Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


ОТ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ К ПАРТИЙНОЙ ПОЛИЦИИ 7 страница



2016-01-05 414 Обсуждений (0)
ОТ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ К ПАРТИЙНОЙ ПОЛИЦИИ 7 страница 0.00 из 5.00 0 оценок




Майр относился к числу лидеров рейхсбанновцев, остававшихся верными республике и намеревавшихся воспротивиться в последнюю минуту приходу нацистов к власти. К нему‑то и отправился Белл в Магдебург с просьбой воспрепятствовать появлению на страницах социал‑демократических газет писем Рёма.

«Майр действительно в курсе всех дел и подтвердил, что некоторые свиньи намеревались покончить с Рёмом», — доложил по возвращении Белл.

Когда Гитлер в очередной раз отказался снять своего друга с должности, враги Рёма попытались осуществить это своими силами. По их просьбе верховный судья партии Бух, апостол национал‑социалистской справедливости, стал вынашивать план устранения начальника штаба СА и четверых его важнейших сотрудников.

Бух, бывший майор кайзеровской армии, стал действовать очень осторожно. Он вспомнил о своем старом друге, бывшем штандартенфюрере СА фабриканте Эмиле Трауготте Данцайзене, вместе с которым в свое время создавал НСДАП в Бадене.

Бух рассказал ему о предательстве в партии. По его словам, штандартенфюрер СА Уль заслал в полицию многих тайных агентов, а Рём вместе с верными ему сподвижниками, графами дю Мулин‑Эккартом и Шпрети, создал «национал‑немецкую» клику в целях захвата власти в свои руки. А своим необузданным гомосексуализмом они наносят большой вред партии.

Данцайзен понял намеки Буха и в свою очередь навел нескольких бывших соратников, для которых убить человека ничего не стоило. Он сколотил бригаду, во главе которой поставил бывшего архитектора Карла Хорна. 16 марта 1932 года Хорн получил от Данцайзена, выехавшего для обеспечения собственного алиби в Австрию, письмо за подписью «Виланд II» с подробными указаниям.

В письме говорилось: «Сидящего в комнате номер 50 известного вам учреждения графа дю М. следует рассматривать в соответствии с параграфом 175. Он имеет большое влияние на своего шефа Р. Их обоих шантажирует некий господин Белл, проживающий в Гроттенмюле на озере Химзее. В том же доме снимает квартиру и начальник штаба округа Уль. К нему следует отнестись, как и к Беллу… Парни, исполните свой долг, не забыв про Р…»

В соответствии с планом бригада из восьми человек должна была подстеречь Белла, прикончить его ударом молотка, после чего повесить на дереве, прикрепив изображение свастики.

Затем на очереди был Рём.

Очередное письмо Хорна содержало следующий текст: «Комн. 50 ездит на большом „опеле“ 10/50. А/маш. постоянно стоит у дома. Колесные винты. Поездка в небытие».

Это означало, что Хорн должен ликвидировать начальника информационной службы СА Карла Леонарда дю Мулина‑Эккарта, кабинет которого в Коричневом доме имел номер 50 и который приезжал на службу на автомашине, подстроив ему аварию.

Когда Хорн пришел на место действия, его вдруг охватили сомнения, и, вместо того чтобы ослабить гайки колес, он пошел к графу и рассказал ему все. Дю Мулина, который не был гомосексуалистом, осенила идея, и он попросил Хорна помочь ему раскрыть заговор и выявить всех его участников. Хорн согласился.

Было решено подстроить зачинщику ловушку. Хорн нашел домашний телефон Буха в Мюнхене‑Золльне и позвонил ему:

— Это Хорн из Карлсруэ. Мне необходимо срочно с вами переговорить.

— Приходите сегодня в 4.15 пополудни на Хольцкирхнерский вокзал.

— Но я вас не знаю. Как вы будете выглядеть?

— На мне будут коричневые брюки‑шорты, коричневая рубашка, коричневый пиджак, серое пальто и серая шляпа. Пальто я расстегну.

На вокзале однако Бух повел себя очень осторожно, чего Хорн не ожидал. По всей видимости, он разгадал игру Хорна и сказал, что вопрос уже исчерпан, поскольку информация о дю Мулине оказалась не совсем точной. Поэтому Хорн должен дать телеграмму Данцайзену: «Помолвка с Еленой не состоится».

