Преступление по страсти?

Как мы видели в гл. 6, уже в то время циркулировали слухи о любовной связи Кирова с женой Николаева. Во времена гласности и после распада Советского Союза подобные слухи широко публиковались в прессе и литературе[764]. На основе этой версии даже был снят фильм и создана телевизионная программа[765].

Ходили и разговоры о том, что эти слухи специально были запущены, чтобы направить агрессию Николаева против Кирова[766].

Но остается неясным, когда именно возникли слухи об отношениях Драуле и Кирова, т. е. возникли ли они еще до убийства или уже после 1 декабря. Если подобные разговоры начались после убийства, то они никак не могли подвигнуть Николаева на совершение этого преступления. Как утверждает Кирилина, эти слухи появились в городе еще летом 1933 г. Как уже упоминалось в гл. 4, в это время Мильда Драуле была переведена из штаб-квартиры Ленинградской парторганизации в Смольном на должность в Ленинградское управление тяжелой промышленности. Никаких объяснений этому переводу Кирилина не обнаружила. Она полагает, что рекомендацию Драуле дал друг Кирова, начальник управления тяжелой промышленности, и связывает этот перевод с появившимися слухами об интимных отношениях между Драуле и Кировым[767].

Другой автор, Александр Бастрыкин, также считает этот перевод довольно загадочным. Драуле платили в месяц 250 руб., что было по тем временам хорошей зарплатой. Для такого перевода могло быть много причин: может быть, новое место работы должно было покончить от слухами о любовной интриге с Кировым или же это был способ оказать денежную помощь потенциальному убийце[768]. Историк Жуков полагает, что первоначально мотив ревности возник во время первого допроса Драуле, однако впоследствии он был снят — очевидно, для того чтобы не бросать тень на моральный облик одного из лидеров партии и не подтверждать и без того ходившие по Ленинграду кривотолки о шумных кутежах Кирова с женщинами[769].

Очевидно, что если бы вопрос о ревности, как мотиве преступления, действительно поднимался во время допросов Драуле, то было бы очень странным, если бы он не был отражен в протоколах допросов. Но мы знаем сегодня, что человеком, который допрашивал Драуле с 3 декабря, был Герман Люшков, перебежавший впоследствии к японцам сотрудник НКВД. Если Драуле действительно упоминала во время допросов о своих личных отношениях с Кировым, то почему тогда Люшков не написал об этом в своих публикациях в Японии? Это был бы важнейшее доказательство его утверждений о том, что дело «Ленинградского центра» было на самом деле полностью сфабриковано НКВД.

Если слухи о любовных отношениях Кирова и Мильды Драуле ходили по городу до момента убийства и Николаев знал о них, то это действительно может быть одной из причин того, почему Николаев выбрал именно Кирова жертвой своей мести. Но слухи могли распускаться не с целью направить в нужное русло месть Николаева, но для того, чтобы опорочить Кирова. Или, как это часто бывает, они возникли сами по себе, без всякой цели, независимо от того, имели они или нет какие-либо основания. Ко всему прочему, в этой связи следует вспомнить запись Николаева в дневнике, где он размышляет, кого же ему убить: «Лидака, Чудова» или же, «лучше всего, Кирова»[770]. Хотя для него предпочтительнее было бы выбрать объектом мести руководителя Ленинградской парторганизации Кирова или же его заместителя Чудова, но первым он называет Лидака, директора ленинградского отделения Института истории партии, которого он считал виновным в своем увольнении.

В августе 1934 г. Мильда Драуле проводила отпуск с детьми в Сестрорецке. Киров тоже был якобы в отпуске там в то же самое время, что, конечно же, возбудило слухи об имевшихся между ними отношениях[771]. Росляков, который исследовал историю о ревности, полностью ее отрицает. Так, например, он отвергает утверждения о том, что Драуле когда-либо была стенографисткой Кирова или работала в его парторганизации[772]. Медведев полагает, что эти слухи специально распространялись после убийства, «очевидно, для того, чтобы скомпрометировать Кирова, или по каким-либо другим причинам»[773]. Конквест также полностью не доверяет этой истории по одной простой причине: он пишет, что Мильда Драуле была «довольно уродливой»[774]. При этом Конквест ссылается на Элизабет Лермоло, которая, как мы знаем, является совершенно ненадежным свидетелем. Сотрудник НКВД Л. М. Райхман, который допрашивал Драуле утром 2 декабря и дал интервью Кирилиной в 1988 г., описывает ее, как миловидную» девушку[775]. Как упоминалось ранее, предположительно, она была женщиной с хорошей фигурой и чудесными золотыми волосами. Кирилина также слышала другие описания Драуле от хорошо знавших ее людей. Некоторые из них приводили такие эпитеты, как «миловидная», «простоватая» и «скромная». Другие же говорили, что в ней не было ничего особенного, одевалась она как домработница, имела двоих детей и больную мать, уделяла мало внимания одежде и внешности[776]. Решительное отрицание Конвкестом слухов о возможной любовной связи Мильды Драуле и Кирова несколько озадачивает, принимая во внимание его полное доверие к слухам, которые он считает заслуживающим доверия источником данных о событиях советского периода. Также Конквест даже не обсуждает, мог ли Николаев поверить слухам, которые послужили ему мотивом для убийства.

