаться.

Нет больше беды, чем меры не знать.

Нет больше преступления, чем желание обладать.

Поэтому знающий меру сам является мерой; он всегда всему мера.

 

 

Не выходя со двора, я познаю Поднебесную. Не открывая окна, зрю я небесный Путь-Дао. Чем дальше мы ходим, тем меньше мы знаем.

Поэтому совершенномудрый никуда не ходит, но все знает.

Он ни на что не смотрит, но все постигает;

Он ничего не творит, но все свершает.

 

 

Кто следует учености, тот день за днем возрастает.

Кто следует Дао-Пути, тот день за днем умаляется: так достигает он недеяния. Он пребывает в недеянии, но нет ничего, им не сделанного.

Такой человек, дел никаких не делая, легко берет Поднебесную: ведь совершения дел недостаточно, чтобы взять Поднебесную.

 

 

Нет постоянного разума-сердца у совершенномудрого. Сердца всех людей Поднебесной образуют его разум-сердце.

Добрым людям я делаю добро, и злым людям я также делаю добро: Благая Сила преисполнена добра.

Достойным доверия я верю, и недостойным доверия я также верю: Благая Сила преисполнена доверия. Совершенный мудрец спокойно и мирно живёт в Поднебесной; все {с. 161} чаяния народа стекаются в его глаза и уши, и всех людей считает совершенномудрый детьми своими.

 

 

Рождаясь, чтобы жить, люди устремляются к смерти.

Учеников жизни – трое из десятка. Учеников смерти – трое из десятка. Тех людей, что рождены для жизни, но стремятся в царство смерти, – трое из десятка.

И по какой причине это?

По той причине, что жадны до жизни люди.

Я слышал, что умеющий жизнь свою беречь, идя по суше, не столкнется с тигром или носорогом, а вступая в войско, может он не опасаться оружия и лат. Ведь носорогу некуда свой рог вонзить, тигру некуда когти свои запустить, оружию некуда клинок вонзить.

И по какой причине это?

По той причине, что для таких людей не существует царства смерти.

 

 

Дао-Путь все порождает.

Благая Сила-Дэ все вскармливает.

Вещественность все оформляет.

Сила все доводит до свершения.

Таким образом, среди всего сущего нет ни одного существа, что не почитало бы Дао-Пути и не ценило бы Благой Силы-Дэ.

Дао-Путь почитаем, а Благая Сила-Дэ ценима потому, что никому они не отдают велений, но постоянно пребывают в самоестественности свободной.

Поэтому Дао-Путь всё порождает, Благая Сила-Дэ все вскармливает.

Они все взращивают и все пестуют, все завершают и все до зрелости доводят; они все выхаживают и все собою покрывают; рождают, но не обладают; вершат, но преднамеренно не замышляют своих свершений; взращивают все, но не господствуют над ним.

Вот что такое Сокровенная Благая Сила-Дэ!

 

 

{с. 162} 52

У Поднебесной есть начало, и оно – Мать Поднебесной. И тот, кто знает Мать, знает и дитя ее. А тот, кто знает дитя ее, тот может блюсти и Мать. Тогда до самой смерти он не узнает никаких несчастий.

О, заслони свои отверстия, запри свои врата, и до конца жизни не будешь изнурен. А того, кто отверзает свои отверстия и вмешивается во все дела на свете, не спасет ничто, пока он не умрет.

Того, кто созерцает мельчайшее, зовут просветленно-мудрым. Того, кто блюдет мягкое, зовут сильным.

Используй свой свет – и возвратишься к просветленности, а также не подвергай себя невзгодам – это называют «упражнением в постоянстве».

 

 

Если бы я знанием обладал,

то шел бы по Великому Пути.

Единственное, чего я боюсь,

это сбиться с пути.

Великий Путь сокрыт и неуловим,

но народ ему предпочитает тропы.

Если при дворе роскошествуют, то поля покрываются сорняками и пустеют амбары. Знать одевается в одежды из узорчатых тканей, носит у пояса острые мечи, вкушает только изысканные яства и увеличивает имущество свое сверх всякой меры.

Это называется разбоем и бахвальством.

О, это не истинный Путь!

 

 

Умеющего стоять – не опрокинуть. Из обхвата умеющего обхватить – не высвободиться. Жертвоприношения предкам, приносимые детьми и внуками такого умельца, никогда не оскудеют.

{с. 163} Кто это умение в себе совершенствует,

у того Благая Сила станет истинной.

Кто это умение в семье совершенствует,

у того Благая Сила станет обильной.

Кто это умение в селении совершенствует,

у того Благая Сила станет взращенной.

Кто это умение в государстве совершенствует,

у того Благая Сила станет превеликой.

Кто это умение во всей Поднебесной совершенствует,

Благая Сила того распространится повсюду.

Поэтому если я посредством себя самого буду зреть себя, если я посредством семьи буду зреть семью, если я посредством селения буду зреть селение, если я посредством государства буду зреть государство, если я посредством Поднебесной буду зреть Поднебесную, то откуда я узнаю, что Поднебесная именно такова?

Именно из этого созерцания.

 

 

Того, кто крепко держится за Силу-Дэ благую, сравню я с новорожденным младенцем. Пчелы, пауки и змеи ядовитые его не жалят. Хищные звери его не тронут,