Глава XV. Мировая война (продолжение) 7 страница

Наконец, 6-я армия вела в Лесистых Карпатах бои, которые иначе чем геройскими история не назовет.

С 4 сентября войскам пришлось драться в глубоком снегу. Армия Лечицкого билась на фронте в 240 верст, в горах и облаках. Наш XII армейский корпус держал крепкой хваткой III австро-венгерскую армию на Быстрице, тогда как поредевшие цепи XI, XVIII и образованного затем между ними XXIII армейских корпусов отчаянно бились с VII армией, тесня ее на Дорна-Ватру. 4 сентября XXIII корпус сбил Карпатский — центральный корпус армии Пфланцера, а 5-го XI корпус ударом по 25-му германскому корпусу заставил отступить и левый фланг VII армии врага.

32-я пехотная дивизия нашего XI корпуса разбила 117-ю германскую дивизию. В Карпатском корпусе особенно пострадала 1-я пехотная дивизия. В этих делах нами взято 43 офицера, 2596 нижних чинов, 4 орудия, 3 миномета и 13 пулеметов. Историки восточнопрусских полков только что прибывшей сюда из-под Вердена 1-й германской пехотной дивизии свидетельствуют об этих боях у Дорна-Ватры, Якобен и Кирлибабы как о самых тяжелых за всю войну. Последняя августовская неделя у Кирлибабы обошлась этой дивизии дороже, чем два месяца у Мортомма и на высоте 304{85}. О верденских боях знает весь мир — о буковинских не знает никто. Русская армия презирала рекламу.

10 сентября в состав Юго-Западного фронта была включена Особая армия (I Туркестанский, XXX, I, XXVI, XXXIV и XXV армейские корпуса), которой вместо ушедшего генерала Безобразова командовал энергичный Гурко.

Ставка разочаровалась в Ковельском направлении, и генерал Алексеев под свежим впечатлением августовской победы Щербачева на двух Липах советовал Брусилову перенести центр тяжести на юг — в 7-ю и 9-ю армии, тем более что того требовала и создавшаяся после выступления Румынии политическая и стратегическая обстановка. Как в августе 1914 года под Львовом и в мае 1916 года после Луцкой победы, Алексеев ходил вокруг и около правильного решения, нащупывал его, но оказался неспособным принять его и даже четко формулировать.

Но генерал Брусилов пренебрег советами Ставки, твердо решив долбить Ковель. Неудачи лишь распаляли его упорство. Отправив по настоянию Ставки один корпус — XXVI — в Буковину к Лечицкому, он в пятый раз решил повторить наступление, не удавшееся четыре раза.

Особой армии были переданы правофланговые XXXIX и ХЬ армейские корпуса 8-й армии и IV Сибирский корпус резерва фронта. Ей были указаны активная оборона линии Стохода (короткими ударами) и решительное наступление на Владимир Волынский левым флангом в обход Ковеля с юга. 8-й армии предписывалось содействовать генералу Гурко наступлением на Грубешов, 11-й армии по-прежнему бить на Львов, 7-й армии — на Галич (причем она была усилена за счет 11-й III Кавказским корпусом), в 9-й армии — на Дорна-Ватру. Общее наступление всего фронта было назначено на 17 сентября.

Однако уже 14 сентября неприятель спутал наши расчеты. Группа Марвица нанесла крепкий удар в стык Особой и 8-й армий — по IV Сибирскому корпусу, понесшему большие потери под Свинюхами. Весь удар 20 батальонов (три дивизии) и 57 батарей пришелся по 10-й Сибирской дивизии, понесшей тяжкие потери — 100 офицеров, 6000 стрелков (3000 пленных), 2 орудия и 48 пулеметов. Положение здесь было спасено 3-й Гвардейской пехотной дивизией (дивизия скорой помощи), для которой выручка соседей, близких и дальних, всю войну была делом привычным.

