ИСКУССТВО И ЭСТЕТИКА АРТУРА ШОПЕНГАУЭРА

 

Итак система Шопенгауэра изложена в 4 книгах его основного труда "Мир как воля и представление".
У Шопенгауэра основой и животворящим началом всего является не познавательная способность и активность человека, а в о л я как слепая, бессознательная жизненная сила. Тем самым в "человеке разумном", в homo sapiens, разум перестал считаться его родовой сущностью; ею становилась неразумная воля, а разум начинал играть второстепенную, служебную роль.
Жизнь, жизненная сила, волевое напряжение - вот что вышло на авансцену, оттеснив интеллект, рацио на задний план.
Наука, по Шопенгауэру, никогда не может обрести конечной цели, однако есть сфера, которая рассматривает "единственную действительную сущность мира" - это искусство. Шопенгауэр говорит, что"обыкновенный человек, этот фабричный товар природы" не способен на незаинтересованное созерцание так же, как и ученый, и только гений способен на это. Искусство есть создание гения, и гений возможен только в искусстве. Искусство воспроизводит постигнутые чистым созерцанием вечные идеи.

С раннего детства Ш., имея возможность путешествовать, мог развивать свой эстетический вкус, а чувство красоты пробудилось в нем с особенной силой при знакомстве с классическим миром. Учителем греческого языка в Веймаре у Ш. был хороший классик; под его руководством Ш. изучал Гомера, и его безмерное восхищение перед античным гением выразилось в курьезном парафразе "Отче наш" ("Отче наш, Гомер, и т. д."). В эстетическом наслаждении впоследствии Ш. нашел великое облегчение в житейских невзгодах: оно оазис в пустыне жизни. Сущность искусства сводится к наслаждению безвольным созерцанием вечно совершенных Архетипов-Идей и мировой воли - идей, поскольку последние находят себе выражение в образах чувственной красоты. Сами идеи вневременны и внепространственны, но искусство, пробуждая в нас чувство красоты в прекрасных образах, дает нам возможность прозревать сверхразумным мистическим путем сокровенную сущность мира. Отдельные искусства и их роды соответствуют преимущественно отображению определенной ступени объективации мировой воли. Так, например, архитектура и гидравлика, примененные с художественной целью (искусственные водопады, фонтаны), отображают низшие ступени объективации воли в неорганизованном мире - в них проявляется в эстетической оболочке идея тяжести. По большому счету архитектуре присуще ≪только одно стремление:

довести до полной наглядности некоторые из тех идей, которые

представляют собой низшие ступени объектности воли, а именно

тяжесть, сцепление, инерцию, твердость, эти общие свойства камня,

эти … генерал-басы природы, а затем, наряду с ними, свет≫.

Сделать это можно, лишь показывая изображаемые природные силы

не обособленно, а в борьбе, столкновении друг с другом.

Естественным дополнением архитектуры является искусство

гидравлики, обыгрывающее текучесть материи. Более высокой сту-

пени объективации воли, растительной жизни, соответствует парко-

вое искусство, а также ландшафтная живопись. Изящное садоводство и ландшафтная живопись символизируют растительный мир. ≪Еще более высокую

ступень раскрывает живописное и скульптурное изображение жи-

вотных≫. Но главный предмет искусства - это, разумеется,

человек. В изображении человека художник должен удерживать ба-

ланс в репрезентации свойств его видового и индивидуального ха-

рактера. Лучше всего природу человека передает поэзия.

