ПЛОХОЕ - ИЛИ НЕ ПО ВОЗРАСТУ?

Нет поведения объективно «плохого». Пинать и кусать одноклассника - плохо, делать то же самое с насильником, пытающимся утащить тебя в кусты - хорошо и правильно. Предаваться мечтам, когда едешь в поезде - хорошо, делать то же самое на уроке во время объяснения новой темы - непра­вильно. Технология достижения цели воспринимается нами как «плохая», если она является слишком примитивной, грубой, неэффективной, не соо­тветствует данной ситуации или возрасту ребенка.

Возраст ребенка с тяжелым прошлым вообще бывает непросто опреде­лить. Ты знаешь, что ему 12 лет, и выглядит он на 12, а начинаешь с ним об­щаться и понимаешь: по кругозору ему только 8, по умению общаться -10, а по способности справляться со своими эмоциями - дай Бог, чтобы 5. Зато по осведомленности о теневых сторонах жизни может быть все 40 (если ре­бенок, например, бродяжничал). Эти диспропорции развития составляют одну из главных трудностей в воспитании и обучении детей, переживших психологическую травму. Боль от травмы как бы оттягивает на себя душев­ные силы, которые должны были быть направлены на развитие, и в резуль­тате какие-то части личности «замирают» в том возрасте, когда ребенок пережил потерю или насилие.

Психолог Эрик Берн сравнивал развитие человека с выстраиванием стол­бика из монет. Когда вы кладете аккуратно одну монету на другую, получа­ется ровная башенка_. Но если, скажем, пятая монета снизу по какой-то причине легла неровно, сдвинулась, вам будет очень сложно нарастить столбик. Как бы вы ни старались все последующие монеты класть идеально ровно, башня накренится и в конце концов рухнет. Единственный способ исправить дело - вернуться к «той самой» монете и поправить её.

На практике это выглядит так: в определенных ситуациях ребенок словно «проваливается» в более ранний возраст. И чтобы он вас услышал и понял в этот момент, это нужно учитывать. Если, общаясь с ребенком, вы чувствуете, что ему сейчас вовсе не его законных 13 лет, а только 5, исходите из того, что вы говорите с пятилетним. Подбирайте слова, объясняйте, пред­лагайте помощь так, как вы бы это делали с маленьким. Этим вы не закрепите его инфантилизм, а, напротив, дадите ему возможность почувствовать себя в этом возрасте так, как и должен чувствовать себя ребенок: защищенным и любимым. А значит, дадите возможность немного «подрасти» в благо­приятных условиях. Прошло несколько минут, ситуация изменилась - и перед вами снова ершистый подросток, с которым следует общаться соо­тветственно.

Яркий пример «плохой» технологии, которая плоха из-за несоответствия возрасту - пресловутая «дурацкая ухмылка». Наверно, всем учителям зна­ком этот феномен - ребенка ругают, стыдят, грозят наказанием, иногда очень строгим, а он улыбается. «Издевается, не иначе», - думает учитель. На самом деле поставить перед собой такую сложную цель, как «издеватель­ство над ругающим его взрослым», ребенок в лучшем случае сможет к концу подросткового возраста, то есть годам к 15-16. Ведь эта задача требует не­дюжинного самоконтроля, критического отношения к ситуации и большой психологической устойчивости. Вспомните героико-романтический штамп: его ведут на расстрел, а он улыбается. И все понимают, что такое поведение не всякому по плечу, требует силы духа незаурядной. Конечно, угроза вызвать родителей в школу - все-таки не расстрел, но для ребенка это серьез­ная неприятность. Так почему же он улыбается?

Улыбка эта защитного происхождения (этологи говорят, что изначально улыбка - не что иное как предупредительный оскал, мол, не тронь меня). Маленькие дети, когда не знают, как реагировать в незнакомой ситуации, часто улыбаются. Это проявление детского магического мышления: я не знаю, чего от тебя ждать, но я улыбнусь, как будто все хорошо, и тогда на самом деле все будет хорошо. Улыбка младенца нас не раздражает, а скорее умиляет, и, кстати, отлично срабатывает - кто не знает, как обезоруживающе действует улыбка нахулиганившего двухлетки на взрослого, который было собирался рассердиться не на шутку! Ангелочек хлопает ресницами, улы­бается с непередаваемым очарованием - и вместо ругани получает поце­луй. Хочет ли он таким образом манипулировать нами? Нет, конечно, ведь он еще фразовую речь не освоил, и ему не под силу строить такие сложные многоходовые комбинации.

