Воскресенье, 27 октября

 

Пандора оказалась права: призвали резервистов из докторов и медсестер. Британия – на пороге войны.

Вечером позвонил Маргаритке.

 

Трубку сняла ее мать.

– Нетта Крокус у телефона.

Попросил позвать Маргаритку, но Нетта сказала:

– Она на чердаке, и я туда не полезу, не осмелюсь ее потревожить.

Она произнесла это так, будто Маргаритка – безумная жена мистера Рочестера.

 

Начал упаковывать вещи. Грузовик мне не понадобится. Все содержимое моей жизни, с книгами и одеждой, уместится в багажнике машины-универсала.

 

Понедельник, 28 октября

 

Встал в 6.30 и сел на автобус из Эшби-де-ла-Зух в Лестер. Приятно, однако, сидеть впереди и любоваться сельскими пейзажами за окном. И пока я ехал, мне хватило времени обдумать свою жизнь. Где я хочу оказаться через десять лет? Хочу ли я снова жениться и завести детей? Или я должен целиком посвятить себя публикации моей книги?

Надиктовал письмо Клэр Шорт^[9] на профессиональный карманный диктофон «Филипс-398».

 

Уважаемая Клэр.

Прошу прощения, что обращаюсь к Вам по имени, но Вы столь дружелюбны и так легко сходитесь с людьми, что я уверен: Вы не обидитесь. Не согласитесь ли Вы приехать в Лестер и дать интервью для моей новой книги «Слава и безумие». Главная идея моей книги заключается в том, что все знаменитости в конечном счете сходят с ума и начинают считать себя сверхлюдьми.

Я не могу выплатить гонорар или оплатить расходы, но Вы наверняка получаете достаточное вознаграждение за выполнение своих министерских обязанностей. Меня устраивает вторая половина дня в воскресенье.

Будучи человеком честным и прямым, Вы, надеюсь, не станете возражать против откровенных высказываний в Ваш адрес. Шарфики, к которым Вы пристрастились в последнее время, производят не столь блестящее впечатление, как Вы, возможно, думаете. На мой взгляд, только француженки умеют носить шарфики. Почему бы Вам не купить французский «Вог», когда Вы в следующий раз будете пробегать мимо журнального киоска.

С нетерпением жду ответа.

Остаюсь, мадам, Вашим покорным и преданным слугой.

А. А Моул.

 

Когда я выходил из автобуса, одна из пассажирок бросила мне вдогонку:

– Насчет шарфиков в самую точку попали.

 

Вторник, 29 октября

 

Луна в последней четверти.

Сегодня в магазине появилась Шарон Ботт. Прикатила в Эванс за нарядом для парада Гленна. Шарон доставала из сумки просторные одеяния и кокетливо прикладывала их к себе. Розовый пиджак мог бы украсить бегемота, а брюки с широченными штанинами запросто налезли бы на слона.

Представил Шарон мистеру Карлтон-Хейесу – вот они и встретились, две стороны моей натуры. Шарон Ботт, мать моего первенца, незаконнорожденного Гленна, олицетворяет алчность и слабость моей плоти, а мистер Карлтон-Хейес воплощает мое интеллектуальное и рассудочное «я».

Шарон оглянулась вокруг:

– Ой, скоко книжек!

И хихикнула, словно мы с мистером Карлтон-Хейесом разбазариваем свое время на легкомысленное и пустое занятие.

Я сказал, что Гленн пригласил нас на вечеринку в пятницу отпраздновать завершение начального курса боевой подготовки.

– Придется возвращаться за полночь, – посетовала она.

Я ответил, что не собираюсь ехать из Суррея ночью, поскольку плохо вижу в темноте, и предложил переночевать в гостинице.

Шарон чуть в обморок не упала от счастья.

– Гостиница! – вскрикнула она. – Супер! – Затем лицо ее омрачилось. – Но, Ади, мне нечем заплатить за гостиницу. Да и боюсь я спать в номере одна.

 

Я не отпустил ее, пока не уговорил купить стопку книг Барбары Картленд, от которых мистер Карлтон-Хейес давно мечтал избавиться.

Потом позвонил Лесу справиться насчет машины.

– Человечек все еще в моторе, – сказал Лес.

 

Среда, 30 октября

 

Опять еду на автобусе.

Сегодня утром звонил Лесу. Он сказал, что человечек либо помер, либо сбег.

