Драконы, корпоративные вечеринки и безалкогольное пиво

Разговор 4 ноября

 

Отец Алексий: Мы поздравляем Любовь и Анастасию. Два года назад они дали обет трезвости на всю жизнь. Срок внушительный. В медицине два года воздержания считаются «стабильной ремиссией». Кто-нибудь из «именинниц» хочет высказаться?

Любовь: Вот именно, батюшка, что «именинниц»! День дачи обета как второй день рождения для меня. Такое впечатление, что до этого и не жила вовсе.

Петр: Да мы, когда пьем, другим заняты. На жизнь времени не остается.

Анастасия:: А я скажу так: все хорошо, но есть, над чем работать. Когда пьешь, и не подозреваешь, какое «богатство» страстей носишь в себе. Новые греховные недуги появляются чуть ли не ежедневно!

Отец Алексий: Потому мы и учимся не просто освобождаться от главной своей страсти, а изменять весь образ жизни, учимся жить церковно, по завету Божьему. Иначе неизбежно произойдет замена одной страсти на другую.

Отказ от спиртного в первое время сказывается на состоянии ума и души. Ведь алкоголь прежде всего действует на мозг: его чувствуешь не печенью, не селезенкой, а мозгом. И душа, лишенная привычного допинга, тоже начинает страдать. Человека охватывает гнев, раздражение, уныние.

Любовь: Я, наоборот, стала спокойнее. Появилось ощущение полноты жизни и радость.

Отец Алексий: Все зависит от периода воздержания. У тебя, Люба, прошло уже много времени.

Геннадий: А у меня была легкость, что не надо обманывать. Что не приносишь неприятностей родным. Не надо оправдываться, прятаться.

Отец Алексий: Это – в более отдаленный период.

Артем: Я жадным стал, скупым. Столько денег пустил на ветер, а теперь начал считать.

Любовь: В самом начале, когда я еще и обета не дала, обострились все болезни. Нахлынули чувства стыда, вины – невыносимые! Помимо воли в памяти всплывали все самые пакостные эпизоды, связанные с пьянством – будто пленка раскручивалась в обратном направлении. Зато теперь, когда прошло много времени, кажется, будто все это было не со мной. И если кто-то вдруг напоминает мне о чем-то, меня уже не заливает та жаркая волна позора, как прежде. Я спокойно слушаю, не пытаюсь возражать. Все давно прошло. И ещё. В поселке у нас много пьющих людей. У меня к ним появилось чувство жалости и огромное желание помочь.

Геннадий: А у меня, наоборот, злость была, осуждение других. Никакого сочувствия алкаши у меня не вызывают.

Сергей: Когда пьешь, не замечаешь поступки окружающих, а когда смотришь на них трезво, они начинают коробить.

Дмитрий: До принятия обета, я был горьким пьяницей и меня мало волновало мнение окружающих. Но теперь я стал другим, и мне хочется, чтобы ко мне относились по-другому. Через полгода происходит просветление, появляются духовные потребности. Но люди относятся по-прежнему, и это обидно.

Любовь: Если хочешь, чтобы к тебе хорошо относились, надо смиренно ждать, когда окружающие люди начнут смотреть на тебя по-другому. Авторитет зарабатывают долго.

Елена: Может, это и хорошо, что к тебе так относятся. А то ведь, бросив пить, легко впасть в прелесть: я хороший, «не такой, как прочие люди».

Отец Алексий: Вот! Никогда нельзя успокаиваться, думать: «я исцелился и мне иногда можно немного выпить пива». Лукавый ждет, когда ты потеряешь бдительность, дозволишь хотя бы малое.

Андрей: Но мне действительно кажется, что я изменился. Мысли совсем другие, отношение к людям, к жизни вообще. Я не пил 5 месяцев – не считая одного досадного срыва – и чувствую, как организм очистился что ли. Это не значит, что я собираюсь снова начать пить. Хотя и не исключаю такой возможности: не зря дал обет только на год. К тому же и врач, который вводил мне «торпеду» (без страховки – страшно!), обещал, что я потом смогу пить, как все.

Отец Алексий: Это самообольщение. Человек, зависимый от алкоголя, никогда не сможет пить «как все». Иногда после небольшого перерыва человек может сказать: «Раз я могу не пить три месяца, я не алкоголик». Ну и что? А когда выпил – в штопор!

Елизавета: У меня были перебои со сном, я стала увлекаться снотворными и транквилизаторами. И в одно утро, когда мне было плохо, я встала на колени перед иконою и дала обет, что не прикоснусь к лекарствам ради детей. Я «подсела» на транквилизаторы удивительно быстро. Это из-за болезни?

Отец Алексий: Действительно, для больного алкоголизмом есть реальная опасность впасть и в лекарственную и наркотическую зависимость.

