Перевод первого стиха Евангелия от Матфея

Общий перевод первого стиха должен быть такой: «Книга бытия Иисуса Христа (Спасителя-Помазанника) как Сына Давидова сына Авраамова». Как первая книга Ветхого За­вета есть «книга бытия неба и земли и человеков», так пер­вая книга Нового Завета есть «книга бытия Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова»: там происхождение неба и земли и первоистория праотцев человечества, здесь про­исхождение и рождение Родоначальника нового человече­ства по Христу и по Богу, христианская первоистория или Евангелие, жизнь, учение и дела Спасителя; там за книгой Бытия следуют другие книги Ветхого Завета законопо­ложительные, учительные, пророческие и исторические, здесь кроме книги бытия или Евангелия Иисуса Христа име­ЮТСЯ послания апостольские, откровение, история Церкви. Таким образом, «Евангелие» является в Новом Завете тем же, чем была «книга Бытия» в Ветхом. До написания нашего Евангелия уже сушествовали почти все послания ап. Пав­ла (за исключением пастырских), три или четыре соборных послания, Евангелие в устном пересказе и Апостольская история, по крайней мере в объеме книги Деяний. Нагор­ная Беседа (Мф., главы 5-7) являлась наивысшим и совер­шеннейшим исполнением закона и пророков (5:17-18), а плоть и кровь Христа были ПЛОТЬЮ и кровью Нового Заве­та (Мф. 26:26-28; Мк. 14:22-24; Лк. 22:20; 1 Кор. 11:25; ср. 2 Кор. 3:6,14; Гал. 4:24; Евр. 7:22; 8:6; 9:15; 12:24), заменившего Ветхий. Евангелист поэтому мог видеть в Евангелии Новый Завет, а в своем изложении Евангелия книгу бытия этого Нового Завета.

В этом заглавии Матфеева Евангелия кратко намечается как его содержание, так и характер. Не богословско-мета­физическую, так сказать, сторону Богочеловеческой лично­сти Еммануила-Спасителя, как Слова Божия (Логоса), Кото­рое «в начале было к Богу и Богом» и потом «стало пло­ТИЮ», ИЛИ Единородного Сына Божия, «сушего в лоне Отца», желает раскрыть евангелист в своей книге. Эта сторона лич­ности Спасителя, конечно, не устранена и не могла быть устранена из Евангелия, как его необходимое предположе­ние и наперед данная основа, так сказать, общий тон и ос вещение картины. Но частным содержанием Евангелия слу­жит не эта сторона Еммануила, а «6ытие», или историческое явление, генесис Иисуса Христа, как юридического сына Ио­сифа от Марии, через которого Он СТОИТ в генетическо-ис­торической связи с царственно-мессианским родом Дави­да, а через него с Авраамом, а через него и Деву Марию -со всем мессианским народом и со всем человечеством. Не Божественно-внеисторическую, как Евангелие духовное (Иоанна), но человеческо-историческую сторону лица и слу­жения Еммануила-Богочеловека раскрывает нам Евангелие телесное (Матфея).