На заднем плане раздался хриплый мужской гогот.

– То есть вы починили машину и я могу ее забрать? – уточнил я.

– Сейчас она на полевых испытаниях, – ответил механик. – Приезжайте часиков в пять.

 

В 3 часа пополудни мы с мистером Карлтон-Хейесом оформляли витрину – на тему Ближнего Востока. Подняв глаза, я увидел, что на стоянке для инвалидов припарковалась моя машина, из нее вылез юнец в спецовке и направился в магазин «Солдатский сундучок».

Я тут же набрал номер Леса. Тот пустился в объяснения, мол, одному из его парней шепнули, что в Лестер завезли новую модель кроссовок «Адидас» и надо поторопиться, ведь кто поспел, тот и съел.

– Да будет вам, мистер Моул. Ведь и вы когда-то были молодым.

Я холодно уведомил, что мне тридцать четыре.

– Тогда извиняйте, – сказал Лес. – Я-то думал, вы много старше.

Похоже, работа с антиквариатом преждевременно меня состарила.

 

Забрал машину после работы. Лес взял с меня 339 фунтов минус бензин, потраченный на поездку в «Солдатский сундучок». Расплатился с ним по карточке «ВИЗА».

– Я вам забесплатно дам освежитель воздуха, пахнет рождественской елкой, – попытался задобрить меня Лес.

С трудом выдавил «спасибо».

 

Весь вечер пытался забронировать три дешевых гостиничных номера в окрестностях «Тыловика», но в наличии имелись только безбожно дорогие люксы. Пришлось заказать два двухместных номера, один для родителей и один для себя и Шарон Ботт. Если понадобится, буду спать на полу Гостиница называется «Курорт Лендор».

 

Позвонил Пандоре, застав ее в тот момент, когда она собиралась идти голосовать по законопроекту о рабочем режиме членов парламента.

– Чего тебе? – прорычала она.

Я сказал, что если она натолкнется на Тони Блэра, пусть напомнит ему, что он все еще не ответил на мои письма.

– Так, я спешу, – оборвала меня Пандора.

Спросил, поддерживает ли она новый законопроект о рабочем времени или выступает против.

– Конечно, против! Изменить рабочие часы хотят только мамочки и папочки, которым, видите ли, необходимо лично укладывать своих деток баиньки. – И сурово добавила: – Всех парламентских баб надо стерилизовать сразу после вступления в должность.

 

November

 

 

Пятница, 1 ноября

 

День всех святых.

День, когда мой сын Гленн стал настоящим солдатом.

 

Суббота, 2 ноября

 

Вчера проснулся на рассвете, принял душ, заварил чай, отнес родителям. На тумбочке у кровати отца заметил бутылку вина и два бокала. Телевизор работал со вчерашнего вечера. Долго не мог их разбудить.

Даже забеспокоился, а вдруг они оба одновременно впали в кому, ведь бывают такие удивительные совпадения.

Велел им поторопиться. Отъезд назначен на 8.30, поскольку по дороге мне надо забрать костюм из химчистки, а потом заехать на другой конец города за Шарон.

Закрывая дверь спальни, услышал голос отца:

– Чур, я сижу впереди рядом с Адрианом.

 

У дома Шарон нас встретил ее новый сожитель – малый двадцати семи лет, звать Райан, вышел на крыльцо и уставился на машину. К груди он прижимал очередного младенца Шарон.

Тут в дверях появилась Шарон, в руках она держала: большой чемодан, сигарету, дамскую сумочку, черную бархатную шляпку зонтик, косметичку и перчатки.

– Господи! – прошептал отец. – Она как из того стишка про даму с картонкой и собачонкой.

Я вышел из машины и открыл багажник.

Ко мне приблизился Райан:

– Когда ты ее завтра привезешь?

Это зависит от погоды и плотности дорожного движения на магистралях, ответил я.

– Она должна вернуться к 12.30. У меня концерт в «Купер-хаус».

Его послушать, так он известный музыкант, за которого дерутся все телестудии Британии, но я-то знаю, что Райан зарабатывает шестнадцать фунтов в месяц, развлекая обитателей дома престарелых «Купер-хаус» песнями Веры Линн.

