Религиозные и этнические противоречия и предпосылки конфликтов в Третьем мире и на Юге Содружества: общее и особенное

 Выход на политическую арену восьми новых развивающихся государств постсоветского Юга (Азербайджана, Армении, Грузии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана) коренным образом изменил геополитическую ситуацию в Азии и в мире в целом. Но и Третий мир - "этот огромный многообразный территориальный комплекс, охватывающий государства и страны, которые сильно отличаются друг от друга по многим существенным признакам и расположены в различных географических поясах" /1/ - претерпел серьезную эволюцию. Его место в мировой системе 90-х годов не соотносится с тем положением, которое он занимал, скажем, в 70-80-е годы.

 По ряду экономических критериев - членству в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), установленному Всемирным банком среднегодовому доходу на душу населения - государства Юга Содружества отнесены в мировой практике к категории развивающихся стран. Многие западные специалисты склонны рассматривать страны постсоветского Юга как разновидность Третьего мира, как одну группу "южных государств" /2/, противостоящих развитому миру ("Запад" и "остальные" /3/). В некоторых российских исследованиях /4/ понятием "Юг" обозначают и развивающиеся страны, и бывшие союзные республики Средней Азии и Кавказа - ныне независимые государства.

 И действительно, Третий мир и Юг Содружества дают немало примеров совпадения политических и экономических интересов. Существует некоторое сходство исторических, религиозных, культурных традиций. Проблема "разделенных наций" (казахов, уйгуров, узбеков, таджиков, азербайджанцев, армян, абхазов и многих других), оказавшихся в силу исторических обстоятельств в разных государствах, приобретают в настоящее время одинаковые смысл и значение для целой группы постсоветских и развивающихся азиатских государств. В целом сближается природа политических систем большинства этих государств с их ориентацией по преимуществу на авторитарные методы управления, опорой не на существующие там зачастую только номинально современные политические институты (парламенты, партии, профсоюзы), а на традиционные (племенные, клановые, родовые, конфессиональные) структуры общества. На Юге Содружества и в Третьем мире часто одинаково трактуют некоторые международные вопросы. И все же значительные и серьезные различия, существующие между кавказскими и центральноазиатскими республиками бывшего Советского Союза, с одной стороны, и Третьим миром, с другой, дают основание рассматривать их как две отдельные мирообщности, каждая из которых обладает своей спецификой.

 Во-первых, в отличие от новых независимых государств Юга Содружества, страны Третьего мира - независимо от своей политической ориентации - развивались в рамках капиталистической системы, в то время как постсоветские территории Кавказа и Центральной Азии исторически являлись частью единого государства - сначала Российской империи, а затем Советского Союза. Более 70 лет их народы жили при социализме, что несомненно наложило отпечаток на их экономику, политику, культуру, общественную жизнь. Если даже всерьез не принимать тезиса о том, что за этот период возникла новая историческая общность - "советский народ" - термин, зафиксированный в официальных документах брежневской поры, - то трудно было бы отрицать тот факт, что советизация и русификация надолго определили общественное развитие всех без исключения народов Советского Союза. Негативными сторонами этого явления стало подавление, а в ряде случаев и разрушение национальных культур, языков, традиций, религий. Но это был и способ приобщения народов более отсталого, "периферийного" Юга бывшего СССР к высокой "русскоязычной" культуре, а через нее и выход к современной технологической цивилизации.