С возрастом младенческая реакция на непонятную и, возможно, опасную ситуацию, как и вообще магическое мышление, отходят на задний план. Ре­бенок, имеющий богатый опыт взаимодействия со взрослыми в разных си­туациях, годам к пяти-шести знает, что если ругают - лучше сделать виноватый вид и, пожалуй, заплакать (независимо от того, действительно ли он чувствует раскаяние). Ребенок, лишенный такого опыта, «застревает» на младенческом способе поведения, а если ему лет 8 или даже 12, это уже совсем не умиляет нас, наоборот - приводит в бешенство.

Наша злость усиливает его стресс, который «отшибает» даже те формы поведения более развитого, учитывающего реальность и чувства других людей, которые у него все-таки есть. Со страху он «проваливается» еще дальше. В результате улыбка становится еще шире и еще больше не соответствует моменту, то есть, в нашем понимании, становится еще более «из­девательской». Мы, конечно, злимся еще больше, ребенок пугается еще сильнее. Круг замкнулся. Как его разорвать? Для начала - перестать злиться, осознав, что за улыбкой ребенка стоит вовсе не наплевательство, а страх. А потом можно сказать: «Если ты хочешь, чтобы на тебя меньше сердились, лучліе попросить прощения, а не улыбаться». Конечно, произнести это нужно без «наезда» в голосе, просто как дельный совет.

Гораздо неприятнее, когда ребенок использует технологии, свойствен­ные не более раннему, а более позднему возрасту. Именно подобное пове­дение «пробирает» самых устойчивых, вызывает у взрослых отчаяние и ужас. Например, когда девочка девяти лет начинает откровенно заигрывать и кокетничать с учителем, чтобы добиться его расположения. Или когда ре­бенок осознанно прибегает к шантажу (провоцирует вас на ругань или даже физическое воздействие, а потом заявляет: «Я расскажу маме, как вы с детьми обращаетесь!»), лжет не «во спасение», а желая осознанно причи­нить вред (возводя напраслину на одноклассника). К счастью, такое встре­чается не очень часто и только у детей, переживших серьезную травму, а порой и длительное воздействие нескольких уродующих личность факто­ров. Скажем, если девочку сексуально совращали и хвалили (а то и кормили), только если она была достаточно «ласкова». Или если ребенок годами жил в атмосфере лютой семейной вражды, да еще использовался как инструмент враждующими сторонами, то есть папой и мамой.

Важно помнить, что ребенок в основном действует неосознанно, и вы окажете ему большую услугу, если будете точно и конкретно описывать его поведение, не скрывая своих чувств по этому поводу: «Света, ты со мной ко­кетничаешь, строишь мне глазки, но мне это совсем не нравится, да и тебе не идет. Мне было бы гораздо приятнее, если бы ты вовремя сдавала вы­полненные задания и разговаривала со мной просто как моя ученица», или «Мне не нравится, когда дети ябедничают. И я не люблю, когда о человеке плохо говорят за глаза. Если Костя тебя обидел, подойдите ко мне вдвоем, и мы во всем разберемся». В целом же такое поведение может измениться только очень постепенно, по мере приобретения ребенком нового, пози­тивного опыта.

НЕ ПОМОГАТЬ ПЛОХОМУ

Мы часто сетуем на то, что дети не усваивают того, что мы им говорим: «Я тебе сто раз повторяла, а ты!». На самом деле все наоборот. Если бы вы могли представить себе, насколько полно и точно дети воспринимают не­которые наши замечания! Ведь им не от кого узнать правду о мире, кроме как от окружающих их взрослых, особенно от родителей и учителей. Они вынуждены верить всему, что мы говорим - по крайней мере, до наступле­ния юности, когда у них развивается критичность и самостоятельность мыш­ления. А пока...

Если Татьяна Петровна говорит, что я неспособный - значит, так оно и есть. Ведь она - умная, она учитель. Она много детей видела, наверное, раз­бирается. А я вот до вчерашнего дня, когда она это сказала, даже не заду­мывался, способный я или нет. Оказывается, нет. Теперь буду знать. И если мне будет трудно выполнить задание, не стану очень-то стараться, из кожи вон лезть. Я же неспособный - какой смысл? Может, мне не стоит даже и начинать работу: а вдруг станет трудно? При этом важно, чтобы никто не до­гадался, что я неспособный. Быть неспособным обидно, лучше я буду лени­вый. Или разгильдяй. Или забывчивый. Это приятнее, чем быть тупицей.

