Изложение беседы фюрера с генералом Кейтелем 21 апреля

А. Политические положения

Идея внезапного стратегического нападения без повода или возможности оправдать его отвергнута. Основание: враждебности мирового общественного мнения, что может привести к возникновению серьезной ситуации. Подобный шаг был бы оправдан только для уничтожения последнего противника на континенте.

Акция, предпринятая после периода дипломатических переговоров, ведущих постепенно к кризису и войне.

Молниеносный удар, основанный на инциденте (например, убийство германского посланника в ходе антигерманских выступлений).

В. Военные выводы

1. Подготовка должна быть проведена для случаев 2 и 3. Случай 2 нежелателен, поскольку "Грюн" (кодовое название Чехословакии, - Ю.Ж.) предпримет меры укрепления безопасности.

Потеря времени на переброску основной массы дивизий по железной дороге, -- что неизбежно и что следует свести к минимуму, -- не должна отвлечь от осуществления молниеносного нападения в ходе выполнения акции,

3. Должны быть сразу же предприняты "местные вторжения" с целью прорыва линии обороны в многочисленных точках и на выгодных в оперативном отношении направлениях.

Эти "местные вторжения" должны быть подготовлены до мельчайших деталей (знание дорог, объектов, построение колонн в соответствии с возложенными на них задачами).

Одновременное нападение сухопутных сил и авиации.

4. С точки зрения политической первые 4 дня военных операций являются решающими. В случае, если не будет достигнут крупный успех, несомненно, возникнет европейский кризис. Faits accomplis (свершившиеся факты - Ю.Ж.) должны убедить иностранные державы в бесполезности военного вмешательства; вызвать на сцену союзников (раздел добычи!); деморализовать "Грюн".

C. Пропаганда

1. Листовки о поведении немцев на территории "Грюн".

2. Листовки с угрозами с целью запугать население "Грюн"".

В мае наступает кульминация спровоцированных фашистами беспорядков среди судетского немецкого меньшинства. И уже 3 мая германский посол в Лондоне Герберт фон Дирксен докладывал в Берлин, что лорд Галифакс уведомил его о демарше, который британское правительство намерено вскоре предпринять в Праге, "чтобы убедить Бенеша удовлетворить максимум требований судетских немцев".

Поскольку между Парижем и Прагой существовал договор о взаимопомощи, то французы могли вмешаться и сорвать очередное умиротворение Гитлера. Для того чтобы не допустить помощи Чехословакии со стороны Франции, Галифакс 22 мая направляет в Париж официальное заявление о том, что Лондон не намерен помогать Франции, если она вступит в войну с целью защиты Чехословакии от германской агрессии. Более того, Великобритания потребовала, чтобы, прежде чем принимать какие-либо меры, которые могут обострить положение или привести к войне, французы проконсультировались бы с английским правительством.

А о том, как в Лондоне относились к Чехословакии прекрасно видно из записи в дневнике заместителя министра иностранных дел Великобритании Кадогана, сделанной им в марте 1938 года: "Чехословакия не стоит шпор даже одного британского гренадера".

В Париже правильно поняли своего старшего партнера и уже к концу весны правительства Англии и Франции стали совместно оказывать жесткий нажим на Прагу, добиваясь от нее серьезных уступок судетским немцам. Под нажимом Запада в июле чехословацкое правительство согласилось принять комиссию пронацистки настроенного лорда Рансимена, назначенного осуществлять "посредничество" между Прагой и судетскими немцами. Вернувшись, лорд Рансимен полностью поддержал требования нацистов передать Судетскую область Германии.

Прессинг, осуществляемый со стороны Германии, Англии и Франции, вынудил президента Чехословакии Бенеша 5 сентября принять все условия лидеров проберлинской партии в Судетах. Однако это было совсем не то, на что рассчитывал Берлин: агрессия против Чехословакии лишалась морального обоснования. По приказу из Берлина, переговоры с Бенешем были немедленно прерваны. А 12 сентября во время выступления в Нюрнберге Гитлер потребовал "справедливости" для судетских немцев и определил 1 октября как дату вторжения в Чехословакию.

