Начало европейской санскритологии

Изучение Индии, как и других стран Востока, было начато христианскими миссионерами. Некоторые из них подолгу жили в Азии — в Индии, Китае, Тибете, Сиаме, обладали солидными познаниями и широким

 

 

§ 1. Начало европейской санскритологии

 

 

кругом интересов. Сама необходимость общаться с местным населением побуждала их не только к овладению языками, но и к проникновению в традиционную культуру. Миссионеры знакомились с обычаями, религией и моралью туземцев для того, чтобы обратить их в христианство. Среди принимавших крещение они находили и тех лиц, от которых можно было получить необходимую информацию.

Такого рода сбор сведений мог осуществляться не только миссионерами. Например, в начале XVIII в. в Санкт-Петербурге востоковед Георг Якоб Кер опрашивал крещеного индийца из астраханской колонии Петра Ивановича Сунгура (Джава Притама Сухара) о языках и религии Индии. Эти сведения вошли затем в книгу Готлиба Зигфрида Байера «История Греко-бактрийского царства».

Христианские миссионеры обосновались преимущественно на южном побережье Индостана. Среди них особого упоминания заслуживают католик Роберто де Нобили и протестант Бартоломе Цигенбальг. Р. де Нобили (1577-1656) полагал, что доверие местного населения можно заслужить лишь соблюдением всех норм благочестия, принятых в стране. Он сам себя представлял учителем-гуру, принесшим индийцам учение утерянной ими веды. Недаром его называли «иезуит-брахман». Нобили свободно говорил по-тамильски и выучил санскрит, чтобы обращать индийцев словами их же собственного священного писания. В его сочинениях чувствуется восхищение мудростью индийских религиозных книг и их моралью (по мнению автора, близкой к христианской).

Сходные тенденции можно заметить и в трудах Б. Цигенбальга (1682-1717), основавшего миссию на Коромандельском берегу по поручению датского короля. Ему принадлежит первая в Европе грамматика тамильского языка и многочисленные описания Южной Индии (в «Малабарских письмах»). Но надо сказать, что в Европе к подобным работам относились с некоторым подозрением. В Ватикане Р. де Нобили обвиняли в отступлении от католической веры и пособничестве суевериям. Книгу Б. Цигенбальга «Генеалогия малабарских богов» не удалось даже напечатать. Автору было заявлено, что миссионеров посылают в Индию для того, чтобы они искореняли язычество там, а не для того, чтобы распространяли его здесь.

С миссионерской деятельностью связана и знаменитая подделка «Езур-ведам» — якобы перевод утерянной веды, содержавшей христианские идеи. Само название ее могло толковаться как «Веда Иисуса», одновременно напоминая слово «Яджурведа». Публикация «Езурведам» произвела большое впечатление на просвещенную Европу. Вольтер считал ее самой ценной из рукописей Востока и рассматривал как доказательство того, что христианские идеалы на самом деле гораздо древнее самого Хрис-

 

 

80 Глава III. Историография истории Древней Индии

 

та. Он писал Фридриху Великому: «...наша святая христианская религия основана на древней религии брахманов». Отсюда и стих у А. Н. Радищева в «Песни исторической»: «Се потомки мудрых Брамов... по чреде хранят священной свой закон в Езурведаме буквой древнего Санскрита — древней славы их останка...».

Образованные миссионеры, занимавшиеся переводом христианских книг, давно уже обращали внимание на сходство звучания слов в латыни и в индийских языках, но дать этому объяснение не могли, и догадки подобного рода были скоро забыты. Их пересказы мифологических преданий, как правило, не были точны, но тем не менее они давали Западу первоначальное знакомство с индийской литературой. В Европу начинали поступать и рукописи, которые как редкости хранились в музеях и библиотеках, — таким образом создавалась база для последующей научной работы.

Большая часть написанного миссионерами, в том числе и первые грамматики санскрита, хранились в рукописных фондах библиотек, оставаясь недоступными читающей публике. В середине XVIII в. живший в Пон-дишери крещеный индиец Маридас Пиллаи выполнил перевод с тамильского «Бхагавата-пураны», где был упомянут царь по имени Чандрагупта. Эта книга попалась на глаза Жозефу де Гиню, автору многотомной «Истории турков, татар, гуннов и других восточных народов». Тамильская форма имени Сантракутта помогла ему отождествить этого царя с Санд-ракоттом, о котором античные авторы говорили как о современнике Александра Македонского. Но на это открытие, сделанное еще в 1772 г., тогда не обратили никакого внимания.