 Во-вторых, различны были обстоятельства, предшествовавшие обретению независимости народами Третьего мира и Юга Содружества. Многие народы Азии и Африки вели длительную национально-освободительную борьбу против колониальных империй. В ходе ее выдвинулись влиятельные политические организации, популярные идеологи и политики, харизматические лидеры, оформились религиозные и националистические течения, которые оказали огромное влияние на умонастроения и политическое поведение народных масс. В некоторых южных республиках бывшего Советского Союза - особенно в закавказских - лозунги и идеи национального освобождения захватили на какое-то время массы, привели к некоему "пассионарному порыву", но национальные движения быстро выдохлись, распылили свою энергию в межфракционных столкновениях и вылились в большинстве случаев в вооруженные конфликты на межэтнической основе или междоусобную борьбу за власть. В Центральной Азии, помимо имевших место в годы перестройки конфликтов-бунтов и конфликтов-погромов, подоплека которых так до сих пор и не прояснена, не наблюдалось процессов, аналогичных национально-освободительным движениям в Третьем мире, не существовало организационно оформленной влиятельной и массовой политической силы, сформулировавшей бы на государственном либо региональном уровне идеи национального освобождения и привлекшей бы в их поддержку широкие массы.

 В-третьих, на Юге Содружества, в отличие от многих развивающихся стран, которые уже в колониальный период обладали атрибутами государственности, процесс национально-государственного строительства только начался, и он осложнен иерархическим делением народов на "коренные нации", ставшие обладателями собственной государственности, "титульные нации", которые зачастую произвольно и по прихоти властей становились носителями названий республик или административных областей, и на остальные - "некоренные", или национальные меньшинства, лишенные "своей" территории /5/.

 И в четвертых, имеются существенные различия во влиянии религии, традиций на жизнь общества, на внешнюю политику в Третьем мире и на Юге Содружества. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

 В развивающихся странах Азии и Африки религии принадлежит особая роль: это и влиятельный регулятор общественной деятельности, и одна из наиболее устойчивых форм массового сознания. Религиозность составляет важнейший элемент социальной психологии масс, религиозные регламентации пронизывают быт, семейные отношения, нормы нравственности, воздействуют на культуру. Разнообразны и далеко не пассивны проявления религии в сфере политики и этно-национальных отношений. Религия на Востоке, являясь важнейшим компонентом цивилизации, предопределила единство в подходе к мирозданию, нравственным ценностям, представителям других вероисповеданий. Ислам, например, по образной характеристике сенегальского политического деятеля, бывшего главы ЮНЕСКО А.-М. М^Боу, "это одновременно и религия, и мораль, и философия, а также кодекс организации общества и свод правил поведения людей. Это стремление к единому пониманию всего разнообразия культурных и социальных аспектов безграничного множества социальных проблем" /6/.

 В период становления государственности в 50-60-е годы ХХ в. правящие круги большинства арабских и африканских государств апеллировали к религии как к некоей "надклассовой" силе, призванной цементировать только формирующееся национальное и государственное единство. Ее использовали также для обоснования сепаратистских устремлений, консервации отсталых обычаев и традиций. Религиозные лозунги и идеи оказали воздействие и на развитие межгосударственных отношений.

 Индустриальный Запад с его современной технологией и планами модернизации "архаичного" и "отсталого" Востока приложил немало усилий к тому, чтобы универсализировать и унифицировать пестроту и многообразие восточных обществ с их "закостенелыми" под гнетом веков религиозно-культурными структурами и традициями. Модернизаторы - и пришлые, и местные - рассматривали их как анахронизм, тормоз, препятствие на пути исторического прогресса, указывали на необходимость соотнесения современного научного знания со специфическими местными, национально-страновыми условиями. Усилия, направленные на разрушение религиозного и этнического многообразия в странах Востока, поддержали "слева" представители местной радикально настроенной интеллигенции, усмотревшей в подобном плюрализме препятствие для осуществления социальной революции, достижения равенства всех классов общества. "Религия разделяет людей одного государства на различные духовные сообщества, каждое из которых поддерживается и приспосабливается колониализмом и его институтами", - подчеркивал Франц Фанон /7/.