 

Дорога до казарм «Тыловик» заняла больше времени, чем я рассчитывал, поскольку мои пассажиры чуть ли не каждую минуту требовали остановиться, чтобы покурить. В костюм, рубашку и галстук пришлось переодеваться прямо в машине на автостоянке рядом с казармами.

Наконец я вылез из машины, и мама вскрикнула:

– А что это за белая фигня на твоих брюках?

Она поплевала на носовой платок и попыталась стереть пятна, но под воздействием химикалий они намертво пристали к штанам.

Большую часть дня я провел, прижав ладони к ляжкам – будто, завидев ребенка, готовлюсь нагнуться, чтобы потрепать его по волосам.

Высокий и очень породистый человек с россыпью медалей на груди, генерал Фробишер-Нэрн, обратился к толпе родственников и друзей с торжественной речью – мол, мы должны гордиться нашими сыновьями и дочерьми, которые будут служить своей королеве и стране.

Затем под звуки полкового оркестра туда-сюда маршировали молодые солдаты. Гленна мы увидели не сразу, первой разглядела его Шарон и расплакалась. Я обнял ее за плечи.

Отец снимал церемонию на миниатюрную видеокамеру.

И я очень даже возгордился, когда генерал Фробишер-Нэрн, проходя вдоль строя, остановился рядом с Гленном и проговорил с ним целую минуту.

Когда Гленн подошел к нам в актовом зале, где нам подали чай, я спросил, что сказал ему генерал.

– Он спросил, откуда я. Я ответил: «Из Лестера, сэр». А он: «Из Лестера? Не там ли делают чипсы «Уокер»?» А я: «Так точно, сэр». А он: «Вы любите чипсы, Ботт?» А я: «Так точно, сэр». А он: «И какие вы предпочитаете, Ботт?» А я: «С луком и сыром, сэр». Тогда он сказал: «Отлично, Ботт». И я ответил: «Благодарю, сэр».

Я промолчал, но, честно говоря, дорогой дневник, банальность их беседы меня огорчила. А тем более в такой момент, когда сам воздух вокруг пропитан предчувствием грядущей войны.

 

На вечеринке, устроенной в местном пабе, мы задержались недолго. Родители выставили себя на посмешище, извиваясь под «Давай опять станцуем твист». Думаю, Гленн вздохнул с облегчением, когда мы объявили, что возвращаемся в гостиницу.

Перед нашим уходом он сказал:

– Я хотел бы сфотографироваться с мамой и папой.

Один из его приятелей, застенчивый солдатик по имени Робби, сделал снимок. Сын встал между нами, а мы с Шарон обняли его за плечи. Гленн просто сиял от счастья.

Я загрустил при мысли, что Гленн рос не в нормальной семье, где мама и папа живут вместе и любят друг друга. Рано утром он улетает из аэропорта Гатуик на Тенерифе, чтобы провести там недельный отпуск со своими приятелями-солдатами.

Я дал ему пятьдесят фунтов, хотя сейчас для меня такая сумма непомерна.

 

Гостиницей «Курорт Лендор» заправляет супружеская чета – Лен и Дорин Легг. Поскольку ни у кого, кроме меня, в нашей компании нет действующей кредитки, отдал Лену Леггу свою.

Отец спросил, открыт ли еще бар. Хозяин вздохнул, закатил глаза, но достал из кармана громадную связку ключей и отпер решетку на двери бара.

– Спасибо, добрый хозяин, – сказал отец и потребовал бутылку холодного шампанского.

– Холодного нет, – пробурчал Лен. – Но могу положить в морозильник на полчаса.

– Не утруждайтесь, – ответил отец. – Через полчаса я соображу, что плачу с трехсотпроцентной наценкой, и аннулирую заказ. Шампанское сейчас или никогда!

 

Когда нам подали напитки, на пороге возникла Дорин Легг и осведомилась плаксивым тоном:

– Разве ты не идешь спать, Лен?

– Куда ж я пойду, не видишь, что тут творится, – ответил тот.

Дорин с укором воззрилась на нас:

– Он на ногах с половины шестого. Тут завелась мама:

– Как постояльцы гостиницы, мы, по законам Европейского союза, имеем право пить в баре круглосуточно, если того пожелаем.

Я спросил у Дорин Легг, подают ли в баре закуски.

– Только до 22.30, – угрюмо ответила она.

Шарон нервно заерзала на табурете рядом со мной. Шел двенадцатый час, а ей необходимо есть каждые два часа.