Одновременно и Южная германская армия Ботмера выбила 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию нашей 7-й армии из Свистельников. Неприятель вернул утраченное им 3 сентября, воспроизводя в то же время кошевские образцы Драгомирова. Первый короткий удар по кошевскому образцу был произведен 6 сентября корпусом Фата на Стоходе у Заречья. Наша 77-я пехотная дивизия (ХЬУ! армейского корпуса 3-й армии) была отброшена на правый берег Стохода, оставив в руках неприятеля 31 офицера, до 2500 нижних чинов пленными и 17 пулеметов. Австро-германцы, располагавшие подавляющей по силе артиллерией, показали свой урон только в 200 человек.

Эти короткие удары стратегических целей не преследовали, но поражение IV Сибирского корпуса заставило генерала Брусилова отложить наступление Особой и 8-й армий на два дня. 11-я и 7-я армии атаковали 17 сентября. Левый фланг генерала Сахарова — VI армейский корпус — имел небольшой успех у Красне — этим исчерпалась вся наступательная операция 11-й армии. Трофеями боев у Красне было 59 офицеров и 1928 нижних чинов пленными.

Штаб 7-й армии сомневался в успешности наступления в долине Днестра в Галицком направлении, где противник чрезвычайно сильно укрепился. Генерал Щербачев решил нанести удар не левым крылом на Галич, а правым — на Львов, совместно с соседней 11-й армией. Для наступления он назначил только часть XVI армейского корпуса и подошедший III Кавказский корпус — 3, а затем 4 дивизии из общего числа 15.

Удар пришелся по галлиполийскому 15-му турецкому корпусу, стоявшему на левом фланге Ботмера. В неистовом побоище 17 сентября под Диким Ланом кавказские полки 21-й и 52-й дивизий поддержали славу Суходола, Иван-города и Сенявы, а турки — славу Дарданелл. 18 и 19 сентября XVI корпус форсировал Нараевку и Ценювку, отбросив корпус Гофмана. 22-го генерал Щербачев нанес крепкий, но безрезультатный удар правофланговыми XVI, III Кавказским, частями VII Сибирского и II армейского корпусов, введя в дело 7 дивизий — и этим закончилась попытка 7-й армии наступать на Львов.

Весь бой под Диким Ланом велся на штыках — пощады не просили и не принимали. Турки (19-я и 20-я пехотные дивизии) оказали бешеное сопротивление. Поле сражения осталось поделенным перпендикулярно исходному положению — как некогда при Цорндорфе. Наши трофеи составили 112 офицеров, 2268 нижних чинов почти сплошь австро-германцев, так как турки не сдавались. Ночью 15-й турецкий корпус был отведен в резерв и сменен германскими 119-й и 216-й пехотными дивизиями. В боях 18 и 19 сентября на Ценювке было взято еще 2600 пленных, а 22 сентября у Млынова — еще 15 офицеров и 822 нижних чина.

Щербачев и Головин, так хорошо проводившие прежние наступления, на этот раз действовали очень посредственно. Колеблясь в выборе направления, изменив его в последнюю минуту, назначив для удара едва четвертую часть всех сил, вводя эти недостаточные силы в бой к тому же по частям, они воспроизвели здесь худшую из своих операций — декабрьское наступление на Стрыпе.

19 сентября перешли в наступление Гурко и Каледин, начав Пятое Ковельское сражение. Особая армия атаковала левым крылом, развернув XXXIX, XXV, XXXIV и ХЬ армейские корпуса (XXX и I были на Стоходе, а I Туркестанский и IV Сибирский корпуса выведены в резерв). Слабость технических средств не могла возместиться доблестью войск. Решительный Гурко продолжал непрерывно наносить удары, пока 22 сентября не истощил своих войск (у нашей артиллерии, к счастью, не хватило снарядов, и пехотную бойню пришлось остановить).