В XVIII в. французы и англичане проводили активную колониальную политику в Индии. Официальным языком державы Великих Моголов был персидский, давно известный в Европе. По персидским хроникам стала изучаться и история Индии. При некоторых из могольских правителей поощрялся интерес к религиозной литературе индуизма — в особенности к упанишадам. В подражание древним текстам при Акбаре была даже составлена «Аллах-упанишада». В середине XVII в. упанишады переложил на персидский язык принц Дара Шукух, умерщвленный вскоре своим братом Аурангзебом. С этой книги, называемой «Сирр-и-Акбар», т. е. «Великая тайна», и осуществил позднее латинский перевод знаменитый Анкетиль Дюперрон (1731 -1805). Он сам вдохновлялся индийским идеалом мудреца, отрешившегося от мира. Два толстых фолианта его «Упнек-хат» появились в начале XIX в., когда подобная работа должна была казаться уже неким анахронизмом. Однако именно по ней упанишады изучал Артур Шопенгауэр, а через него с индийской философией знакомилась образованная Европа.

 

 

§ I. Начало европейской санскритологии

 

 

Для научной индологии несравненно большее значение имели события, которые происходили в это время не в континентальной Европе, а в Индии — в Калькутте. Генерал-губернатор владений Ост-Индской компании Уоррен Хастингс стремился установить британское владычество на твердом основании мирного общения с туземцами. Он считал необходимым планомерное изучение покоренной страны и заботу о сохранении ее культурного достояния. С этой целью были основаны санскритские колледжи в Калькутте и Бенаресе (ныне — Санскритский университет г. Варанаси).

Местным жителям позволено было судиться по своим собственным законам: мусульманам — по обычаям ислама, индуистам — на основании санскритских шастр. Однако это приводило к тому, что судьи-англичане оказывались всецело в руках своих консультантов, а в случае противоречий между ними в толковании «закона» бывали просто беспомощны. По поручению британских властей ученые брахманы занялись составлением свода цитат из шастр — своего рода «Дигест». Этот «Кодекс индусского права» был переведен Натаниэлем Халхедом. Правда, санскрита последний не знал, ибо брахманы отказывались обучать священному языку чужеземца. Кто-то из индийцев толковал санскритский текст по-бенгальски, а бенгальский текст, в свою очередь, передавался по-персидски, и лишь после этого Н. Халхед осуществлял свой перевод «Кодекса» на английский язык. Так было положено начало изучению традиционного индийского права.

Под влиянием Н. Халхеда образованный купец Чарлз Уилкинс решил заняться санскритом, и Уоррен Хастингс отправил его в Бенарес — знаменитый центр традиционной учености; в результате появился первый перевод на европейский язык непосредственно с санскрита. В 1785 г. была опубликована «Бхагавад-гита» — один из наиболее почитаемых памятников индуизма. Позже В. Гумбольдт определил ее как «самую прекрасную и, может быть, единственную философскую поэму в мировой литературе». Книга получила известность в Европе, ее переводили с английского на другие языки. Вышел и русский перевод — «Багуат-гета, или Беседы Кришны с Аржуном», отпечатанный в 1788 г. в типографии Н. И. Новикова. Ч. Уилкинсу принадлежала и первая опубликованная в Европе грамматика санскрита.

Еще большее значение имела деятельность Уильяма Джонса (1746-1794), одного из блестящих представителей английской культуры конца XVIII в., друга Э. Гиббона, Д. Рейнолдса, Р. Шеридана. По образованию У. Джонс был филологом-классиком и правоведом, занимался также персидским, переводил и писал стихи. Свою грамматику персидского языка он послал У. Хастингсу, предназначая ее для чиновников Ост-Индской

 

 

82 ГлаваIII. Историография истории Древней Индии

 

компании. Вскоре ему была предложена должность судьи в Калькутте. Во время долгого плавания из Лондона в Бенгалию У. Джонс набрасывал знаменитый «Меморандум» — широкий план изучения стран Востока: их древней и современной истории, языков, административного устройства и естественных богатств. Но более всего его интересовали поэзия, религия и философия восточных народов. Естественно, что его мысли были обращены, главным образом, к Индии.

