Глава двадцатая Ксенофилиус Лавгуд
Г арри не ждал, что гнев Эрмионы усохнет за ночь, и поэтому не удивился, что на следующее утро она общалась в основном презрительными взглядами и нарочитым молчанием. В ответ Рон принимал в её присутствии неестественно унылый вид, как явный знак непрекращающегося раскаяния. В итоге, когда они все трое были рядом, Гарри чувствовал себя как на бедняцких похоронах, где он единственный не был штатным плакальщиком. В те же немногие минуты, когда Рон оказывался вдвоём с Гарри (отправляясь за водой или обшаривая подлесок в поисках грибов), он становился весёлым до неприличия. – Кто-то помогает нам, – всё повторял он, – кто-то послал ту олениху, кто-то на нашей стороне, одной Сути крышка, дружище! После сокрушения медальона они с обновлённой уверенностью пустились обсуждать возможное местонахождение остальных Разделённых Сутей, пусть они уже столько раз обсуждали это раньше. Гарри был полон надежд, уверенности, что за первым прорывом последуют и другие. Надутый вид Эрмионы не мог испортить его лучезарного настроения: неожиданный взлёт их удачи, появление загадочной лани, обретение меча Гриффиндора и, самое главное, возвращение Рона – Гарри был так счастлив, что с огромным трудом поддерживал строгость на лице. Ближе к вечеру они с Роном опять сбежали от сулящего грозы общества Эрмионы и, под предлогом сбора в голых кустах несуществующей черники, продолжили нескончаемый обмен новостями. Гарри наконец смог рассказать Рону полную историю своих с Эрмионой странствий, вплоть до полной версии событий в Годриковой Лощине; теперь Рон посвящал Гарри во всё, что он за недели своего отсутствия разузнал о широком волшебном мире. –…и как вы узнали про Табу? – спросил он Гарри, после рассказа об отчаянных попытках магглорождённых ускользнуть от Министерства. – Про что? – Вы с Эрмионой прекратили называть Сам-Знаешь-Кого по имени! – Ах, да! Ну, просто подцепили дурную привычку, – сказал Гарри. – Но для меня не проблема назвать его Вол… – НЕТ! – взревел Рон, так, что Гарри отскочил в кусты, а Эрмиона (у входа в палатку, носом в книгу) скривилась, глядя на них. – Прости, – Рон помог Гарри выпутаться из ежевики, – но это имя заклято, Гарри, они так народ выслеживают! Если произнести это имя, ломаются защитные чары, получается что-то вроде магической встряски… это вот так они нашли нас на Тоттенхэм Корт! – Потому что мы говорили его имя? – Точно! И надо отдать им должное, умно придумано. Ведь только люди, которые всерьёз готовы ему противостоять, ну как Дамблдор, решаются его говорить. Вот они и сделали это имя Табу, всякий, кто его скажет, оставит след… простенький способ вычислять членов Ордена! Они чуть не схватили Кингсли… – Ты серьёзно? – Ага, Билл говорит, на него насела куча Пожирателей Смерти, но он пробился. Он сейчас в бегах, совсем как мы. – Рон задумчиво почесал подбородок кончиком палочки. – Как ты считаешь, это не Кингсли послал ту лань? – Его Покровитель – рысь, помнишь, мы на свадьбе видели? – Ох да… Они ещё прошли по кустам, подальше от палатки и Эрмионы. – Гарри… ты не считаешь, что это мог быть Дамблдор? – Дамблдор что? Рон, с немного смущённым видом, тихо сказал: – Дамблдор… ну, лань? Я имею в виду, – Рон следил за Гарри краешком глаза, – настоящий меч был у него последнего, так ведь? Гарри не стал смеяться над Роном, потому что слишком хорошо понял, почему тот запнулся, задавая вопрос. Мысль, что Дамблдор сумел вернуться к ним, что он приглядывает за ними, была невыразимо успокаивающей. Он помотал головой. – Дамблдор мёртв, – сказал он. – Я видел, как это было, я видел тело. Он определённо умер. И вообще, его Покровитель – феникс, не лань. – Покровители же меняются, почему этот не может? – сказал Рон. – У Тонкс ведь изменился, разве не так? – Ага, но если Дамблдор живой, почему он не показывается? Почему он просто не вручил нам меч? – Без понятия, – сказал Рон. – Может, потому же, почему он не отдал тебе меч, пока был жив? Потому же, почему он оставил тебе старый Снитч, а Эрмионе – книжку детских сказок? – Так почему? – спросил Гарри, поворачиваясь лицом к лицу с Роном; ему отчаянно был нужен ответ. – Ну не знаю, – сказал Рон. – Иногда мне казалось, когда мне было хреновато, что он просто шутил… или хотел сделать всё ещё покруче. Но я больше так не думаю, совсем. Он знал, что делал, когда дал мне Гасилку, так ведь? Он… – уши у Рона стали ярко-красными; сам он, казалось, был поглощён созерцанием пучка травы, который он шевелил ногой, –…ну, он, должно быть, знал, что я от вас сбегу. – Нет, – поправил его Гарри, – он должен был знать, что ты всегда захочешь вернуться. Рон был явно благодарен за это, но всё равно оставался подавленным. Отчасти чтобы сменить тему, Гарри сказал: – Кстати, о Дамблдоре. Ты слышал, что о нём Москита написала? – Ещё бы, – сразу ответил Рон. – Об этом кругом много говорили. К'нешно, иди всё по-другому, это были бы забойные новости – Дамблдор в корешах с Гринделвальдом, но сейчас это – для тех, кто не любил Дамблдора – только повод посмеяться, а для всех тех, кто считал его классным парнем, это вроде пощёчины. По мне же, это всё не так уж важно. Он же тогда был совсем молодой… – Нам ровесник, – сказал Гарри, точно так же, как он возразил Эрмионе, и что-то в его лице заставило Рона догадаться, что продолжать эту тему не стоит. В кусту ежевики перед ними сидел, в середине промёрзшей паутины, большой паук. Гарри нацелился в него палочкой, которую Рон дал ему прошлой ночью, и которую позже Эрмиона соблаговолила исследовать и определить, что она сделана из тёрна. – Энгоржио. Паук вздрогнул и чуть-чуть закачался в паутине. Гарри попробовал ещё раз. Теперь паук чуть-чуть увеличился. – Прекрати, – отрывисто сказал Рон, – извиняюсь, что сказал, что Дамблдор был молодой, лады? Гарри забыл Ронову ненависть к паукам. – Прости… Редуцио. Паук не уменьшился. Гарри посмотрел на терновую палочку. Сегодня у него каждое простенькое заклинание, которое он пытался с её помощью совершить, выходило слабее, чем те, которые он творил со своей фениксовой палочкой. Эта, новая, ощущалась навязчиво чужой, как если бы к запястью были пришиты чьи-то ладонь с пальцами, вместо своих. – Тебе просто нужна практика, – сказала Эрмиона, которая бесшумно подошла к ним сзади, и теперь с тревогой наблюдала, как Гарри пытается увеличивать и уменьшать паука. – Тут, Гарри, всё дело в уверенности. Гарри понял, почему ей хочется, чтобы у него всё было в порядке: она продолжала чувствовать себя виноватой, из-за поломки его палочки. Он прикусил ответ, готовый сорваться с его губ, что если дело, по её мнению, не в палочке, то она может терновую палочку забрать себе, а ему отдать свою. Но, страстно желая, чтобы все они снова стали друзьями, он согласился; но когда Рон на пробу улыбнулся Эрмионе, она ушла, задрав нос, и снова скрылась за книгой. Когда стемнело, все трое вернулись в палатку, и Гарри пошёл караулить, в первую вахту. Сидя перед входом, он терновой палочкой пробовал заставить летать мелкие камешки у себя под ногами; но магия получалась по-прежнему не такой сильной, как раньше, и какой-то неуклюжей. Эрмиона лежала на койке и читала, а Рон, после многих нервных взглядов на неё, вынул из рюкзака маленький радиоприёмник в деревянном корпусе и стал пытаться его настроить. – Тут есть одна программа, – сказал он Гарри, понизив голос, – которая даёт новости, какие они есть. Все остальные на стороне Сам-Знаешь-Кого, и рулят вслед за Министерством, но вот эта… погоди, это надо слышать, это здорово. Только она бывает не каждую ночь, им приходится менять место, чтобы их не засекли, и чтобы настроиться, нужен пароль… Беда в том, что последний раз я его прозевал… Он легонько барабанил палочкой по приёмнику и наугад шептал всякие слова. То и дело он незаметно взглядывал на Эрмиону, очевидно опасаясь взрыва негодования, но она обращала на него внимания не больше, чем если бы его тут вообще не было. Так минут с десять Рон барабанил и бормотал, Эрмиона переворачивала страницы, а Гарри продолжал упражняться с терновой