Британское соединение. Лейтенант Оливер Бекхэм, понимая, что море не упокоится ни на секунду

Лейтенант Оливер Бекхэм, понимая, что море не упокоится ни на секунду, не собирался долго приноравливаться к взбрыкивающейся поверхности. Неустойчивость палубы, раскинувшейся впереди, всё больше замечалась по мере падения высоты. На приборной панели, маркер, обозначающий плоскость самолёта, ни как не удавалось совместить с горизонталью посадочной площадки.

Корма была очищена от любой техники, лишь желтели шлемами и фуфайками регулировщики, а ближе к носу, прижался к рубке палубный тягач. Уравняв горизонтальную скорость самолёта с кораблём, Бекхэм почти уронил машину, ощутимо запрыгавшую на амортизаторах, закачавшись носом в разных плоскостях. Регулировщик засуетил условно руками – показывая уводить машину к носовому самолётоподъёмнику. Тут же убрав обороты, изменив вектор тяги, пилот повёл машину вперёд. Вдруг лейтенант почувствовал что самолёт скользит в бок по мокрой палубе. Видимо это заметили и техники из дивизиона полётной палубы. Сразу три человека бросились к самолёту, уперевшись руками в борт, не давали ему скользить к краю, и сопровождали весь путь, пока надёжно не укрепили цепями за переднюю стойку на платформе подъёмника. Бекхэм с облегчением почувствовал, как «Харриер» стал погружаться в недра ангарной палубы. Он сдвинул колпак назад и привстал, оглянувшись, что бы посмотреть на посадку напарника. Тот тянул, висел в метрах трёх над авианосцем, не решаясь опустит самолёт ниже. В конце концов выросшая перед носом рампа не дала Бекхэму разглядеть финал. Уже выбравшись из самолёта внутри «гаража» он узнал, что ведомый сел менее мягко – у самолёта сломаны подкрыльевая стойка и носовое шасси.

Упавший на нос и крыло самолёт, не церемонясь подцепили тягачом и потащили на ближайшему подъёмнику.

«Бисмарк» стрелял вдогон английскому кораблю. Линдеманн видел первый промах, а потом шквал закрыл от него результат залпа башни «Бруно». Хотя некоторый успех был. Правда, немцы не смогли бы его сразу оценить.

В стволе правого орудия появился износ, пусть не значительный, но теперь одинаково нацеленные орудия били с некоторым отклонением относительно друг друга. Тем более если учитывать дистанцию до корабля противника. Выстрелы с носовой башни подняли высоченные водяные столбы слева от кормы авианосца. Штормовой ветер обдирал с оседающих колосьев капли и водяную пыль, сдувал пороховой дым, снося в сторону от кормы английского корабля. Бессильно выли раскалённые осколки, не дотягиваясь до желанной кормы.

Правое орудие «Бруно» почти догнало виляющий зад далеко уже не самого современного корабля Королевского флота, вмиг вырастив из пенного кильватера смесь бурлящей воды, громыхнувших газов и свистящих осколков, звякнувших на излёте о металл. Однако бронебойный снаряд левого орудия встрял в слабозащищенную кормовую часть, справа от выреза с площадкой для артустановки, легко пробивая бортовую обшивку, далеко уходя вглубь корабля вдоль четвёртой палубы.

Этот гад не взорвался! Не сработал головной взрыватель! 800 килограмм промчались, протыкая переборки, теряя кинетическую энергию. Снаряд сшиб, превращая в кучу дюралевого крылато-хвостатого хлама две стоящие бок обок «вертикалки», приготовленные к подъёму на кормовом лифте, и уже почти потеряв скорость и продольную устойчивость, зацепившись смятым носом, перевалился через искромсанный фюзеляж, проломив фонарь истребителя, застрял к кабине, съехав днищем к педалям управления.