В 1785 г. по предложению У. Джонса в Калькутте было основано Азиатское общество — первая в истории организация востоковедов. Небольшой кружок образованных англичан, душой которого был У. Джонс, время от времени собирался для обсуждения докладов и сообщений, которые затем публиковались в журнале «Азиатские исследования». Азиатское общество существует и поныне, оно обладает богатой библиотекой, архивом и собственным издательством. В начале XIX в. на основе собрания древностей Азиатского общества в Калькутте возник Индийский музей — один из самых крупных в современной Индии.

У. Джонс с энтузиазмом принялся за изучение санскрита у местных ученых-пандитов. Результатом этих занятий явились его переводы драмы Калидасы «Шакунтала», «Законов Ману» и поэмы «Гитаговинда». Отбор текстов был сделан ученым поразительно удачно. Конечно, он хорошо отдавал себе отчет в практической необходимости переводов с санскрита прежде всего «Законов Ману». Но главное, что воодушевляло У. Джонса, — искреннее восхищение поэтическими сокровищами Индии.

В Азиатском обществе У. Джонс регулярно делал доклады. В сообщении о санскритском языке он говорил: «Какова бы ни была его древность, этот язык обладает чудесным строением, он совершеннее греческого, точнее латинского и утонченнее любого другого». Вдохновленный санскритской поэзией ученый и сам сочинял гимны индийским богам — едва ли не первые образцы англо-индийской литературы.

У. Джонс не мог не заметить сходства санскрита с персидским, латинским и греческим. Он увлекался сопоставлениями богов Греции, Италии и Индии, отождествляя, например, Януса (Гануса) и Ганешу. Сравнения проводились и в области исторических преданий: индийский Ману, критский Минос, египетский Менее и т. д. Наивным сближениям такого рода способствовало и то, что древняя история Ближнего Востока оставалась еще совсем неизвестной, а хронология Индии была доступна лишь в фантастических повествованиях пандитов о космических эрах и времени сотворения людей.

О более поздних периодах можно было говорить, опираясь уже не на мифы и домыслы, а на факты. Так, отождествление Чандрагупты Маурья с Сандрокоттом закладывало основы исторической хронологии, а истолко-

 

 

§ I. Начало европейской санскритологии

 

 

вание греческого названия реки «Эраннобоас» как индийского «Хиранья-ваха» позволяло локализовать Паталипутру у ее устья в районе совр. Патны. У. Джонс составил собрание санскритских рукописей — часть их ныне находится в архиве Петербургского филиала Института востоковедения. Некоторые из них испещрены пометками основателя индологии.

Сейчас трудно даже представить, какой оглушительный успех имел перевод драмы Калидасы «Шакунтала». С английского она была переведена на все европейские языки (в том числе и на русский — в «Московском журнале» Н. М. Карамзина). В. Гумбольдт писал: «Во всей античной Греции нет изображения женственности и прекрасной любви, которое хотя бы отдаленно приближалось к Саконтале». Ф. Шиллер публиковал в своем журнале отдельные сцены из индийской драмы, ее влияние прослеживается в «Марии Стюарт» и «Вильгельме Телле». И. В. Гёте в подражание Калидасе составил пролог к «Фаусту» и написал стихи: «Хочешь ли в слове одном постигнуть и Небо, и Землю, молвлю Сакунтала я, этим все сказано вдруг». Древнеиндийская драма послужила основой для общих размышлений о человеческой природе и мировой культуре. В предисловии к немецкому переводу «Шакунталы» И. Г. Гердер говорил о единстве человечества, по отношению к которому отдельные народы являются лишь индивидами.

Работы У. Джонса имели большое значение и для самой Индии. Речь идет не только о том, что его восхищение санскритской литературой заставляло индийцев гордиться своим культурным наследием. В духе Просвещения ученый пытался обнаружить в индуизме религию чистого разума, стремясь достичь ее синтеза с христианством. Под влиянием английского индолога находился Рам Мохан Рой (1772-1838), знаменитый писатель и общественный деятель. В своем переводе упанишад он давал последним трактовку в духе монотеизма. Вокруг Р. М. Роя сложилось общество «Брахмосамадж», ставившее своей целью изменение нравов индийцев. Реформаторы стремились освободиться от наиболее варварских пережитков средневековья — таких, как самосожжение вдов, — но при этом объявляли последние искажением первоначальных обычаев и религиозных идеалов индуизма. Модернизацию они представляли как возвращение к подлинной, еще неиспорченной древности. Общественная борьба требовала и от сторонников, и от противников реформ поиска аргументов в санскритской литературе, а следовательно, ее активного изучения. Публицистика изобиловала ссылками на древние тексты, и санскритология приобретала политическую актуальность. Древность в Индии вообще тесно переплетена с современностью — если до последнего времени в судах цитировали старинные шастры, интерпретация их не могла представлять лишь чисто академический интерес.