Поэзия – многообразное искусство, но наиболее динамичную

и адекватную картину человеческой природы дает, конечно же, тра-

гедия. ≪Целью трагедии, этой вершины поэтического творчества, – писал Шопенгауэр, – является изображение страшной стороны жиз-

ни … здесь, на высшей ступени объектности воли, грозно выступает

в своем полном развитии ее борьба с самою собою≫. Совер-

шеннейшим видом трагедии, по Шопенгауэру, следует признать тот,

при котором страдания людей предстают не как результат случая

или какой-то исключительной злобы отдельных индивидов, а как

следствие неотвратимых законов, когда ≪ни одна сторона не оказы-

вается исключительно неправой≫. Подобные трагедии не мо-

гут остаться безразличными для людей, поскольку они чувствуют,

что в любой момент могут сами попасть под сокрушающее действие

таких сил. Среди немногочисленных примеров трагедий этого выс-

шего рода Шопенгауэр упоминал ≪Гамлета≫, ≪если иметь в виду

только отношение героя к Лаэрту и Офелии≫ и ≪Фауста≫, ≪если ви-

деть главный момент действия в событии с Гретхен и ее братом≫.

Греческие трагики, "Фауст" Гёте, Шекспир, Байрон с его "Каином", "Inferno" Данте приводятся Ш. как наивысшие образцы поэзии.

Особое место в ряду искусств, по Шопенгауэру, занимает му-

зыка. Если другие искусства преимущественно отображают какие-то

отдельные идеи, то музыка есть ≪непосредственная объективация и

отпечаток всей воли, подобно самому миру, подобно идеям, множе-

ственное явление которых составляет мир отдельных вещей≫.

Итак, музыка объективирует мировую волю, но по-другому,

нежели идеи. Тем не менее это обстоятельство задает некий парал-

лелизм между музыкой и миром идей, наглядно обнаруживающийся

в природе гармонии. ≪В самых низких тонах гармонии, в ее басовом

голосе, –писал Шопенгауэр, –я узнаю низшие ступени объектива-

ции воли, неорганическую природу, планетную массу … далее, в со-

вокупности сопровождающих голосов, образующих гармонию, меж-

ду басом и ведущим, исполняющим мелодию голосом, я узнаю всю

лестницу идей, в которых объективируется воля … наконец, в мело-

дии, в главном высоком голосе, который поет, ведет все целое … я

узнаю высшую ступень объективации воли, осмысленную жизнь и

стремление человека≫. В известном смысле музыка па-

раллельна и философии, тоже отображающей мир в целом. Поэтому

полное объяснение музыки в понятиях являлось бы точным поня-

тийным отображением мира, т. е. истинной философией.

Учение Шопенгауэра о музыке воодушевляло Р. Вагнера и не-

которых других философски настроенных композиторов. Нельзя

также отрицать, что его гипотеза (он не утверждал, что это доказан-

ная истина) о музыке как непосредственном выражении мировой во-

ли хорошо объясняет тот факт, что это искусство не погружает нас в

состояние безвольного и умиротворенного созерцания, как это

обычно бывает с живописью или скульптурой, а глубоко затрагивает

наше сердце. Впрочем, эту особенность музыка разделяет с поэзи-

ей, где тоже есть место не только прекрасному, но и интересному.

Шопенгауэр специально исследовал отношение этих катего-

рий. На первый взгляд, интересное противоречит сути искусства, ко-

торое должно облегчать созерцание идей чистым, т. е. незаинтересо-

ванным субъектом. Вместе с тем, живой интерес у читателя может

вызывать лишь правдоподобное изображение каких-то черт мира, а

правдивость не может быть достигнута без понимания его сущности,

отображение которой мы называем прекрасным: ≪Посредством

правдивости интересное, значит, связано с прекрасным≫ (6, 288). И

хотя эта связь не носит необходимого характера (некоторые великие

произведения, к примеру все тот же ≪Гамлет≫ Шекспира, считает

Шопенгауэр, не назовешь интересными, и наоборот, многие инте-

ресные романы вообще лишены реальной эстетической ценности), в

идеале интересное должно дополнять прекрасное, связывать его по-

добно нити, соединяющей жемчуг в ожерелье, чтобы держать вни-

мание, облегчая переход от одной части произведения к другой.

Иными словами, можно сказать, что ≪интересное –это тело поэтиче-

ского произведения; прекрасное –его душа≫.

Интересное в художественных произведениях предполагает

способность человека сочувствовать их героям, воспринимать их

переживания как свои собственные. Эта особенность человеческой

натуры помогает объяснить и природу моральных поступков людей.