Отец вызвался отправиться на поиски еды.

Дорин Легг заявила, что в округе все закрыто, но в номерах мы найдем мини-бар с большими запасами шоколада и орешков.

Мама во весь голос вещала о заграничных гостиницах, в которых она останавливалась: еда там расчудесная, а персонал – само добросердечие.

Лен Легг стоял за стойкой бара, слушал и ковырял под ногтями жеваной спичкой.

 

Когда мы поднимались в трясущемся лифте, я напомнил родителям, что содержимое мини-бара не входит в счет.

 

Я надеялся, что в номере, который мне предстояло делить с Шарон, будут две кровати, – но не суждено. Большую часть комнаты занимало гигантское ложе, накрытое розовым махровым покрывалом.

Шарон повела себя как законченная деревенщина. Пришла в восторг от пресса для брюк, обалдела от телевизора, подвешенного на кронштейнах. Одобрила плотность грязных тюлевых занавесок, заглянула в каждый ящик и шкаф. Наткнулась на Библию и воскликнула:

– Ой, кто-то книжку забыл.

Внутри шкафа-купе она обнаружила мини-бар. У меня не хватило духу помешать ей вскрыть банку с орешками. Я заглянул в прейскурант мини-бара.

– Господи, 8.50!

В пижаму я переоделся в ванной.

Когда я вышел, Шарон расправлялась с «Хрустящими орешками» фирмы «Нестле». Слизнув прилипшую к губе крошку шоколада, она сказала:

– Ади, без обид, я больше не балуюсь с кем попало, поэтому ты не особо рассчитывай.

После чего скрылась в ванной, вышла через пять минут в чем-то вроде библейской хламиды и легла в постель.

– Это лучшая ванная, которую я в жизни видела, – сонно пробормотала она. – Правда, приятно, что они припасли для гостей маленькие мыльца и всякие разные пузыречки?

А я лежал без сна и думал, что бы сказала Маргаритка, увидев нас с Шарон лежащими бок о бок. Поняла бы или она из ревнивиц?

 

Спускаясь утром с Шарон в столовую, я издалека услыхал мамин голос. Она скандалила с Дорин Легг из-за тостов. Этот ее монолог я слышал не раз.

– Я заказала полноценный английский завтрак с тостом! Вы принесли завтрак, но тост подали пятнадцатью минутами позже. И подали его холодным и сырым. Этот так называемый тост на самом деле никто не озаботился приготовить как следует. Сунули в тостер секунд на тридцать – и готово! Так что я вправе требовать, чтобы вы забрали так называемый тост назад и подсушили его еще раз.

– До сих пор никто не жаловался, мадам, – возразила Дорин Легг и оглядела прочих постояльцев, которые покорно жевали недоделанные тосты.

Отец льстиво заметил:

– Я вот ничего не имею против сырых тостов. Но моя жена очень разборчива по этой части.

– Джордж, это не тост! – закричала мама.

И помахала перед его лицом рыхлым куском белого хлеба.

Я решил, что пора вмешаться.

– Миссис Легг, мы платим за наши номера по девяносто пять фунтов. Разве трудно принести несколько кусков белого хлеба, подрумяненного с обеих сторон, не устраивая здесь мелодрамы?

Затем я отвел Шарон к буфетной стойке и объяснил, что она может спокойно угощаться хлопьями, соками и подкисшим фруктовым салатом.

Признаться, я очень горд за Шарон. По-моему, она побила рекорд по части опустошения буфетной стойки, после чего с легкостью умяла полноценный английский завтрак с жареным хлебом и добавочным тостом.

Упаковывая сумки, я закинул бесплатные туалетные принадлежности в чемодан Шарон, в том числе запасной рулон туалетной бумаги и белую салфетку.

При свете дня комната выглядела обшарпанной, на ковре темнели пятна, оставленные многочисленными постояльцами.

 

На шоссе М25 мы оказались в хвосте у грузовика с прицепом. Плелись за ним два с половиной часа, отцу пришлось облегчаться в пустую бутылку из-под диет-колы.

Шарон позвонила Райану с моего мобильника, чтобы предупредить об опоздании. Она принялась взахлеб рассказывать ему о гостинице, но он оборвал ее на полуслове. До самого дома Шарон уныло молчала.