Николай: Нервная-то система у нас у всех поломана. Мне сны снятся тяжелые. Такое приснится, в холодном поту просыпаешься!

Анастасия: Мне постоянно снится, что я пью. Интересно, что когда я просто воздерживалась подолгу, этих снов не было. Сразу после того, как дала обет на всю жизнь, они стали почти еженощными. Сейчас пьянка снится реже. И знаете когда? Когда позволю себе сделать что-то дурное, дам волю другой своей страсти – поругаюсь с кем-нибудь, например.

Отец Алексий: Да, наше подсознание особо проявляет себя ночью. У человека, который непрестанно читает Иисусову молитву, та продолжается и во сне. А у нас во сне, к сожалению, дает о себе знать греховное «я».

Иван: У меня есть просто ощущение свободы, и я ему радуюсь. Радуюсь, что могу не пить. Но вот, когда зовут туда, где будут выпивать, идёшь, как баран на заклание. Хоть и не хочешь, появляются некие нехорошие предчувствия …

Отец Алексий: На предчувствия обращать внимания нельзя. Люди опасных профессий – летчики, например, знают это. Те, кто поддавался предчувствию смерти перед вылетом – погибал.

Любовь: Всегда можно найти способ отказаться. Вот реальная ситуация. Поминки тети. Всем наливали водку по якобы христианскому обычаю. Я стала говорить добрые слова о ней, потом все отвлеклись, и я поставила стопку.

Николай: Нет такого обычая – пить на поминках водку! Душа умершего мучается оттого, что его поминают водкой! Водка и православие несовместимы. Водка – изобретение сатаны, с ее помощью лукавый уловляет в свои сети людей. И до XVI века в России ее не было.

Петр: 70 лет атеистического воспитания привили в обществе мысль о непривлекательности добродетели. Можно даже испытывать стыд за трезвость.

Алевтина: Вежливость требует появляться в гостях непременно с бутылкой.

Отец Алексий: Можно привезти что-то другое: фрукты, например.

Алевтина: Не поймут, не принято это сегодня.

Отец Алексий: Вот послушайте, что писал святитель Тихон Задонский в далеком XVIII веке о таких, как он выражается «учтивцах». «От сих политичных и ядовитых угощений приходит человек и в страсть пьянственную, в которой так затвердевает, что и освободиться от нее не может; и так часто бывает, что он в сем бедственнейшем бесчувствии и живот свой кончает без надежды спасения, которой погибели и мнимый его благодетель… виновник быти судится. Понеже кто к погибели дорогу отворяет, тот погибели той виновен бывает».

Надежда: Бывают и сознательные провокаторы. Доходит до того, что могут незаметно подлить тебе водки в сок.

Елизавета: Не оставляй недопитый стакан на столе! Это даже наркологи советуют, когда кодируют.

Иван: На работе провокатором могут считать того, кто не пьет.

Елена: У нас в школе на 23 февраля приглашали ветеранов. Потом они предложили выпить. Я тогда предложила поднять бокал «за боевых подруг, которых с нами нет». Некоторые очень расчувствовались. Никто и не заметил, что я не стала пить.

Михаил: Я недавно был на вечеринке, где провозгласили тост «За любовь!». Пытался поднять лимонад, сказали: «Воду за любовь не пьют». Тогда я ответил: «Я не пью, я – люблю!». И народ – честное слово! – притих, не стал спорить.

Дмитрий: Это что! Я только что устроился на новую работу. В одну очень солидную фирму. На меня не просто стали смотреть косо, не просто уламывали выпить. Ко мне подошла начальница отдела внутренней безопасности и поинтересовалась, почему я отказываюсь пить на корпоративных вечеринках. Я сказал: «В 23 года я перестал ругаться матом, в 33 – курить, в 43 – пить. Вы хотите, чтобы я проделал обратный путь, вместе с вами?». Больше мне никто никаких вопросов не задавал.

Сергей: Пройдёт время, и другие уже говорят за тебя, зная, что ты исполняешь слово. Мои все привыкли. Не надо объяснять окружающим ничего.

Отец Алексий: Но подумайте: когда мы в компании отказываемся от употребления алкоголя, разве это не прекрасный повод свидетельствовать о христианской позиции?

Светлана: Неизбежно столкнешься с волной непонимания. Для большинства людей быть православным – значит, заходить иногда в храм свечки ставить. Недавно мне сестра сказала: ты совсем с ума сошла, совсем Богу отдалась!..

Андрей: Вот-вот, и у меня при общении с друзьями возникает некая ущемленность. Чувствую себя неполноценным. Смотрят, как на больного, разговаривают, как с дурачком. Мы с ними пиво пили класса с седьмого. Все пили – это естественно.

Людмила: Это противоестественно!

