Государство субсидий: бич для прекариата

Один из аспектов глобализации, на который не обращали должного внимания, – это распространение субсидий. И может быть, это один из величайших «обманов» экономической истории, поскольку большая часть субсидий досталась капиталу и высокооплачиваемым сотрудникам в виде «налоговых послаблений», «налоговых каникул» и «налоговых кредитов». Если богатый человек в Великобритании, например, хочет уклониться от налога на часть своих доходов, ему нужно всего лишь занести их в личный пенсионный план, с переносом поступлений на счета будущего периода и с 40‑процентной экономией суммы. Едва ли кто‑либо из прекариата имеет такую возможность.

Теперь представим, что произошло после кризиса 2008 года. Валютные интервенции в поддержку банков во всем мире в 2008–2009 годах достигли 14 триллионов долларов США, согласно данным Банка Англии (Bank of England). И это, вероятно, заниженное число. Тем временем в условиях бешеного лоббирования со стороны корпораций западные правительства начали осуществлять целый ряд программ субсидирования в ходе так называемого дотационного протекционизма. Не сломленный своей ужасной производительностью, приведшей к краху, американский автопроизводитель GM, пускаясь в финансовые спекуляции, заявил, что займется «покупкой субсидий» и переведет производство и рабочие места туда, где правительства предложат большие субсидии.

Субсидии – неотъемлемая часть индустриальной политики, обычно ее представляют как поддержку «победителей». На самом деле такие субсидии используются для помощи крупным фирмам или секторам в стрессовых ситуациях, для того чтобы сохранить структуры, содержащие политически важный электорат. Но субсидии не останавливают международного «перераспределения» труда – перевода рабочих мест из стран с высокими издержками в районы с низкими издержками и высокой производительностью. Даже если субсидии помогают на какое‑то время сохранить рабочие места с занятостью старого типа, делается это за счет остальных, лишенных поддержки. Вряд ли от субсидий выигрывают самые незащищенные группы общества.

Субсидии, осуществлявшиеся во время кризиса 2008–2009 годов с целью стимулирования продажи автомобилей, давали продавцам машин преимущества перед остальными, и работники автопредприятий оказались в более выгодном положении по сравнению с другими рабочими. Они уж точно не были самыми бедными или самыми незащищенными. С экологической точки зрения такие субсидии поощряют использование ресурсов в ущерб ресурсосбережению. Затем есть субсидии для пособий и льгот предприятий – они уменьшают спрос на рабочую силу, занятую низкопроизводительным трудом. И как мы еще увидим, пособия предприятия – помеха для молодых, так как пожилые люди и мигранты чаще соглашаются работать и без них.

Трудовые субсидии, в том числе налоговые льготы, предоставляемые получающим заработную плату, и субсидии, стимулирующие маргинальную занятость, на самом деле субсидируют капитал, позволяя компаниям получать больше прибыли и меньше платить за работу. И это неоправданно как с экономической точки зрения, так и в плане социальной справедливости. Логическое обоснование основной трудовой субсидии – налоговой скидки – заключается в том, что бедные и менее образованные работники из богатых стран сталкиваются с жесточайшей конкуренцией со стороны дешевой рабочей силы развивающихся стран, поэтому правительствам следует субсидировать низкие зарплаты, чтобы эти люди получали адекватный доход. Задуманные для устранения неравенства доходов, эти субсидии поощряют рост или сохранение низкооплачиваемых нестабильных работ – работ прекариата. «Подтягивая» доходы до сносного прожиточного уровня, налоговые льготы снимают бремя забот с работодателей, так что те могут спокойно и дальше платить маленькие зарплаты. Дешевый труд означает, что и фирмам тоже не обязательно из кожи вон лезть, повышая производительность. Налоговые льготы и другие субсидии на труд в двадцать первом веке – аналог системы Спинхемленда, введенной по инициативе землевладельцев в графстве Беркшир в 1795 для помощи беднякам и приведшей к пауперизации сельского населения по всей Англии. Последствия нынешних неосмотрительных действий еще предстоит осознать. Правительствам, ставшим на путь налоговых льгот, придется набирать обороты только для того, чтобы не отставать, поскольку давление в сторону понижения зарплат усиливается, по мере того как к Киндии присоединяются вновь возникающие рынки. Как отмечалось в передовой статье Financial Times (2010a), правда без такого логического вывода:

Если Британия продолжит щедро раздавать пособия, а зарплаты на нижнем уровне останутся неизменными, не исключено, что работники с низким доходом вскоре поймут, что жить на пособие лишь чуть менее выгодно, чем работать. Чтобы убедить население, что работа все еще приносит доход, правительству придется увеличивать субсидии на зарплаты посредством системы налоговых льгот.

И далее автор добавляет: для того чтобы ограничить растущие расходы, правительству придется ужесточать отбор тех, кто «заслуживает поддержки». Это сразу же и было сделано.

В первый послекризисный год, чтобы остановить рост безработицы, 16 стран ОЭСР ввели дотации к заработной плате, стимулирующие занятость, бонусы при найме или общественные работы. В Испании приняли широкую программу общественных работ, а Великобритания перешла на «золотое приветствие»: фирмы получали до 2500 фунтов за наем любого человека, считающегося безработным более полугода, по 1000 фунтов выдавалось каждому при устройстве на работу и еще 1500 фунтов – на обучение. Это лишь способствовало росту прекариата, поскольку все больше людей оказывалось на временных должностях, а работодатели спешили избавиться от имеющихся работников и заменить их другими. В Южной Корее также ввели субсидию за наем – при условии, что работники согласны на замораживание зарплаты, не имеют права торговаться, а субсидируемые новички получают зарплату, составляющую две трети от заработка уже давно работающих на предприятии, – так создавалась много уровневая рабочая сила. В США администрация Обамы в 2010 году ввела программу ценой в 13 миллиардов долларов, по которой компаниям предоставлялся налоговый кредит, если они нанимали безработных соискателей. Ушлые работодатели быстро сообразили, как произвести выгодные замены.