 

 

84 Глава III. Историография истории Древней Индии

 

Азиатское общество послужило образцом для создания в Индии новых объединений. В 1804 г. возникло Литературное общество Бомбея, ставшее затем Бомбейским отделением Азиатского общества (ныне — самостоятельное Азиатское общество Бомбея). Позднее Азиатское общество было основано также и в Мадрасе.

Еще более важное значение имело распространение индологии в Европе. Завершив срок службы в Бенгалии, возвращались в Англию чиновники-востоковеды. Ч. Уилкинс стал библиотекарем в «Индиа Оффис». Другому члену Азиатского общества, морскому офицеру Александру Гамильтону, пришлось надолго задержаться в Париже из-за объявленной Наполеоном континентальной блокады. Он занялся разбором индийских рукописей Национальной библиотеки и преподаванием санскрита. В кругу его знакомых и учеников оказались знаток персидского языка Антуан-Леонар Шези и немецкий поэт и философ Фридрих Шлегель. Последний писал в 1803 г. своему другу Людвигу Тику: «Все вытеснил санскрит, здесь действительно источник всех языков, всей поэзии, всей истории человеческого духа — все, все происходит из Индии, без исключения». Именно эта идея и легла в основу опубликованной им в 1808 г. книги «О языке и мудрости индийцев».

Ф. Шлегель особенно ярко выразил то отношение к Индии, которое было характерно для немецкого романтизма. Для него Восток — это царство религии, духовной цельности, еще не испорченной плоским рационализмом. Священные книги Индии — не просто древнейшие памятники мировой литературы, они содержат изначальное откровение, полное мудрости и высокой поэзии.

Сходство между санскритскими и немецкими словами заставляло искать на далеком Востоке корни германского духа. Такие же идеи воодушевляли ученых и в славянских странах — например, петербургский библиограф Федор Павлович (Фридрих) Аделунг написал сочинение о словах русского языка, близких по звучанию и значению с санскритскими.

Книга Ф. Шлегеля имела большой успех. Под ее влиянием находился, в частности, граф Сергей Семенович Уваров. В 1810 г. он опубликовал на французском языке проект Восточной академии и подробный план ее деятельности. Важнейшее место в последнем уделялось Индии — созданию словаря санскрита, переводам классической поэзии, которая могла бы обогатить новейшую литературу. Такого рода идеи носились тогда в воздухе. Живой интерес к проекту проявил Наполеон Бонапарт. В России некоторые из замыслов С. С. Уварова, вскоре ставшего президентом Академии наук и министром народного просвещения, могли быть осуществлены. В 1818 г. был основан Азиатский музей (из которого впоследствии

 

 

§ I. Начало европейской санскритологии

 

 

вырос Институт востоковедения Академии наук). Правда, коллекции му-зея были связаны, конечно, не с Индией, а со странами мусульманского мира — ими и занимались его первые сотрудники.

Более успешно санскритология развивалась во Франции, Германии и Англии. В 1815 г. в Коллеж дс Франс была образована первая в Европе кафедра санскрита, которую занял А.-Л. Шези (одновременно с кафедрой Китая, занятой Абелем Ремюза). Одним из его учеников стал Август-Вильгельм Шлегель (1767-1845). Главная задача, которая стояла тогда перед учеными, — издание литературных памятников. А.-Л. Шези опубликовал знаменитую «Шакунталу» — первый санскритский текст, напечатанный в Европе. Но основная заслуга в решении этой задачи принадлежала А.-В. Шлегелю — филологу-классику, принесшему в индологию свой огромный опыт и практические навыки в текстологии. Прусским министром просвещения был Вильгельм Гумбольдт, великий лингвист и философ, сам с энтузиазмом изучавший санскрит. Он способствовал образованию специальной кафедры в Бонне (1818 г.) и формированию богатейшего берлинского собрания рукописей. Основу последнего составила коллекция Роберта Чамберса — калькуттского судьи и одного из ведущих членов Азиатского общества. А.-В. Шлегель опубликовал «Бхагавад-гиту» с латинским переводом и значительную часть «Рамаяны». Это он превратил Бонн в «Бенарес на Рейне», куда приезжали учиться санскриту из всех стран Европы. Так начинала складываться немецкая индология.