Отец Алексий: Ущемленность ты чувствуешь именно потому, что подстрахован «торпедо».

Сергей: Знаете, батюшка, не обязательно. Все, кого я знаю, перестав выпивать, выпали из своего круга общения: не пьют «белые вороны». А бремя «белой вороны» нелегко нести.

Отец Алексий: И тебе?

Сергей: Со мной-то все в порядке. Я сознательно выбрал этот путь. Все мои ощущения можно свести к двум словам: свободный человек.

Отец Алексий: Вот видите, при одних и тех же проблемах одни чувствуют себя «белой вороной», а другие – нет. Если человек по-настоящему воцерковлен, его не трогает, не задевает, что он не такой, как все. У него выработалась другая система ценностей, новый тип отношений ко всему.

То, что приятели сказали Свете: «ты совсем Богу отдалась» – это ее проверяли на сопричастность своим грехам. Если окружающие понимают, что человек не сочувствует более их занятиям, их способам проводить досуг, что он не будет больше принимать в них участие – они теряют к нему интерес.

Светлана: Дело не только в том, чувствуешь ты себя «белой вороной» или нет. Когда в гости заходит тот, с кем раньше выпивали, вспоминаешь то состояние. Я раньше часто срывалась, когда видела кого-то из прежних друзей. Я даже ненавидела этого человека.

Андрей: Мне и человека не надо. Мне все об этом напоминает, даже какие-то мелочи в машине.

Отец Алексий: Да, возникает ощущение некой ностальгии. Создается обстановка предвкушения кайфа, хочется общения, хочется говорить о выпивке, о связанных с ней переживаниях, историях. Что ж, вероятно, будет нужно отказаться и от старых «друзей», от пьющих компаний. Повторяю, придется делать выбор. Мало того, мы должны сделать свой дом трезвым. Из дома желательно убрать все, что хотя бы косвенно напоминает о прошлом: фужеры, рюмки, штопоры… Другая жизнь началась, в ней больше нет места алкоголю! Может, есть даже смысл сделать ремонт в квартире, сменить мебель.. Мы даже не задумываемся о том, насколько это важно. Зачем Мария Египетская ушла в пустыню? Чтобы ей, изменившей свою жизнь кардинально, ничто не напоминало о грехе.

Алевтина: Некоторым, наоборот, доставляет удовольствие видеть, как другие пьют. Моему мужу, например. Он уже давно не пьет, но охотно сидит с приятелями, наливает им.

Дмитрий: Я это за собой замечал. Чувствуешь себя при этом таким уверенным, защищенным. Но это – подачка лукавому. Значит, что-то еще в нас сидит.

Отец Алексий: Безусловно, доля лукавства тут есть.

Константин: Не вижу никакой проблемы и никакого лукавства. Я не пью давно и мне не хочется. Но отчего же других лишать этого? Что плохого в том, что я налил водки двум бывших собутыльникам. И не просто налил – на день Военно-Морского флота! Хотя, честно говоря, пытался отделаться кваском. Но они обиделись: праздник. И я при этом действительно ничего не ощущаю, ни малейшего желания выпить!

Отец Алексий: Желания действительно нет – в сознании. Но оно осталось в подсознании. Значит, рано или поздно может проявиться.

Константин: Да вряд ли, я и жене постоянно пиво привожу из Москвы, и дочери. Ничего при этом не чувствую. Наливаю – и мне приятно…

Все ахают.

Отец Алексий: Если в доме есть хотя бы один пьющий человек, ближним стоило бы отказаться от алкоголя!

Константин: С какой стати?

Отец Алексий: Из чувства солидарности. Апостол говорит: «Лучше не есть мяса, не пить вина и не [делать] ничего [такого], отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» [2].

Константин: Апостолов не читал. Проблема алкозависимости – моя личная проблема. И я решаю ее сам, лично.

Елена: В семье не бывает «личных» проблем. И потом, так легко, так радостно: ради любимого человека отказаться от вина…

Отец Алексий: Несколько членов общины дали обет трезвости на всю жизнь, не имея никакого пристрастия к спиртному – исключительно ради своих пьющих близких. Да вот та же Лена!

Елена: Да, я дала обет ради мужа, сама не имея зависимости. А спустя пару недель меня пригласили в гости в один интеллигентный дом, где всегда очень уютно, где вкусно угощают, где ведут интересные разговоры под хорошее красное вино… Мы сели, хозяйка расставила на салфетках красивые бокалы, орешки положила, достала из бара дорогую бутылку. И я поймала себя на том, что внутри нарастает какое-то радостное возбуждение: вот-вот нечто очень приятное произойдет. И вдруг поняла, что это – предвкушение выпивки! Мне стало страшно. Я и забыла совсем о том, что дала обет, ведь он, как мне казалось, не был сопряжен для меня с какой-то жертвой. Я только тогда поняла, какой подвиг совершают те, кто пил, пил сильно и дал обет. Как же им тяжело!