Неукротимой энергии и полководческому творчеству генерала Гурко невозможно было развернуться в условиях осадной войны — на подступах к обращенному в гигантскую крепость Ковелю. Командуй он здесь в начале Брусиловского наступления вместо слабого и нерешительного Каледина, Владимир Волынский и Ковель были бы захвачены с налета, луцкая, а затем и кошевская победы были бы использованы полностью. Сейчас — в сентябре — октябре — полководцу под Ковелем делать было уже нечего: тут хватило бы и Эверта для спокойного отсиживания в окопах. Энергия и напористость генерала Гурко шли только во вред, умножая без всякой нужды и без того громадные потери.

8-я армия нанесла удар тремя правофланговыми корпусами — I Гвардейским, II Гвардейским и VIII (левофланговый V армейский корпус остался на месте). Атака Квадратного леса закончилась неудачей, и огромный урон соответствовал огромному мужеству атаковавших. Всего в Пятом Ковельском сражении 14 наших дивизий атаковали 12 неприятельских (германская группа Бекмана{86}, 6-й германский корпус Марвица и IV австро-венгерская армия), занимавших оборудованные по-крепостному позиции и располагавших вдвое сильнейшей артиллерией. Гвардия атаковала 17 раз. В Особой армии неприятель отметил особенный пыл XXXIV корпуса (56-я и 104-я пехотные дивизии), штурмовавшего 12 раз позиции 10-го австро-венгерского корпуса.

После этого сражения Государь и Алексеев воспротивились дальнейшей бойне на Ковельском направлении, требуя перенесения тяжести Юго-Западного фронта на Буковину и Лесистые Карпаты. Туда было переведено управление 8-й армии, а все войска этой последней включены в Особую армию, доведенную до состава 12 пехотных и 2 кавалерийских корпусов — 27 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. Однако у Ставки не хватило твердости настоять на своем решении прекратить ковельскую операцию перед более волевыми подчиненными инстанциями. Брусилов и Гурко настояли на продолжении этого безумного самоистребления.

Генерал Гурко разделил свою ставшую слишком громоздкой армию на две группы — северную и южную (соответствовавшие, в общем, прежней Особой и 8-й армиям), приняв лично руководство ударными корпусами. Он решил напрячь всю энергию войск, все время сближаться с врагом, непрерывно ведя инженерное наступление, нанося ему безостановочно крепкие короткие удары — давить неприятеля грудами земли, дерева и человеческого мяса.

Систему непрерывно нажимать на мощно укрепившегося неприятеля принял было в самом начале позиционной войны на Западе генерал Жоффр. Я их грызу! (*3е 1ез дп^по^е!) — говорил он. Эта грызня зимой 1914/15 годов и весной 1915 года стоила Франции 500 000 убитых и раненых и совершенно не принесла ущерба немцам.

Генерал Гурко не отдавал себе отчета в том, что при нашей технической бедности у нас не может получиться лучшего.

Последняя сентябрьская неделя и первые октябрьские дни были, пожалуй, самым тяжелым временем ковельской страды. От войск, чередовавших тяжелые инженерные работы с кровопролитными и малоуспешными штурмами, требовалось страшное напряжение. 25 сентября вел упорнейший бой XXV армейский корпус генерала Корнилова, поддержанный XXXIX корпусом. 1 и 2 октября гвардейские стрелки истекли кровью в Квадратном лесу. 3 сентября расстреляны на проволоке стрелки I Туркестанского корпуса и снова XXV армейский корпус. Эти трехдневные жестокие и кровопролитные бои мы можем назвать Шестым (и, к счастью, последним) Ковельским сражением.