 В послеколониальный период привнесенную с Запада идею унификации мира поддержали в освободившихся странах Азии и Африки местные режимы, которые задались целью сплавить в единое целое, в однородное централизованное государство разнородные религиозно-культурные общности - сколки предшествующих цивилизаций Востока. Подобный "сплав" свидетельствовал бы, по их мнению, о приобщении к современной технологической цивилизации. На протяжении нескольких десятилетий послеколониального периода реформаторские идеи, концепции национализма, социализма, конституционно-правовые доктрины пускались в ход для того, чтобы примирить веру, традиционные институты с требованиями модернизации, с западными институтами государственной системы, поскольку предполагалось, что только модернизация, автоматически влекущая за собой секуляризацию общественной жизни, всей государственно-правовой системы, - ключ к развитию, к скачку "из отсталости в ХХ век" /8/. Есть и другая, более прагматическая сторона этой тяги к "единому". Идея унификации разнообразных структур, в том числе этнических и религиозных, в рамках централизованного государства отвечает целям авторитаризма - а именно к этой политической модели тяготеет большая часть азиатских и африканских правящих режимов /9/.

 Идея модернизации как панацеи решения социальных и прочих проблем оправдала себя не во всех традиционных обществах Востока, не предотвратила возникновения конфликтов. Существующая в них система религиозных ценностей, базирующихся на исламе, не в состоянии перестроить традиционные стереотипы мышления и мотивации, даже в тех случаях, когда эту роль берет на себя политическая идеология, включающая важные элементы религиозного сознания.

 Своего рода негативной реакцией на модернизацию и вестернизацию явился религиозный фундаментализм. Хотя этот термин заимствован из христианства, где он используется для обозначения возникшего в 20-е годы ХХ века ортодоксального течения в современном протестантизме, его можно трактовать и в более широком плане как теологическую оппозицию либерализму /10/. Религиозный фундаментализм направлен на укрепление веры в фундаментальные, "божественные" источники. В то время как сторонники одного из его течений - традиционалисты отторгают на мировоззренческом и политическом уровнях западные модели развития, стремятся возродить прошлое, заняты поисками самобытного пути, другое течение фундаментализма представляет экстремистскую, категоричную форму сопротивления европейско-североамериканским духовным ценностям и взглядам на "добро" и "зло", которые неприемлемы для развивающихся обществ, следующих, как считают сторонники этого течения общественной мысли, по уникальному, своеобразному историческому пути. Подобная точка зрения невольно оправдывает явления интеллектуальной отсталости, импульсирует всплески воинствующего национализма, подъём средневековых эмоций, особенно в тех случаях, когда религия функционирует как идеология.

 Это явление обусловлено и известным разочарованием населения результатами социального и экономического развития первых десятилетий независимости, когда для основной массы трудящихся "революция возросших ожиданий" 50-60-х годов обернулась просто беспросветным ожиданием, кризисом идеалов и националистических доктрин, крахом надежд на быстрый экономический рост. Это было и своеобразное следствие кризиса "догоняющего развития", проявившегося в насаждении всякого рода модернизаторских доктрин, "предписывавших" интенсивное проведение буржуазных реформ, насаждение рыночных отношений, болезненно сказавшихся в первую очередь на "простом человеке". Неприятие и разочарование различными вариантами развития, в том числе и теми, что вдохновлялись моделями социалистической ориентации или "общества потребления", утрата веры в преимущества промышленной цивилизации - все это способствовало успеху религиозного фундаментализма как политической доктрины. Подъёму "политического ислама" - одной из разновидностей религиозного фундаментализма - способствовали и периоды так называемых "кризисных ситуаций" (например, длительная военная конфронтация с Израилем, выдвинувшая исламские традиции в противовес сионизму и вестернизации, последствия арабо-израильской войны 1967 г., нефтяной кризис 70-х гг., войны в Персидском заливе), когда экономические трудности, политическая нестабильность, идеологическая путаница работали в пользу лозунгов "обновленного", "очищенного от западной скверны" исламского общества или сакрализованных национальных традиций.