Дмитрий: Да нам-то как раз легче, мы знаем, к чему это может привести.

Петр: А я, например, очень люблю выпить в жару безалкогольного пива. Что, тоже нельзя?

Отец Алексий: Конечно, нельзя! Я поражаюсь, что этот вопрос задаешь именно ты! Вспомни свои слова, ты же говорил, что на воду теперь дуешь! И это совершенно правильно. Сам вкус пива – провокатор. То же касается и кваса, и кефира, который стоял долго, и чайного гриба…

Петр: Но там же написано – «0 градусов»!

Иван: Я в театре на спектакле воду пью из водочной бутылки – и пьянею!

Надежда: Приведу пример не совсем православный, но зато как раз в нашу тему. Был такой старый американский сериал – «Сумеречная зона», о разных загадочных вещах. В одной серии шла речь о человеке, который, пытаясь избавиться от алкоголизма, прибег к помощи некоего индейца. Тот дал ему проглотить крошечного червячка. Пьяница не слишком поверил в эффективность средства и на следующий день пошел в бар, заказал, как обычно виски. Выпил – и ничего не почувствовал. Выпил еще – та же история. С тех пор он никогда не ощущал ни малейшего кайфа, когда пил. Но с каждым глотком маленький червячок внутри него рос и превращался в настоящее чудовище.

Михаил: Дракона!

Надежда: Вот-вот…

 

 

[2] Рим. гл.14, ст.12.

Дмитрий: Подспудно работа идет. Впечатления накапливаются. До определенного момента ничего не ощущаешь. А потом – как лава из вулкана.

Отец Алексий: Неужели тебя ничему не научила история с «теплотой», которая тоже казалась такой безобидной, даже благодатной? Сейчас ты прекрасно обходишься без нее.

Петр: Как бы вам сказать. Я наедине хотел. В общем, не обхожусь я без нее. Дело в том, что батюшка благословил меня читать Апостола. И я снова стал пить «теплоту».

Николай: Вот тебе и раз.

Петр: А что делать??? У меня без кагора голос не звучит. А народ ждет, он уже привык к моему чтению. Знаешь, как я здорово читаю – стены трясутся!

Отец Алексий: Твое чтение, сопряженное с тем, что ты нарушаешь обет, Богу неугодно. Вместо того чтобы стремиться к естественности, ты стремишься к искусственности. Вместо того чтобы подлинную благодать стяжать, стимулируешь себя, употребляешь суррогаты.

Петр: Лукавый мне внушал: «Это не вино».

Отец Алексий: Только Причастие не вино.

Дмитрий: Это «не вино» тебя уже довело один раз до срыва, до больницы.

Петр: Другая ситуация была! Дома, день рождения. У меня в голове по-другому делится.

Отец Алексий: У всех, кто работает своим страстям, «делится по-другому»: так, как мы хотим. Так, как лукавый хочет.

Отец Алексий: У всех, кто работает своим страстям, «делится по-другому»: так, как мы хотим. Так, как лукавый хочет. Ты долго еще можешь держаться, теша себя мыслью, что это не падение, это «чуть-чуть». Но «чуть-чуть» лукавому не нужно. Ему нужно тебя до конца сломать. Рано или поздно падение неизбежно.

Сергей: Лазеек много можно придумать. Например: водку пить не буду, только пиво. Или: героин не буду, буду марихуану.

Петр: Но здесь – алтарь. Здесь все свято.

Отец Алексий: Увы, не все. У вас, кстати, в этом отношении не слишком благоприятная среда, раз там пьют теплоту по поводу и без повода. Но это как раз та среда, где ты можешь быть проповедником трезвости.

Геннадий: Ведь окружающие знают, что ты обет давал. В глаза ничего не говорят, а за глаза скажут: «Вон как Петька глушит запивку: воды – каплю, кагора – целый ковш. Знаем мы этих трезвенников, знаем мы их обеты».

Отец Алексий: А люди должны смотреть на тебя и говорить: «Какой красивый человек – во всех отношениях».

Сергей: Ты должен всегда помнить: я – воин Христов, я себя ничем не могу замутить. Не имею права.

Отец Алексий: У вас должно выработаться индифферентное отношение к выпивке. Нужно стать безучастным к этим раздражителям. Только помните: преодоление пьянства – лишь условие нравственной жизни. Наша цель не от любви к водке избавиться. Наша цель – жить по заповедям, избавляясь и от других страстей, не допуская их развития. Страсть лишает благодати, счастья, смысла жизни. А победа над пьянством дает предпосылки для победы и над другими страстями. Алкоголизм, например, связан с чревоугодием.