Наряду с боннской школой появилась и берлинская, связанная с именем Франца Боппа (1791-1867). Последний был тоже учеником А.-Л. Шези (а арабским и персидским занимался у Сильвестра де Саси). Ф. Боппа как лингвиста привлекло описание санскрита, данное Панини. Занятия грамматикой санскрита в сопоставлении с латинским, греческим и авестийским привели его к убеждению, что между этими языками есть закономерные соответствия. В его работе 1833 г. по грамматике санскрита содержалось изложение научных методов сравнительной лингвистики и были заложены основы индоевропейского языкознания. Среди опубликованных Ф. Боппом текстов был фрагмент из «Махабхараты» — сказание о Нале. Именно по этому изданию санскритолог и поэт-романтик Фридрих Рюккерт выполнил свой перевод. А уже с немецкого на русский «Наля и Дамаянти» перевел В. А. Жуковский.

Г. Гейне в 1821 г. писал: «Португальцы, голландцы и англичане на своих больших кораблях вывозят богатства Индии — нам же, немцам, уготована лишь роль наблюдателей. Но сокровища индийского духа не уйдут °т нас, наши купцы Ост-Индской компании — это Шлегель, Гумбольдт и Бопп».

 

 

86 Глава III. Историография истории Древней Индии

 

Появились первые санскритологи и в России. В 1830-е годы Бернгард Альбрехт (Борис Андреевич) Дорн был приглашен преподавать восточные языки в Харьковский университет. Здесь он начал вести занятия санскритом и опубликовал сочинение о родстве его со славянским языком. Так как русский язык ученый знал недостаточно хорошо, а слушатели его не владели немецким, преподавание велось на латыни. В те же годы Роберт Христианович Ленц (младший брат известного физика), посланный учиться к Ф. Боппу, издал текст драмы Калидасы «Мужеством добытая Урваши» с латинским переводом. Затем он занялся подготовкой издания «Бхагавата-пураны».

В то время как в Германии (да и во Франции) санскритология развивалась в духе романтического направления, в Англии стала преобладающей совершенно иная тенденция. В общих трудах Индии и ее культуре давались самые резкие негативные оценки. Так, по мнению Джеймса Милля, автора официально признанной «Истории Британской Индии», эта страна принадлежала не истории, а скорее «естественной истории». Высокий уровень цивилизации определяется, по его мнению, тем, в какой мере она рациональна и придает должное внимание свободе индивидуальности, следуя принципу утилитарности. С этой точки зрения ни о каких достижениях отсталых азиатов вообще не могло быть речи. Таким образом, Индия нуждается не в изучении, а в сильной власти и распространении на ее территории европейского образования. Другой ученый, знаменитый историк и британский администратор Т. Маколей, говорил, что вся литература Востока не стоит и одной полки европейских классиков. Подобное отношение к Индии колониальных властей, естественно, не могло не сказаться не только на их политике в области образования и культуры, но и на судьбах самой британской индологии.

В то же время именно английские востоковеды имели такие возможности знакомства со страной, каких практически были лишены их коллеги из стран континентальной Европы. Преемником У. Джонса в Азиатском обществе Бенгалии стал Генри Томас Кольбрук (1765-1837). Он не обладал поэтическим вдохновением своего предшественника, но зато гораздо меньше грешил фантастическими гипотезами. Это был ученый необыкновенной эрудиции, требовавший прежде всего точности как в фактах, так и в выводах. Ему принадлежат обзоры санскритской литературы и мифологии, первые работы по древнеиндийской астрономии, математике, философии. Огромная коллекция рукописей, собранных ученым, составила основу собрания «Индиа Оффис». Он стал и первым директором Королевского Азиатского общества в Лондоне, образованного в 1823 г.

Среди первых британских индологов необходимо назвать и Горация Геймана Вильсона (1786-1860). В Калькутту Г. Г. Вильсон приехал в качестве врача. Здесь он увлекся санскритом и перевел поэму Калидасы

 

 

§ 1. Начало европейской санскритологии

 

 

«Облако-вестник». Долгие годы Г. Г. Вильсон был секретарем Азиатского общества. Но основные его труды появились уже после возвращения в Англию: словарь санскрита, составленный по туземным лексикографическим пособиям, переводы индийских драм и «Вишну-пураны». Когда в 1833 г. была основана кафедра санскрита в Оксфорде — самая престижная в Европе Boden chair, — первым ее занял Г. Г. Вильсон. Одной из важнейших задач, стоявших перед ним, была демифологизация персонажей индийской литературы. Ученый стремился обнаружить зерно исторической истины в запутанных преданиях о Калидасе, Шанкаре, Будде. Другой его заслугой было изучение Центральной Азии. Дело, когда-то начатое Г. 3. Байером в «Истории Греко-бактрийского царства», он мог продолжить на новом уровне науки. В распоряжении исследователя находился и значительный свежий материал, так как офицеры — любители древностей уже начинали проводить первые раскопки в северо-западных провинциях Британской Индии.