Когда она выбиралась из машины, я сказал:

– Наверное, не стоит говорить Райану, что мы спали в одном номере и на одной кровати? Он может не понять.

– Не волнуйся, Ади. Мы с Райаном поклялись говорить друг другу правду двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.

Я вытащил ее чемодан. В окне гостиной маячила злобная физиономия Райана. На руках у него надрывался младенец. По дороге к дому я умолял Шарон солгать, сказав Райану, что она провела ночь на односпальной кровати в одноместном номере.

Заканчиваю писать с чувством нарастающей тревоги.

 

Воскресенье, 3 ноября

 

Поскольку Шери Блэр проигнорировала мое приглашение выступить на обеде Группы творческого письма Лестершира и Ратленда, я написал Рут Ренделл.^[10]

 

Уважаемая миз Ренделл,

Ответьте, как писатель писателю, где Вы черпаете свои идеи? Вы пишете от руки или пользуетесь компьютером? Сколько времени уходит на один роман? В творчестве Вы опираетесь на личный опыт или Ваши персонажи и сюжеты полностью вымышлены?

Но позвольте ухватить быка за рога.

Я являюсь секретарем Группы творческого письма Лестершира и Ратленда. Недавно нас сильно подвела Шери Блэр. Она не ответила на приглашение выступить на рождественском обеде, который состоится 23 декабря сего года (о месте встречи будет сообщено дополнительно).

Я понимаю, что времени остается немного, но не могли бы Вы оказать нам такую честь?

Мы не можем позволить себе выплатить гонорар или компенсировать расходы, но думаю, Вы найдете нашу компанию весьма любопытной.

Надеюсь, Ваш ответ будет положительным. Однако, если миссис Блэр в конце концов примет наше приглашение, надеюсь, Вы не обидитесь, если в последнюю минуту мне придется Вам отказать. В конце концов, она у нас выше всех.

Остаюсь, мадам, Вашим покорным и преданным слугой,

А. А. Моул.

 

 

Понедельник, 4 ноября

 

Новолуние.

Утро в магазине выдалось спокойным. Мистер Карлтон-Хейес сидел в подсобке, дымил трубкой и читал «Дневники» Тони Бенна,^[11] опубликованные на прошлой неделе.

Я заносил в каталог ежегодники «Руперт», когда в магазин ворвался Райан, сожитель Шарон, и изверг на меня поток грязных оскорблений, утверждая, что я «оттрахал» Шарон в гостинице «Курорт Лендор».

Я честно сказал ему – и ты, дорогой дневник, тому свидетель, – что мы с Шарон за всю ночь ни разу не вышли за рамки приличий.

Я всячески избегаю физического насилия, но, когда меня бьют кулаком в плечо, отвечаю тем же. Мы сцепились самым неприличным образом, но тут из подсобки вышел мистер Карлтон-Хейес и, повысив голос, приказал Райану покинуть магазин.

– Отвали, старый козел, – заорал Райан, – пока я тебе трубку в жопу не засунул.

Тогда мистер Карлтон-Хейес передал трубку мне и мощно влепил Райану в челюсть.

Райан убрался, грозя вернуться с братом.

Мистер Карлтон-Хейес забрал у меня трубку со словами:

– Какая у вас невероятно драматичная жизнь, Адриан. Я вам завидую.

 

Вторник, 5 ноября

 

Вчера вечером позвонил Маргаритке, пригласил на фейерверк, организованный пожарниками, вся выручка от которого пойдет в забастовочный фонд. Маргаритка сказала, что боится огня, а потому забаррикадируется у себя дома вместе с домашними животными. Ее хрупкость одновременно волнует и раздражает меня.

Родители нашли два свинарника на окраине Мэнголд-Парвы. Свинарники стоят на заброшенном поле размером в одну восьмую акра в полумиле от ближайшего проселка. Разрешение на переоборудование свинарников в человеческие жилища имеется. Но ни воды, ни газа, ни электричества, ни канализации там нет.

Они показали мне фотографию, и мама возбужденно ткнула в то место, куда они собираются вставить французские окна. Я отговаривал их, но эти двое целиком во власти безумия. Они страдают от folie a deux,^[12] как Мира Хиндли и Йен Брейди.^[13]

Намерены поселиться в палатке и самолично заняться перестройкой.

– В палатке? – изумился я.