Мы должны всю свою жизнь перестраивать так, чтобы во главе всего был Господь. Тогда жить без связи с Богом – действенной, гармоничной, благодатной – будет немыслимо. Но для этого нужно пройти большой путь, и каждый день учиться – молитве, воздержанию, умеренности во всем.

 

 

Вечный праздник

Рассказывает Надежда

 

Когда-то мне казалось, что жизнь непременно должна быть праздником. Исходя из этого непоколебимого постулата, я и пыталась строить свою непутевую судьбу. Работу выбрала творческую, мужа – веселого и собралась коротать жизнь в полном своем удовольствии.

Поначалу все шло по плану. В доме одна компания сменяла другую, на работе (я устроилась в художественную галерею) торжественное открытие выставки плавно перетекало в закрытие. Иногда, конечно, по утрам побаливала голова от излишков шампанского да пробирал легкий стыд от наговоренных накануне глупостей. Ну, да не беда. Все мы люди, все мы человеки. «С кем не бывает», – как любит повторять наш сердобольный к пьяницам народ.

Почему-то о том, что праздник никогда не длится вечно, я тогда не задумывалась. И странное дело – народ вокруг словно менялся вместе со мной. Постепенно веселые сборища художников да рок-н-рольщиков, собиравшиеся у нас дома, превращались в обычные посиделки неудачников, жалующихся на горькую судьбину и жестокий мир. Позже и этих разговоров не останется, мы просто станем сбиваться в кучку, чтобы согреться – понятно, чем.

В поводах для возлияний становилось все меньше и меньше нужды. В галерее отключили отопление – чем не повод? Кто-то из посетителей стащил мою сумку – и подавно! Художники оставили торт в преддверии Нового года – нужно сбегать. Нечего есть, зарплату третий месяц не платят – просто грех сидеть всухую! И т.д. и т.п. «Идем, идем в кафешку, «за углом» по сто грамм коньячку!» – предлагал обязательно кто-нибудь. Предлагал каждый день. Если все эти «стограммы», выпитые нашим коллективом, слить сегодня в какой-нибудь резервуар, можно будет целую зиму отапливать небольшой город районного значения. А если описать все истории, случавшиеся с нами, получится весьма занимательное (и поучительное) чтение. Впрочем, многих из участников того веселья уже нет в живых…

 

* * *

В какой-то момент я поняла, что праздник кончился. Поскольку мысль об этом показалась мне невыносимой, я преодолевала ее доступными мне средствами. Тогда в продаже как раз появились слабоалкогольные и сладкие коктейли – эдакий мини-праздник, который всегда с тобой. Наверное, тогда же я поняла, что нужно что-то делать. Но как?

Я давала себе слово, строго глядя на свое отражение в зеркале – раз 500. Я сохраняла колечки от банок джина и носила их в кошельке – как грозное напоминание о данной себе клятве – до следующего повода. Я пыталась пить лишь «красное виноградное», лишь по заслуживающим того повода, лишь в приличной компании, лишь по две рюмки и т.д. и т.п. – бесполезно! Я ушла с работы – было уже поздно.

Мне бы очень хотелось написать, что ушла я с работы именно потому, что там слишком много пили. Увы, уволилась я оттого, что там перестали платить деньги и «за углом» буфетчица привычно выдавала нам хлеб с квашеной капустой в обмен на наши копейки. О том, что «у нас с собой было», она, конечно, знала, но тактично молчала. «Все мы люди, все мы человеки». Сейчас в том замечательном месте – дорогое аргентинское кафе.

 

* * *

Я всегда завидовала людям, которые могут принять решение – и совершать хотя бы какие-то усилия для его выполнения. Нет, единственным моим «волевым» шагом был поход под руководством встревоженной подруги к врачу, который любезно согласился принять мою месячную зарплату в обмен на душеполезную беседу с элементами кодирования. («Лечения» хватило на две недели и не продай мы с мужем как раз тогда квартиру, неизвестно на что бы и жили).

В общем, мне было нужно, чтобы и решение кто-то принимал за меня, и волевые усилия совершал тоже кто-то другой. Со своей стороны я могла предложить одно: смутное желание жить как-то иначе. А еще почему-то – надежду, что это каким-то образом может произойти. Фантастика? Отнюдь – если только слово «Другой» написать с прописной буквы.