Нет никаких сомнений, что Киров и Драуле знали друг друга, когда она работала в Смольном; таким же образом Киров был знаком с большинством работников Ленинградского обкома партии. В мемуарах А. К. Тамми, который работал в Смольном одновременно с Драуле, говорится, что Киров и Драуле хорошо знали друг друга и всегда обменивались при встречах улыбками. Однако Тамми не считает, что между ними могла быть любовная связь: «Сергей Миронович был чистым человеком, и подозревать его в тайной связи нет никаких причин»[777]. Это мнение также разделяют и другие хорошо знавшие Кирова люди: его товарищи и коллеги, которых подобные слухи возмущали.

Как мы знаем, при аресте Николаев якобы кричал: «Я ему отомстил! Я отомстил!» Эти слова были интерпретированы некоторыми людьми как косвенное признание, что убийство было совершено из ревности. Однако это можно трактовать и по-другому. Возможно, Николаев имел в виду месть Кирову за то, что он не помог Николаеву в его жалобах на несправедливое отношение[778].

Среди записей в дневнике Николаева можно обнаружить следующий фрагмент: «М., ты могла бы предупредить многое, но не захотела»[779]. Это также рассматривалось как подтверждение того, что Николаев знал о любовной связи Мильды Драуле и Кирова. Такая трактовка, однако, носит надуманный характер. Николаев мог иметь в виду совершенно другое. Может быть, он укорял жену за то, что она мало помогала ему в поисках новой работы.

Кирилина пишет, слухам, которые гуляли по коридорам, об отношениях между Кировым и Драуле она не верит. Она обращает внимание на то обстоятельство, что при обыске квартиры Николаева вечером 1 декабря никаких «анонимных писем», указывающих на любовную связь между его женой и Кировым, найдено не было, хотя различные источники в 1970-х гг. утверждали, что они существовали. В материалах следствия есть данные, что Николаев действительно любил свою жену и старался защитить ее и не впутывать в это дело. Николаев якобы отрицал, что знал о связи между своей женой и Кировым[780]. Но, возможно, Николаев понимал, что ему наставили рога и не хотел признаваться в этом. Однако даже если на допросе Николаев и говорил о таком мотиве убийства, как любовные отношения его жены и Кирова, это признание могли просто убрали из протокола, настолько компрометирующим оно было, его следовало скрыть любой ценой.

Как уже упоминалось, в дневниках Николаева, его письмах и других записях нет ничего, позволяющего предположить, что мотивом убийства была ревность. Драуле, знала о дневнике. На допросах она говорила, что он предназначался в основном для детей. Но потом постепенно он все больше и больше стал отражать подавленное настроение Николаева и его беспокойство, как дальше содержать семью. Драуле помогала ему вести дневник до августа; с августа она была в отпуске и не помнила, видела ли дневник после отпуска[781].

Если у Николаева были какие-то подозрения относительно отношений своей жены с Кировым, то он, наверное, хотел скрыть от нее свою ревность и подозрения. Но мы знаем о существовании других записей и писем, которые он не показывал жене. Однако и в них нет никаких упоминаний о ревности. Возможно, что какие-то записи из дневника, где говорится о ревности, были изъяты органами. Но мы уже говорили, наверное, странно, что о подобных фрагментах дневника ничего не знал Люшков.

Молотов, который, как мы знаем, присутствовал при допросе Сталиным Николаева, упоминал в своей беседе с Чуевым, что, по его мнению, «женщины там ни при чем». Тем не менее это может быть просто отражением циркулировавших в то время слухов. История, которая в наибольшей степени могла бы подтвердить версию ревности, как мотива убийства, была опубликована Павлом Судоплатовым в 1994 г. Как уже упоминалось в гл. 6, после убийства НКВД проверил все любовные связи Кирова с балеринами Большого театра в Москве и Мариинского театра в Ленинграде. Предполагается, что у Кирова вообще было много любовниц в обеих столицах. Одной из них, как полагают, и была Мильда Драуле.