Так происходит формирование и закрепление трудного поведения.

«Ты совершенно не умеешь себя вести!» - говорим мы в сердцах ре­бенку. К какому результату приведет наша гневная тирада? Поможет ли она ребенку вести себя лучше? Вызовет ли у него желание измениться? Улучшит наши отношения с ним? Повысит его самооценку? Снизит тре­вогу? Поможет в будущем лучше с ним справляться? К сожалению, на все эти вопросы ответ один: нет, нет и нет. Единственный результат - взрослый «сбросил пар», разрядился. Да и то не всегда, ведь сплошь и рядом подоб­ные фразы говорятся даже без особого чувства, по инерции, они словно сами «выскакивают изо рта». Один папа рассказывал, что когда бабушка начала привычно упрекать ребенка: «Уже медведь дрессированный бы понял, а ты....», в ответ она услышала даже не ехидное, а усталое: «Уже медведь бы понял, что я не понимаю, и давно перестал бы одно и то же по­вторять». Невежливо, конечно, но по сути верно.

Как правило, благополучные и довольные собой дети такие стереотип­ные фразы пропускают мимо ушей, но у ребенка травмированного нега­тивные оценки могут вызвать ухудшение поведения -по множеству причин, о которых говорилось только что и раньше, когда мы анализиро­вали поведение героев наших историй. Но главный механизм здесь таков: неприязнь и отвержение взрослых усиливают тревогу ребенка, тревога за­ставляет сильнее цепляться за защитное поведение, в результате он еще чаще и более выражено использует «плохие» технологии.

Значит ли это, что мы должны всегда и везде хвалить детей, что бы они ни вытворяли? Вовсе нет. Ребенок нуждается в том, чтобы взрослые зада­вали ему систему координат для ориентации в мире, чтобы они сообщали ему, что такое хорошо и что такое плохо, какое его поведение приемлемо, а какое - нет. Просто важно, чтобы это были действительно информативные сообщения, а не ритуальное «пиление». Говорите точно и конкретно, что вам не нравится в поведении ребенка, и почему. Вместо «Прекрати безо­бразничать!» лучше сказать: «Дима, мне сложно говорить, когда ты шур­шишь бумагой. Пожалуйста, перестань». Никакой ребенок не согласится с тем, что он «безобразничает» или «отвратительно себя ведет». А с тем, что он шуршит бумагой, спорить сложно, особенно если к тебе обращаются не с обвинением, а с просьбой.

Чем более дружелюбно, неагрессивно мы высказываем претензию, тем больше шансов, что ребенок, по крайней мере, попытается изменить свое поведение. Предлагая ему отношения сотрудничества, мы получаем в ответ сотрудничество. Предлагая конфронтацию, мы получаем конфронтацию.

Не менее важно разделять осуждение поведения и осуждение самого ребенка. Есть разница между высказываниями «Даша, какая же ты невни­мательная!» и «Даша, ты сейчас недостаточно внимательно слушала, сос­редоточься». Первое высказывание абсолютно ничем не поможет Даше. Она, как и любой человек, даже если бы захотела, не сможет в одну минуту изменить базовое качество своей личности. По сути, вы оставляете ей не­большой выбор: не согласиться с обвинением (обидеться или заспорить, вообще забыв о теме урока), либо согласиться (и оставить всякие попытки сконцентрироваться, погрузившись в грустные размышления о том, как ей не повезло родиться такой невнимательной). Призыв же «сосредоточиться прямо сейчас» абсолютно выполним, и при этом совершенно не нарушает представления Даши о самой себе.