Другие страны предпочли программы кратковременной компенсации, в основном направленные на производство: согласно этим программам работодатели могли рассчитывать на временную помощь для компенсации зарплат постоянным работникам. В 2010 году 21 страна Евросоюза утвердила планы кратковременных работ, охватывающие более 2,4 миллиона работников и предлагающие в числе прочего зарплатные субсидии в течение двух с лишним лет. Субсидии компенсировали 60 процентов потери дохода от кратковременной занятости – формула, которую скопировали и другие, например Нидерланды. В США 17 штатов, в том числе Калифорния, временно сократили налог на зарплату и предоставили пособие по безработице для тех, кто вынужден работать неполный день.

Субсидирование частичной занятости действует точно так же, как и другие трудовые субсидии. Оно наносит моральный ущерб, поощряя неэффективность и низкую продуктивность. И искажает рынки, мешая переводить рабочие места в области с более высокой производительностью. И хотя в защиту субсидий говорят, что они «удерживают людей на рабочих местах, позволяя сохранять таким образом профессиональные навыки», и уменьшают социальные издержки рецессии (Atkins, 2009), они не дают людям двигаться дальше и приобретать новые навыки или лучше использовать уже имеющиеся.

Связав кратковременный труд с государственными субсидиями, правительства изобрели один из верных способов превратить работников с полной занятостью в субсидируемых частично занятых членов прекариата. И поскольку почти все субсидии на краткосрочную занятость имеют конечный срок, многие получили лишь временную передышку, прежде чем окончательно потерять работу.

Горькая ирония состоит в том, что субсидиями уже никого не обманешь. Поддерживая старые работы и содействуя временному труду, правдой и неправдой увеличивая прекариат, они оставляют по себе неприятное ощущение. Приведу слова одного жителя Южной Кореи, разочаровавшегося в системе субсидий и, судя по всему, только что влившегося в ряды прекариата: «Даже если я получу должность таким образом, я проработаю всего несколько месяцев, все это время ощущая себя жалким довеском, существующим за счет щедрости других рабочих» (Choe, 2009).

Теневая экономика

Еще один фактор сыграл роль в увеличении численности прекариата. Это то, что принято называть теневой, серой или невидимой экономикой. По ряду факторов можно предположить, что масштабы ее увеличились, хоть и недооцениваются официальной статистикой. Деиндустриализация сыграла тут свою роль, как и увеличение гибкости численности, поскольку переход от труда, сосредоточенного на крупных фабриках и в офисах, в иные сферы приводит к тому, что трудовые соглашения, скрепленные всего лишь рукопожатием, стало проще установить и труднее отследить. Изменяющийся характер социальных государств тоже имеет к этому отношение: происходящие перемены подрывают социальную солидарность и принципы, лежащие в основе прогрессивного прямого налога и социального страхования.

Но каковы бы ни были причины, теневая экономика именно то место, где обретается большая часть прекариата, подвергаясь эксплуатации и угнетению. Исследования, проведенные Фридрихом Шнайдером из Линцского университета (The Economist, 2010b), показывают, что неофициальная экономика составляет более четверти ВВП Греции, более 20 процентов ВВП Италии, Испании и Португалии и более 10 процентов ВВП Германии, Франции и Великобритании. Автор исследования объясняет уход от налогов по большей части «налоговым бунтом», утверждая, что люди неохотно платят налоги, когда видят, что ценность услуг, оказываемых им государством, невелика. Если так, то сокращение госуслуг с целью уменьшить дефицит бюджета может вызвать еще больший налоговый бунт, сведя к нулю меры по сокращению расходов, – и дефицит как был, так и останется. Учитывая размах теневой экономики и существование подушки теневого труда во время относительного подъема, как это было перед кризисом 2008 года, значительное количества труда остается неучтенным. Неблагоприятная статистика роста занятости может ввести в заблуждение. Подобным же образом рецессия может начаться со спада в теневом труде, при этом создастся впечатление, что занятость не так сильно падает, а безработица не так сильно растет, особенно если учесть, что те, кто находится в тени, не имеют права на государственные пособия.

Все это согласуется с официальными данными. За первые два года рецессии сокращение занятости по всей Европе всего в три раза превышало процентную норму. В Испании к 2010 году показатель официальной безработицы увеличился до 4,5 миллионов человек – намного выше того уровня, который, по прогнозам профсоюзов, должен был привести к мятежам. Но никаких мятежей не последовало. Некоторые приписали это традиционной терпимости безработных и семейным связям, позволяющим получать общественные пособия. Другие считали, что тут скорее дело в процветающей теневой экономике. По оценке профсоюза служащих налоговой инспекции Gestha, подпольная экономика составляла 23 процента ВВП, и ее доля увеличивалась, тогда как официальный ВВП стремительно сокращался.

Глобализирующаяся экономика открытого рынка, которой свойственны неформальные договоры, частичная и временная занятость, ориентированность на проекты и мириады личных услуг, несомненно способствует теневому труду. И это не преувеличение, это часть глобального рынка.