Чемберлен, заслышав об угрозе войны, 15 сентября срочно вылетает на встречу с Гитлером. Фюрер заявляет ему, что хочет мира, но готов из-за чехословацкой проблемы и к войне. Впрочем, войны можно избежать, если Великобритания согласится на передачу Судет Германии на основе права наций на самоопределение. Чемберлен со своей стороны давно уже согласился с передачей Судет Германии. Поэтому он с легкостью обещал фюреру провести консультации по этому вопросу со своим кабинетом и с правительством Франции.

18 сентября в Лондоне прошли англо-французские консультации, на которых было решено, что территории, на которых проживало более 50 процентов немцев, должны отойти к Германии, и что Франция с Великобританией гарантируют новые границы Чехословакии. Все это было похоже на театр абсурда, поскольку ни Англия, ни Франция не имели никакого права распоряжаться территорией суверенной страны. А чехословацких представителей в Лондон даже не пригласили и лишь позднее через свои посольства поставили в известность о принятом решении, в котором, в частности, говорилось:

"Дальнейшее сохранение в границах чехословацкого государства районов, населенных преимущественно судетскими немцами фактически не может более продолжаться без того, чтобы не поставить под угрозу интересы самой Чехословакии и интересы европейского мира... Поддержание мира и безопасности и жизненных интересов Чехословакии не может быть обеспечено, если эти районы сейчас же не передать Германской империи".

19 сентября на заседании английского кабинета был выработан текст направляемого Праге послания. В пункте 3 этого послания говорилось о передаче Германии районов, где 50% населения составляют немцы. Отбросив в кругу своих коллег демагогические заявления о стремлении к "справедливому" устройству границ Чехословакии, Чемберлен откровенно говорит о том, что предъявляемые Праге от имени двух правительств требования исходят от Гитлера:

"Этот принцип, в сущности, основан на том, что ему (Чемберлену, - Ю.Ж.) сказал г-н Гитлер, и по его мнению, он оказался бы в неловкой позиции при встрече с г-ном Гитлером, если не будет иметь возможности договорится на этой основе. Чрезвычайно важно не дать Бенешу каких-либо оснований для того, чтобы потом заявить, что он ни в коем случае не принял бы этого совместного предложения, если бы знал, как много ему придется уступить".

Редакция 3-го пункта послания была сохранена без изменений -- стремление угодить Гитлеру взяло в Лондоне верх над всеми остальными соображениями.

Следует остановиться на аргументации, выдвинутой Галифаксом в пользу решения о предоставлении "гарантии" той части Чехословакии, которая должна была еще сохранить независимость после предполагаемого раздела страны. Предоставление гарантий, отметил он, должно быть поставлено в зависимость от "нейтрализации чехословацкой внешней политики".

Таким образом, одной из целей "гарантии" было лишить Чехословакию возможности опереться на помощь СССР и Франции. В нейтрализации Чехословакии английские умиротворители усматривали привлекательные аспекты. Аннулирование франко-чехословацкого договора положило бы конец их тревогам насчет вовлечения Франции в войну против Германии. Нейтрализация Чехословакии выбивала центральное звено в системе военных союзов, связывающих Францию и Чехословакию с СССР, и означала важный шаг на пути политической изоляции Москвы. Кроме того, тем самым фактически разрывались дружественных связей советского и чехословацкого народов, которые английские правящие круги считали опасными для социальных устоев Западной Европы.

Поскольку совсем без "гарантий" обойтись было невозможно, то министры позаботились так гибко сформулировать их, чтобы при случае уклониться от выполнения взятых на себя обязательств. Если, например, решат, что гарантия будет общей, заметил Галифакс, и Германия, являясь одним из государств-гарантов, совершит акт агрессии, избавит ли это остальные страны-гаранты от необходимости прийти на помощь Чехословакии? Если, однако, гарантия будет индивидуальной и другие государства уклонятся от выполнения своих обязательств, Англия может оказаться в одиночестве при оказании помощи Чехословакии.