Всё произошло настолько быстро, что разбросанные проломленной переборкой, сдвинутой техникой, жутким лязгом и грохотом, техники ни черта не поняв, опешив, даже не предпринимая попытки подняться, заворожено пялились на тускло поблёскивающую головку, оседлавшую место пилота. Эдакого железного дровосека, судя по тому, сколько он дров наломал. После успокоения непрошеного гостя наступила сравнительная тишина. Помимо проникающего забортного шума штормящего океана, воспринимающегося скорее как фон, слышались потрескивания и поскрипывание проседающего гнутого железа, где-то капала и даже порой срывалась на струю гидравлическая жидкость. Вроде бы гидравлическая жидкость. Падение на палубу, приставленной к кокпиту самолёта металлической лесенки, неожиданно резануло по ушам своим грохотом и наконец заставило зашевелится персонал. Оцепенение прошло, кто-то даже пошутил, дескать у «семёрки» объявился новый пилот. И наконец задёргались принюхивающиеся носы – протекали вовсе не шланги гидравлики. Диффузия, настойчиво сигнализируя носовым рецепторам об опасности, всё-таки достучалась до заторможенных мозгов любителей ровных газонов. Кто-то сразу вспомнил, что эту парочку готовили к взлёту уже подвесив дополнительные баки с горючим.

Предостерегающие крики совпали с ярким взметнувшимся к высокому потолку пламенем.

Англичане конечно учли опыт Фолклендской войны. Системы тушения пожаров на флоте подверглись доработке, повысивших их эффективность и надёжность. Хлопнули вниз огнестойкие шторки, разделив ангар на участки почти моментально заполнившиеся специальной пожарной пеной и не менее быстро распространяющимся огнём. Автоматически сработали захлопки в системе вентиляции, перекрывая распространение дыма. Запертые в замкнутом пространстве заполненном дымом, огнём и паром, задыхающиеся, спасающие свои жизни люди стали прорываться наружу. Вслед за ними метнулось ревущее пламя, распространяясь по маршам трапов и колодцам коммуникаций, выискивая малейшие щели из отсека в отсек. Офицерам быстро удалось пресечь панику.

Пожары с похвальной оперативностью англичанам удалось потушить. Почти. Но бросив все силы на самое опасное направление – шестую палубу, где расположены погреба боезапаса, цистерны авиационного топлива и топливные танки, не уследили за небольшими очагами: какие-то тлеющие пластмассы, искрящиеся провода, коробящаяся перегретая жаростойкая краска. Свою лепту внесла большая задымлённость. Посчитав что с огнём удалось справиться, с центрального поста снова включили систему вентиляции и кондиционирования в обгоревших отсеках. Получив свежий кислород, неожиданно огонь вспыхнул с новой силой. В этот раз автоматика уже не поспевала за разбушевавшимся огнём. Загорелись авиационные мастерские, и снова полыхнуло на ангарной палубе, пламя нашло выход наружу, охватив огнём катера, расположенные в специальных вырезах в наружной обшивке. Раскачивающийся с носа на корму, «Илластиес» выдавал с одного борта красные языки пламени и лоскуты чёрного дыма. И снова экипаж не сидел сложа руки. Как уже говорилось, англы дотошно «обсосали» ошибки гибели кораблей в далёком 1982 году. Теперь никто не спешил бросить раненное, горящее судно.

До этого идущий бесполезной тенью в миле эсминец ПВО, приблизился а к горящему флагману. Командир «Диаманта» весьма рискованно (при таком волнении) сокращал интервал между двумя кораблями. С палубы эсминца в высокий борт авианосца ударили сбиваемые ветром струи воды, выписывая восьмёрки, потянулись к очагам пожаров. Навстречу огню и внутри потянули шланги измотанные пожарные партии. Ситуация возвращалась к контролю. Сожжённые катера были сброшены за борт, огонь угасал и из обгорелых провалов тянулся лишь дым и белый пар воды.

Линкор «Бисмарк».

На линкоре тоже тушили пожары и устраняли многочисленные повреждения. Матрос- наблюдатель на марсе грот-мачты разглядел сквозь шквалистые дождевые полосы огоньки костров на корабле противника. Серия команд прокатилась от мостика до командиров носовых башен. Голые по пояс матросы боевых расчётов скоро вгоняли очередные фугасы и заряды в казённики. Орудия выставлялись на новый угол вертикальной наводки. Сдвинув брови, выправил судно по пеленгу штурман Вольф Нойендорф (горизонтальную наводку носовой башни так до конца и не удалось восстановить. 5 – 7 градусов – вот и весь возможный ход).