 Активизации религии во многих регионах афро-азиатского мира способствовала и сложившаяся в большинстве государств общественно-политическая атмосфера: отставание в утверждении структур гражданского общества, демократических прав и свобод, а также установление в ряде стран диктаторского или авторитарного правления. В условиях отсутствия, подавления или запрета политической оппозиции, партий, профсоюзов, массовых политических организаций, попрания гражданских свобод церковь, мечеть, религиозно-политические и националистические объединения и движения становятся единственно доступной формой противостояния властям, государству. Далеко не последнюю роль в сохранении устойчивости религиозного фактора в общественно-политической жизни в большинстве развивающихся стран Азии и Африки сыграла изменившаяся в них после независимости ориентация народного образования: изучению национального языка, традиций, а с ними и религий как части национальной культуры стало отводится значительно больше места по сравнению с предшествующим десятилетием или в колониальный период.

 К числу обстоятельств, благоприятствующих превращению религии в политическое оружие, относится и то, что религиозный истеблишмент в политических структурах стран Азии и Африки - одна из немногих сравнительно независимых и сильных "групп давления". Она устанавливает нормы поведения, которым должны следовать общество и государственные руководители, ответственные за принятие решений. В отличие от европейско-христианского мира, где религиозные организации, духовные лица проявляют себя преимущественно в традиционной области своей деятельности (просвещении, здравоохранении, наблюдении за моралью, нравственным климатом общества), в странах Азии и Африки влияние религиозных институтов ощутимо в сфере экономики, политики, государственного управления.

 Большая часть конфликтов в развивающемся мире приходится на страны традиционного распространения ислама, что связано с особенностями этой религии, ее специфической ролью в жизни общества. "Универсализм" ислама, которому не подвластны идеологические, национальные, расовые, территориальные границы, в теории создает основу для сплочения людей на базе религиозной общности. Религия определяет в основном и своеобразное культурное единство мусульманского мира. Этот всеохватывающий характер ислама, его "тотальность", прозелитизм (от греческого "прозелитос" - "пришелец"), означающий стремление обратить в свою веру лиц других исповеданий, наступательный характер в сочетании с сакрально обусловленной идеей мученичества, жертвенности (особенно в шиизме) направляют многие общественные процессы в мусульманских государствах, стимулируют выработку внешнеполитических концепций, базирующихся на положениях мусульманского богословия и правоведения. Повышенная напряженность на окраинах мусульманского сообщества, там, где "территории ислама" соприкасаются с другими, немусульманскими цивилизациями, вызвана продолжающимся культивированием идеи мусульманской гегемонии в страновых, региональных или глобальных масштабах.

 Ускорителем исламского "взрыва" 70-80-х годов /11/ стало ущемленное национальное самолюбие как следствие бедственного состояния общества, контраста с развитыми "богатыми нациями". Именно поэтому в мусульманских движениях, отдающих дань "национализму Третьего мира", базирующемуся на концепциях "богатого Севера" и "бедного Юга", ощущается стремление создать новую модель общества, противостоящего "глобальной системе империализма", которую поддерживают "богатые в богатых странах совместно с богатыми в бедных странах". Религиозный традиционализм /12/, вовсе не присущий только "мусульманскому миру", послужил своеобразным естественным защитным механизмом, вызванным к жизни борьбой за ликвидацию зависимости экономики, политики, культуры развивающихся стран от Запада. Возвращение к истокам, традициям, в том числе и религиозным, - это и способ утверждения культурной самобытности, противопоставления "превосходящих духовных ценностей" Востока, занятого "поисками бога", Западу, погрязшему в материализме.

 Подъём в мусульманском мире социальных движений, ставящих своей целью исламизировать все стороны общественно-политической жизни, возродить исламские институты - власти, семьи, права и других - в их традиционном или модернизированном виде, создать условия для развития исламской экономики как важнейшего средства решения вопросов социальной справедливости, удовлетворения материальных потребностей мусульман можно расценить и как возрождение традиции, и как усиление интереса к религиозным ценностям со стороны тех социальных групп, чья жизнь оказалась дезориентирована, нарушена в результате модернизации, быстрых социальных и общественных перемен. Ислам проявляет себя в этих условиях как активный регулятор общественной деятельности /13/.