Тяжелое положение Румынии побудило нашу Ставку принять меры к облегчению незадачливых союзников. По мере того как румыны переводили свои силы из Молдавских Карпат в угрожаемую Валахию, место их занимали войска нашей 9-й армии, протягивавшей все больше свой левый фланг к югу. Чрезмерное (к середине сентября до 300 верст) растяжение фронта, кровавые потери в беспрерывных боях, необходимость выделить значительное количество людей на сообщения в этой дикой горной местности, для эвакуации раненых и заболевших, подноса боевых припасов по трудно проходимым, заваленным снегом тропам, — все это еще более затрудняло и без того нелегкую задачу генерала Лечицкого, державшего за горло III и VII австро-венгерские армии. Но он и вверенные ему войска с честью вышли из этого положения.

Переведенное в Буковину управление 8-й армии объединило XII, XI, XXIII и XVIII армейские корпуса в Заднестровье и Карпатах. Генералу Лечицкому было оставлено дорна-ватренское направление, против которого были развернуты III конный и XXVI армейские корпуса — правый фланг новой 9-й армии. Южнее их строили фронт в Молдавских Карпатах постепенно прибывавшие с севера корпуса. За октябрь это были II армейский корпус из 7-й армии, XXXVI и XXIV армейские корпуса — оба с Западного фронта.

Генерал Лечицкий видел всю выгоду трансильванского направления, выводившего долиной Мароша в обход всего неприятельского расположения, и предлагал наступать на Чик-Середу. Но Ставка, пораженная стратегической слепотой, не желала замечать этой выгоды, считая трансильванское направление опасным. Она предписывала Лечицкому долбить на Дорна-Ватру и Кирлибабу, где неприятель тем временем устроил нам второй Ковель.

Октябрьские бои 1916 года нашей 9-й армии приковали к Молдавским Карпатам VII австро-венгерскую армию с многочисленными германскими подкреплениями и половину I армии, на целый месяц отсрочив падение Бухареста. Склоны гор у Кирлибабы превратились в обширные русские кладбища.

В конце октября действовавшая против Румынии IX германская армия генерала Фалькенгайна, получив сильные подкрепления с Французского фронта{87}, нанесла румынам решительный удар. Генерал Лечицкий напряг все свои усилия и с 15 ноября перешел в наступление по всему своему фронту. Правым своим флангом XXVI и II армейскими корпусами — он ударил на Дорна-Ватру, а левым — XXXVI и XXIV корпусами, к которым присоединился вскоре ХЬ, — пытался прорваться на Чик-Середу.

Весь ноябрь шли тут героические бои в облаках и за облаками — сражение у Кирлибабы. История их когда-нибудь будет написана. Трофеи наши в этой горной войне были значительны, потери — огромны, героизм — беспределен. К сожалению, все сроки были уже пропущены. XII австро-венгерская армия прочно занимала карпатские проходы своими 11 дивизиями, располагавшими гораздо более сильной артиллерией, нежели 8, затем 10 дивизий генерала Лечицкого. Что можно было легко совершить в конце августа, когда фланг противника в трансильванском направлении буквально висел в воздухе, становилось уже невыполнимым два месяца спустя, в ноябре, когда неприятель укрепился в превосходных силах на горных позициях, оказавшихся неприступными благодаря своему положению, инженерному искусству, снегу и морозу наступившей третьей и самой суровой зимы Мировой войны.

* * *

Героическим побоищем у Кирлибабы закончилась наступательная кампания 1916 года на русском фронте.

Тактические результаты ее были внушительны. Завоевана была Буковина, захвачено 420 000 пленных{88} (из них германцев 80 000), 600 орудий, столько же минометов и бомбометов, 2500 пулеметов и огромная добыча. Велико было и политическое значение Брусиловского наступления. Итальянская армия была спасена от разгрома (Капоретто отсрочено на полтора года). Французский фронт получил{89} большое облегчение в критический момент июньского кризиса под Верденом: кронпринц приостановил свое наступление на Маасе, и его резервы отправились на Волынь. Наконец, буковинская победа Лечицкого побудила к выступлению Румынию.