Все то же самое справедливо и для формулировок, которые мы исполь­зуем в обсуждениях с коллегами, и даже просто в собственных мыслях. Вот вы подумали: «Гоша - гиперактивный ребенок». Допустим, это правда, и даже есть официальный диагноз. И? Что дальше делать? Сесть и плакать? Уволиться из школы? Выжить из класса Гошу? Чем эта констатация поможет вам справляться с Гошей на уроке? И чем она поможет самому Гоше вести себя лучше? Но стоит немного изменить ракурс и ход своих мыслей: «Гоша не может усидеть на месте больше трех минут» или «Гоше трудно удержи­вать внимание, он быстро отвлекается», и какие-то идеи у вас сразу поя­вятся. Например, можно несколько раз за урок отправлять Гошу с какими-то мелкими поручениями, чтобы он подвигался. Можно договориться с ним о системе «учета и контроля» - например, после каждого выполненного при­мера (записанного предложения) он рисует на специальном листке какой-­нибудь условный значок, подобно тому, как летчики рисовали на борту своего самолета звездочки за каждый сбитый самолет противника, Это по­зволит ему время от времени переключаться, а любое задание сделает дроб­ным, состоящим из маленьких порций. Гиперактивность мальчика никуда не денется, сколько бы мы ни охали (она, кстати, проходит сама по себе обычно годам к 12), а поведение ребенка изменить к лучшему в наших силах.

Мы уже говорили о том, что взрослые часто прямо подкрепляют трудное поведение, например, уделяя ребенку много внимания, когда он ведет себя плохо, и игнорируя его, когда все благополучно. И наоборот, нередко, не зная, как прекратить трудное поведение, взрослые ничего не предприни­мают, делая вид, что все в порядке (как первая учительница Тимура). В ре­зультате граница дозволенного с каждым днем все больше отодвигается, и начинаются уже неконтролируемые процессы.

Есть много случаев, когда выходку ребенка лучше всего не заметить. На­пример, учителю, обнаружившему стоящего на подоконнике Валеру, самое разумное было бы дать классу маленькую самостоятельную работу, чтобы занять ребят делом, а на мальчика вообще не обращать внимания. Уже через пять минут он почувствовал бы себя неловко и слез. Также не следовало раздувать историю с журналом, который принесла в школу Настя. Но если речь идет о насилии, о грубом нарушении прав других детей, о вызываю­щем поведении, то не прекращать его - значит подкреплять, подавать знак, что «это можно». Есть ситуации, когда учитель просто обязан принять вызов и разобраться, «кто в доме хозяин», дать понять ребенку, что правила здесь устанавливают взрослые и они могут добиться их соблюдения. Вовсе не обя­зательно при этом прибегать к суровым репрессиям. Практика показывает, что одной только внутренней решимости учителя прекратить безобразие бывает вполне достаточно.

И еще одно замечание, очень важное. Никогда не подшучивайте над внешностью, именем и фамилией приемного ребенка, даже беззлобно. Соб­ственно, этого ни с какими детьми не следует делать, да и со взрослыми тоже, но если речь идет о ребенке, потерявшем кровную семью, запрет на шутки подобного рода - абсолютный. Потому что фамилия, имя и внеш­ность - это единственное, что осталось у него от родителей. Или, что еще больнее, даже фамилия досталась не от родителей, а от того, на каком вок­зале в туалете нашли завернутого в тряпки ребенка или в каком звании был нашедший его милиционер. Про прямые насмешки над его происхождением и родителями я уже не говорю - по-моему, это очевидно. Реакция на это может быть совершенно непредсказуемой, от дикой агрессии до по­пыток суицида. Даже если ребенок сам зол на своих родителей, обвинение в их адрес со стороны чужого человека он воспримет на свой счет, ведь он их ребенок, их плоть и кровь. И чем сложнее и болезненнее его отношение к своей кровной семье, тем тяжелее он будет переносить любые рассужде­ния на эту тему посторонних.

«НАКАЧАТЬ» ПОЗИТИВОМ

Мы уже говорили о том, что «хорошие» технологии всегда более тон­кие, более сложные, более «взрослые», чем «плохие». Для того чтобы ими пользоваться, нужно много душевных сил, веры в себя, внутренней позитивной энергии. А с этим у таких детей как раз проблемы, ведь источник наших жизненных сил - в раннем детстве, в родительской любви. Об этом стихотворение Валентина Берестова:

Любили тебя без особых причин

За то, что ты дочь,

За то, что ты сын,

За то, что малыш,

За то, что растешь,

За то, что на папу и маму похож.

И эта любовь до конца твоих дней

Останется тайной опорой твоей.