 

* * *

Как и почему я приняла крещение, объяснить смогу вряд ли. В голове варилась каша из университетских знаний, прочитанных книжек, кухонных споров, случайных встреч… Художники при всей своей забубенности – народ к духовному миру чуткий. Первые слова о Боге я услышала совсем не из праведных уст – а, может, в этом и заключалось все дело?... За чашкой недозрелой браги, в квартирке церковного сторожа (в советское время – профессия наиэкзотичнейшая) я впервые поняла, что верующий может быть не только психически нормальным, но и весьма образованным человеком. А на Малой Бронной, по которой я бегала каждый день на работу, меня вдруг поразил облик продающего церковные книжки юноши. Про таких, наверное, и говорят: не от мира сего… Потом один умнейший человек – физик, переводчик, а сейчас еще и известный православный философ – вдруг обронил, что увлекся православной мистикой и даже собирается писать на эту тему книгу. Я удивилась тогда страшно. Но и заинтересовалась. Мистика, было принято думать, есть у буддистов да рериховцев, откуда ей взяться у темных православных?!

 

* * *

После крестин священник сказал мне, что надо будет обязательно причаститься – в ближайшие три дня. Почему-то, несмотря на всю свою разболтанность, я поняла, что сделать это нужно непременно. До храма добралась, правда, месяца через два, а до первой исповеди – и того позже. Сейчас, вспоминая, я чувствую, как Чья-то Рука взяла меня тогда за шкирку и принялась потихоньку разворачивать в нужном направлении. Я стала ходить в храм, сначала редко, потом чаще, я исповедовалась и причащалась. Я интуитивно чувствовала, что это необходимо – как понимает ребенок, ведомый в ходунках родительской рукой, что следующий шаг неуклюжей ножкой сделать все-таки придется. Я не размышляла, не анализировала, я просто потихонечку училась ходить, не понимая еще, как мне это нужно и даже не связывая это со своим образом жизни и греховной страстью. Ребенок тоже не понимает, зачем его учат делать первые шаги и как потом ему это занятие здорово пригодится.

Спустя лет пять я доковыляла все-таки до села Ромашково, изрядно потрепавшись в борьбе за вечный праздник жизни. Теперь я знаю, что праздник все-таки может быть вечным – но совсем не таким, каким представлялся мне раньше. А главное, действительно, вечным. Только его, этот праздник Вечной Жизни, надо заслужить.

Здесь я узнала массу простых вещей, о которых знают, собственно, все нормальные люди. Оказывается, радость не всегда связана с рюмкой, а творческий процесс – с сигаретой. Оказывается, общаться и даже смеяться можно, будучи трезвыми, а в однообразии внешних событий жизни не видеть скуки. Оказывается, совершить самый важный и разумный в жизни шаг можно абсолютно без усилия воли – было бы искреннее желание и кто-то Другой рядом. Я больше не пью и не курю, я не произношу бранных слов и тягощусь в компании бывших друзей.

Кто-то считает, что у меня поехала крыша, кто-то уверен, что я умело скрываю вшитую торпеду. Третьи, искушенные в борьбе со грехом, наверное, подумают, что мне все далось слишком легко. Легко, не спорю. Но я тоже плачу свою цену. Тот, Кто учит нас ходить, никогда не дает непосильных бремен. По всей видимости, именно таковым стала бы для меня, слабой и глупой, ежедневная и ежечасная борьба с собственным желанием. А потому я расплачивалась иначе.

 

* * *

Ведь у меня был муж. Когда-то я начала выпивать, чтобы не так злиться, когда вижу ему пьяным. Потом появились сборища и все остальное. Я смогла обогнать его на пути в пропасть и, задержавшись на самом краю, вернуться – слава Богу! – обратно. А он продолжал идти туда, к обрыву. Он наотрез отказывался ехать в Ромашково, считая, что «вся эта наша религия» не для него. Ему не хотелось ничего менять, ему было хорошо в уютном кресле, перед телевизором с бутылкой водки, укрытой от моих глаз в «надежном» месте. Он не видел, как меняюсь я. Точнее, мои изменения вызывали в нем только раздражение. Из «единомышленницы» я превратилась во врага. Да, я закатывала ему шумные скандалы, да, ударялась в морализаторство и доморощенное неофитское миссионерство – особенно глупое и неуместное, когда речь о Боге ты ведешь с совершенно пьяным человеком. Признаюсь, я вела себя глупо и не всегда, мягко говоря, по-христиански. Подсознательно я чувствовала, что единственный способ, с помощью которого я могу победить – это смирение, это терпение, это любовь. До первого качества я еще не доросла, второе заканчивалось очень быстро, а третье – любовь к мужу – как я понимаю, истощилось очень давно.

