II . Период беспарламентского правления О. Кромвеля.

Анализируя период беспарламентского правления О. Кромвеля, особое внимание, прежде всего, следует уделить внешнеполитическим аспектам этого периода. Летом 1654 года, после заключения выгодного мира с Голландией, Оливер Кромвель заявил в Государствен­ном совете, что теперь следует подумать о войне с Ис­панией. Англия имеет значительный флот, и его надо использовать; «потому что бог не требует от нас сиде­ния на месте; мы должны прикинуть, какую работу мы можем сделать в мире — так же, как и дома»[48]. Стоит отметить, что вера Кромвеля не была пассивной и самоотверженной, как у каких-нибудь квакеров. Нет, протестантизм его имел ха­рактер воинственный, завоевательный. Первой обязан­ностью англичан, как следовало из его слов, было поза­ботиться об утверждении протестантизма[49], и здесь глав­ным врагом была Испания.

Первой задачей Кромвеля было установление нерушимого союза протестантских стран — Англии, Голландии, Шве­ции, Данин[50]. Англия в этом союзе должна играть первен­ствующую роль и направлять его против Рима и католи­ческих государств. Мир с Голландией, договоры с Данией и Швецией обеспечивали английским торговцам свобод­ный доступ в Балтийское море.

Но Голландия продолжала оставаться соперником. Тогда Кромвель цинически предложил ей поделить мир: в Европе и Африке они будут пользоваться равными торговыми возможностями, Восток — сфера голланд­ской торговли, а Вест-Индия и Америка отходят к Анг­лии. «Интересы обеих стран, — сказал он, — заключа­ются в расцвете торговли и навигации. Мир достаточно просторен для обеих. Если бы оба народа смогли только как следует понять интересы друг друга, их страны ста­ли бы сокровищницами мира»[51]. Всеобщий союз протестантских государств был, од­нако, утопией. Он не имел главного — экономической основы — и трещал по всем швам. Голландия высказывала недовольство экспансионистскими устремлениями Анг­лии, вражда между Данией и Швецией вскоре переросла в войну.

Второй задачей было установление отношений с Францией и Испанией, которые находились между собой в состоянии войны. Дипломаты каждой из них проника­ли к Кромвелю и старались заручиться его поддержкой. Он выбрал Францию — и потому, что Испанию считал «естественным врагом»[52] Англии, и потому, что союз с Францией нес большие политические и экономические выгоды. Кромвель все еще пытался помочь французским гугенотам. Кроме того, Карл Стюарт, мать которого была француженкой, добивался от Мазарини; помощи, быть может, вторжения в Англию; этим намерениям следова­ло воспрепятствовать. Наконец, только заручившись под­держкой Франции, можно было обрушить всю мощь английского флота на испанские колонии, которые сули­ли английским завоевателям богатую добычу, пло­дородные земли, золотоносные реки и серебряные руд­ники.

В начале ноября 1655 года договор с Францией был подписан. Он провозглашал мир, дружбу и союз; обе стороны обещали не помогать врагам и мятежникам другой стороны. Для Франции это означало отказ от по­мощи роялистам, для Англии — гугенотам. Разрешался беспрепятственный ввоз во Францию английских шерстя­ных и шелковых тканей, в Англию — французских тка­ней и вин. Договор содержал и секретные статьи: Фран­ция обязывалась не заключать мира с Испанией без согласия Англии. Почти в это же время началась война с Испанией.

Внешнеполитические замыслы Кромвеля пора­жают фантастическим размахом. Впервые в истории он разработал нечто вроде мировой стратегии. Он вынаши­вал планы объединения протестантских государств про­тив католиков, контроля над Средиземноморьем и Атлан­тикой, распространения британского владычества в Вест-Индии и Восточной Европе — в Польше и даже в России, он вел переговоры с турками. Международный престиж Англии в годы его правления небывало возрос, из третьестепенной окраинной страны они превратилась в ведущую державу Европы. Как отмечают современники Кромвеля: «Его величие у себя дома всего лишь тень той славы, которую он имел за рубежом. Трудно устано­вить, кто боялся его больше — Франция, Испания или Нидерланды... И поскольку все они в угоду ему жертво­вали своей честью и своими интересами, что бы он от них ни требовал, они ни в чем ему не отказывали»[53].