палочкой. Наконец Эрмиона слезла с койки. Рон тут же перестал стучать. – Если тебе мешает, я не буду, – нервно сказал он Эрмионе. Эрмиона не снизошла до ответа, но направилась прямо к Гарри. – Нам надо поговорить, – объявила она. Гарри посмотрел на книгу, которую она держала: Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора. – О чём? – спросил он с дурным предчувствием. В его голову влетела мысль, что ведь в книге есть глава о нём; а он не был уверен, что рвётся прослушать Ритину версию своих отношений с Дамблдором. Но ответ Эрмионы оказался совершенно неожиданным: – Я хочу отправиться повидать Ксенофилиуса Лавгуда. Гарри уставился на неё: – Не понял? – Ксенофилиус Лавгуд, отец Луны. Я хочу пойти поговорить с ним! – Э… зачем? Она глубоко вздохнула, словно брала себя в руки, и сказала: – Из-за этого знака, знака из Барда Бидла. Посмотри сюда! Она сунула Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора под нос не особенно желающему смотреть Гарри, и он увидел фотографию письма Дамблдора Гринделвальду, написанного тонким, лёгким Дамблдоровым почерком. Гарри было отвратительно видеть бесспорное доказательство того, что Дамблдор действительно писал эти слова, Что это не выдумка Риты. – Подпись! – сказала Эрмиона. – Гарри, взгляни на подпись! Он повиновался. Какое-то мгновение он совершенно не понимал, о чём говорит Эрмиона, но, присмотревшись внимательнее при свете своей палочки, он увидел, что Дамблдор заменил А в «Альбусе» крошечным повторением того же треугольного значка, что был нарисован в Сказаниях Бидла, Барда. – Э… вы о чём…? – спросил Рон на пробу, но Эрмиона раздавила его взглядом и отвернулась к Гарри. – Он всё время выныривает, этот значок, – продолжила она. – Я знаю, Виктор считает его знаком Гринделвальда, но он определённо был на той старой могиле в Годриковой Лощине, а даты на камне – они намного раньше того, как Гринделвальд появился! А теперь это! Ну, Дамблдора или Гринделвальда нам не спросить, что он означает – я даже не знаю, жив ли ещё Гринделвальд – но мистера Лавгуда спросить можно. Он носил этот символ на свадьбе. Гарри, я уверена, что это очень важно! Гарри ответил не сразу. Он смотрел в её напряжённое, воодушевлённое лицо, потом в окружающую темноту, и думал. После долгого молчания он сказал: – Эрмиона, нам не нужна ещё одна Годрикова Лощина. Мы уговорили себя пойти туда, и… – Но он всё время попадается, Гарри! Дамблдор оставил мне Сказания Бидла, Барда, откуда ты знаешь, что он не предназначил нам разузнать про этот знак? – Опять двадцать пять! – сказал Гарри с лёгким раздражением. – Мы пытаемся убедить себя, что Дамблдор оставил нам тайные знаки и ключи… – Гасилка оказалась очень даже полезной, – подал голос Рон. – Я считаю, Эрмиона права, я считаю, нам нужно пойти повидаться с Лавгудом. Гарри послал ему мрачный взгляд. Он был совершенно уверен, что Ронова поддержка Эрмионы никак не связана с его намерением выяснить смысл треугольной буковки. – Это не будет, как в Годриковой Лощине, – добавил Рон. – Лавгуд на твоей стороне, Гарри, Экивокер всегда был за тебя, в нём всё время говорится, что каждый должен тебе помогать! – Я уверена, что это важно! – сказала Эрмиона с воодушевлением. – Но вы не думаете, что, будь это так, Дамблдор не сказал бы мне об этом, до того, как умер? – Может… может, это что-то такое, что нужно отыскать самому, – сказала Эрмиона, чем-то напоминая того утопающего, что цепляется за соломинку. – Ага, – заискивающе сказал Рон, – это всё проясняет. – И не думает, – огрызнулась Эрмиона, – но я по-прежнему считаю, что мы должны поговорить с мистером Лавгудом. Символ, который связывает Дамблдора, Гринделвальда и Лощину Годрика? Гарри, я уверена, что мы должны разузнать об этом! – Думаю, нам нужно проголосовать, – сказал Рон. – Кто за то, чтобы пойти увидеть Лавгуда… Его рука взлетела в воздух раньше, чем рука Эрмионы. Поднимая руку, Эрмиона с подозрением поджала губы. – Подавляющее большинство, Гарри, извини, – сказал Рон, хлопнув Гарри по спине. – Прекрасно, – сказал