– Сегодня купили! – похвасталась мама. – Три спальных места, кухня и даже внутренний дворик с крышей на случай дождя.

– Не забудь про бесшовное основание, – напомнил отец.

– Но зимовка в палатке вас доконает, – возразил я.

Отец горделиво расправил плечи.

– Ты забываешь одну вещь, парень. Мы с твоей матерью родились в эпоху демографического взрыва. В ревущие сороковые! Мы выросли без центрального отопления, туалетной бумаги, витаминов, горячей воды в водопроводе. Мы ходили в школу четыре мили туда, четыре обратно, по снегу, в штанах, из которых давно выросли. Чтобы нас доконать, требуется нечто большее, чем какой-то сквознячок.

Спросил их, что они собираются делать с мебелью. Ответили, что избавятся от нее. Мама поинтересовалась, не хочу ли я забрать самое лучшее из обстановки в мой новый лофт. Я едва не расхохотался ей в лицо.

 

Среда, 6 ноября

 

Позвонил Дэвиду Барвеллу – узнать, когда смогу увидеть свой договор. Ответила Анжела она передала бумаги мистеру Барвеллу, но теперь он страдает страшной аллергией на клей, которым крепят ламинат, и на работе его нет.

 

В 12 часов мистер Карлтон-Хейес включил переносной телевизор посмотреть передачу «Премьер-министр отвечает на вопросы». Мистер Блэр как раз разъяснял парламенту: мол, несколько минут назад он беседовал по телефону с президентом Бушем, и тот сказал, что в 3.30 пополудни будет объявлено о резолюции ООН, которая даст добро на войну с Ираком.

Мистер Карлтон-Хейес полюбопытствовал, что я думаю о Тони Блэре. Я ответил, что восхищаюсь этим человеком, поддерживаю его и безоговорочно ему доверяю.

 

Позвонил Маргаритке и предложил встретиться после работы. Голос ее звучал устало. Бедняжка глаз не сомкнула всю прошлую ночь из-за треска фейерверков – «чудовищный грохот!». Маргаритка считает, что нам, как цивилизованной стране, пора запретить варварские забавы с огнем.

Я не стал говорить, что ночью бенгальским огнем выводил ее имя в непроглядной тьме.

 

Четверг, 7 ноября

 

Опять позвонил адвокату. Анжела пожаловалась, что в офисе царит хаос. Пол раскурочен, ламинатные доски вырваны с мясом. Я строго напомнил, что мне необходим оформленный договор.

 

Побывал у Парвеза, который принимает клиентов у себя дома, в бывшей детской. Он купил в ИКЕА офисный гарнитур и вращающийся стул, обтянутый черной кожей, но одна стена все еще в обоях с Почтальоном Пэтом.

Я с удивлением обнаружил, что Парвез облачен в традиционное мусульманское одеяние. Он пояснил, что снова ходит в мечеть.

На мой взгляд, козлиная бородка ему идет – лицо кажется не таким круглым.

Парвез усадил меня и спросил, каково мое финансовое положение. Мой ежемесячный доход равен 1083,33 фунта, ответил я.

Затем он открыл длиннющую анкету и опросил меня по всем пунктам, занося ответы в ноутбук: сколько в неделю я трачу на газеты (8 фунтов), каковы текущие расходы на машину (100 фунтов в месяц), на напитки (немыслимые 15 фунтов за две чашки капуччино в день, пять дней в неделю), на Интернет (35 фунтов в месяц). Я пришел в ужас. Когда мы закончили подсчитывать, выяснилось, что мои расходы превышают доходы почти на 5000 в год.

– Помнишь, мы проходили в школе «Дэвида Копперфилда», Моули? – назидательным тоном осведомился Парвез.

Это одна из моих любимейших книг, ответил я.

– А помнишь мистера Микобера? «Ежегодный доход в двадцать фунтов минус ежегодные расходы в девятнадцать фунтов и девяносто шесть пенсов, в итоге – счастье. Ежегодный доход в двадцать фунтов минус ежегодные расходы в двадцать фунтов и шесть пенсов, в итоге – нищета», то есть визиты в Бюро консультаций для граждан, долги, банкротство и потеря жилья.

Мы уставились в ноутбук Парвеза, где цифры высвечивали горькую истину.

– Что же мне делать? – вздохнул я.