Что же касается внутренней политики, то ситуация здесь была прямо противоположной. Действительность, к которой привела политика примирения партий в среде имущих, оказалась прямо не такой как  ожидалось. Денежные мешки Сити не стали щедрее по отношению к режиму Протектората[54]. Республиканцы - сторонники олигархического правления под покровом защиты исконной конституции не переставали видеть в Кромвеле узурпатора, а роялисты не прекращали интриг и подготовки открытого мятежа.

Свобода совести, свобода печати, провозглашенные в конституции, стали пустым звуком. Специальная комиссия подвергала проверке всех канди­датов на должность приходских проповедников. Ни один отстра­ненный от должности проповедник не мог стать даже домашним учителем. Была введена строгая цензура, про­тив которой в свое время так яростно восставал Джон Миль­тон. Это серьезное дело проверки благонадежности всей печатной продукции было поручено самому государствен­ному секретарю Джону Терло, и можно не сомневаться: ни одно зловредное или опасное для   власти протек­тора сочинение не будет отпечатано и Англии. Всех владельцев типографий взяли на полицейский учет. Закры­лись все газеты, кроме двух правительственных орга­нов — «Политического Меркурия» и «Общественного вестника».

Все эти меры на время подавили недовольство, и угрюмый мир — вынужденный мир страха — установил­ся в Англии[55]. Насилие, однако, неспособно было приве­сти страну к процветанию. Оно в буквальном смысле обходилось ей еще дороже, чем прежняя свобода.

Армия стала главной опорой режима[56]. Однако содержание ее и флота требовало огромных сумм, которые не покрывались ординарными поступлениями от налогов. Все конфискованные в ходе революции земли были уже распроданы. Сити, не веря в стабильность режима, отка­зывал ему в кредитах. Временами положение становилось столь критическим, что прибегали к сбору средств по подписным листам, открывавшимся фамилией Протекто­ра. Сохранение налогов военного времени вызывало острое массовое недовольство. Им попытались воспользо­ваться роялисты в марте 1655 г., в ряде городов вспыхну­ли мятежи, правда, такие ничтожные по своим масштабам, что их подавление заняло считанные дни. Однако слоям, разбогатевшим на грабеже конфискованных земель, они лишний раз напомнили, как тесно связано их благополу­чие с режимом Протектората.Возрождается агитация в армии; сектанты упорно сеют недоволь­ство роспуском Малого парламента. В смуте поднимают голову левеллеры[57], против которых приходиться принимать меры. Одного офицера-левеллера арестовали с проектом прокламации, призы­вающей к восстанию против тирана Оливера Кромвеля. Но осо­бенно опасаются заговоров со стороны роялистов. Двор Карла II счел момент удобным для возобновления борьбы. Правитель­ственные шпионы стали доносить на роялистов, которых массами арестовывают в Лондоне. Но толпа сочувствует им, и арестован­ные часто убегают из-под ареста. Брожение было во многих мест­ностях, но открыто восстать роялисты решились лишь в Сользбери. Движение было задавлено в самом начале. С пойманными расправлялись строго, судили их без присяжных. Но шпионы доносят о новых заговорах и готовящихся покушениях. По отно­шению к роялистским джентльменам правительство приняло осо­бые меры. Оно арестовывает их по простому подозрению, оправдываясь государственной необходимостью. Была специально организована новая конная полиция, численностью в 6 500 человек. В нее были набраны люди надежные: они были полезны правительству, так как открыли много заговоров. Но, с другой стороны, эти конные полицейские навлекли на правительство много недовольства. Эту ненавистную населению полицию вздумали содержать за счет ее жертв. Полиция обходилась в 80 000 ф. ст.,[58] и эта сумма падала на роялистов-джентльменов. В сентябре 1655 г. вышел особый при­каз, которым роялисты были разделены на три разряда. Первый разряд—прямые участники восстаний и заговоров; они карались изгнанием из Англии и конфискацией всего имущества. Второй разряд—явные сторонники казненного короля или его сына; им грозило изгнание или тюрьма, но доходы с имений оставались за ними. Третий разряд—люди подозрительные; они наказыва­лись лишением части доходов. Роялистам воспрещалось держать дома оружие.