В ночь на 21 сентября английский и французский посланники в Чехословакии заявили чехословацкому правительству, что, в случае если оно не примет англо-французских предложений, французское правительство не будет выполнять условия договора с Чехословакией:

"Если же чехи объединятся с русскими война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне". Отсюда видно, что Запад не исключал для себя даже некоторого содействия Германии в ее войне против возможного военного союза Чехословакии и СССР.

Ответ чехословацкого правительства был твердым: если принять подобные условия, то рано или поздно вся Чехословакия будет поглощена Гитлером. Прага также напомнила Парижу о его обязательствах по договору о взаимопомощи. Чемберлен и Даладье холодно ответили, что в таком случае Чехословакии предстоит разбираться в конфликте с Германией самой. Такие вот были союзнички...

Несмотря на отказ Чехословакии повиноваться решению Запада Чемберлен летит в Германию и 22 сентября в Годесберге вновь встречается с Гитлером. При этом английский премьер сообщает фюреру, что Запад полностью принимает предложения немецкой стороны. Но тут Гитлер, понимая заинтересованность Чемберлена в сдаче Судет Германии, едет ва-банк, заявляя, что эти условия его уже больше не удовлетворяют. Теперь он уже требует вместо мирного присоединения Судет на основе свободного волеизъявления их немедленной оккупации. Гитлер добивался главного: утверждения права Германии на гегемонию в Европе, а для этого ему нужно было получить согласие западных держав на применение военной силы.

Чемберлен не мог не знать, что при существовавшем в тот момент времени соотношении вооруженных сил Франция и Чехословакия, почти в два раза превосходили Германию по численности армии, кроме того, Чехословакия обладала мощнейшей системой оборонительных сооружений в Судетах, поэтому Гитлер явно блефовал. Для него война в этих условиях была равносильна самоубийству. Когда генерал Гамелен раскрыл перед английским премьером достаточно оптимистическую картину соотношения сил союзников и Германии и предложил рассмотреть возможность военного решения проблемы, Чемберлен категорически отклонил такой вариант развития событий, заявив:

"А где гарантия, что Германия после этого не станет большевистской?"

Так что для Чемберлена возможность распространения коммунистической идеологии была куда более страшной перспективой, чем распространение фашизма, поэтому он очередной раз пошел навстречу Гитлеру, приняв очередную "уступку" фюрера - его согласие отложить начало эвакуации чехов из судетского района до 1 октября.

Однако такого позора не смогла выдержать не только Франция, но и, даже, кабинет министров, возглавляемый самим Чемберленом. Франция объявила частичную мобилизацию и подтвердила, что выступит на стороне Чехословакии. А 25 сентября Даладье в Лондоне одержал серьезную победу. Под давлением обстоятельств Чемберлен был вынужден согласится информировать Гитлера: если Франция окажется в состоянии войны с Германией из-за чехословацкого вопроса, Великобритания выступит на ее стороне. Это был первый, но далеко не последний случай, когда общественное мнение заставило Чемберлена отказаться от его политики умиротворения.

Буквально в течение суток после этого англо-французского решения вся ситуация в Европе изменилась кардинально. Зарвавшийся агрессор без единого выстрела был поставлен на место.

От немецкого военного атташе в Берлин пришла телеграмма, в которой сообщалось, что объявленная во Франции частичная мобилизация сильно смахивает на мобилизацию всеобщую и что "к шестому дню мобилизации можно ожидать развертывания первых 65 дивизий на границе с Германией". Более того, по мнению военного атташе, для Германии оставалась реальной угроза подвергнуться немедленному нападению из Нижнего Эльзаса и Лотарингии в направлении Майнца при первых же попытках с ее стороны предпринять военные действия в Чехословакии.

