Есть ли у нас вера и смирение?

Как часто в наше время приходится слышать ропотливые слова недовольства и даже хулы на Бога: «Вот, я молюсь-молюсь, а что толку: не слышит Бог моей молитвы, не исполняет моей просьбы … стоит ли уж и молиться? да и есть ли Бог? Если есть, почему не внемлет Он моей молитве, отчего не исполняет моей просьбы?>

Евангельское чтение об исцелении слуги капернаумского сотника (читаемое в неделю 4-ую по Пятидесятнице) заграждает уста этим неразумным ропотливцам, научая нас, как нужно молиться.

Однажды, когда Господь пришел в Капернаум, приступил к Нему римский сотник, «моля Его и глаголя: Господи, отрок (слуга) мой лежит в дому разслаблен, люте стражда». Он еще не договорил до конца, как Господь сказал ему: «Аз пришед, исцелю его». Но мысль о том, что Сам великий Учитель и Чудотворец может переступить порог его дома, до того смутила смиренного сотника, что он, отклоняя от себя эту великую честь, как недостойный ее, в порыве горячей веры и глубочайшего смирения, воскликнул: «Господи! несмь достоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово и исцлеет отрок мой» (Мф.8,8).

Горячая вера, звучавшая в этих смиренных словах, настолько удивила Самого Господа – ведь сотник был язычником, – что, обращаясь к окружающим, Он произнес: «Аминь глаголю вам: ни во Израили толики веры обретох». И полная пламенной веры и искреннего смирения мольба сейчас же была удовлетворена.

«Иди!» сказал сотнику Господь: «и якоже веровал еси, буди тебе!»

«И исцелел отрок его в той час».

Итак, вот что требуется от молящегося: горячая вера и искреннее чувство смирения – искреннее сознание своего недостоинства.

Так ли мы всегда молимся?

Имеем ли мы такую веру, есть ли у нас такое искреннее смирение?

Не бывает ли скорее наоборот, что молимся мы небрежно и неблагоговейно, без искренней веры, а вместо смирения еще эту самую небрежную и неблагоговейную молитву поставляем себе в какую-то заслугу пред Богом.

«Вот, видишь, Господи! я и в церковь пошел и свечку поставил, а Ты теперь подай мне за это то и то!» так, если не вполне открыто и на словах, но где-то в глубине души, в подсознании заявляют свои претензии на услышание эти горе-молитвенники.

Где же наша вера, братие, если мы зачастую только в самых крайних случаях жизни хватаемся за молитву, как утопающий за соломинку, а все остальное время и не вспоминаем о Боге, О Церкви, всю душу и сердце отдавая лишь мирской суете, и живем совсем по-язычески, как будто духовного мира для нас вовсе не существует?

Действительна ли такая молитва? И не есть ли она просто вопль отчаяния, порожденный не твердой верой во всемогущество Божие, а просто животным страхом перед угрожающей нам страшной опасностью?

И где же смирение наше, если мы, живя все время только чисто-животной, плотской жизнью, без забот о Богоугождении и спасении своей души, дерзко претендуем на то, чтобы, когда нам заблагоразсудится, Бог исполнял каждую нашу малейшую прихоть, мелочный каприз, а иногда даже явно-греховное пожелание наше?

О! Господь нередко нарочито не исполняет нашей молитвы только для того, чтобы посрамить нашу гордыню, чтобы дать нам понять всю пагубность такого настроения и заставить нас смириться. В своей гордыне мы часто хотели бы сами всем руководить в мире и всем управлять по своему личному усмотрению, дабы все и вся нас слушались и даже Сам Бог исполнял бы только наши желания и наши неразумные, часто вредные для нас же самих прихоти. А когда Господь дает нам не то, что мы от нечистого сердца просим, но то, что действительно нам нужно и полезно, мы нередко гневаемся, выходим из себя и ропщем на Бога.

Где же тут смирение наше и заслуживаем ли мы после того, чтобы Бог исполнял наши молитвы?

Увы, братие! Хуже всего то, что нет у нас настоящего смирения, а зато у многих есть упрямая, непреклонная гордыня, не желающая склониться перед Промыслом Божиим – самое богомерзкое и богопротивное свойство, из-за которого сатана спал с неба и которое человека уподобляет сатане.

Итак, будем помнить, бpaтиe, что только та молитва сильна и действенна, которая исходит из чистого сердца, преисполненного твердой несокрушимой верой и искренним неподдельным смирением.

Не временные истерическая вспышки, свидетельствующая лишь о неуравновешенной психике человека, не отчаянный вопль в минуту смертельной опасности, но трезвенная, спокойная и как камень несокрушимая вера; не горделивое притязание на услышание, не капризные требования, но смиренное сознание своего недостоинства – вот качества истинно-христианской молитвы.

Да будет для нас Бог, вера и Церковь – все в жизни, главное средоточие, вокруг которого обращаются все наши мысли, чувства и пожелания и да будет вопль смиренного сотника: «Господи, несмь достоин!» основным настроением нашей души во всякое время, и тогда для молитвы нашей не будет ничего невозможного. На всякое прошение наше каждый из нас немедленно услышит благостный ответ Господа:

«Иди! и якоже веровал еси, буди тебе!»