Элеваторы уже пёрли наверх новые килограммы стали и взрывчатки. Крики «огонь!» утонули в надрывном рёве – «Бруно» отправляет два фугасных снаряда. В который раз оглушённые залпом над головами, расчёт в башне «Антон» только видит широко раскрывающийся рот командира - орудийный ложемент вздрагивает, вбиваемый внутрь башни силой отдачи.

Англичане.

Глупая английская морская гордость! И ни чем не оправданная самоуверенность! Так теперь оценивал свои действия и решения командир британского соединения контр-адмирал Вильям Джеймс. Не смотря на Фолклендский опыт, некоторые противоречивые выводы аналитиков и специалистов не были приняты в расчёт. И теперь раздутая, преувеличенная эффективность ракетного оружия сыграла с ним злую шутку. Лондон, засыпая флагманский мостик запросами и требованиями доложить обстановку, последние полчаса оставался в неведенье об истинном положении дел. Джеймс ещё надеялся разобраться с возникшей проблемой сам. Авианосцу упрямо долго удавалось избегать накрытий ужасающих снарядов с линкора. Он благодарил бога и дьявола за то что этот проклятый снаряд не взорвался. Господи, но какие впечатляющие разрушения принёс он даже не взорвавшись! Когда «Илластриес» содрогнулся, приняв пронизавшую почти на треть длины корпуса, стальную болванку, Вильям Джеймс подумал что это начало конца. И зря он ещё полчаса назад не сделал запрос в Лондон о разрешении применения спецзарядов. К чёртовой матери! На борту подлодки «Вэндженс» имеются припасённые на подобный случай две ракеты с ядерными боеголовками. Специально разработанными для уничтожения целого соединения кораблей. Единственное чем его смущал этот вариант, последние массовые отказы и сбои электроники. Использовать системы SCOT 10 и INMARSAT[30], и уж тем более американскую GPS для позиционного ориентирования было рискованно. Не хватало ещё из-за свихнувшегося бортового ЭВМ ракеты, засандалить ядерным зарядом незнамо куда. Теперь он рассчитывал на торпедный удар фрегата «Сент-Альбанс», заходящего с правого траверса на этот кошмарный линкор. Командир фрегата уже доложил, что отстрелялся (вероятней всего тоже с минимальным эффектом) последними противокарабелками. А потом связь прервалась. Какое-то время на радарах ещё можно было наблюдать слабую засветку болтающегося на волнах корабля, но потом и это напоминание, о том что судно на плаву, исчезло, а вместе с ним и последняя надежда на его торпеды.

Носовой самолётоподъёмник выл электроприводом. Только три самолёта оказались подготовленными к взлёту с неспокойной палубы авианосца. Три отчаянных напряжённых пилота готовы были резко вздёрнуть свои нагруженные машины в вертикальном режиме. Ни о каком пробеге и речи быть не могло – восьмибальный шторм и критические отклонения палубы (свыше пяти градусов) даже при вертикальном взлёте могли привести к катастрофе.

Лейтенант Оливер Бекхэм весь сосредоточился на управлении машиной, раскачивающейся вместе с палубой. «Харриер» Бекхэма выруливал на площадку перед надстройкой по правому борту. Два остальных самолёта выстроились друг за другом с большим интервалом на основной полосе.

Командир эскадрильи не рекомендовал лейтенанту взлетать в такой опасной близости от высокой надстройки. Встречный порыв ветра мог бросить неуклюжий и плохо управляемый на вертикальном старте самолёт назад, ударив как минимум об антенны.

Однако посмотрев налево, где из под борта показывались уже редкие

и укорачивающиеся языки пламени, а параллельно шёл эсминец, увенчанный тремя водяными усами тушившими огонь, лейтенант подумал что, пожалуй, безопасней будет взлетать с правого борта. Пилотам разрешалось поднимать машины по своему усмотрению, и тем не менее в наушниках постоянно мявкал голос полётного офицера, раздающего советы и коррекции.