Другой немецкий военный атташе, полковник Туссен, телеграфировал из Праги:

"В Праге спокойно... Завершены последние меры по мобилизации. ...Общее число призванных составляет около миллиона человек, в полевых войсках - 800 тысяч...". Так что войска Франции и Чехословакии, вместе взятые, превосходили по численности немецкую армию более чем в два раза.

Президент США Рузвельт и король Швеции Густав V выступили с серьезными предупреждениями Германии. Чехословацкая армия готовилась к отражению агрессии. Великобритания объявила о мобилизации флота. Положение складывалось наихудшим образом для Германии.

Поняв, что одобрения от Запада своей военной агрессии в Судетах Германия не получит, Гитлер 27 сентября идет на попятную и направляет Чемберлену письмо, выдержанное в умеренных тонах. Гитлер писал, что готов дать гарантию безопасности оставшейся части Чехословакии, обсудить детали договора с Прагой, а, главное, он очень хочет мира и не желает войны.

Получив это письмо, Чемберлен, проигнорировав только что данные обязательства военной поддержки Праги, вновь возвращается к пресловутой политике умиротворения и предлагает созвать конференцию с участием Германии, Чехословакии, Великобритании, Франции и Италии, попросив при этом Муссолини выступить посредником с Германией и ходатайствовать перед Гитлером воздержаться от мобилизации.

Гитлер немедленно приглашает глав правительств Великобритании, Франции и Италии в Мюнхен. Однако вопреки своему обещанию, он категорически отказывался говорить с представителями Чехословакии.

Встреча в Мюнхене состоялась 29-30 сентября. В основу дискуссии легли предложения Италии, которые на самом деле были составлены в Берлине и спешно переданы по телефону в Рим. Фактически они мало чем отличались от требований, которые предъявил Гитлер Чемберлену в Годесберге. Тем не менее, судьба Чехословакии уже была предрешена. При этом Чемберлен с Даладье старательно делали вид, что им удалось добиться существенных уступок со стороны Берлина в решении судетской проблемы.

В час ночи 30 сентября 1938 г. Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье подписали Мюнхенское соглашение. Вскоре после этого чехословацкие представители были допущены в зал, где оставались только английская и французская делегации. Они уже были информированы о том, что если Мюнхенское соглашение будет отвергнуто, Чехословакии придется остаться наедине с Германией.

Германская армия получала право вступить в Судеты 1 октября с тем, чтобы завершить оккупацию через десять дней. Все военные сооружения на этих территориях чехи обязаны были оставить нетронутыми. Коммерческие, транспортные материалы, особенно подвижной состав железных дорог, передавались немцам неповрежденными. Наконец, не должны были вывозиться продукты питания, товары, скот, сырье и т. д. Сотни тысяч чехов, проживавших в Судетской области, лишались права забрать с собой свой скарб или корову. Это было неприкрытое ограбление страны и ее народа, санкционированное лидерами демократического Запада.

Мюнхенский договор позволил Чемберлену и Гитлеру решить целый ряд политических проблем. Прежде всего, были разрушены остатки французской система коллективной безопасности в Восточной Европе, а Советский Союз загнан в состояние полной политической изоляции. Польша и Венгрия, получив из рук Германии новые территории, были готовы к дальнейшему военному сотрудничеству с Гитлером, что создавало реальные перспективы для заключения военно-политического союза, направленного против Советского Союза.

 

5. Данцигский срыв и вынужденный отказ Чемберлена от политики умиротворения. Мюнхен не был и не мог являться конечной целью политики умиротворения, поскольку передача Судет Германии не выводила нацистов к границам СССР и, следовательно, не создавала непосредственной угрозы для безопасности Советского Союза. Эту задачу должна была решить согласованная Гитлером и Галифаксом передача Германии Данцига.