Работа с археологическими материалами (включая также нумизматику и эпиграфику) составляет самый существенный вклад англичан в индологию. В 1830-е годы Джеймс Принсеп (1799-1840) впервые смог дешифровать письменность брахми. Эта задача представляется значительно более простой, чем та, которая стояла перед Ф. Шампольоном: ведь древнеиндийский шрифт — не иероглифы, а, в сущности, алфавит, да и язык в основном был известен. Ученый располагал небольшими билингвами в виде надписей на монетах индо-греческих царей, уже были найдены и некоторые из эдиктов Ашоки. Исследования Дж. Принсепа открыли совершенно новые перспективы в изучении маурийской эпохи и индо-скиф-ских царств — той главы истории Индии, которая связана с буддизмом.

Крупнейшим исследователем буддизма в середине XIX в. был француз Эжен Луи Бюрнуф (1801-1852). Санскриту он учился у А.-Л. Шези, а китайскому у А. Ремюза. После смерти А.-Л. Шези (скончавшегося, как и А. Ремюза, в 1832 г. от холеры) Э. Бюрнуф стал его преемником по кафедре. Сведения о буддизме в то время все более множились, поступая с самых разных сторон. Александр Чома де Кёреш, венгр по национальности (1784-1842), путешествовал по Востоку в поисках прародины своего народа. Встретившийся ему в Лакхнау известный английский агент в Центральной Азии У. Муркрофт в 1822 г. направил его в Тибет. Чома Де Кёреш долгие годы провел среди лам в Занскаре, живя как отшельник. Он коллекционировал рукописи и составлял большой тибетский словарь. Его работу продолжил Исаак Якоб (Яков Иванович) Шмидт (1779— 1847) — немец, живший в России и собиравший сведения о буддизме и тибетском языке среди калмыков. На Цейлоне британский чиновник Дж. Тернер (1799-1843) нашел текст палийской хроники «Махавамса»,

 

 

88 Глава111. Историография истории Древней Индии

 

благодаря которому удалось установить, что Пиядаси в индийских надписях — имя царя Ашоки из династии Маурьев. Британский резидент в Катманду Брайан Ходжсон (1800-1894) собрал коллекцию непальских буддийских манускриптов, значительная часть которых была передана им для изучения Э. Бюрнуфу. Последний был наилучшим образом подготовлен к подобной работе, ибо еще в 1826 г. вместе с X. Лассеном издал первый очерк пали — языка «Типитаки».

Основной труд Э. Бюрнуфа «Введение в историю буддизма» (1844 г.) представляет собой общий обзор религиозной литературы и основных положений учения. Непальские рукописи автор классифицировал по разделам, соответствующим палийскому канону, — сутра, виная и абхид-: харма — и старался обрисовать контуры культуры Индии по сведениям буддийских легенд — авадан. В качестве второго тома несколькими года- '• ми позже был опубликован перевод «Саддхармапундарики» — «Лотоса благого закона», одной из наиболее священных книг так называемого «се- ] верного буддизма». Кстати, и самое разделение буддизма на «северный»! и «южный» также принадлежит французскому исследователю. Как и книга! русского китаиста В. П. Васильева, его труд заложил основы европей-j ской буддологии.

По сочинениям Э. Бюрнуфа с буддизмом знакомились поэты и философы. Под его влиянием складывался американский трансцендентализм: i Индия помогла Эмерсону «освободиться от христианских суеверий», а буддийские мотивы попали в знаменитое сочинение Торо «Уолден, или Жизнь в лесу». А. Шопенгауэр говорил: «У меня в кабинете вы не увидите изображений христианских святых, но я был счастлив, когда мне удалось найти статуэтку Будды». Впрочем, немецкий философ не видел прин-, ципиальных различий между буддизмом и философией упанишад.