Стратегического решения это политически выгодное и тактически удавшееся наступление не принесло. Сперва его не требовали, а затем его не сумели добиться. Для России и русской армии вся эта грандиозная наступательная операция в конечном счете оказалась вредной.

Победы мая — июня были утоплены в крови июля — октября. Было перебито 750 000 офицеров и солдат — как раз самых лучших. Превосходный личный состав юго-западных армий был выбит целиком. Болота Стохода поглотили восстановленные с таким трудом полки гвардии, с которыми лег и остальной цвет императорской пехоты — богатыри VIII корпуса, железные полки ХЬ, заамурцы, туркестанские стрелки… Заменить их было некем.

Ставка ждала от Юго-Западного фронта прорыва — и Юго-Западный фронт дал ей этот прорыв, и даже целых четыре сразу. Россия ждала от Ставки победы, и Ставка ей этой победы дать не сумела.

Была упущена последняя возможность окончить войну выводом из строя Австро-Венгрии, предупредив этим близившиеся великие внутренние потрясения. Враг содрогнулся от полученного страшного удара. Ему дали время оправиться, а затем стали наносить удары в самые крепкие его места, вместо того чтобы бить в самые слабые. И лавры Луцка сменились терновым венцом Ковеля…

Во всю эту злополучную кампанию русского стратега — если только злосчастного генерала Алексеева можно назвать стратегом — преследовало какое-то непонятное ослепление — стремление во что бы то ни стало идти по линии наибольшего сопротивления.

Решение Ставки нанести главный удар Западным фронтом в самое крепкое место неприятельского расположения — и это несмотря на неудачу Нарочского наступления — было едва ли не самым большим стратегическим абсурдом Мировой войны. И то, что это решение было навязано союзниками, лишь отягчает вину русской Ставки перед Россией и русской армией. А когда не поддержанное Ставкой наступление Юго-Зададного фронта уже успело захлебнуться. Ставка решила его развить и указала для главного удара опять-таки самое крепкое, единственно крепкое место вражеского расположения — Ковель!

У русских было много войск, но они тратили их слишком беспорядочно, вспоминал Фалькенгайн про июльские наши наступления на Стоходе. Сил наших было тогда достаточно для полного разгрома неприятеля — не было только разумного их применения.

Владимиров день — 15 июля — был решающим днем кампании. Он должен был показать всю бессмысленность ковельсккх сражений — вбивание лбом гвоздя в стенку. Будь тогда в Ставке полководец, он отказался бы от бессмысленного и кровавого ковельского миража и, учтя полностью создавшуюся политическую и стратегическую обстановку, произвел бы единственно возможную перегруппировку сил для нанесения сокрушительного удара из Молдавских Карпат во фланг и в тыл неприятельского расположения. Враг страшился этого удара, самой природой начертанного на карте. Его военачальники не скрывали своей тревоги в напряженные дав августа — сентября. И рев вашей артиллерии, тщетно надрывавшейся под Ковелем, должен был им казаться райской музыкой, показывая, что русские заняты совершенно иным, чем следовало бы.

Геверал Алексеев считал главным то направление, на котором в первый момент было захвачено наибольшее количество пленных, орудий и пулеметов. Первые дни Брусиловского наступления, после Луцкого прорыва, это было направление 8-й армии. После Доброноуцкой победы внимание Ставки перенеслось в 9-ю армию в Буковину, а затем по очереди — в 11-ю армию (после Брод) и в 7-ю армию (после августовского сражения на двух Липах). Вместо того чтобы управлять событиями. Ставка сама следовала за ними. Верховного руководства российской вооруженной силы не существовало.

Волевого Военачальника генерала Брусилова следует поставить гораздо выше генерала Алексеева. Он громил неприятельские армии, одерживал блестящие победы, которыми генерал Алексеев совершенно не умел пользоваться. Его одновременный прорыв в четырех местах, отказ от шаблонной подготовки удара кулаком в одном направлении указывает на самостоятельное стратегическое творчество. Единственный из всех старших наших военачальников он оказался способным на него. Алексеев не умел мыслить иначе, чем по раз навсегда с академии еще усвоенному шаблону. О других и говорить нечего.