  Летом 1655 г. правительству протектората пришлось идти еще дальше и провозгласить Англию почти на военном положении. Англия делится на 10, а затем на 11 полицейских округов, во главе которых ставят генерал – майоров[59] (из 11 генерал-майоров было 5 генералов, 5 полковников и 1 майор боевой армии)[60].  На должности генерал-майоров (это именно должность, а не чин) были назначены быв­шие командиры парламентской армии Скиппон, Ламберт, Гофф и др. Полномочия этих офицеров очень широки и определяются правительственной инструкцией, данной Кром­велем. Главная обязанность генерал-майоров — командование конной милицией и полицейские заботы о порядке. В силу этого они обязаны разгонять незаконные сборища, разоружать папистов и роялистов, обезопасить дороги и следить за недовольными. Для предотвращения сборищ, запрещаются даже спортивные собрания (скачки, медвежьи травли и петушиные бои). Новая поли­цейская власть имеет широкие полномочия по отношению к тем людям, которые не имеют определенных занятий, даже вплоть до высылки их из Англии в колонии. Этого мало. На новую по­лицейскую власть возлагаются обязанности религиозно-нравственного характера. Мировые судьи также подлежат надзору полиции. А в сентябре генерал-майоры получили еще  полно­мочия: следить за точным применением законов против роялистом. Таким образом, на новую полицию возлагались очень сложные  социально-педагогические и религиозно-нравственные задачи[61].

Так называемый режим генерал-майоров сделал очевидной ту истину, что Протекторат может существовать только как «режим чрез­вычайный, опирающийся на армию, цементируемую име­нем Кромвеля»[62].

Господство военных, сказавшееся уже и в разгоне Долгого парламента, и в роспуске Малого парламента, и в проведении в жизнь разработанной в Совете армии конституции протектората — «Орудия управления», и в дальнейшей деятельности правительства протектората является харак­терной чертой этого периода истории Англии. В социальном отношении стоявшая у власти при протекторате клика, принадлежавшая к верхушке армии, представляла собой вновь образовавшийся слой крупных земле­владельцев, обогатившихся путем приобретения конфискованных земель в Англии, захвата и ограбления земель в Ирландии и Шотландии. Являясь частью нового обуржуазившегося дворянства, они применяли, в особенности в порабощенной и ограбленной Ирландии, в значительной степени феодальные способы эксплуатации своих поместий. Вместе с тем у этих представителей нового дворянства сохранялась непримиримая вражда к старой феодальной знати, к сторонникам восстановления монар­хии. Это было вызвано страхом потерять приобретенные в результате ре­волюции земли. Вот почему родственные по своей социальной природе эти две группы землевладельцев питали друг к другу злейшую ненависть до тех пор, пока у новой знати не исчез страх, что старая, королевская знать отберет у нее земли. При Кромвеле командование армии ревниво оберегало достигнутое им господствующее положение в государстве, не позволяя даже самому лор­ду-протектору занять слишком высокое положение в правительстве. Но правительство протектората не могло базироваться исключительно на узкой группе армейского командования. В поисках более широкой со­циальной базы правительство обращалось к парламенту, к имущим слоям населения, получившим избирательные права по новой цензовой консти­туции. Оно старалось внушить этим слоям населения, что протекторат является охранителем их собственности, спасителем страны от анархии, от «жадности» неимущих. Но это не очень помогало правительству про­тектората. Широкие слои имущих классов Англии не были согласны вручить свою судьбу военным, они хотели господствовать сами. Отсюда непреодолимое тяготение парламентов протектората к пересмотру «Ору­дия управления». «Ни торжественные, выдержанные в библейском стиле речи его высочества лорда-протектора, ни его грозные окрики, ни удаление оппозиционных депутатов, ни разгоны парламентов не сломили враждеб­ности английских буржуа к вырвавшей у них власть кучке военных»[63].