Три выстрела, раздавшиеся поздним вечером следующего дня, свидетельствовали о том, что Бух от своих намерений не отказался. Стреляли в Хорна, когда он в 23 часа хотел войти в дом Эмиля Данцайзена в Мюнхене‑Ляйме. Определить, по чьему заданию это было сделано, несложно. Граф Шпрети, адъютант Рёма, оказался случайным свидетелем того, что Бух видел Хорна выходящим из Коричневого дома. Руководству СА пришлось взять Хорна под свою защиту.

В дело вмешался Гиммлер, попытавшийся оградить Рёма от нападок Буха. 24 марта 1932 года Хорну стало известно, что Гиммлер вызывал к себе майора Б. и серьезно с ним поговорил. На этом история вроде бы закончилась.

Но Рём не очень‑то верил уговорам Гиммлера и вместе с Беллом срочно выехал в Берлин, чтобы посоветоваться со своим нынешним политическим противником. 1 апреля он встретился с Майром и попросил того достать для него обличительный материал против реорганизатора СА Пауля Шульца, полагая ошибочно, что именно тот стоял за заговором. Через неделю Белл появился в редакции социал‑демократической газеты «Форвертс», где поведал обо всей этой истории. Шеф «Форвертса» Фридрих Штампфер расценил его рассказ следующим образом:

«Ваша поездка была на самом деле бегством, поскольку… вас должны были убрать свои же люди. А сам Белл получил задание проинформировать нас о происходящем, чтобы в случае выполнения намеченного плана, мир узнал о виновных».

Гиммлер снова появился на сцене, на этот раз в берлинской резиденции Рёма. Какую роль он при этом сыграл, сказать сейчас трудно. Но как бы то ни было, он уговорил Рёма возвратиться в Мюнхен. Естественно, шеф службы безопасности не мог предотвратить слухи, возникшие в обществе в связи с партийным скандалом. У обоих графов, дю Мулина и Шпрети, сдали нервы, и они отправились в полицию, где сделали заявление, обвинив Буха и его пособников. В октябре 1932 года Данцайзен получил шесть месяцев тюремного заключения за запланированное им убийство. Бух же и Хорн осуждены не были.

Судебный процесс Данцайзена и последовавший вслед за ним иск газете «Мюнхнер пост» со стороны НСДАП вскрыли всю глубину морального падения нацистской партии. К тому же ирония судьбы заключалась в том, что относящиеся к полусвету руководители СА обратились за помощью к защитнику демократии Майру, опасаясь убийц из собственного лагеря. Мартин Борман, зять Буха и его доверенное лицо, в ярости заявил:

«Это не лезет ни в какие ворота. Один из видных руководителей партии встречается с идеологическим противником… и возводит хулу на членов своей партии, называя их свиньями».

Чем сильнее становился запах гнили, доносившийся из коричневого болота, тем с большей надеждой взирали на организацию Генриха Гиммлера многие члены партии. 5 октября 1932 года Борман, обратившись к секретарю Гитлера, Рудольфу Гессу, сказал: «Посмотрите внимательнее на СС. Ведь вы знаете Гиммлера и его способности».

Да и вне партии у здравомыслящих людей стало складываться мнение, что 50‑тысячная эсэсовская армия пуританцев, не знающих жалости и сострадания, готова дать отпор кучке опустившихся гомосексуалистов СА. Недаром Гиммлер провозгласил на совещании своего руководства 13 июня 1931 года:

«Может быть, пройдут месяцы или недели до того момента, когда настанет время принятия решения. Мы будем там, куда нас направит наш фюрер».

Действительно, ждать долго СС не пришлось. Приближалось 30 января 1933 года, и на горизонте немецкой истории появились первые признаки «ночи длинных ножей». Правда, пока еще было неясно, кого она коснется — СА или СС.

 

Глава 4

ЗАХВАТ ВЛАСТИ

 

 

Третий рейх начался для Генриха Гиммлера с разочарования. Никто не предложил будущему рейхсфюреру СС занять в ходе «национальной революции», решившей 30 января 1933 года судьбу Германии и быстро преобразившей страну, занять какую‑нибудь ключевую позицию. Штурмовые отряды овладели улицами, тиранизируя инакомыслящих. Приспешники Адольфа Гитлера получили государственные посты, Гиммлер же и его охранные отряды не были отнесены числу важных составляющих нового режима.

