в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника»

По воспоминаниям Антона Павловича Чехова, сюжет рассказа «Смерть чиновника» сообщил А. П. Бегичев. Что же могли рассказать Чехову? Разве лишь то, что какой-то человек, неосторожно чихнувший в театре, на следующий день пришел к незнакомому человеку и стал просить извинения за причиненное в театре беспокойство. Забавный анекдотический случай.

В рассказе Чехова один из участников событий оказывается мелким чиновником, другой – генералом. Фамилия чиновника – Червяков – говорит сама за себя, подчеркивая приниженность, рептильность героя. У Чехова генерал действительно крикнул на чиновника, и этого оказалось достаточно, чтобы погубить его: «Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и… помер» [10, с. 62]. В рассказе «Смерть чиновника» изображен трагический случай, обозначенный уже в самом названии рассказа – смерть чиновника. Но в то же время автор рисует картину обмельчания и обеднения личности в результате ее подчинения господствующим нравам.

Кроме того, стиль произведения во многом определяется и его жанром. С этой точки зрения данное произведение можно рассматривать как сатирический рассказ.

Динамичность рассказа «Смерть чиновника» заключают в себе глаголы и их формы. Именно через глагольную лексику идет развитие сюжета, а также дается характеристика героев. Главный герой произведения вводится с первых же строк: «В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитриевич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя наверху блаженства. Но вдруг…» [10, с. 59]. Прежде всего, следует отметить, что действие происходит статически. Это достигается благодаря форме глаголов – прошедшее время, несовершенный вид (сидел, глядел, чувствовал).

Глагол «глядел» дает нам первичную характеристику героя. Червяков сидел в театре и не смотрел, но глядел на сцену, хотя «Словарь русского языка» С.И. Ожегова дает толкование «глядеть – то же, что смотреть» [8, с. 132]. Таким образом, Червяков представляется нам простым обывателем, «маленьким человеком».

Повтор глагола (… и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя…) служит толчком развития сюжета, так как обусловливает неожиданность чихания.

«Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось… он отвел от глаз бинокль, нагнулся и… апчхи! Чихнул, как видите» [10, с. 60]. Автор постепенно подводит читателя к одному из ключевых слов рассказа.

Четкими яркими глаголами Чехов передает состояние героя через действие (ряд глаголов поморщилось – подкатились – остановилось – отвел – нагнулся – чихнул). Стоит обратить внимание на звукоподражательное слово «апчхи!», которое ассоциируется с глаголом.

Исследуя текст рассказа А.П. Чехова, мы приходим к выводу, что глагол чихать встречается шесть раз, но многократное его повторение (четыре раза подряд) делает на нем логическое ударение. Так это слово становится одним из ключевых.

Далее действие развивается динамически. Это достигается за счет употребления глаголов совершенного вида: «Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханием? Но тут уже пришлось сконфузиться» » [10, с. 61].

Интересен и случай противопоставления: не сконфузился – пришлось сконфузиться. А сконфузиться Червякова заставило осознание того, что он причинил беспокойство, тем более, что это оказался статский генерал, определяющим здесь оказался чин старичка. Господствующие нравы, принципы и преклонения перед высоким чином обусловливают дальнейшее поведение героя. Таким образом, глагол « сконфузиться», является одним из ключевых.

И тут в голову героя приходит «роковая» мысль: «Я его обрызгал! – подумал он. – Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко. Извиниться надо». На наш взгляд, в данной фразе содержаться два глагола, являющиеся ключевыми по отношению ко всему тексту: обрызгать и извиниться. Их композиционную ценность определяет частота их употребления. Исследование показало, что глагол обрызгать встречается четыре раза, причем в текст он входит, чаще всего, через диалог Червякова и Бризжалова. Глагол извинить/извиниться встречается семь раз и «сопровождает» героя с момента заявки конфликта.

Зарождающееся в голове у Черовякова беспокойство также передается через глагол – оно «начало помучивать» его. Префикс по - придает глаголу начало действия, слабую его выраженность. Это-то беспокойство и вызывает у героя желание объяснить: «Надо бы ему объяснить, что я вовсе не желал…». Сослагательное наклонение придает действию оттенок желательности, но уже после следующей встречи «желательность» переходит в твердое намерение: Я ему объясню…» [10, с. 61].

Во время второй встречи генерала и экзекутора в рассказ приходит смех. Следует отметить, что смех здесь воспринимается сразу же именно как насмешка: «Какие же тут насмешки? – Подумал Червяков. – Вовсе тут нет никаких насмешек!» [10, с. 62].