По данным Судоплатова, его источниками информации были своя жена и генерала Л. Ф. Райхмана, который в то время занимал должность начальника отдела контрразведки в Ленинграде. Судоплатов утверждает, что руководители НКВД (особенно те из них, кто был знаком с частной жизнью Кирова) хорошо знали, что мотивом убийства была ревность обманутого мужа. Однако никто не осмеливался говорить об этом, т. к. Сталин приказал разрабатывать версию зиновьевского заговора, а противоречить Сталину было опасно. Помимо желания нанести удар по оппозиции, у Сталина якобы были все причины скрывать истории об амурных похождениях Кирова.

Вот что пишет об этом Судоплатов: «Коммунистическая партия, требовавшая от своих членов безупречного поведения в личной жизни, не могла объявить во всеуслышание, что один из ее столпов, руководитель ленинградской партийной организации, в действительности запутался в связях с замужними женщинами»[782]. По данным Судоплатова, именно по этой причине историки партии никогда не приводили никаких деталей интимной жизни Кирова. Общее мнение было таково, что роман Кирова и Мильды Драуле имел такие фатальные последствия именно из-за ревности Николаева. При этом обнародование деталей частной жизни Кирова могло нарушить священное партийное правило — никогда не поднимать завесу, скрывающую частную жизнь членов Политбюро.

Рассказ Судоплатова содержит в себе ряд деталей, не упоминаемых другими источниками. После того как Николаев был исключен из партии, Драуле якобы обратилась за помощью к Кирову, и тот обеспечил его восстановление в рядах ВКП(б). Предположительно, Драуле в момент убийства Кирова была на грани развода с Николаевым. Но версия Судоплатова содержит в себе пару неточностей. Он утверждает, что Мильда Драуле работала официанткой в секретариате Кирова. Возможно, она действительно начинала в этом качестве: по данным Кирилиной, в Смольном она сначала работала уборщицей («femme de menage»)[783]. Однако позже, как мы видим, она была переведена на административную должность. Следует сказать, что она перестала работать в Смольном в 1933 г. Более того, Судоплатов утверждал, что Николаев не только был восстановлен в партии, но и ему дали работу в партийной организации. На самом деле Николаев оставался безработным даже после его восстановления в партии.

Леонид Райхман, второй предполагаемый источник данных Судоплатова о любовной связи Кирова с Мильдой Драуле, является, возможно, тем самым человеком, который под именем Р. О. Попов дал Кирилиной интервью и который утверждал, что это он допрашивал Драуле утром 2 декабря[784]. Кирилина, однако, ничего не упоминает о Райхмане и разговоре с ним на эту тему. Что касается жены Судоплатова, то никем не проверялось, позволяла ли ей ее должность в НКВД получать об этом деле информацию из первых рук.

Мемуары Судоплатова подвергались сильной критике за то, как в них описывались способы, с помощью которых Советский Союз добывал секретную информацию об американской программе разработки атомного оружия во время и после Второй мировой войны[785].

Поэтому есть определенные причины оспаривать достоверность данных Судоплатова. Но довольно трудно установить, зачем Судоплатову приукрашивать историю амурных похождений Кирова. Несмотря на возможные ошибки и искажения в некоторых местах мемуаров Судоплатова и неточности в описании убийства Кирова, в части описания взаимоотношений Кирова и Драуле его рассказ заслуживает определенной степени доверия.

Комиссия, созданная в декабре 2004 г. для изучения некоторых аспектов убийства Кирова, установила, что «первый этап экспертных исследований подтверждает предположения об интимной связи убитого и супруги убийцы»[786]. Но никаких доказательств этого заявления не приводится. Новой информацией, которая появилась в этом деле, являются результаты экспертизы нижнего белья, которое было на Кирове в день убийства. Там сказано, что обнаружены «значительных размеров пятна высохшей спермы»[787]. Разумеется, это можно объяснить самыми разными причинами, которые совсем не обязательно будут связаны с именем Мильды Драуле.

* * *

Можно констатировать, в то время были широко распространены слухи, что мотивом убийства была ревность. Эта версия и сегодня жива. Ее придерживаются даже серьезные историки, хорошо знакомые с источниками[788]. Но следует заметить, что источники по этой версии недостаточно убедительны. Для подтверждения истории, рассказанной Судоплатовым необходимы материалы из архивов КГБ. Если такие материалы существуют, то их еще предстоит обнародовать. Таким образом, вопрос о мотивах, которыми руководствовался Николаев, остается открытым. Что касается политических мотивов убийства, то выявить их также достаточно трудно. Николаев не принадлежал к зиновьевской оппозиции. Документальные материалы, которыми мы располагаем, — записи в дневнике Николаева, его письма в адрес различных партийных органов и должностных лиц, его показания, данные по время первоначальных допросов и заявления других людей — свидетельствуют о том, что им руководило чувство горькой обиды за увольнение из Института истории партии и несправедливое отношение к нему. Хотя теорию ревности нельзя полностью сбрасывать со счетов, однако сведений из источников, которые бы ее подтверждали, совсем мало.