Кое‑кто был даже склонен считать, что Гиммлер — один из тех, кто проиграл в борьбе за власть после захвата власти национал‑социалистами. Новый германский канцлер не предоставил «верному Генриху» сколько‑нибудь важную роль в только что созданном третьем рейхе. Человек, которого Гиммлер возил на мотоцикле в дождь, слякоть и холод, рискуя собственным здоровьем, и обеспечил ему своими охранными отрядами верховенство в партии, по всей видимости, забыл о шефе СС. Геринг, Геббельс, Фрик[74]и многие другие получили из рук национал‑социалистского фюрера доходные местечки в государстве, а постоянно куда‑то торопившийся Гиммлер был им проигнорирован.

Да и во время путча в Мюнхене 9 марта 1933 года, когда отрядами СА и СС было свергнуто законное баварское правительство во главе с представителем правокатолической партии доктором Генрихом Хельдом, Гиммлер не играл руководящей роли. Путч осуществлял бывший командир дивизии, в которой служил в свое время Рём, — Франц фон Эпп, прозванный эсэсовцами за свою приверженность к церкви «генералом богоматери». И именно его, а не Гиммлера Гитлер назначил имперским наместником Баварии. Гиммлер был лишь удостоен должности полицей‑президента Мюнхена.

Особенно его удручало то обстоятельство, что самый важный его соперник в рядах СС, Курт Далюге, занял в далекой Пруссии весомый государственный пост, будучи протеже тогдашнего министра внутренних дел Пруссии Германа Геринга, который явно не симпатизировал Гиммлеру. Далюге назначили правительственным комиссаром по особым поручениям, ему подчинили полицию общественного порядка и присвоили звание генерал‑лейтенанта, что побудило его разорвать отношения со своим номинальным шефом Гиммлером.

Чтобы призвать его к порядку, Гиммлер направил в Берлин своего сподвижника Райнхарда Гейдриха, ставшего к тому времени штандартенфюрером СС. В его задачу входили создание на Шпрее секретной службы и постоянная информация шефа о действиях Далюге. Гейдрих немедленно отправился к месту своего назначения вместе с женой Линой. В западной части города он арендовал дом и попытался установить контакт с Далюге.

Однако назойливый гость из Мюнхена не попал к ставшему респектабельным генералу, который заявил ему через свою секретаршу, что не может принять его, поскольку очень занят. Последующие попытки Гейдриха успеха также не имели. Так как он не прекращал своих намерений выйти на Далюге, тайная полиция Геринга пригрозила ему. Лина Гейдрих впоследствии вспоминала: «Моему мужу было известно, что Геринг подготовил приказ о его аресте».

Видя бесперспективность дальнейших усилий, посланец рейхсфюрера СС возвратился назад. Родившая вскоре мальчика Лина тоже уехала в Мюнхен.

Гиммлеру и Гейдриху стало ясно, что власть автоматически сама по себе к ним в руки не придет. Третий рейх нисколько не напоминал тогда тоталитарное государство. Начиная с 30 января 1933 года государственный аппарат страны был окутан плотной сетью иерархического соперничества и влияния, сквозь которую необходимо было прорваться, чтобы в Германии Адольфа Гитлера добиться власти.

Как и многие в Германии, руководители СС до 1933 года не имели четкого представления о характере взятия власти национал‑социалистами. Они полагали как само собой разумеющееся, что их вожди возьмут бразды правления Веймарской республики в свои руки и ликвидируют демократию, оставляя детали руководству и мудрости Гитлера. Национал‑социалистское движение и государство, по их мнению, должны были представлять собой единое целое, которому будут подчинены все интересы.

«Целью национальной революции должно быть тоталитарное государство, проникающее во все сферы общественной жизни», — заявлял Геббельс.

Гитлер также возвещал о необходимости «введения тоталитаризма в государстве», Вильгельм Фрик же полагал, что будет «создано сильное правительство, независимое от отдельных личностей, групп, классов, привилегий, партий и парламентов».

В действительности же все выглядело совершенно по‑другому. Место партий демократического государства заняли различные национал‑социалистские клики, а вместо рейхстага с его обязательным решением вопросов большинством голосов появился новый вид «парламентаризма», что, по существу, означало борьбу национал‑социалистских лидеров между собой за собственные интересы.

НСДАП стала партией, пришедшей к управлению государством. Внешне она выглядела монолитно, на самом же деле отражала в себе все противоречия, присущие в историческом плане различным немецким политическим партиям. Взнузданная харизматическим руководством Гитлера, она тем не менее представляла собой конгломерат фракций и групп, возникших в стране в результате поражения в войне, инфляции, безработицы и ликвидации демократии.