А если не любили? И нет у человека никакой «тайной опоры»? У ре­бенка, которого в детстве не хвалили за каждое новое достижение, чьими успехами не восхищались и не гордились, на которого не выливали уша­тами родительское обожание, нет позитивного образа самого себя. Обычно человек считает себя хорошим и делающим все правильно, это для него естественно, само собой разумеется. Лишь особые обстоятельства или об­ратная связь от окружающих временами заставляют нас в этом усомниться, и тогда мы вносим коррективы в свое поведение - чтобы снова стать хо­рошими. Бывает, что мы не учитываем обратную связь и продолжаем утверждать, что мы все равно хорошие, и поступаем правильно, что бы кто ни говорил (таких людей называют самонадеянными, упертыми, впрочем, нередко именно они добиваются успеха и совершают открытия).

А если человеку неоткуда было узнать о том, что он - хороший? Уни­кальный, замечательный, достойный любви? И он вырастает в убеждении, что у него «все не как у людей». Для него нормально быть как раз «не таким, как надо», и делать все неправильно.

Есть такой прием: попросить человека нарисовать шкалу, где за точку отсчета, за ноль, принять абстрактного «среднего человека», и располо­жить себя на этой шкале. Как правило, человек, независимо от своих до­стижений, образования, успехов в личной жизни и т.п., ставит значок на некотором расстоянии в сторону плюса от нуля. То есть расценивает себя несколько выше среднего. Кто-то отступает совсем немного, кто-то по­больше. Психолога насторожит, если человек поставит свою точку на сам ноль (что очень редко встречается) или сместит в сторону минуса. Конечно, причиной может быть простое кокетство, или привитые в детстве пред­ставления о скромности, но, скорее всего, речь идет об устойчиво зани­женной самооценке. Кстати, у тех, кто ставит свою точку ближе к плюсу, прямо у края листа, тоже возможны проблемы, причем, как ни странно, те же самые. Часто дети (и взрослые) с очень низкой самооценкой ведут себя как самодовольные наглецы, «чтобы никто не догадался».

Для человека, считающего себя хуже других, быть неуспешным - нор­мально, это значит быть самим собой, а быть успешным - значит, быть кем-то другим, обманывая окружающих и самого себя. Такой человек все время живет с ощущением, что его самого никто не знает и не любит, а если вдруг кто-то узнает поближе, то поймет, каков он «на самом деле», и горько ра­зочаруется («синдром Мерилин Монро», о котором мы говорили). Разви­ваться, расти, быть успешным ему все же хочется, поэтому попытки предпринимаются снова и снова. Но любой срыв и неудача, неизбежные в каждом деле, здесь воспринимаются не как досадная случайность или след­ствие ошибочных решений, а как подтверждение «тайного знания», истины, тщательно скрываемой ото всех: «Я хуже других». Как говорил не­сравненный ослик Иа-Иа: «Ну вот, я так и знал. С этой стороны ничуть не лучше».

Таким образом, попытка прорваться «по ту сторону от ноля» обора­чивается страданиями - еще большими, чем если бы человек сидел тихо и даже не пытался ничего делать. Получается замкнутый круг. К сожа­лению, разорвать его изнутри практически невозможно. Вытащить са­мого себя за волосы из болота удалось только Мюнхгаузену в сказке. В реальной жизни для этого требуется чья-то помощь.

Недавно на встрече с учителями услышала такой забавный случай. Пе­дагог никак не могла добиться от одного ученика хоть какого-то желания работать. У него были пробелы в знаниях, и ему казалось, что догнать класс уже невозможно. В таком упадническом настроении он окончательно мах­нул на все рукой и просто ничего не делал. И учительница тоже совершенно отчаялась. Однажды, в очередной раз получив от него в конце контрольной пустую тетрадь, она вдруг неожиданно для самой себя взяла и решила в ней все задания. Красиво все записала и поставила «пятерку». На следующий день раздала тетради и с невозмутимым видом поставила «пять» в журнал, да еще и прокомментировала классу, без всякой издевки, очень радостно: «А Вова-то у нас новую жизнь начал, уже одна «пятерка» есть!». Вова от изумления просто потерял дар речи. Но начал после этого учиться! Не на «пятерки», понятно, но все лучше и лучше. Вот такой нестандартный «рывок из болота». Иногда именно в отчаянии находишь самые точные и эффек­тивные ходы...