Генералу Брусилову удалось то, что до сих пор не удавалось ни одному вождю союзных армий — прорыв неприятельского фронта в стратегическом масштабе. Брусилова обвиняют в том, что, произведя прорыв, он не сумел его использовать. Обвинение это ни на чем не основано. Использовать прорыв было делом не главнокомандующего Юго-Западным фронтом (которому было указано только демонстрировать), а Ставки. Ставка же оказалась совершенно неспособной принять полководческое решение и упустила все представлявшиеся возможности.

Упрек генералу Брусилову может бросить не стратег, а тактик. Этот кавалерист не нашел кавалерии… Превосходная конница Юго-Западного фронта осталась неиспользованной. Из 13 дивизий была использована лишь одна (9-я у Порхова) — и как раз на труднейшем участке. В какой триумф превратилась бы наша победа, кинься IV и V конные корпуса — 20 тысяч шашек (и каких шашек!) преследовать наголову разбитого врага под Луцком. И уцелел бы из разгромленной армии Пфланцера хоть один человек, если бы вместо одного Текинского полка ее стал бы рубить весь III конный корпус графа Келлера?

Семь кавалерийских дивизий на правом крыле фронта сидели по брюхо коня в болоте, три на левом крыле двинуты были в горы… А за уходившими неприятельскими батареями гналась горсточка наших конноартиллеристов!

Нашей победе не хватило крыльев.

Из командовавших армиями на первое место следует поставить генерала Гурко. К сожалению, он явился на Волынь слишком поздно. Волевой, энергичный и умный начальник, он много требовал от войск и командиров, но много и давал им взамен. Его приказы и наставления — краткие, ясные, проникнутые наступательным духом, ставили войска в наилучшее положение при сложившейся исключительно тяжелой и невыгодной для наступления обстановке. Возглавь Гурко Луцкий прорыв, трудно сказать, где остановились бы победоносные полки 8-й армии, и остановились бы они вообще.

Командование армией явно превысило способности генерала Безобразова, сорвавшего своей методикой Первое Ковельское сражение. Немногим лучше был генерал Каледин, как-то неуверенно чувствовавший себя во главе армии, сомневавшийся в своих силах, не веривший в победу, нуждавшийся в постоянном подбадривании.

В действиях генерала Сахарова в начале наступления сказывалась нервность и плохое понимание стратегической обстановки. Однако в последовавший период он выровнялся и действовал отлично. Вполне на своем месте был генерал Щербачев, армия которого между тем была поставлена в самые невыгодные стратегические и тактические условия. И превосходен был железный Лечицкий, давший нам Буковину, истребивший австрийцев и заставивший германского противника пожалеть о верденском пекле.

Разгром Румынии

Победы армий генерала Брусилова имели последствием выступление на стороне Согласия Румынии, решившей, что настал час поспешить на помощь победителю. Раньше, чем объявить войну, бухарестское правительство запродало Центральным державам все запасы хлеба и нефти в стране по весьма дорогой цене, рассчитывая все получить затем даром от России.

Эта коммерческая операция по реализации урожая 1916 года потребовала времени, и Румыния объявила войну Австро-Венгрии лишь 14 августа, когда Брусиловское наступление уже закончилось. Выступи она на шесть недель раньше, — в момент луцкой победы Каледина и доброноуцкого триумфа Лечицкого положение австро-германских армий из критического стало бы катастрофическим, и при умелом использовании румынских возможностей нам удалось бы вывести из строя Австро-Венгрию. Но удобный момент был безвозвратно пропущен, и выступление Румынии в августе совершенно не имело того эффекта, который оно могло бы иметь в конце мая — начале июня.