Американский историк Роберт Л. Кёль называет четыре группы, на которые подразделялась гитлеровская партия. Вокруг самого фюрера группировалась клика так называемых «старых бойцов — ядро нацизма», оставшихся еще в живых представителей ранней истории партии. С ней была тесно связана вторая группа праворадикальных индивидуалистов, являвшихся в основном доктринерами расизма и вступивших в партию в период с 1925 по 1929 год, когда членство в ней еще не считалось престижным. Третья группа представляла собой смешение «народного национализма и мелкобуржуазного социализма». Возникла она в годы экономической депрессии (1930‑1933 гг.), когда лавочники, квалифицированные рабочие и зажиточные крестьяне подпали под влияние «национальной революции». Четвертую группу составили выходцы из так называемой «порядочной буржуазии» — приверженцы довоенных порядков: бывшие офицеры, чиновники и предприниматели, вступившие в партию «немецкого обновления» и серьезно верившие в возможность возврата к старым временам во главе с барабанщиком Гитлером.

Если в период оппозиции в такой партии было трудно достичь полного единства, то после 30 января 1933 года внутрипартийный плюрализм стал оказывать самое серьезное влияние на государственные дела. Своеобразие взятия власти национал‑социалистами вынудило к тому же Гитлера образовать коалиционное правительство совместно с политиками буржуазных правых партий и консервативными чиновниками.

Наряду с традиционными государственными органами возникли национал‑социалистские образования. В каждом министерстве и управлении появились нацистские наблюдатели. В министерстве иностранных дел, например, был создан внешнеполитический отдел НСДАП, к которому впоследствии присоединилось так называемое бюро Риббентропа. В министерстве юстиции появился рейхскомиссар Франк. В министерство экономики был назначен в качестве рейхскомиссара бывший начальник штаба СА Вагенер. В сильно разросшейся государственной структуре стали хозяйничать гитлеровские сатрапы. Таким образом, в государстве возникли различные самостоятельные структуры. Рейхсфюрер молодежи Бальдур фон Ширах[75]стремился к созданию, как он сам заявлял, «молодежного государства в государстве», а тюрингский группенфюрер СА Лаш требовал образования государства СА, которое олицетворяло бы национал‑социалистское мировоззрение. Гиммлер мечтал о государстве СС, а бывший полковник Константин Хирль[76], ставший впоследствии рейхсфюрером, вынашивал мысль о военном государстве.

Эти и им подобные вожди не утруждали себя теоретическими обоснованиями, стремясь забрать себе все, что только попадалось им под руку. Геринг, ставший премьер‑министром Пруссии и имперским министром авиации, отобрал у министерства сельского хозяйства лесное управление и объявил себя главным лесничим рейха. Министр пропаганды Геббельс, возглавивший специально созданное для него министерство, образовал имперскую палату по вопросам культуры, вторгшись тем самым в сферу деятельности Бернхарда Руста[77].

Гитлеровские чиновники постоянно создавали все новые и новые частные империи. Так, Роберт Лей[78], руководитель политической организации НСДАП и немецкого рабочего фронта, намеревался превратить их в национал‑социалистский орден. Гиммлер же утверждал, что лишь СС представляет собой истинную элиту общества и поэтому должна стать орденом НСДАП. Идеолог партии Альфред Розенберг тоже претендовал на право создания национал‑социалистского ордена в своей организации — ведомстве по воспитанию мировоззрения НСДАП. Начальник штаба СА Рём даже считал, что идея создания ордена уже воплощена в жизнь в так называемых социалистических отношениях в рядах штурмовиков.

Под этими двумя находился еще и третий конфликтный слой, глубоко проникший в суть национал‑социалистского государства. В нем определились разногласия между государством и партией, а также между рейхом и землями. В имперском министерстве внутренних дел, возглавлявшемся доктором Вильгельмом Фриком, находились национал‑социалисты, всерьез воспринимавшие лозунги Гитлера о тоталитаризме государства и стремившиеся создать управленческий аппарат в соответствии с прусскими традициями, где партии отводилась лишь чисто пропагандистская деятельность. Партийная бюрократия, естественно, противилась не только такой постановке вопроса, но и намерениям установить тотальную централизацию в сфере управления, где это министерство занимало бы ведущую роль. Дело в том, что любая административная реорганизация могла бы высветить темные дела и привилегии гауляйтеров, утвердивших себя подобно феодальным князьям. Реформа поэтому саботировалась немецкими землями, в первую очередь крупнейшей из них — Пруссией. Геринг, ставший, по существу, новым прусским королем, чтобы не попасть в подчинение имперским министерствам, переключил все важнейшие сферы деятельности прусской администрации на себя лично.