Итак, если достаточная доза позитивного восприятия самого себя и жизни не досталась ребенку естественным путем, в раннем детстве от ро­дителей, значит, надо действовать «вдогонку». По возможности надо «на­качать» его позитивом, пока детство не кончилось и еще сохранилась доверчивая вера в оценки взрослых. С подростками это делать сложнее, но лучше поздно, чем никогда. Вот несколько практических советов.

• Всегда уверенно и позитивно говорите о будущих изменениях к луч­шему. Не призывайте ребенка измениться, не требуйте, не уговаривайте, не выражайте надежду, а уверенно утверждайте: так будет. Например: «Теперь ты знаешь, что так вести себя нельзя»; «Я уверена, что скоро ты сможешь соб­людать правила»; «Эта тема часто сначала кажется сложной. Уже через не­сколько уроков ты во всем разберешься»; «Ты еще не совсем можешь справляться с собой, когда сердишься, но ты еще немного подрастешь и обя­зательно научишься».

• Хвалите ребенка конкретно, по возможности точно описывая, что именно вам понравилось. Если пока нет оснований хвалить за учебную дея­тельность, давайте мелкие поручения, просите его о помощи, и хвалите за это. Чтобы завязать первоначальный контакт, похвалите его прическу, ли­нейку, то, как аккуратно обернуты учебники - что угодно.

• Используйте любую возможность одобрить поведение ребенка в при­сутствии одноклассников, а особенно - в присутствии приемных родите­лей. Помните, для него «цена вопроса» о том, довольны ли им родители, в сто раз выше, чем у обычного ребенка. Говорите не только об учебе, а о любых положительных проявлениях: как ребенок хорошо работал на субботнике, как готов помочь товарищам и т.п.

• Проявляйте изобретательность в формах выражения одобрения. Можно писать записки, рисовать смайлики, прикреплять значки, предла­гать классу поаплодировать, прочитать вслух или записать на доске удачно выполненное задание, попросить у ребенка разрешения показать тетрадь коллегам, чтобы похвастаться вашими совместными успехами.

• Никогда не сравнивайте ребенка с другими детьми и их достижениями. Сравнивать можно только с самим собой: вчера не умел - сегодня научился. Конечно, система школьных оценок довольно грубая и даже при явном про­грессе ребенок все равно может продолжать получать «тройки». Значит, вводите нюансы, более тонкие грани. Можно сказать: «Знаешь, в прошлый раз, если честно, оценка была с натяжкой - зато сейчас твердая». Исполь­зуйте позитивные письменные комментарии к оценке, условные значки (смайлики), зеленый цвет (в противовес красному) для того, чтобы подчер­кивать особенно удачные места.

Научите ребенка воспринимать ошибки и срывы как естественную часть жизни. В конце концов, если бы дети все и всегда делали правильно, взрос­лые им были бы вообще не нужны, по крайней мере, педагоги. Процесс обу­чения и есть процесс совершения и исправления ошибок. Можно сказать: «Я очень рада, что ты ошибся сейчас, в начале новой темы. Теперь ты запом­нишь это правило так крепко, что на контрольной все будет хорошо». Многие дети хорошо воспринимают шутки: «Ты знаешь, говорят, что если ошибку поливать слезами, она только разрастается, как кустик. Давай лучше засу­шим ее на память». Всегда давайте ребенку возможность исправить ошибки и оценки, ведь ваша цель - не поймать его на незнании, а научить.

• Научите ребенка видеть и признавать собственные достижения. Дети со сниженной самооценкой часто склонны обесценивать свой успех. Получив грамоту на спортивных соревнованиях, они могут сказать: «Мне просто по­везло», «Это потому, что я занимаюсь дольше других» или что-то в этом роде. Когда вы слышите нечто подобное, предложите свою интерпретацию: «Ты занимаешься дольше, но это значит, что ты на целый год больше работал, вот и результат» или «Даже олимпийским чемпионам нужно везение, но чтобы везение помогло, сначала надо самому достичь хороших результатов».

• Когда ребенок совсем приуныл, предложите ему задание, с которым он заведомо справится, и похвалите за успех. Ему важно вспомнить, «как это бывает». Если ребенок пасует перед заданием, которое показалось ему труд­ным, не говорите: «Да оно совсем легкое!». Этим вы только усилите страх не справиться - это с легким-то заданием. Лучше согласиться: «Да, сейчас тебе это кажется трудным. Тем больше будет радость, когда ты все-таки решишь».