Немало было сделано Э. Бюрнуфом и в области чистой санскритологии. Он издал, например, санскритский текст «Бхагавата-пураны», выполнив то, что планировал осуществить его приятель Р. Ленц. Э. Бюр-нуф стоял у истоков Азиатского общества в Париже (1822 г.), был секретарем Академии, первым редактором «Азиатского журнала» (Journal asiatique). Отношение ученого к задачам индологии ясно сформулировано в одной из его лекций: «Это — больше, чем Индия, это — страница из истории происхождения мира, первоначальной истории человеческого духа — вот что должны мы прочитать». Такой подход был очень близок] немецкой санскритологии. И не случайно, что именно у Э. Бюрнуфа учи-' лись Макс Мюллер и Р. Рот — замечательные исследователи «Ригведы», самого раннего памятника индийской литературы. j

Выше уже упоминалось имя сотрудника Э. Бюрнуфа — норвежца Христиана Лассена (1800-1876). Ученик и помощник А.-В. Шлегеля,]

 

 

§ /. Начало европейской санскритологии

 

 

X. Лассен отличался удивительной работоспособностью и широтою научных интересов. Он откликался на все новейшие открытия, писал об античных авторах и индийской философии санкхья, о лингвистике и исторической географии. Основной его труд «Исследование индийской древности» (Indische Altertumskunde, в четырех томах, 1847-1861; второе издание — 1867-1873) был энциклопедическим по своему охвату и подводил итоги сделанному в науке к середине прошлого века. В первом томе излагалась география Индии, включая экономические районы, растительный и животный мир, естественные богатства страны, климат. Затем давался обзор древнейшего периода истории Индии, который, вслед за Э. Бюрнуфом, автор называл «добуддийским». Основными источниками X. Лассену служили эпико-пуранические предания, анализируя которые, он пытался реконструировать древнейшую династийную историю. Отдельные главы книги были посвящены происхождению каст, уровню научных знаний и сведениям о чужеземных странах.

Во втором томе (столь же обширном, как и первый, — более тысячи страниц) изложение политической истории Индии доводилось до поздних Гуптов. Задачей ученого был сбор и интерпретация всех доступных тогда источников, а главной целью — установление наибольшего количества фактов. Его кругозор не ограничивался лишь основными областями Северной Индии и Декана, но захватывал также районы крайнего Юга, Цейлон, Юго-Восточную Азию и острова Индонезии.

Половина третьего тома была посвящена истории индийской торговли со странами Средиземноморья и подробному обзору сведений об Индии в античной литературе. Вторая половина охватывала историю североиндийских княжеств раннего Средневековья. Наконец, в четвертом томе излагалась политическая история Декана, Юго-Восточной Азии, Цейлона и Индонезии с начала Гуптской эры и до мусульманских завоеваний. Здесь же был дан систематический обзор истории классической индийской культуры — религии, философии, языка и письменности, литературы и научных знаний. В раздел о культуре включен был и материал по государству и праву.

Труд X. Лассена поразительно богат по содержанию, однако этот пестрый калейдоскоп имен и событий не вполне отвечает понятию «история». И дело не только в том, что многие вопросы в середине прошлого века еще не были достаточно изучены. Автор как настоящий гегельянец не усматривал на Востоке подлинного развития, он считал его областью некой «неисторической истории». По его мнению, несмотря на все внешние перемены, современная Индия по духу и сути мало отличается от той, которую могли наблюдать спутники Александра Македонского.

 

 

90 Глава III. Историография истории Древней Индии

 

X. Лассен упрекал Ф. Боппа в том, что последний для реконструкции древнейшей стадии индоевропейских языков привлекает материал классического санскрита, а не самых ранних текстов — вед. Замечание было справедливым, и вполне естественно, что к середине XIX в. внимание специалистов по сравнительному языкознанию сосредоточилось на «Ригведе». В этой области эпоху составили труды Рудольфа Рота (1821-1895). Уже в 1846 г. он решительно сформулировал суть своего подхода в нашумевшей статье «К литературе и истории веды». Исследователь отрицал, что в Индии веками и тысячелетиями поддерживалась единая традиция истолкования священных книг. Он возражал Г. Вильсону, полагавшему, что средневековый комментатор Саяна лучше понимал «Ригведу», чем любой современный ученый. По его мнению, Саяна часто бывал беспомощен и искажал комментируемый текст, переосмысливая его в духе своего времени. Сравнительный метод, которым вооружены новейшие ученые, давал более совершенное орудие интерпретации. «Подальше от Саяны», — так провозглашал Р. Рот. В своем анализе «Ригведы» он определял значение слов из контекста и этимологии, широко используя сопоставления с другими индоевропейскими языками, прежде всего авестийским.