Уже судя по заглавию, наперед можно ожидать, что эту ис­торию, или генесис, Мессии-Христа, как Сына Давидова и Сына Авраамова, евангелист поставит в самую тесную и, так сказать, генетическую связь со всей историей ветхозаветного домостроительства Божия. Так это и на деле. Вся евангель­ская история у Матфея поставлена в строгое и внутреннее соответствие с историей мессианского народа. Пророчества, типы и сближения из Ветхого Завета глубоко проникают весь рассказ евангелиста и или прямо указываются им, или же только молча, но ясно предполагаются характером рассказа. Как «народ будущего», или мессианский, Израиль во всё про­должение своей истории, начиная от Авраама, жил только ЭТИМ будущим, постоянно направляя свои взоры к этому будущему. Чаяние «Утехи Израилевой», «Примирителя народов», «в Котором должны благословиться все народы зем­ЛИ», светлая мессианская вера вдохновляла всех наилучших представителей мессианского народа поэтов, пророков, праведников. Эта вера давала общий тон всем думам истинно­го сына Авраамова, руководила религиозными и обществен­ными идеалами Израиля, окрыляла все его мечты инадеж­ды. Вот почему печатью мессианского идеала отмечены поч­ти все типические представители ветхозаветной теократии патриархи, цари, пророки, поэты, нравоучители, правед­ники. По этой же причине и вся история теократии не была для израильтянина только прошлым его, но она жила в нем и оживала для него в своих мессианских идеалах типах и пророчествах. Евангелист Матфей, как и другие новозавет­ные писатели (особенно ап. Павел), в этом отношении не составляли исключения. Существенная разница состояла толь­ко в том, что для учеников Господа эти идеалы, прообразы и пред сказания осуществлены были в лице Ем мануила, Хрис­та-Богочеловека, между тем как для иудеев на этом идеале продолжало лежать покрывало, которое снято Господом Ии­сусом (2 Кор. 3:13 ss.). Рабство евреев в Египте и их чудесное избавление от него, искушения их в пустыне, Рахиль, опла­кивающая чад своих, Авраам и Давид, пророк Иона эти и другие лица и события истории мессианского народа ожи­вают для евангелиста и как бы осуществляются в УЕУЕсна' е Иисуса Христа, СынаДавидова, Сына Авраамова. Пророчества о Ем мануиле, об Отрасли Иеговы, или Ростке от корня Иес­сеева, о Гласе вопиющего в пустыне, о Рабе Божием, Благове­стителе нищим, Целителе больных, Воскресителе мертвых, о Вестнике перед лицом Божиим, об Отроке Божием, о грубос­ти сердец сынов Израиля, о Том, Кого Давид называет своим Господом, о поражении Пастыря и рассеянии овец, о цене Оцененного сынами Израиля, воззвание псаломского Стра­дальца всё это не мертвые изречения сделавшихся досто­янием истории лиц, но живые, полные силы и значения го­лоса лиц живых, из-за дали веков громко вещающих в книге бытия Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова, и как бы снова оживающих в событиях евангельской истории.

Такое отношение евангелиста к истории мессианского народа уже наперед склоняет нас к мысли, что и перечисле­ние предков Христовых он поставил в начале Евангелия не просто только для того, чтобы указать на царственное про­исхождение Христа, но что этот длинный ряд имен имеет таинственно-прообразовательное отношение к книге бы­тия Мессии Израилева и живую нравственно-религиозную связь с лицом Иисуса Христа.

И это предположение наше станет очевидной истиной, когда мы пристальнее вглядимся в родословную Господа, в ее частности и особенности. Зачем евангелист начинает ро­дословие Христа именно с Авраама, ни ранее и ни позднее? Для доказательства царственно-давидовского происхождения Христа было бы вполне достаточно довести родословие толь­ко до Давида-царя, а не продолжать до Авраама, от которого произошли уже все евреи, а не один Давид? Далее: зачем эти две, ни более и ни менее, прибавки «и братьев его», хотя братья не входили в родословное древо Господа? И почему эти прибавки сделаны только к двум предкам Христовым -Иуде и Иехонии, хотя и другие почти все также имели бра­тьев? Затем: какую цель имеет указание на женщин, и при­том только в некоторых родах-Фамари, Рахавы, Руфи, Вирса­вии? Почему только к Давиду евангелист делает прибавление «царь», а у других царственных предков Господа, например у Соломона, этой прибавки нет? Зачем эти, очевидно предна­меренные, пропуски некоторых родов? Почему все эти яв­ления мы видим только в первом и втором периодах, а в тре­тьем их нет? Наконец: что значит это расчленение родосло­вия на три отдела от Авраама до Давида, от Давида до пере­селения Вавилонского и от переселения до Христа? Особен­но: какое значение имеет эта, очевидно преднамеренная, рав­номерность 14 родов в каждом отделе, не более и не менее?