• Какими бы серьезными ни были проблемы ребенка, у него всегда есть сильные стороны. Стараясь заменить «плохие» способы поведения «хоро­шими», опирайтесь на этот ресурс. Вспоминается случай с девочкой, у ко­торой был очень плохой почерк, а учительница в первом классе, как назло, именно почерк ценила превыше всего и подчеркивала красным все кривые и неровные буквы. Естественно, очень быстро у ребенка пропало всякое же­лание стараться - все равно будет недостаточно хорошо. Бойцовских ка­честв, желания несмотря ни на что доказать, что она сможет, у девочки не наблюдалось. Особого стремления угодить учительнице - тоже. За что же уцепиться? Стали думать - а в чем ресурс? Девочка очень любила кошек, была очень доброй и заботливой. Она мечтала, когда вырастет, создать приют для бездомных котят. И мама предложила ей такую игру: «Давай представим себе, что буквы - это котята. Они сидят бедные, кривенькие, то­щенькие, взъерошенные, никому не нужные. И тут приходишь ты и каждого котеночка кормишь, причесываешь, гладишь, а потом сажаешь их в рядок - они такие стали у тебя кругленькие, симпатичные, довольные!». Ребенок был очень воодушевлен и стал стараться. Хотя стандартам учительницы ее почерк по-прежнему не отвечал, у нее прошло отвращение к самому про­цессу письма и тетрадки стали немного аккуратнее_. Ресурс есть всегда!

Хочу привести еще один пример, показывающий, как важен позитив в обучении. Помню, какое впечатление на меня произвело выступление на какой-то конференции учительницы английского языка - к сожалению, не запомнила ее имени. Вот что она рассказала: «Я долго думала над вопро­сом: почему наши школьники, даже выпускники языковых спецшкол, с таким трудом говорят на иностранных языках, имея неплохой словарный запас и прилично зная грамматику? А в других странах постоянно встре­чаешь людей с чудовищным произношением, знающих не так много слов, но свободно выражающих свою мысль на иностранном языке? Потом я сравнила, как происходит обучение у них и у нас, и все поняла. У нас уче­ник на каждом уроке раз десять, а то и больше слышит в свой адрес: «Нет, не так, неправильно». Никого не интересует, что именно он хочет сказать, мы лишь отслеживаем ошибки, указываем на них и «караем» оценкой. Мы с коллегами попробовали сделать иначе, и вот как это выглядит».

Дальше был показан небольшой фильм - запись учебного диалога с де­вочкой лет шести. Ее спрашивают: «What do you like to do?». Она начинает отвечать с ошибкой: «I like рlау» (пропустила перед глаголом частицу to). Но преподаватель не указывает ей на ошибку, он радуется смыслу сказан­ного и заодно исправляет, повторяя уже без ошибки: «0h, it is just fine! You like to play! And what else do you like to do?». И девочка несколько раз отве­чает на вопрос совершенно правильно: «I like to jump, I like to run, I like to read books», каждый раз получая в ответ радостное «Fine!» или «Good!». Девочка вообще не заметила, что ошиблась, а заодно усвоила правильную грамматическую конструкцию и узнала новое слово (else). Педагог же всем своим видом демонстрировала свой интерес не к тому, как она говорит, а к тому, что говорит. Неудивительно, что дети ходят на такой английский с удовольствием и потом легко на нем говорят.

Исследователи поведения животных и дрессировщики утверждают, что позитивные подкрепления примерно в четыре раза эффективнее негатив­ных. То есть чтобы голубь научился кружиться в нужную дрессировщику сто­рону, его придется 20 раз ткнуть палкой с гвоздем, «наказывая» за неверное движение, или всего пять раз подкрепить верное вкусным зернышком. С детьми - то же самое. Это только кажется, что «накачивать позитивом» очень сложно и долго - только если мысленно сравнивать эту работу с ничегоне­деланием. Ничего не делать и никак не реагировать все равно не получится - вы же на работе/ Так что вам все равно придется его ругать, стыдить, нака­зывать. Вот по сравнению с этим «приятным» времяпрепровождением получается огромная экономия сил и нервов, потому что результат достигается быстрее, закрепляется прочнее, а главное - ваши отношения с ребенком улучшаются, и поэтому он и дальше будет прислушиваться к вашим советам и просьбам.

Не говоря уже о том, какое огромное значение эта работа имеет для под­нятия самооценки ребенка, а значит, для всего его будущего.