– Прежде всего, не переезжай в новую квартиру, Моули, – ответил Парвез. – Она тебе не по карману.

Я сказал, что уже слишком поздно бумаги подписаны и деньги перечислены.

– Хочешь, я дам тебе финансовую консультацию, Моули? – предложил Парвез.

– Нет, она мне не по карману, – отказался я и пошел домой.

 

Пятница, 8 ноября

 

Полный триумф мистера Блэра! Несколько недель он убеждал иностранных руководителей, что оружие массового поражения Саддама Хусейна представляет серьезную угрозу миру, и вот резолюция № 1441 принята единогласно. Даже Сирия проголосовала вместе с прочими четырнадцатью странами.

 

Мама попыталась вывести отца из утреннего ступора, обсудив с ним резолюцию ООН.

– 1441, это случайно не название духов, которыми пользовалась моя мать? – на мгновение оживился он.

Мама разом погрустнела:

– Нет, Джордж, они назывались 4711.

Когда отец удалился из кухни, она сказала:

– Ну почему я не замужем за кем-нибудь вроде Роя Хаттерсли! Почему мой муж такой аполитичный!

Она закурила первую за день сигарету, и мы принялись смотреть новости. Мистер Блэр был великолепен. Сурово глядя в камеру, он обратился прямо к Саддаму Хусейну: «Разоружайся, или примешь бой!» Голос его дрожал от избытка чувств.

– Такое впечатление, будто он сейчас разревется, – заметила мама и крикнула, глядя на экран – Не дрейфь, Тони!

 

4 пополудни

Утром в магазин зашла Маргаритка. Буквально на минутку, она торопилась в Центр кармического здоровья, чтобы сделать индийский массаж головы. Она страдает мигренями с детства. Изумился, когда узнал, что за полчаса поглаживаний по голове с нее дерут 25 фунтов. Посоветовал вместо этого купить упаковку нурофена-экстра, мне он всегда помогает. Мигрени – единственное, что нас роднит.

Маргаритка спросила, не хочу ли я пойти на концерт, который общество «Мадригал» дает в кафедральном соборе Лестера. Ее отец будет солировать. У него контратенор.

 

5.30 пополудни

Мистер Карлтон-Хейес ушел домой. Я сижу в магазине и жду Маргаритку. Не пойму, в какую сторону развиваются наши отношения. По-моему, нет ничего кошмарнее, чем сидеть весь пятничный вечер в холодном кафедральном соборе и слушать, как Майкл Крокус поет женским голосом.

 

Полночь

К собору мы с Маргариткой шли, держась за руки. На ней была красная беретка и брючный костюм цвета хаки. Я промолчал, но уж очень она походила на десантника в увольнении. Может быть, Маргаритка подсознательно готовится к войне?

 

Логично было предположить, что Майкл Крокус переоденется для выступления, но нет, он был все в том же мохнатом свитере с деревьями; по моим прикидкам, он не снимает его уже двадцать дней кряду. Когда я обратил на это внимание Маргаритки, она заявила, что моющие средства страшно загрязняют наши реки и водоемы.

Майкл Крокус начал концерт с «краткого изложения истории «Мадригала»«и бубнил не меньше получаса, словно не замечая, что публика ерзает и зевает. Наконец началось ужасное пение.

Нетта Крокус башней возвышалась над другими хористами. Она и голосом брала над всеми верх. От ее басовитого контральто вибрировала скамейка, на которой сидели мы с Маргариткой.

Когда музицирование наконец завершилось и слушатели смешались с исполнителями, я приличия ради поздравил мистера и миссис Крокус с выступлением.

Крокус фыркнул:

– А теперь вы, молодежь, конечно, поскачете в клуб, где лабают рок-н-ролл.

Я едва сдержал смех. От мистера Крокуса несет плесенью!

 

Чуть позже, в ресторане «Императорский дракон», я спросил Маргаритку, не приходила ли ей в голову мысль поселиться отдельно от родителей. Гоняя палочкой по тарелке зеленую фасоль, она пробормотала, что не собиралась задерживаться у родителей столь надолго, по идее она уже давно должна была выйти замуж.

 

Суббота, 9 ноября

 

С утра пораньше позвонила Маргаритка. Ее родители находят меня чудесным молодым человеком, радостно сообщила она. У меня не хватило духу сказать ей, что я полночи не спал, придумывая, как порвать с ней.