Вот явления, которые при внимательном их исследова­нии заставляют оставить всякую мысль о бесцельности и ненадобности родословия, как и об удовлетворении сует­ного тщеславия, и открывают в нем глубоко таинственное значение и высший нравственно-религиозный смысл. Еван­гелист раскрывает нам внутреннюю и живую, так сказать генетическую, связь истории Мессии с историей мессиан­ского народа. В длинном ряду веков и имен он развертывает перед нашим взором постепенное развитие мессианской жизни в человечестве, от первоначала мессианской истории до явления Самого Мессии. Эти 42 имени, разделенные на три эпохи, стоят в сознании евангелиста как единая и не­разрывная цепь исторических явлений, связанных и одухо­творенных одной идеей Мессии. Это не сухой скелет мертвых имен, как думают выше упомянутые критики, но жи­вой организм глубокознаменательных явлений мессианской истории. Это одно, живое и органически развивающееся, древо мессианской жизни, чьим совершеннейшим и послед­ним плодом был Господь Иисус, Сын Иосифа от Марии. Это постепенно и прагматично развивающийся генезис Мессии Христа, Сына Давидова и Авраамова.

Здесь находят освещение все особенности родословия Христа. И прежде всего для нас становится ясным это деле­ние мессианского родословия на три эпохи. Всякий органически развивающийся процесс необходимо переживает три стадии: период постепенного роста и формирования в опре­деленный и законченный вид, период высшего развития и процветания всех жизненных сил организма и наконец пе­риод постепенного ослабления и увядания организма, что­бы дать место своему преемнику. Вот этот непреложный закон органического процесса евангелисг применяет или, точнее, рас­крывает и на родословном древе Мессии. Период от Авраама до Давида представляет посгепенное возрастание мессианско­го народа, в период от Давида до Вавилонского плена мессиан­cKoe древо досгигает своего наивысшего развития и процве­тания, в послепленную эпоху и до Христа совершается посте­пенное увядание мессианского древа, пока от него не остается наконец один только усеченный корень Иессея, от которого должен был взойти новый Росток, произросший в новый, все­мирный и вечный организм на месте старого и временного. Таким образом, этим делением на три эпохи евангелист ясно говорит нам, что Ветхий Завет умер и должен был умереть, ибо пережил все три возможные для него периода, так что на место его должен явиться Новый Завет и совершеннейший.

В изображении органического процесса, переживавшего­ся мессианским народом, или частнее мессианским ро­дом, мы должны встретить у евангелиста типологические указания на тот новый организм, что возник из старого. Созрев­ший плод, вырастающий на месте произведшего его растения, хотя и представляет собой новый, совершенно отличный от своего производителя организм, но он необходимо повторя­eT и отражает в себе тип своего производителя: созревшее и выпавшее в землю зерно пшеницы воспроизведет растение того же типа, умирающий организм воспроизводится и жи­вет в своем порождении. Так и родословное мессианское древо, породившее совершеннейший плод, хотя и обрати­лось в сухой ствол и умерло, но в своем Порождении, или Ростке, оно воспроизвело свой тип и продолжает уже вечно жить в Нем. Генезис, или история, Мессии поэтому должна стоять в типологическом отношении с историей его родослов­ного древа. Евангелие, хотя и есть новый организм, всемир­ный и вечный, произросший из умершего старого, времен­ного и местного, но этот Новый Завет прообразован был, или типологически предуказан, в Завете Ветхом, воспринял в себя и отразил в себе типические особенности своего прародите­ля. Так смотрит, как мы уже заметили выше, на Ветхий За­вет евангелист Матфей, так смотрят на него все новозавет­ные писатели, так смотрели на него и все вообще евреи, рисуя в своем воображении образы Мессии по типам Авраа­Ma, Моисея, Давида и постоянно сопоставляя второго Изба­вителя с первым Избавителем.

Итак, Ветхий Завет есть органически развивающийся процесс, с которым в генетической связи стоит и Новый Завет -во-первых, и ветхозаветная история стоит в типологическом отношении к истории евангельской во-вторых; С точки зрения этих двух положений ярко освещаются все частные особенности родословия Христа у Матфея: здесь мы най­дем подлинный ключ к разрешению всех выше поставленных недоуменных вопросов касательно частных замечаний евангелиста.