Поворотные сопла стояли под углом 90°. Рука Бекхэма сместилась на ручку газа, подрагивая от волнения. На приборной панели линия горизонта постоянно отклонялась то влево, то вправо, градусов на семь не меньше. Голос в наушниках заставил его снова дернуться головой назад – первая машина резко оторвалась от палубы и с креном на левое крыло отвалила в сторону, медленно набирая высоту. В это момент два огромных столба воды встали между эсминцем и авианосцем. Один пенный колос буквально ударил под крыло взлетевшему самолёту, перевернув его. Отброшенная машина мгновенно посыпалась вниз, назад к кораблю, ударившись хвостовой частью о край палубы, за считанные секунды нырнула носом вниз под самый борт авианосца. Напряжённые до предела нервы пилота лопнули - Бекхэма хоть и не был до конца уверен в безопасности старта, быстро выставил обороты турбины на взлётный режим. Оторвав самолёт от палубы, подхваченный ветром, постепенно уходил в сторону, набирая горизонтальную скорость. Уже через минуту развернувшись, он увидел, как над авианосцем поднимается грибовидное чёрно-красное облако.

Два снаряда, встав между английскими кораблями, осыпали градом горячего железа эсминец, наделав в нём множество дырок. Стоящий на палубе «Харриер» окатило водой, протащив по палубе, стукнуло об надстройку. Захлебнувшийся двигатель заглох. Из пробитых подвесных баков потёк керосин. Через секунду по палубе растекалась горящая лужа. Два фугаса с орудий башни «Антон» оказались более точны. Один с небольшим недолётом вошёл в воду справа от кормы, взорвавшись, гидроударом сорвав один из винтов, извернув и заклинив правое перо руля под большим углом. Второй снаряд словно стремился к своему неразорвавшемуся собрату, засевшему в самолётном ангаре, пробил полётную палубу, вломился, продырявив вторую промежуточную, и рванул в третьей галерейной. Взрывом продавило листы металла, обломки посыпались в ангар, ударная волна добралась до бронебойной болванки умастившейся в кресле избитого самолёта.

Из-под палубы вырвался багровый огненный пузырь, в огненную стихию влился керосин вспыхнувших внутренних баков палубника.

На мостике повылетали все стёкла. Контр-адмирал Вильям Джеймс поклялся себе, что не отдаст позорный приказ «покинуть корабль». Хватит что во время «фолклендов» английские экипажи бросали горящие суда, а те ещё сутками находились на плаву. Контр-адмирал даже успел, ещё в сравнительно спокойной обстановке – до первого ощутимого попадания, толкнуть короткую пламенную речь по внутренней связи. Джеймс не был каким-то особенным оратором, речь его была рванной и не всегда связной, слова рубленными. Но именно такое искреннее и не подготовленное обращение завело экипаж, заставив многих действовать, забыв об инстинкте самосохранения.

Пожарище на ангарной палубе обильно заливали водой. Офицеры аварийных партий не боялись, что авианосец примет слишком много лишнего балласта. Часть воды конечно доходила до нижних палуб, но в основном она шумными потоками стекала из бортовых вырезов. Какой-то отчаянный палубный рабочий врезался на самолётном тягаче в пылающий «Харриер», столкнув его за борт, сам едва не улетев вслед. Матросов с шлангами, окруживших очаг огня на палубе, сбивающих горящий керосин струями воды, вдруг раскидало взрывом – рванул один из «Гарпун» (отвалившись от пилона, ракета лежала на задымлённой палубе ни кем не замеченная).

Огонь выбрался из дыры оставленной первым снарядом и охватил многострадальную корму корабля. Пламя перекинулось на кормовую артиллерийскую установку. Вспыхнули водонепроницаемые чехлы, губя блоки с антеннами и телевизионной камерой. Через несколько минут в огненном аду «Голкипер» весь нагрелся. Жар передался в подпалубное пространство и объёмные магазины. Патроны в них стали рваться с пулемётной дробью.

Тут и там мелькал персонал в белых накидках с красным жирным крестом на спине, сгорбленные фигуры порой тащили порожние или нагруженные носилки. Оказывалась первая медицинская помощь задыхающимся, кровоточащим, орущим в общей какофонии воя ветра, сирен и взрывов. Всё это происходило в ухудшавшихся условиях бортовой качки – авианосец из-за повреждённых рулей неумолимо сваливался в циркуляцию. Правда достаточно большого радиуса, но держать курс 45 градусов - на ветер, он уже не мог. По траверсам флагмана, рискуя схлопотать увесистый вражеский снаряд, сновала бледная тень эсминца.

Изменение курса помогло англичанам избежать очередного накрытия – счетверённый разбросанный частокол всплесков встал слева по корме.