Гарри, наполовину с восхищением, наполовину с раздражением. – Только, когда мы повидаем Лавгуда, давайте попробуем поискать ещё и Разделённые Сути? Кстати, где этот Лавгуд живёт? Кто-нибудь из вас знает? – А, где-то недалеко от моего дома, – сказал Рон. – Где точно, не знаю, но когда мама с папой его упоминали, они всегда показывали на холмы. Найти будет не трудно. Когда Эрмиона вернулась на свою койку, Гарри перешёл на шёпот: – Ты согласился только затем, чтобы попытаться залезть в список её симпатий? – В любви и на войне все средства хороши, – радостно заявил Рон, – а тут по кусочку и того, и другого. Взбодрись, это ж Рождественские каникулы, Луна дома! С продуваемого ветром склона холма, куда они телепортировали на следующее утро, им открылся великолепный вид деревни Оттери Сент-Кэтчпол. С высоты, с которой они смотрели, деревня походила на коллекцию игрушечных домиков под широкими полосами света, протянувшимися к земле в разрывы между облаками. Минуту или две они стояли, глядя в сторону Норы, прикрывая глаза руками от солнца, но всё, что они могли разглядеть, это высокие деревья сада, обеспечивающие защиту маленького кривобокого дома от глаз магглов. – Странно как-то, быть так близко, и не зайти, – сказал Рон. – Ну, не похоже, чтобы ты Нору давно не видел. Ты был там на Рождество, – холодно сказала Эрмиона. – Не был я в Норе! – ответил Рон со смехом, словно сам себе не верил. – Ты что думаешь, я отправился туда и всё им рассказал, как от вас ушёл? Ага, Фред и Джордж этим бы восхитились. И Джинни, она бы точно всё поняла. – Так где ж ты тогда был? – спросила удивлённая Эрмиона. – В новом доме Билла и Флёр. В коттедже «Раковина». Билл никогда не был ко мне строгим. Он… он не был рад, когда услышал, что я сделал, но он меня этим не доставал. Он понимал, что мне было по-настоящему жаль. Больше никто из родных не знал, что я там. Билл сказал маме, что они с Флёр не придут на Рождество домой, потому что хотят провести его вдвоём. Понимаете, первый праздник после женитьбы. Я не думаю, что Флёр переживала. Вы знаете, как она ненавидит Селестину Ворбек. Рон повернулся спиной к Норе. – Попробуем пойти туда, – сказал он, и пошёл первым через вершину холма. Они шли час за часом, Гарри, по настоянию Эрмионы, под Плащом-невидимкой. Гряда низких холмов оказалась необитаемой, там был только один домишко, и тот пустой. – Как вы думаете, это их дом, а они уехали на Рождество? – сказала Эрмиона, вглядываясь сквозь окно с геранями на подоконнике в маленькую опрятную кухню. Рон фыркнул: – Послушай, у меня такое чувство, что когда ты заглянешь в окошко к Лавгудам, так сразу скажешь, кто там живёт. Попробуем проверим вон те холмы. И они телепортировали на несколько миль севернее. – Ага! – заорал Рон сквозь ветер, трепавший их волосы и одежду. Рон указывал вверх, на вершину холма, на склоне которого они очутились; там столбом поднимался в небо дом самого необычного вида, огромный чёрный цилиндр с висящей на нём сзади луной, призрачной на вечернем небе. – Это должен быть дом Луны, кто ещё будет жить в таком? Выглядит, как здоровенная ладья![4] – Ничего похожего на лодку, – сказала Эрмиона, хмурясь на башню. – Я говорю о шахматной ладье, – пояснил Рон. – Ну, туре. У Рона были самые длинные ноги, и он дошёл до вершины холма первым. Когда Гарри и Эрмиона догнали его, задыхаясь и прижимая руки к рёбрам, то увидели, как он ухмыляется. – Ихний дом, – сказал Рон. – Глядите. К сломанным воротам были приколочены три рукописные объявления.
Первое гласило:
Популярное: Почему двоичная система счисления так распространена?: Каждая цифра должна быть как-то представлена на физическом носителе... Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация... Почему стероиды повышают давление?: Основных причин три... ©2015-2024 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (412)
|
Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку... Система поиска информации Мобильная версия сайта Удобная навигация Нет шокирующей рекламы |