 В истории бывшего Советского Союза религия сыграла гораздо большую роль, чем это признавалось. Это касается в первую очередь исламской традиции, оказавшей влияние на этнокультурные, этносоциальные процессы, экономическое и политическое развитие народов Поволжья, Средней Азии и Кавказа /14/. Но за исключением короткого периода возрождения (джадидизма), которое пережило мусульманское движение в России в конце Х1Х - начале ХХ века /15/, и предпринятых в 20-е годы попыток "национальных" коммунистов" - Султана Галиева, Наримана Нариманова и других - адаптировать марксизм к условиям жизни мусульман южных окраин России /16/, отечественный ислам, в отличие от зарубежного, подвергся очень слабому воздействию идей реформации и модернизации. Национализм, преимущественно в пантюркистском обличьи, так и не стал массовой идеологией, а развернувшееся в 20-е годы в Средней Азии басмаческое движение было в целом ориентировано на отстаивание архаичных форм духовной жизни и быта. Значительный ущерб культуре народов, исповедовавших ислам, нанесла советская власть, осуществлявшая в масштабах всей страны мероприятия по "искоренению" религии. Антимусульманская кампания достигла своего апогея в сталинский период, когда было закрыто и уничтожено множество мечетей, медресе, мусульманских библиотек, культурных центров и изданий, осуществлен жестокий систематический террор против мусульманских священнослужителей и рядовых верующих, национальной интеллигенции, национальных коммунистических кадров /17/.

 Одна из главных предпосылок этнических конфликтов на Юге Содружестве была заложена и в особенностях формирования Советского государства как прежде всего унитарного и централизованного. Советская правящая элита усматривала в этническом и религиозном разнообразии угрозу тоталитарному характеру государства и потому постоянно вела борьбу за унификацию последнего. Идеологическим оформлением советской национальной политики был тезис о том, что устранение эксплуатации, классовых антагонизмов, социального неравенства, неравномерного экономического развития станет залогом нового устройства общества и автоматически приведет к исчезновению межнациональных конфликтов и трений. Параллельно с этим шел процесс насаждения идеологии и практики "этнического национализма", превращения этноса в субъект политики /18/.

 В послесталинский период во имя декларированного атеизма в Советском Союзе по-прежнему велась борьба с "исламскими предрассудками", правда, уже не такими репрессивными методами, как раньше. Одновременно с этим на международном уровне советские идеологи часто пускали в ход "исламское оружие" в ходе пропагандистских мероприятий и политических кампаний, особенно в период 70-80-х годов, ознаменовавшихся расцветом советско-арабской дружбы /19/. Исламская революция в Иране и война в Афганистане в известной мере стимулировали подъем исламского политического движения в республиках Советской Азии. Оно получило новый импульс в годы перестройки. Отчасти это было сделано в целях противодействия более опасным, с точки зрения властей, течениям фундаменталистского и "параллельного" ислама, который включал в себя неофициальные мусульманские структуры, развивавшиеся подпольно в виде доморощенных мечетей, медресе, тарикатов (от арб. дорога, путь), суфийских братств /20/. Последние, несмотря на полусекретный характер существования в годы советской власти, продолжают сохранять свое значение массовых организаций.

 Распад СССР положил начало процессу втягивания "мусульманских" республик в орбиту экономического, политического и религиозного влияния мусульманского мира. Не обошло стороной и мусульманские регионы Юга Содружества своеобразное религиозное возрождение, охватившее со второй половины 80-х годов все народы бывшего Советского Союза. Усилению ислама в общественно-политической жизни способствовали следующие факторы: а) замена коммунистической идеологии религиозными и националистическими ориентирами; б) возрастание роли ислама как психологической опоры в быстро меняющемся мире на бытовом уровне и как механизма для выражения националистических устремлений, легитимизации власти, идейной основы для формирования оппозиции - на политическом; в) нарастающее влияние исламских стран Ближнего и Среднего Востока и распространенных там направлений ортодоксального ислама, в частности, ваххабизма.