Дело в том, что с передачей Данцига и Коридора большая часть внешней польской торговли подпадала бы под контроль Берлина. При этом Польша фактически теряла бы значительную часть своего суверенитета. В этой ситуации Варшаве не оставалось бы ничего другого, как стать покорным немецким сателлитом. Это и обеспечивало Германии выход к советским границам, после чего начало германо-польской агрессии против СССР было бы уже делом времени.

Надо отметить, что польское руководство прекрасно понимало что потеря Данцига была равносильна утрате государственной независимости страны. Так, например, в интервью, которое маршал Рыдз-Смиглы дал 17 июля 1939 года польскому телеграфному агентству он прямо говорит об этом:

"Польша готова вплоть до последнего человека, вплоть до последнего мужчины и женщины, драться за независимость, ибо когда мы говорим, что будем драться за Данциг, мы понимаем, что будем драться за нашу независимость. Польша не хочет войны, но для нее есть вещи худшие, чем война, одной из этих худших вещей была бы утрата независимости. Наша торговля с заграницей идет через Данциг и Гдыню. Тот, кто контролирует Данциг, контролирует и Гдыню".

Вначале события развивались в соответствии с англо-германскими планами. Уже 24 октября 1938 года Германия поставила перед своим восточным сателлитом вопрос о передаче Данцига и Коридора, предлагая взамен участие в Антикоминтерновском пакте (читай компенсацию за счет территорий СССР). Тем не менее, Варшава отказалась выполнить эти условия, так как прекрасно понимала, что с переходом этих территорий Германии страна фактически потеряет значительную часть свого суверенитета.

Тем не менее, в этот период времени требования Берлина к Варшаве не вызвали у лидеров Запада ни малейшего недовольства. В этой связи возникает резонный вопрос, есть ли основания полагать, что после Мюнхена Запад по-прежнему был готов пойти на сделку с Германией за счет Польши? Судите сами, 6 декабря 1938 года Франция подписывает пакт о ненападении с Германией. На следующий день министр иностранных дел Франции Бонне рассылает циркулярное письмо, в котором информирует французских послов об итогах его переговоров с Риббентропом, сообщая им, что:

"Германская политика ОТНЫНЕ (выделено мной - Ю.Ж.) ориентируется на борьбу против большевизма. Германия проявляет свою волю к экспансии на восток", но ведь и Польша находилась на востоке от Германии и именно через Польшу шла дорога на СССР.

А еще через несколько дней на заседании английского правительства опираясь на информацию, полученную им из Парижа, Чемберлен заявляет, что согласно его сведениям следующая акция Гитлера "будет обращена на восток, и что в этом случае Англия могла бы вообще остаться вне войны".

Из текста циркулярного письма Бонне следует, что немцы в декабре 1938 года в ходе франко-германских переговоров, так или иначе, в прямой или завуалированной форме, но информировали Запад: Гитлер готовит очередную акцию на востоке, направленную против большевизма. Во всяком случае, именно так эта информация была понята французским правительством.

Оценивая ожидаемую Западом со стороны Германии акцию на востоке, Чемберлен счел, что в случае ее реализации Англия, а, следовательно, и Франция вообще могли бы остаться вне военного конфликта. Но гарантировать Запад от войны с Германией могла только затяжная война Германии с СССР. Однако начать такую войну в конце 1938, начале 1939 годов без союза с Варшавой Гитлер просто физически не мог, а к разработке планов оккупации Польши он приступил лишь в апреле после того, как полякам были даны провокационные англо-французские гарантии. В конце же 1938 года в планах Гитлера на первом месте стоял захват Данцига и полное подчинение Варшавы его воле.

Подписание Францией пакта о ненападении с Германией в условиях, когда правительство Даладье было поставлено немцами в курс захватнических намерений фюрера по отношению к СССР, с которым у Франции был договор о взаимопомощи, есть не что иное, как акт пособничества фашистской агрессии. Ведь недаром Бонне в своем циркулярном письме подчеркивает, что Германия ОТНЫНЕ, т.е. после подписания пакта с Францией, ориентируется на борьбу против большевизма. Тем самым, Боне официально признает наличие связи планов экспансии фашистов на Востоке с французскими гарантиями безопасности западных границ Германии.