Возникает вопрос: какое же место в этом хаосе правительственной системы Гитлера заняла гиммлеровская организация СС? После провала миссии Гейдриха весною 1933 года ее рейхсфюрер этого еще не знал и сам.

Ему не оставалось ничего другого, как ждать своего часа. И он продолжал предыдущую деятельность, определенную им самим, обеспечивая неприкосновенность своего нового бога — Адольфа Гитлера и его безраздельного господства в партии. Поскольку он занимал пост президента полиции в «столице движения», ему иногда предоставлялась возможность, используя публикации в мюнхенской прессе, показать своему фюреру, как несправедливо тот поступил, проигнорировав самого бравого из бравых при разделе государственной добычи.

В середине марта Гиммлер приказал взять под стражу человека, которому оказывал помощь, будучи еще студентом, — убийцу Айснера графа Арко Велли. По заявлению самого Гиммлера, он раскрыл «намерение графа организовать покушение на рейхсканцлера Адольфа Гитлера». Через две недели Гиммлер «предупредил еще одно готовящееся покушение на рейхсканцлера», которого террористы якобы собирались подорвать ручной гранатой. В газетах появилось сообщение, что трое советских агентов заложили гранаты у памятника Рихарду Вагнеру, около которого должна была проехать автомашина Гитлера. Вездесущий президент полиции тем самым предупредил смертельную опасность, грозившую фюреру и всему немецкому народу. Более того, Гиммлер доложил: «По сообщениям из Швейцарии, нам стало известно, что коммунисты планируют целый ряд покушений на Адольфа Гитлера и других государственных деятелей».

Эти измышления Гиммлера затронули самое больное место нового хозяина имперской канцелярии. После пожара рейхстага 27 февраля 1933 года, приписываемого голландцу Маринусу ван дер Люббе[79], Гитлер стал опасаться террористов и взрывчатых веществ, постоянно опасаясь вероломных убийц.

Канцлер не проводил ни одного заседания кабинета министров, чтобы не затронуть этот вопрос. 7 марта он заявил: «Последствия удачного покушения имели бы для общественности ужасные последствия».

Через неделю после этого в протоколе очередного заседания кабинета было записано: «Канцлер считает необходимым установить твердый срок сдачи взрывчатых веществ населением. За последние годы было похищено 1500 тонн различных ВВ, из которых сдано лишь около 150 тонн».

Ему казалось, что меры, принимаемые для его личной охраны, явно недостаточны.

Вот как рисовал он себе картину вероятного покушения:

«Однажды на мансарде дома где‑нибудь по Вильгельмштрассе поселится невзрачный человек, которого все будут считать школьным преподавателем, вышедшим на пенсию, с роговыми очками, плохо выбритый и с бородкой. В свою комнату он никого пускать не будет, поскольку там совершенно спокойно соберет снайперскую винтовку. Потом станет терпеливо час за часом, день за днем держать под прицелом балкон имперской канцелярии. И настанет день, когда он нажмет на спусковой курок».

Гитлер не чувствовал себя в безопасности даже в своих собственных четырех стенах. В кабинете он обычно сидел за столом с тремя товарищами по партии (Герингом, Геббельсом и Фриком) напротив остальных министров. Имперскую канцелярию охраняли солдаты рейхсвера, генералы которого не исключали возможности путча против национал‑социалистского мессии. Кто другой мог оказаться здесь более полезным, нежели верный Гиммлер, столь заботящийся о своем фюрере? Гитлер отдал руководству СС распоряжение выделить для своей охраны специальное подразделение. Начальником лейб‑гвардии был назначен баварский крепыш, группенфюрер СС Иосиф («Зепп») Дитрих[80].

Он отобрал 120 эсэсовцев, уже несших охранную службу, которые установили тройной кордон вокруг Гитлера. В сентябре 1933 года на нюрнбергском партийном съезде канцлер присвоил своей охране звание лейбштандарт СС «Адольф Гитлер». Тем самым Гитлер заложил основу будущего второго вермахта — войскам СС.