 Если сравнить отдельные аспекты исламского возрождения на Ближнем и Среднем Востоке с пробуждением ислама в мусульманских регионах Содружества можно усмотреть в этих процессах определенное сходство /21/. Оно проявилось в стремлении народов обрести идентичность, защитить и развить собственные культурно-религиозные ценности. Но процесс приобщения Юга Содружества к мусульманской цивилизации Востока не протекает бесконфликтно: на Северном Кавказе и в Центральной Азии уже вспыхивают столкновения между носителями "импортированного ислама" - ваххабитами из Саудовской Аравии и приверженцами переплетенного с местным традициям, упрощенного, "советского ислама", претерпевшего за истекшие десятилетия существенную трансформацию и имеющего мало общего с "высокими" исламскими традициями /22/.

 Едва ли на Юге Содружества ислам способен в перспективе стать базой для устойчивых национальных и политических союзов: в историческом, географическом, культурно-политическом и религиозном планах исповедующие ислам народы среднеазиатских республик имеют мало общего с азербайджанцами, да и не стоит сбрасывать со счета существующих между народами региона этнических, языковых, клановых противоречий и различий, не говоря об экономическом (нефть и пути ее доставки) и политическом противостоянии. Это же относится и к идее единства исповедующих ислам тюркских народов, получившей широкое хождение в кругах местной националистически настроенной интеллигенции, студенчества. В отличие от Азербайджана, тяготеющего к Турции, народам бывшей Советской Средней Азии в целом не присуще чувство тюркской общности. Настороженно воспринимают пантюркизм нетюркоязычные народы Кавказа, персоязычные таджики, не говоря о враждебном отношении к этому политико-идеологическому и религиозному течению со стороны армян.

 Анализ особенностей воздействия традиционных факторов на политическую ситуацию в постсоветских республиках Юга Содружества и мусульманского Третьего мира свидетельствует о том, что между ними существуют серьезные различия, которые не позволяют рассматривать их в качестве новой единой подсистемы: это два огромных и отличных друг от друга мира. Природа конфликтных ситуаций на Юге Содружества также имеет свою специфику, и конфликты, происходящие там, отличаются от соответствующих коллизий в афро-азиатском развивающемся мире.

 Хотя в каждом конкретном конфликте, вспыхивающем в государствах рассматриваемых регионов, решающую роль играют собственные обстоятельства, существуют общие постоянно действующие противоречия и специфические предпосылки, которые позволяют определить потенциальную основу для возникновения конфликтов. Это те факторы, которые воздействуют на конфликтный потенциал постсоветских и развивающихся государств в сфере отношений между представителями различных этносов и конфессий.

 К этой группе относится поликонфессиональный характер государств, который в сочетании со сложной этнолингвистической структурой, сохранением большого числа традиционных институтов при нерешенности социально-экономических проблем создает потенциальные возможности для возникновения кризиса. Определенное значение имеют и традиции складывания государственности, специфика ситуации, при которой оказались заложенными основы государственного устройства той или иной страны.

 Некоторые постоянно действующие противоречия порождены политикой бывших колониальных властей - в Третьем мире - и политикой союзного центра в период существования СССР, что проявилось, в частности, в установлении государственных границ без учета интересов проживающих там этносов.

 Большинство африканских государств возникло в результате распада колониальной системы, и их нынешние границы были установлены европейскими империалистическими державами в ходе колониальных разделов континента. Вследствие этого одни и те же этнические общности, исповедовавшие зачастую одну и ту же религию, оказывались разобщенными, что создавало дополнительную проблему в виде роста местного национализма и ирредентизма. На Ближнем и Среднем Востоке большая часть государственных границ была установлена после распада Османской империи или в результате соглашений между европейскими державами, которые заключались после мировых войн. Так, немалый конфликтный потенциал заложен в этом регионе вследствие неурегулированности пограничных вопросов между Афганистаном и Пакистаном, Ираном и Ираком, Турцией и Грецией и пр. Бесконечные беды Ливана, втянутого на протяжении нескольких десятилетий в гражданскую междоусобицу, уходят своими корнями во времена османского правления, а также в годы французского колониального господства, которое закрепило здесь тенденцию к раздельному развитию общин. Проблема "разделенных наций", омрачающая ирано-азербайджанские, армяно-турецкие отношения усугублена территориальными спорами между ними.

