М.С. Щепкин в роли Городничего

Самым значительным созданием Щепкина был гоголевский Городничий. «В «Ревизоре» Щепкин опять является русским человеком, но уже совсем другого тона, чем Фамусов. Он играет городничего, Сквозника-Дмухановского. <…> Во всех приемах его не видно никакой важности, хоть он и величает себя иногда «градоправителем»; напротив, все помышления его, казалось, обращены только на то, чтоб собрать поболее доходца от хлебного местечка, им занимаемого, а потом выпутаться как-нибудь из беды, неожиданно над ним разразившейся. Он хлопочет и суетится только в первом акте, при внезапном слухе о прибытии ревизора; отчаяние его и безнадежность обнаруживают всю обширность его мошенничества и всю бесхарактерность его мелкой души;он, кажется, весь растерялся, не знает сам, что говорит, что делает, так что жалко смотреть на него.Во втором акте, при свидании с мнимым ревизором, он потерял уже и последнее присутствие духа и похож на человека, приговоренного к казни: боится слово вымолвить, боится сделать лишний шаг, не понимает даже, что это могло бы показаться подозрительным ревизору; едва смеет предложить ему деньги и квартиру у себя в доме, когда тот уже подается на деньги, и под конец сам еще не доверяет своему счастью. В третьем и четвертом актах… он ходит как будто еще отуманенный от своего внезапного благополучия; у него заметно одно только чувство, которым обнаруживается в нем жизнь, - это чувство благоговения к Хлестакову; на Хлестакова он только и смотрит; его только и слышит; за ним только и ходит. Наконец, в пятом акте, по отъезде ревизора, он торжествует, призывает к себе тех, которые осмелились жаловаться на него ревизору, и дает им почувствовать свою силу.

Он немного горячится с ними, - да и для чего ему горячится? Он теперь сделался тестем человека, который присутствует в государственном совете, играет в карты с министром и чуть было не сделался вице-канцлером! Он уже уверен, что допечет купцов, дерзнувших подать жалобу на его притеснения: о других выгодах от знатного родства он и не помышляет, слегка только упоминает о «кавалерии через плечо», - а главное-то ему добраться до купца Абдулина, чтобы тот не смел «отбояриться от него балычком или головою сахара…». Одним словом, всю роль свою Щепкин вел с таким совершенством, какого можно только ожидать от актера. Кажется, что Гоголь с него списывал своего городничего, а не он выполнял роль, написанную Гоголем. <…>

Александринский театр // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». 1838 30 апреля. № 18. С. 354-355 / Цит. по Хрестоматия по истории русского актерского искусства конца XVIII -первой половины ХIХ веков / Сост. Владимирова Н.Б., Кулиш А.П. - СПб.: СПГАТИ, 2005. С. 500-501.

***

«Итак, 17 мая мы пошли смотреть «Ревизора». Городничего играл Щепкин … Этот первый акт, который всегда как-то не удавался ему, был у него на этот раз чудом совершенства… Актер понял поэта: оба они не хотят делать ни карикатуры, ни сатиры, ни даже эпиграммы; но хотят показать явление действительной жизни, явление характеристическое, типическое».

(1838) Белинский В.Г. Московский театр // Белинский В.Г. О драме и театре М.: Искусство. В двух томах. Том первый: 1831-1840. Полн. собр. соч. Т.1. 1983. С. 179.

***

«Щепкин – художник, и потому для него изучить роль не значит один раз приготовиться для нее, а потом повторять себя в ней: для него каждое новое представление есть новое изучение. Он всегда играл городничего превосходно, но теперь становится хозяином в этой роли играет ее все с большею свободою. Его игра творческая, гениальная. Он не помощник автора, но соперник его в создании роли».

(1838) Белинский В.Г. Петровский театр // О драме и театре М.: Искусство. В двух томах. Том первый: 1831-1840. Полн. собр. соч. Т.1. 1983. С. 226.

***

«Итак, на первом плане - городничий. Знаменитый артист так понял ее комический пафос, так вошел в сокровеннейшие изгибы совести градоправителя, что иного Сквозняка-Дмухановского почти нельзя себе вообразить. Неподдельный пафос, одушевляющий комика, заставляет зрителя забывать даже, что средства начинают изменять артисту, хотя нельзя, конечно, совершенно скрывать от себя это обстоятельство, с которым невольно соединяется печальный вопрос: кто для Москвы может заменить в этой роли М.С. Щепкина? Увы! На этот вопрос покамест еще нет сколько-нибудь удовлетворительного ответа, и даже все попытки сыграть городничего иначе, нежели играет его Щепкин, оказывались, по нашему мнению, до сих пор чрезвычайно слабыми. И очень ясно, почему это так: когда известная роль только изучена и отделана артистом, тогда нетрудно изучить ее так же и отделать иначе, но когда вся личность отлита зараз, цельно, полно – тогда только равное гениальное дарование может отважиться на пересоздание. А городничий в полном смысле отлит зараз Щепкиным, отлит, как отлиты даже им самим немногие роли, как Михайло Чупрун в «Москале чаривнике», как Утешительный в «Игроках», как Гарпагон в мольеровском «Скупом» <…> Все живет тут и осязательно является перед зрителями, что хотел сказать великий поэт, - и лицемерие, и преступность, и загрубелость нравственная, и злость человека <…>

Осип, созданный Садовским, не только стоит в уровень с городничим, но даже задуман и выполнен едва ли не проще и не правдивее.Щепкин, несмотря на поразительные по необыкновенной верности черты своей игры, еще как будто бы говорит иное для публики, еще позволяет себе иногда некоторую форсировку, впрочем для того, может быть, чтобы яснее дать понять то, что он сам так глубоко и верно понимает, одним словом, допускает еще лиризм в своей игре. Садовский весь отдан роли… <…> Иголочки нельзя подпустить под эту маску – того и гляди коснешься живого тела: так срослась маска с телом. Осип заслоняет все остальное, заслоняет даже, когда он на цене, и городничего <…>

Что касается до «Женитьбы», то <…> В Кочкареве проявляется слабая сторона высокого таланта нашего комика: отвлеченно Кочкарев понят им прекрасно, но личности не выходит <…>. Что касается, наконец, до « Игроков», то здесь опять заслоняет всех Садовский в маленькой роли Замухрышкина – всех, кроме М.С. Щепкина, превосходного в роли Утешительного».

Григорьев А.А. Летопись Московского театра // А.А. Григорьев. Театральная критика. Л.: Искусство. 1985. С. 117-119, 124, 125, 126.

***