Синонимом слову «смеяться» выступает «насмешка». Именно возможность насмешки и беспокоит, пугает Червякова: «Я вчера приходил беспокоиться ваше-ство, - забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, - не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с… а смеяться я и не думал. Смею ли смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам… не будет…»[10, с. 62]. Червяков не думал, не смел смеяться. Последнее же предложение вообще заключает всю суть философии злосчастного экзекутора Ивана Дмитриевича Червякова. Здесь же «всплывает» и несоответствие элементарному человеческому здравому смыслу. С одной стороны, «чихать никому не возбраняется», это естественно и свойственно каждому человеку, но с другой стороны, он «не смеет смеяться» над этим «естественным» и забавным случаем.

Это несоответствие становится роковым для героя. Трагическим для него оказывается последнее «объяснение» с генералом: «В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся… Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и … помер»[10, с. 62].

Исследование текста показало, что весь трагизм развязки и кульминация рассказа представлен глагольной лексикой: оторвалось – не видя – не слыша – попятился – вышел – поплелся – придя – не снимая – лег – помер. Все выше перечисленные глагольные формы передают состояние героя, его раздавленность, убитость: он не пошел, но поплелся, он ничего не видел, не слышал. А в результате «помер».

Трагическая развязка рассказа не воспринимается таковой. Слово «помер», в котором заключается кульминация и развязка произведения, - стилистически снижено. Читатель чувствует отношение самого автора к герою. Оно иронично. А.П. Чехов не считает это смертью Человека, и читатель не чувствует истинного «пафоса» смерти.

Итак, в ходе исследования выявлено, что поведение Червякова и развитие действий можно передать через следующий ряд ключевых глаголов:

сидел – глядел – чихнул – пришлось сконфузиться – обрызгал – извиниться – объяснить – не смею смеяться - оторвалось – попятился – поплелся – лег – помер.

Вся сюжетная ткань рассказа держится на глагольной лексике, которая передает состояние героя, сообщает предмету, действию, состоянию обобщенность и обыденность, является средством выражения авторского отношения к герою, показывает ключевые слова, передает эмоциональное состояние героя.

Заключение

У каждого писателя свои связи с современностью, с прошлым и будущим. Чем он крупнее, тем яснее улавливается традиционное и новаторское, национальное и общечеловеческое в его наследии. Специфическим и ярчайшим проявлением таланта А.П. Чехова является лаконизм.

Работая в ходе исследования с глагольной лексикой рассказа «Смерть чиновника», мы можем сказать, что глагол, обладающий большим «набором» категорий, форм и оттенками значений, является одной из примечательных в стилистическом отношении частей речи русского языка. Это основное средство придания тексту динамичности, сообщения развития действий. В данном рассказе глагольная лексика показывает всю сюжетную ткань рассказа:

- глаголы прошедшего времени несовершенного вида передают состояние героя;

- глаголы прошедшего времени совершенного вида сообщают о действии непосредственно в развитии, в динамике и заключает в себе сюжетную нить рассказа;

- глаголы настоящего времени сообщают предмету, действию, состоянию обобщенность и обыденность;

- стилистическая сниженность глаголов является средством выражения авторского отношения к герою, так как во многом характеризуют его;

- повтор одних и тех же глаголов ставит на них логическое ударение и говорит о том, что они, возможно, являются ключевыми;

В ходе исследовательской работы мы сделали вывод о том, что именно глагольная лексика в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» становится определяющей в стилевой характеристике писателя и способствует проявлению лаконизма.Анализ глагольной лексики позволил взглянуть на творчество писателя по-другому. Нам интересно было выявить все нюансы функционирования лексики и понять, в чем же суть лаконизма прозы великого классика.

Список используемой литературы

1. Бердников Г.П. А.П. Чехов: идейные и творческие искания. - М.: Статус, 1984.
2. Громов М.П. Книга о Чехове. - М.: Современник, 1989.
3. Кузнецова М.В. Творческая эволюция А.П. Чехова. – Томск: Издательство Томского университета, 1998.
4. Бялый Г.А. Великий мастер короткого рассказа. – С. П., 1981.
5. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. – М.: ХМГУ, 1983.
6. Кулешов В.И. Стилистика и морфология русского языка в произведениях великих классиков. – М.: Высшая школа, 1993.
7. Дерман А. Мастерство Чехова-классика». – М.: Советский писатель, 1959.
8. Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М.: Оникс, 2006.
9. Словарь литературоведческих терминов / Под ред. Л.И. Тимофеева, С.В. Тураева. – М.: Просвещение, 1974.
10. Чехов А.П. Рассказы. – М.: Радуга, 2009.
11. Карнухин С.А. Русский глагольный вид в языковом сознании // РЯШ – 2004 – №3 – С. 101-108.
12. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. Учебное пособие для студентов факультета русского языка и литературы педагогических институтов, 1977.
13. Мурзин Л.Н. Штерн А.С. Текст и его восприятие – Свердловск: Издательство уральского университета, 1991.
14. Полоцкая Э.А. А.П. Чехов: движение художественной мысли. – М.: Просвещение, 1979.