 В ряде случаев религиозное соперничество да и сама конфессиональная неоднородность (особенно в Южной Азии и Тропической Африке), обостряющая межэтнические и территориально-государственные конфликты, является наследием колониального прошлого, когда отдельные страны или группы стран превращались в арену острого соперничества миссионеров ислама, католицизма, протестантизма.

 В бывшем СССР конфликтный потенциал имеет спецефическую природу: он порожден противоречиями национальной политики, проводившейся советской властью - произвольными территориальными изменениями, практикой "наказания народов" с их насильственной депортацией, и многим другим, что породило проблему "разделенных народов", территориальные, этно-национальные и этнические разногласия, а также этно-национальные движения, нацеленные на создание "своей" автономии или "своего" государственного "очага".

 Некоторые постоянно действующие противоречия, лежащие в основе того или иного конфликта, порождены "холодной войной", являются следствием конфронтации двух сверхдержав - США и СССР. Яркой иллюстрацией этому могут служить конфликты на Ближнем Востоке, которым СССР и США придавали громадное значение в своей геостратегии времен "холодной войны".

 Наконец, к числу постоянно действующих факторов, способных привести к конфликту, относится негативно-стереотипная идентификация национального и религиозного, прочно укорененная в массовом сознании. Подобные стереотипы широко используются для всякого рода идеологических и политических спекуляций деятелями, распространяющими в народе эмоционально и интеллектуально упрощенные, удобные обывателю мифы, слухи, которые порождают недоверие и враждебность к людям иной расы, нации, веры, словом, ведут к ситуации, определяемой Д.Галтунгом как "культурное насилие" /23/.

 Помимо постоянно действующих противоречий существует группа внутренних факторов, создающих потенциальные предпосылки для возникновения межэтнических или религиозно окрашенных конфликтов. Практически все конфликты, вне зависимости от их типа, порождены социально-экономическими проблемами, нерешенностью экономических, прежде всего аграрных, проблем. Источник конфликтной ситуации часто может быть заложен в экономическом неравенстве отдельных этносов, конфессий, землячеств, кланов либо в осуществлении на практике "права большинства", дающего преимущество "господствующему этносу". В подобной ситуации национальные (или религиозные) меньшинства оказываются в менее привилегированном положении по сравнению с "господствующим этносом", который обеспечен "благосклонностью" и "покровительством" со стороны государственной власти. К этому же ряду относятся и противоречия, порожденные несправедливым - истинным или мнимым - распределением государственного бюджета, отношением властей к экономическим, социальным, экологическим проблемам тех или иных территорий, на которых компактно проживают отдельные этнические общности. Конфликт может быть гальванизирован отсутствием реформ или неуспехом в их проведении, что, как правило, сопровождается коррупцией в верхних эшелонах власти и обнищанием "низов".

 Сильнейшим детонатором конфликта становится в ряде случаев миграция, вызванная демографическим взрывом в отдельных странах и регионах, перемещением масс населения в поисках работы и лучших условий жизни (конфликты, вызванные причинами этого рода, произошли в районе Великих озер в Африке, в Центральной Азии, в Южной Азии).

 К числу внутренних предпосылок возникновения конфликтов относится и положение религиозных групп в политической системе и органах государственной власти, а также культивируемое властями политическое неравенство в отношении представителей отдельных конфессий, их дискриминация в системе государственного управления или преобладание в ней, равно как в армии, полиции, службе безопасности, представителей какого-либо одного этноса или религиозной группы в ущерб другим. Например, в Уганде, Руанде, Бурунди, Сомали, в некоторых других африканских государствах конфликты вызваны преобладанием в госаппарате, армии представителей одной народности или клана. Подобная же ситуация легла в основу межтаджикского конфликта и частично внутриафганского.