Возвращаясь из храма домой, я пыталась представить себе, что ждет меня там, всякий раз давая себе обещание, что не выйду из себя, что стерплю. Я попытаюсь сохранить переливающийся всеми красками праздник хотя бы в своей душе, если и не удается пока разделить его с близким человеком. Но всякий раз меня ожидал отвратительный сюрприз, к которому я не была готова. Особенно гнусными становились эти «сюрпризы» на церковные праздники – как только он чувствовал, откуда знал…

В один из таких праздников после вечерней службы у меня зазвонил мобильный. «Не приходи сегодня домой, – сказал мне еле вяжущий лыко супруг, с коим мы прожили на тот момент 17 лет, – у меня теперь новая жена». Тогда мне казалось, что я не выдержу, не выживу. Впрочем, и не знаю, как смогла бы перенести все это, когда б не поддержка – и не только моральная – наших общинников.

Но как же милостив Господь! Как я могла сомневаться, что он не дает Креста выше сил?! Властной и любящей рукой он освободил меня, глупенькую, от неудобоносимого бремени, которое я продолжала упрямо тащить, считая, что это – мой Крест.

Я больше не трясусь от страха, возвращаясь домой, не плачу по ночам, не прячу деньги и не шарю по шкафам в поисках тайников. Я не скажу пока, что счастлива. Но я свободна. Я не смогла спасти своего мужа, зато теперь могу молиться. Ведь в моем сердце больше нет злобы.

А с ней не пускают на праздник.

 

 

Учимся радости

Разговор 29 декабря

 

Константин: В прошлый раз меня раскритиковали за то, что я угостил соседа водочкой. Но я искренне радуюсь наливая другим! Вся моя сознательная жизнь прошла рядом с водкой, радость и выпивка неразделимы в моем сознании. Как быть?

Николай: Учиться радоваться чему-то другому.

Константин: Да стар я уже, чтобы учиться.

Отец Алексий: Но вы только вдумайтесь в собственные слова: я не способен радоваться без стимуляторов! Без алкоголя, без химии вы не мыслите для себя радости.

Иван: Но что поделать, если в нашей культуре человека приучают к выпивке, а от настоящей, духовной радости отучают.

Отец Алексий: Уже давно отучили! Люди понятия не имеют, что это такое. Вернее, забыли напрочь.

Константин: А у меня нет ни малейшего желания что-то «вспоминать», приобретать какие-то новые идеалы, резко отрицающие алкогольные обычаи – милые моему сердцу обычаи. Я знаю, мне сейчас предложат ходить в храм по воскресеньям, читать молитвы. Мне это не подходит. Мне это скучно. Как был атеистом, так им, надеюсь, и останусь.

Отец Алексий: Мы не только духовные радости разучились ценить. Мы забываем, что такое подлинная радость от живительного глотка воздуха, запаха травы, купания в леденящей воде – настолько привыкли к суррогатам. Да и слова теперь в ходу все больше другие: «кайф», «наслаждение»… А ведь и любимая работа способна действовать как антидепрессант, как бы дико для многих это ни звучало. Но ничего удивительного тут нет: в человеческом организме присутствуют естественные вещества, которые улучшают настроение.

Геннадий: Но чтобы они заработали, нужно самому поработать. Хотя бы до леса дойти, до речки. А тут – наливай и пей. Вечный кайф.

Отец Алексий: Ты прав. Естественные радости непременно требуют усилия, трудов. Есть такой педагогический пример. Детям предлагают попробовать приготовленную поваром картошку. Откушали, говорят: «невкусно». А заставьте их выкапывать ее, чистить, варить – и картошка покажется им самым изысканным блюдом на свете! Все потому, что дети сами приняли участие в созидании этой радости, она ими выстрадана, они ее заслужили.

Алкоголь же – это готовое наслаждение, зачастую в очень красивой упаковке. Принял – и некоторое время пребываешь на вершине «блаженства». Но лишь на исходе понимаешь, что приманка-то с крючком! Физиология человека такова, что маятник настроения отклонится в другую сторону точно на такую же амплитуду. И все начнется снова…

Надежда: Поскольку проблему я знаю с двух сторон, мне особенно четко видно многое. Когда муж покупал бутылку, я видела у него у руках пол-литра суррогата радости. Это было настолько зримо и осязаемо, что даже страшно становилось. Вот в бутылке плещутся душевный покой, мир, семейная гармонию, любовь… И это бы еще полбеды. Купил и купил. Но получается, что расплачиваться за все это нужно потом: похмельной депрессией, тоской непреходящей, страданиями близких. Я прямо видела, как он отбирал эту радость у меня, когда покупал свои бесконечные бутылки.

Отец Алексий: Ты пыталась ему это объяснить?

Надежда: Конечно, тысячи раз. Но ему казалось, я просто … завидую. Он считал, что именно я лишаю себя настоящей радости, что у меня шоры на глазах, что я «упертая», «религиозная фанатичка»…

Отец Алексий: Да, жить по-христиански в светском обществе нелегко. Когда люди видят, как припеваючи в жизни можно устроиться, ни в чем себе не отказывая, у них создается превратное представление о счастье. На существующие заповеди, правила они уже смотрят как на выдумки ханжей, моралистов, попов и «прочих неполноценных людей». А уж человек, давший обет трезвости, и подавно может заслужить кличку сумасшедшего.