Зажатый между этими двумя взаимно враждебными силами, Кромвель не сумел опереться ни на одну из них для проведения государственных преобразований. Каждая из этих сил в какой-то степени поддерживала его, но, прежде всего, стремилась держать его под своим контролем. Воен­ная группа использовала для этого свое влияние на армию, парламент­ская группа — то обстоятельство, что держала в своих руках финансы страны,— без согласия парламента налоги, но могли взиматься[64]. В этих условиях единственной задачей правительства стала охрана существую­щего порядка, основанного на собственности правящей клики, только что приобретенной грабежом ирландцев, конфискациями и спекуляцией коро­левскими землями и землями старой знати. Об этой чисто охранительной, полицейской природе своей власти, направленной против дальнейших ре­волюционных преобразований общества, откровенно заявлял сам Кром­вель в кругу своих ближайших советников. «Я — человек, заслуживаю­щий того места, которое я занимаю. Я занял это место не столько из на­дежды делать добро, сколько из желания предотвратить зло и бедствия, которые, как я видел, были неминуемы для нации... И в этом отношении я готов служить, насколько я могу, но как король, а как констебль, если вам угодно. Поистине, клянусь богом, нередко я не мог объяснить, в чем заключаются мои обязанности и что я делаю на том месте, которое занимаю, иначе, как сравнив себя с хорошим констеблем, поставленным охранять спокойствие прихода. Мое довольство и удовлетворение среди испытаний, которые я перенес, заключаются в том, что вы наслаждаетесь миром...»[65].

В данной главе следует подробнее остановиться на финансовом вопросе протектората. Бюджетный дефицит стал неизлечимым недугом 1953 – 1958 г. Экономическая политика протектората была столь же реакционной[66], как его поли­цейская система. Войны миновали, а военные расходы не умень­шились.Для содержа­ния армии, главной опоры лорда - протектора, для усиления флота, для подавления восстаний народных масс, для борьбы с республиканскими элементами, для подавления заговоров сторонников короля, для ведения агрессивной внешней политики требовались громад­ные средства. Правительство протектората находилось в состоянии непре­рывного финансового кризиса. Необходимость пополнить пустеющую государственную казну военной добычей сыграла немалую роль в ряду причин, приведших в 1655 г. к войне с Испанией. Но расчеты эти не оправ­дались, война привела к обострению финансовых трудностей правительства. Чтобы выйти из тисков финансовой нужды, Кромвель искал поддержки у авантюристических элементов из среды купечества, вроде откупщика-арматора, торговца рабами, крупного колониального предпринимателя Мартина Нелля. Такие дельцы, как Мартин Нелль, Пови и др., приобрели влияние на правительство протектората, войдя в правительственные ко­митеты, стали личными друзьями Кромвеля и его министров, подчинив в известной мере деятельность правительства своим интересам.

Ордонансом 1656 года феодальное «рыцарское дер­жание» отменялось, но отменялось только для сквай­ров[67]. Они освобождались от вассальной зависимости и получали свои земли в полную собственность. Но это касалось только сквайров-землевладельцев. Крестьяне продолжали нести ярмо унизительных повинностей и платежей — на них этот «акт свободы» не распростра­нялся. Церковная десятина, символ собственнических прав, осталась в неприкосновенности. Возродилась прак­тика откупов и раздачи монопольных прав на тот или иной вид производства и торговли. Огораживания, от ко­торых так страдали деревенские бедняки, но только продолжались, но и поощрялись.

В июне 1656 г. протектор созвал конференцию из членов Государственного совета и высших офи­церов армии, на которой обсуждался вопрос о финансовом положении стра­ны. Среди участников этой конференции были и такие, которые совето­вали протектору собрать денежные средства единоличной властью, путем принудительного займа. Однако конференция в целом приняла другое ре­шение: она постановила вновь созвать парламент[68].