По примеру этого «штандарта» Гиммлер создал так называемые «зондеркоманды СС», а позднее и «подразделения готовности». В различных землях страны, начиная с лета 1933 года, возникли псевдополицейские подразделения и части, в задачу которых входили защита и охрана новых господ, а также проведение террора против политических противников. В 1934 году в Эльвангене и Ройтлингене появились первые «подразделения готовности», имевшие общую численность 800 человек, которые стали охотиться за демократами земли Вюртемберг. В Дрездене из добровольцев была образована «зондеркоманда 3», вслед за которой в Мюнхене и Арользене сформированы подобные же эсэсовские подразделения, предназначенные для охоты за людьми.

Таким образом, Гиммлеру удалось подключиться к деятельности, выходящей за пределы компетентности баварской полиции. Поскольку ему подчинялись самые дисциплинированные вооруженные отряды партии, вновь назначаемые начальники земельных полиций стали обращаться к нему за советом и помощью. Внук мюнхенского жандармского комиссара Конрада Гиммлера понял, что его будущее связано с полицией, и, используя полицейский аппарат, он сможет принадлежать к национал‑социалистской иерархии.

Да и в Баварии Гиммлер сделал шаг вперед. 1 апреля ему была подчинена вся политическая полиция Баварии, он стал называться начальником политической полиции и возглавил одно из управлений баварского министерства внутренних дел. Он продемонстрировал теперь работу национал‑социалистской полиции, преследуя с холодной бюрократической педантностью политических противников и предупреждая выходки местных лидеров СА. Более того, аресты католических священников стали осуществляться только с его разрешения. Политический террор был поставлен на научную почву. На территории бывшей пороховой фабрики под Дахау на базе нескольких старых каменных бараков Гиммлер организовал лагерь, в котором концентрировались арестованные коммунисты и социал‑демократы. В лексиконе Германии появилось новое выражение «концентрационный лагерь», ставшее символом полицейского разгула Генриха Гиммлера.

Шефы полиции новой Германии поначалу усматривали в этом лагере лишь образцовую организацию гиммлеровского аппарата, в результате чего создалось мнение, что именно Гиммлер должен стать будущим начальником всей немецкой полиции. И он разработал план ее создания, считая, «что существовавшие полицейские органы не образуют единой организации, значительная часть полиции деградировала, а среди личного состава находится много деклассированных элементов и марксистов».

Гиммлер был полон решимости ликвидировать полицию демократического государства, заявив: «Я намерен создать из шестнадцати различных земельных единую имперскую полицию, так как она является одним из мощнейших рычагов, которыми располагает государство».

Летом 1933 года Гиммлер пояснил начальнику гессенской полиции, шарфюреру СС Вернеру Бесту, что полиция должна быть выведена из‑под влияния «местных князьков — гауляйтеров», но это следует осуществлять осторожно и очень терпеливо. Потом спросил его, не желает ли Бест принять участие в создании имперской полиции, и получил от него согласие. Шарфюрер был не единственным полицейским чиновником, на которых Гиммлер собирался опереться в своем наступлении на Берлин. Его помощник Гейдрих составил даже список кандидатов в проектируемую имперскую полицию, среди которых оказались представители старой школы — такие, как мюнхенские криминалисты Флах, Мюллер[81], Майзингер и Хубер.

Однако на пути честолюбивого Гиммлера возникла труднопреодолимая стена, протянувшаяся через добрую половину немецких земель: премьер‑министр Пруссии Герман Геринг стал насаждать в новую полицию своих приверженцев, стремясь установить контроль над вновь создаваемым полицейским аппаратом третьего рейха. Некоронованный король Пруссии имел преимущество перед своим соперником — подчиненную ему прусскую полицию.

Сразу же после прихода к власти в Пруссии Геринг изгнал из рядов прусской полиции 1457 неугодных ему чиновников и создал собственную лейб‑гвардию — «подразделение особого назначения», которым командовал майор полиции Векке — председатель союза национал‑социалистских полицейских чиновников. Для обеспечения своего господствующего положения Геринг воспользовался незаметным на первый взгляд отделом 1 А берлинского полицейского президиума, который еще во времена Веймарской республики, несмотря на запрет, осуществлял функции политико‑полицейского информационного центра нацистов. На его основе и должна была быть создана прусская политическая полиция.