Как не вспомнить тут слова Апостола Павла: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно». (1Кор.2:14). Христианин в светском обществе вольно или невольно чувствует себя изгоем – неважно, пришлось ему бороться со страстью винопития или нет. Он неминуемо отторгается от чуждого христианским ценностей мира. Но, к сожалению тот выбор – заразителен. Греховные наслаждения изначально фальшивы, на вкус – сладко, после них – горько. Сколько женщин сейчас спивается от приторных «коктейлей» в ярких банках! Но как трудно отказаться от приманок, когда давно уже нормой стала установка «бери от жизни все!». Взгляните на рекламные щиты на улицах: «раскрепощайся», «наслаждайся», «ни в чем себе не отказывай»…

Петр: Да, батюшка, а еще – «расслабься!». Я когда такой призыв слышу, во мне просто все переворачивается. Ведь в Евангелии «расслабленный» – это больной, парализованный!

Отец Алексий: Да, расслабляться христианин не может ни на минуту. Истинная радость даруется нам лишь благодаря неустанной духовной работе. Путь самоконтроля, искусство воздержания, требуют ежедневных, ежечасных усилий. «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущий в погибель». (Матф., 7:13).

Константин: Простите, но это самоистязание какое-то!

Отец Алексий: Отнюдь. Знаешь, каково главное отличительное свойство христианина?

Алевтина: Аскетизм?

Отец Алексий: Радость!

Константин: Это уж мне совсем непонятно. «Не пей», «не кури», «молись», «постись», «во всем себе отказывай и это – радость???

Отец Алексий: Да, радость. Понять, конечно, трудно, не испытав ее. Объяснить – невозможно. Но тебе как ученому должно быть интересно: начале прошлого века профессор В.Ф.Чиж провел исследование на тему «психология праведников» и пришел к выводу, что чувства ученых, художников, охваченных вдохновением, блекнут по сравнению с той радостью, которую испытывает праведник при самых ужасных обстоятельствах.

Константин: Может, мы о разных вещах говорим. Что такое, по-вашему, радость?

Людмила: Радость – стремление ощутить полноту бытия.

Михаил: По словам Серафима Саровского, радость есть стяжание Духа Святого. Она не применима к земным удовольствиям типа пьянки, обжорства, «кайфа». Чем чище душа, тем больше она способна воспринимать такую радость. Грех, даже самый сладкий и изысканный, вызывает у нее лишь брезгливую неприязнь.

Отец Алексий: Ощущение Бога в сердце – вот высшее духовное наслаждение. Раз вкусив его, человек знает о той радости, которую будет вкушать на Небесах. Потому и мученики шли на смерть: они испытывали радость, а не боль. Человек, исполненный Духом Святым, всегда пребывает в этом состоянии, каждый святой жил в этой радости. Только не все могли выразить ее словами, так как это – неизреченная радость.

Алевтина: Со святыми, с праведниками все ясно. Но как обычному человеку сделать выбор между добром и злом? Ко злу прийти так просто, а чтобы вкусить блаженство нужно еще как потрудиться.

Петр: Святые Отцы говорят: «Отдай кровь и прими Духа».

Светлана: На это способен далеко не каждый. Почему бы Господу не приоткрыть немного эту радость, чтобы мы знали, к чему стремиться?

Надежда: Меня, когда я начала воцерковляться, больше всего поразили праздники. Казалось, что они остались где-то далеко, в детстве. У взрослых – только ожидание и разочарование. Сначала готовимся как сумасшедшие, потом моем горы посуды и жалеем, что все прошло не так, что самого главного, чего так ждали, не случилось, что радость прошла мимо. Особенно сильны эти чувства на Новый год. Даже если нет сильного похмелья, даже если все прошло относительно благополучно – без драк и пьяных слез, все равно остается какая-то пустота в сердце от сумбурного многочасового общения. А церковные праздники состоят из одной сути – без ожидания, без разочарования. Молча отстоял службу и идешь домой с потеплевшей душой, хотя и сам толком не понимаешь, что с тобой произошло, да и само богослужение поначалу – китайская грамота.

Отец Алексий: Как видите, милостивый Господь дает нам вкусить эту радость, еще до того, как мы ее выстрадали. Кстати, Алевтина, большой вопрос, к чему легче приобщиться – к добру или ко злу. Священники, православные педагоги свидетельствуют, что когда детям дают возможность соприкоснуться с Истиной, они с большой радостью откликаются на это. Но, к сожалению, большинство детей приобщают ко злу. По статистике, к 11 годам 85% детей пробовали наркотик. А сколько процентов ходи<