«Ригведа» считалась тогда древнейшим памятником индоевропейской литературы, и Р. Рот находил в ней «естественную, первобытную поэзию». Помыслы ведийских ариев были скорее направлены на войну, чем на теологические спекуляции. Лишь много позднее их простое и образное творчество было затемнено и запутано брахманами-богословами. Благодаря Р. Роту и его сторонникам европейская санскритология впервые сделала попытку освободиться от опеки средневековых комментаторов и встать на собственные ноги.

В то же время с самого начала работы Р. Рота вызывали серьезные возражения, и прежде всего со стороны тех индологов, которые имели возможность жить в Индии. Мартин Хауг, Теодор Гольдштюкер упрекали знаменитого санскритолога в том, что он совершенно игнорирует ритуал, в котором используются ведийские стихи-мантры. Критики рассматривали его интерпретации как плод чисто кабинетных умствований.

Ближайшим соратником и единомышленником Р. Рота был Оттон Николаевич (Отто Карл) фон Бетлинг (1815-1904), родившийся и большую часть жизни проведший в России. О. Бетлинг учился у Ф. Боппа, А.-В. Шлегеля и X. Лассена. Свою первую работу он посвятил грамматике Панини — ее изданию и переводу. Этот эпохальный труд до сих пор переиздается, не потеряв своего значения.

Делом жизни ученого стало составление вместе с Р. Ротом так называемого Большого Петербургского словаря. Санскрито-немецкий словарь был издан в семи томах в 1852-1877 гг. на средства Академии наук.

 

 

§ 1. Начало европейской санскритологии

 

 

Общий объем его составлял почти 10 тысяч страниц — это до сих пор самый крупный из существующих словарей. В нашем столетии выпускались дополнения к этому словарю (они были подготовлены Рихардом Шмидтом в 1920-е годы), сейчас готовится его перевод на английский язык. Сами принципы составления словаря были революционны: О. Бетлинг и Р. Рот основывались не на туземных лексикографических пособиях, не на трудах средневековых комментаторов, а исключительно на анализе самих санскритских текстов. Смысл каждого слова ученые выясняли из контекста и этимологии. В словаре давались также цитаты, документирующие то или иное значение. Таким образом, словарь являлся не просто справочником, он знаменовал важнейший этап в изучении санскритских текстов. Историю индологии XIX в. порой так и делили на эпохи: до и после Петербургского словаря.

В обработке уже тогда весьма обширной массы опубликованных произведений и наиболее важных рукописей составителям оказывали помощь коллеги — А. Вебер, У. Д. Уитни, Т. Ауфрехт, Г. Керн и др. Но основную часть всего труда взял на себя О. Бетлинг. Он читал буквально все и параллельно с работой над словарем готовил издания и переводы текстов, антологию санскритской литературы, трехтомный сборник индийских афоризмов. Его публикации касались не только индологии — именно О. Бетлинг был, например, основоположником якутского языкознания.

Сразу же по завершении Большого Петербургского словаря О. Бетлинг уже в одиночку начал составлять «Малый Петербургский словарь», также в семи томах. Здесь практически не было цитат из текстов, зато объем лексики значительно увеличился за счет обработки только что изданных санскритских текстов. На основе последнего Карл Капеллер подготовил однотомный словарь, который практически и поныне является основным учебным пособием на немецком языке.

Под влиянием Р. Рота в 1873-1875 гг. математик и санскритолог Герман Грассман составил полный словарь «Ригведы» с указанием всех грамматических форм, встречающихся в этом памятнике. Он попытался также максимально дифференцировать все оттенки значений его лексики. У Р. Рота училась в Тюбингене целая плеяда виднейших индологов — его лекции приезжали слушать и русские лингвисты и санскритологи.

Одновременно с санскрито-немецкими вышел и обширный санскри-то-английский словарь М. Монье-Вильямса, ученика и преемника Г. Вильсона в Оксфорде. Положенные в основу этого словаря принципы радикально отлич^гшсь от провозглашенных Р. Ротом. Словарь аккуратно и довольно полно воспроизводил толкования туземных лексикографов. Он был, конечно, традиционным, т. е. некритическим, но зато и меньше страдал от гиперкритики и самонадеянных реконструкций. Оба словаря

 

 

92 ГлаваIII. Историография истории Древней Индии

 

отражали существенные особенности развития немецкой и английской школ санскритоло