К выступлению Румынию особенно энергично побуждала Франция. Генералу Жоффру важно было оттянуть как можно больше германских дивизий с Западного театра. Россия относилась к румынскому вмешательству гораздо более сдержанно. Как это ни кажется невероятным, но руководители нашей стратегии в лице генерала Алексеева совершенно не заметили огромного преимущества Румынского театра войны. Наступлением из Молдавии на северо-восток можно было поймать в мешок VII я Ш австро-венгерские армии, перехватив у них в тылу немногочисленные карпатские проходы и взяв во фланг все неприятельское расположение к югу от Припяти.

Этот полководческий маневр был начертан на карте. Его страшились Гинденбург и Конрад. Но его совершенно не замечал злополучный Алексеев. Никогда еще отсутствие у пего творческой интуиции не сказалось с такой трагической очевидностью, как в августовские дни 1916 года! Сама судьба протягивала ему ключ к победе, и он его не взял — и даже не заметил.

Наша Ставка желала видеть одну лишь обратную сторону медали — неудобства и невыгоды выступления Румынии, выражавшиеся, главным образом, в опасности растяжения до Черного моря и без того огромного фронта от Риги до Кирлибабы.

Видя, что его возражения совершенно не принимаются к сведению волевым полководцем Жоффром, генерал Алексеев занял странную, обиженно индифферентную позицию, словно подчеркивая, что раз с ним не желают считаться, то он, в свою очередь, не желает считаться с создавшейся вопреки его уговорам и представлениям обстановкой и попросту игнорирует навязанного ему союзника. Впрочем, вполне игнорировать румын не пришлось. Волей-неволей надо было определить с ними люаиз упгешИ — заключить военную конвенцию. Это состоялось 4 августа — за 10 дней до выступления Румынии.

Поддерживаемая Францией Румыния вначале пожелала отправки 250-тысячной вспомогательной русской армии на Балканы. Алексеев, еще в феврале мечтавший о похода туда 16 корпусами, в августе категорически отвергнул это румынское домогательство. Он обещал 50 тысяч, но затем пожалел и их и послал всего 30 тысяч. Жалуясь на нелояльность к нам наших союзников, генерал Алексеев в отношении новых союзников сам допустил нелояльность.

Конвенция 4 августа оставляла открытым самый важный вопрос: согласование действий союзных русско-румынских армий. Нам надо было сговориться с румынами относительно их главного операционного направления, которое нам надлежало указать в Молдавские Карпаты — в непосредственном соседстве с 9 — и армией генерала Лечицкого и в обход правого фланга всего австро-германского расположения. Но наша Ставка отстранилась от всякого участия в разработке этого вопроса капитальной важности. Она словно подчеркивала, что это ее не интересует и ее не касается.

* * *

Предоставленные собственным силам румыны распорядились ими как нельзя хуже. Они положили заслониться на юге от Болгарии, а наступать на севере в Трансильванию.

В их мобилизованной армии считалось 564 000 человек, составивших 23 пехотные и 2 кавалерийские дивизии. Они направили 5 дивизий на Дунай, образовав из них 3-то армию генерала Аслана{90}; 7 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии оставили внутри страны в качестве стратегического резерва, а остальные 11 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии развернули в ниточку на огромном, почти тысячеверстном, фронте от Дорна-Ватры до Железных Ворот. Это были слева направо 1-я армия генерала Кульчера{91} в Малой Валахии, 2-я армия генерала Крайничано, после генерала Авереско{92} в Большой Валахии и 4-я армия, или Северная, генерала Презана{93} в Молдавии. Между этими удаленными друг от друга в горах тремя армиями не существовало никакой связи.