 Одним из факторов возникновения конфликтных ситуаций в многонациональном государстве может стать попытка правящей элиты укрепить свою легитимность с помощью таких мер, как ассимиляция национального меньшинства, провозглашение государственным языка "коренного" этноса в ущерб другим, словом, действия, осуществляемые от имени еще не сформировавшейся "нации" и воспринимаемые этническими меньшинствами как угроза размывания в рамках более многочисленного и господствующего этноса, как вызов их "национальной судьбе. Игра политиков и всякого рода "духовных пастырей" на национальных идеях, чувствах, предрассудках в большинстве случаев способна породить в обществе непримиримость и агрессивность, придать национализму экстремистские формы.

 В конфессионально неоднородных государствах конфликт провоцируется попыткой правительства провозгласить какую-либо религию в качестве официальной, что воспринимается представителями других религий, толков и сект как ущемление их политических и гражданских прав. Но конфликт может быть вызван и поспешной секуляризацией, особенно в том случае, если она происходит в полирелигиозном обществе.

 Наряду с агрессивным национализмом в постоянный источник нестабильности, провоцирующий конфликты, превращается религиозный экстремизм. Эта ситуация, характерная для развивающихся стран Третьего мира, пока не слишком сильно проявила себя в южных республиках СНГ, хотя и здесь подобная тенденция начинает просматриваться (в Таджикистане, Чечне).

 Дестабилизировать политическую ситуацию в отдельных странах и за их пределами, создать обстановку неуверенности, небезопасности, подготовить почву для вспышки внутреннего конфликта или вооруженной конфронтации между государствами способны и внешние факторы, например, экономическая, военная, политическая поддержка антиправительственной оппозиции каким-либо соседним государством либо группой стран. Этот фактор играет особую роль в тех случаях, когда на территории двух или более государств проживают "разделенные народы" или же приверженцы одной религии. Например, поддержанное Пакистаном сепаратистское движение в индийском штате Джамму и Кашмир, участники которого требуют воссоединения со своими единоверцами в Пакистане, спровоцировало в Индии затяжной внутренний конфликт, создало напряженность в индо-пакистанских отношениях. В 70-80-е годы отношения Эфиопии с рядом арабских государств значительно осложнились из-за того, что последние в знак мусульманской солидарности оказывали поддержку некоторым сепаратистским движениям в Эритрее.

 Фактором, способным привести к эскалации конфликта, становится и предоставление соседним государствами территории для опорных баз сепаратистских и других антиправительственных движений. Он действует, например, в израильско-ливанских, ирано-иракских, афгано-пакистанских, сомалийско-эфиопских, судано-эфиопских отношениях. Конфликты в Афганистане и Таджикистане, которые начинались как внутренняя гражданская междоусобица, едва ли приобрели бы свое нынешнее региональное измерение, если бы в них не втянулись внешние силы. Аналогичная ситуация складывается в армяно-азербайджанском конфликте, где Армения взяла сторону карабахского национального движения, а Турция помогает Азербайджану.

 Негативно отражается на безопасности стран и регионов вмешательство одних государств в дела других под предлогом борьбы с нарушениями (истинными или надуманными) прав единоверцев или соплеменников, защиты их интересов. Характерный пример - политика Исламской Республики Иран, которая, выступая в защиту прав "угнетенного шиитского меньшинства" в Ираке, Бахрейне, Кувейте, Ливане и других странах Среднего Востока, поддержала их требования культурной или политической автономии. Такой курс ИРИ привел к обострению в этих странах религиозных противоречий между суннитами и шиитами, стал одной из причин ирано-иракской войны, осложнил развитие нормальных межгосударственных отношений