Музыка же не есть выражение какой-нибудь ступени объективации воли, она есть "снимок самой воли", она есть полнейшее мистическое выражение ее глубочайшей сущности. Бас символизирует низшие формы объективации воли - косную материю, мелодии -- человеческий дух, средние голоса -- промежуточные ступени объективации. Поэтому связывать музыку с текстом, делать ее орудием для выражения специальных чувствований (например, в опере) - это значит суживать ее значение: она воплощает в себе (например, в симфонии Моцарта) волю во всей ее полноте.

Высоко ценя трагическое в искусстве, Ш. отводит надлежащее место и комическому, предлагая особую теорию смешного. Смешное должно было обратить на себя внимание Ш. как эстетическое освещение мировой дисгармонии. Сущность смешного заключается в неожиданном подведении известного конкретного факта, известной интуиции под несоответствующий концепт. Все смешное можно выразить в форме силлогизма, где большая посылка неоспорима, а меньшая неожиданна и проскальзывает, так сказать, в рассуждение незаконным путем. Так, например, однажды, когда в Париже было запрещено пение "Марсельезы", театральная публика стала требовать от актеров, чтобы они ее исполнили. На сцене появился жандарм и заявил шумящей толпе, что на сцене не должно появляться ничего такого, что не значится в афише. "А вы-то сами значитесь на афише?!" - крикнул кто-то из публики, чем и вызвал гомерический смех в театре. В своей эстетике Ш. ограничивается преимущественно указанием метафизического содержания искусства, сравнительно менее он останавливается на формальных условиях красоты, подробнее исследованных гербартианцами; на исторической эволюции прекрасного (Гегель), на оценке процесса одухотворения ("Einf Э hlung") антропоморфической социализации мировых явлений в искусстве Ш. вовсе не останавливается.

Человек есть существо страдающее. Бытие и страдание - понятия взаимосвязанные. В философии Шопенгауэра страдание осмысливается положительно, поскольку является продуктивным, основой творческой деятельности. Однако плоды человеческого труда не приносят человеку счастья, он не может насытить свои потребности, так как всякая удовлетворенная потребность порождает новую, а удовлетворение - скуку. Человек распят между страданием и скукой, то и другое есть зло. Шопенгауэр не ограничивается констатацией зла в окружающем мире, а пытается обрисовать пути, следуя которыми, человек может прожить жизнь спокойно, счастливо. По Шопенгауэру счастье есть спокойствие. В подобной рефлексии прослеживается известная традиция, уходящая корнями в древнеиндийскую философию, изложенную в "Упанишадах".

Эстетические и этические начала, фиксируемые, прежде всего, в искусстве, литературе, религии - показатель трансформаций человеческого духа, лежащий в основе различения культур. Проявленный здесь животворящий дух затем выходит на социально-экономическую поверхность. Все это указывает на то, что причины любого общественного кризиса кроются в ценностной системе.

Искусство не может служить забавой и развлечением, оно призвано стать важным средством нравственного воспитания народа и социального переустройства общества. Художественное произведение должно воплощать большие идеи, создавать искусство монументальное, освобожденное от всего случайного и наносного. Эти эстетические принципы принадлежат выдающемуся немецкому композитору и публицисту, проводнику шопенгауэровских идей в музыке - Рихарду Вагнеру.

Шопенгауэровская Воля, пройдя ряд объективаций, возвращается к исходному началу через искусство и, в частности, музыку, которая отражает, схватывает суть Воли, представляющую вечное становление. Безграничная образность в музыке уникальна, она позволяет собственные фантазии и переживания органично вплетать в замысел автора. На иррациональном, интуитивном уровне музыка проникает в душу, соприкасаясь с таинственным и трудно-объяснимым внутренним миром человека. Слова грубы и вульгарны. Они не могут даже приблизительно выразить что есть жизнь. Музыка как высшее проявление духовности мистически постигает эту истину.