В лице оберрегирунгсрата доктора Рудольфа Дилса[82]прусский премьер нашел нужного человека, который понимал, как ему следует угодить. Не будучи нацистом, Дилс, ставший впоследствии родственником Геринга, пообещал ему создать такой инструмент власти, какого еще не было в истории Пруссии. Возглавив отдел 1 А, он вскоре увеличил численность его сотрудников с 60 до 250 человек.

Для вывода Дилса с его людьми из государственного подчинения Геринг издал соответствующие указы, освободив, в частности, новую организацию, ставшую впоследствии тайной государственной полицией, от необходимости выполнения параграфа 14 прусского административного закона, предписывавшего полиции действовать «только в рамках действующих законов», то есть соблюдая положения конституции и прав человека.

Полицейское управление Дилса выехало из здания полицей‑президиума на площади Александерплац, заняв помещение бывшей школы искусств на Принц‑Альбрехтштрассе 8, неподалеку от резиденции Геринга на Лейпцигерштрассе. Вновь созданный «особый отдел по борьбе с большевизмом» разместился в бывшем доме Карла Либкнехта. В конце апреля Геринг издал указ, по которому отдел Дилса стал называться «управлением тайной государственной полиции», подчиненным лично Герингу. Некий чиновник, которому было поручено изготовить почтовый штемпель для этого управления, придумал сокращенное название по первым буквам слов «государственная тайная полиция» — «гестапа». В народе изменили последнюю букву этого слова («гестапо»), и оно наводило ужас в стране в течение двенадцати долгих лет.

Для ликвидации последних очагов демократии Геринг весною 1933 года привлек кроме полиции еще и СА, которую объявил вспомогательной полицией, требуя «применения самых крайних мер, вплоть до оружия, для подавления деятельности враждебных государству организаций». Выступая перед штурмовиками, он заявил: «Я не буду соблюдать справедливость и так называемую законность, мое дело — уничтожать и искоренять и более ничего!»

Раз от разу слова его становились все более хлесткими. «Борьбу против коммунизма, — кричал он, — нельзя вести только полицейскими средствами. И я буду опираться на коричневорубашечников! Я объясню народу, что он должен защищать себя сам»,

Однако когда народ в коричневых рубашках — штурмовики — стали действовать против воображаемых врагов государства, болтун Геринг испугался, поняв, что Пруссия стала превращаться в ад, так как низменные инстинкты и социальная вражда, накопившиеся в батальонах СА и постоянно подогреваемые подстрекателями‑ораторами и пропагандистами, вырвались наружу.

Мобильные команды СА буквально выметали все живое с улиц. Особенно свирепствовали они в центре Берлина. Отдел 1 С группы СА Берлина‑Бранденбурга гнал перед собой так называемых врагов государства, загонял их в сараи, подвалы и погреба, издеваясь и избивая задержанных. Так обстояло дело на улицах генерала Папе, Канта и Хедемана. Террор бушевал и в провинции: Зонненбурге, Борниме, Кёнигсвустерхаузене, Кемне. Герингу стало ясно, что штурмовики вышли из‑под его контроля. А ведь большая часть полиции Берлина носила форму СА, в различных учреждениях находились так называемые советники — представители СА. Над господствующим положением Геринга в столице нависли тучи.

Шеф гестапо Дилс посоветовал Герингу начать открытую борьбу с СА, но тот довольно долго колебался. Тогда Дилс взял инициативу на себя. Узнав, что штурмовики устроили в ряде районов Берлина свои застенки, Дилс вместе с полицейскими из состава особого батальона Векке, вооруженными пулеметами, направился на Хедеманштрассе в здание берлинского городского управления и приказал освободить заключенных. Как он затем писал: «Жертвы, представшие перед нами, были близки к голодной смерти. Их целыми днями держали стоя в узких шкафах, чтобы вырвать признания. Допросы начинались и кончались избиениями, через каждый час заключенные подвергались ударам железными прутьями, резиновыми дубинками и кнутами. При нашем появлении живые скелеты рядами лежали на полу на грязной соломе, многие с открытыми ранами».



2016-01-05 414 Обсуждений (0)
ОТ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ К ПАРТИЙНОЙ ПОЛИЦИИ 7 страница 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: ОТ ЛИЧНОЙ ОХРАНЫ К ПАРТИЙНОЙ ПОЛИЦИИ 7 страница

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (414)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.013 сек.)