Трансильванию занимала новообразованная I австро-венгерская армия генерала фон Арца{94} в составе 4У2 пехотных дивизий австрийских войск, но с управлениями германских резервных корпусов — 1-го (фон Морген) и 39-го (фон Штаабс{95}). Это были австро-венгерские войска, совершенно истребленные Брусиловым у Лупка и Кошева, заново восстановленные в Трансильвании. Несмотря на подавляющее численное превосходство, румыны действовали вяло. Они заняли было Кронштадт и Германштадт, но на этом их успехи на севере замерли, тогда как на юге произошла Туртукайская катастрофа.

Помнившая 1913 год Болгария немедленно же объявила войну Румынии. III болгарская армия генерала Тошева{96}, подкрепленная германцами, под общим начальством главнокомандовавшего на Балканах фельдмаршала Макензена стремительным наступлением вошла в Добруджу, разметав румынские авангарды. 23-го я 24 августа Макензен наголову разбил 3-ю румынскую армию при Туртукае. Яростным штурмом он взял этот румынский Верден, сбросив его защитников в Дунай.

Командовавший 3-й румынской армией генерал Аслан на банкете союзным военным агентам заявил: Туртукай — наш Верден. Кто его тронет — уколется! Сутки спустя Туртукай пал. Из 39 000 защитников 7000 спаслось на лодках и вплавь, 3570 было убито и ранено, а 28500 сдалось со 162 орудиями и 40 пулеметами, бывшими на вооружении крепости. Все старшие начальники бежали первыми. Гарнизон оказал посильное сопротивление — из 25000 германо-болгар убито и ранено было 7950 человек — 30 процентов, что для защитников неплохо.

Остатки 3-й румынской армии отступили в Среднюю Добруджу, где были спасены подошедшими русскими войсками. Это были 61-я пехотная дивизия генерала Симанского{97} и Югославянская дивизия полковника Хаджича, сведенные в ХЬУП армейский корпус генерала Зайончковского и усиленные 3-й кавалерийской дивизией. Посылкой этих войск в Добруджу генерал Алексеев надеялся исчерпать свои союзнические операции.

Развернувшись на линии Разово — Кобадин — Тузла, впереди железной дороги Черноводы — Констанца, и вобрав в себя остатки 3-й румынской армии, войска генерала Зайончковского встречным ударом 1 сентября у Кокарджи остановили продвижение III болгарской армии, а 4-го числа отразили сильную контратаку германо-болгар. У Кокарджи полки 3-й кавалерийской дивизии лихо атаковали в конном строю. Югославянская дивизия взяла 8 орудий. Дивизия эта была сформирована из военнопленных, управление и часть кадров прибыли из сербской армии.

Весь сентябрь в Добрудже царило затишье. Наши войска здесь были в конце месяца усилены 30-й пехотной дивизией, составившей с 3-й кавалерийской дивизией VI конный корпус генерала Леонтовича{98} на левом фланге русско-румынского расположения, а затем и 115-й пехотной дивизией.

Победа генерала Щербачева над армией Ботмера в сражении на двух Липах заставила германское командование направить под Галич все войска, предназначавшиеся для удара по румынским главным силам. Румыны могли благодаря этому оставаться целый месяц в Трансильвании. В первых числах сентября в Семиградье было переведено из Полесья управление IX германской армии во главе с Фалькенгайном и с войсками (61/2 пехотных и 2 кавалерийские дивизии), снятыми, главным образом, с Французского фронта. Одновременно и I австро-венгерская армия была доведена до 6 дивизий придачей германских войск.

Генерал фон Арц сдержал наступление Северной румынской армии, дав ей отпор у Чик-Середы, тогда как Фалькенгайн крепким ударом с 14-го по 16 сентября при Германштадте отбросил 2-ю румынскую армию за линию границы, освободив этим сражением Трансильванию. 1-я румынская армия держалась все время пассивно, имея против себя в Банате сперва две бригады ландштурма, а затем две дивизии из состава IX германской армии. Октябрь прошел в Трансильвании спокойно. Фалькенгайн накапливал силы для решительного наступления. Зато Добруджский фронт пришел в движение.