Да и на каком основании, после мюнхенского сговора, Запад мог аргументировано возражать против возврата Германии Данцига, более 80% жителей которого составляли немцы? Ведь в споре с Варшавой у Берлина было гораздо больше юридических причин для обоснования своих притязаний, чем в споре с Прагой. Достаточно вспомнить, что Судеты были отданы Чехословакии по Версальскому договору, и Лига наций признала их неотъемлемой частью Чехословакии. В то время как Данциг и его окрестности согласно Версальскому договору составляли республику под названием "Вольный город Данциг", находившуюся под эгидой Лиги наций. Польша же фактически оккупировала этот город. Все это можно было легко объяснить западной общественности.

Поэтому совсем не случайно Вайцзеккер в феврале 1939 г. отмечал, что инкорпорация Данцига, Клайпеды, а также получение территориальной связи с Восточной Пруссией было бы "самым популярным в нашей стране и самым понятным для заграницы следующим актом германской внешней политики. Изолированную и не могущую рассчитывать ни на какую помощь Польшу Германия могла бы легко "уменьшить" до размеров "буфера", отделяющего рейх от России".

С другой стороны начальник юридического отдела польского МИДа Владислав Кульски в своих воспоминаниях писал:

"Если бы Гитлер в марте 1939 г. вместо захвата Праги и исконно чешских и словацких земель потребовал бы от Польши согласия на инкорпорацию Данцига и Поморья, то наверняка можно было бы смело атаковать Польшу без опасения вступления в войну с Англией и Францией, общественное мнение которых считало бы, что только упорство Польши было бы повинно в этой локальной войне".

Так что если бы фюрер сначала с помощью Запада решил проблему Данцига, и лишь только затем принялся бы за Чехию, Словакию, Румынию, то история, по-видимому, могла пойти по руслу, намеченному Чемберленом. И в этом случае война могла бы начаться не на Западе, а на Востоке с самыми тяжелыми последствиями для СССР.

Оккупации Чехии еще до решения данигской проблемы была фатальной ошибкой Гитлера обусловленной его желанием усилить военно-политическое давление на Варшаву и, таким образом, заставить польское руководство мирно согласиться с нацистскими требованиями. Это, в частности, видно из того, что вначале, несмотря на польский отказ, Гитлер был настроен сравнительно "миролюбиво" и 24 ноября 1938 года подписал приказ о захвате Данцига лишь с помощью демонстрации силы и с использованием местных нацистов. Специально оговорив при этом, что войны с Польшей он не планирует!

Но именно в этот момент времени из-за отхода фюрера от англо-германских договоренностей 1937 года происходит срыв процесса умиротворения, который вскоре перерастает в настоящую лавину.

 

Мартовский кризис 1939 года. Одним из итогов мюнхенской сделки явилось рождение новых "гарантий", которые Чемберлен и Даладье скрепя зубами были вынуждены дать изрядно ощипанной с их помощью Чехословакии. Правда эти гарантии уже после Мюнхена были торжественно подтверждены министром по делам доминионов Томасом Инскипом, официально заявившим:

"Правительство Его Величества считает себя морально обязанным в отношении Чехословакии сохранять эту гарантии. Поэтому, в случае акта неспровоцированной агрессии против Чехословакии, правительство Его Величества будет, бесспорно, обязано принять все имеющиеся в его распоряжении меры для охраны целостности Чехословакии".

Впрочем, все эти заверения были лживыми изначально, поскольку неизбежность скорой сдачи Гитлеру всей Чехословакии правительству Чемберлена была очевидна еще до мюнхенской сделки. Это видно, например, из протокола заседания английского кабинета 19 сентября 1938 года, на котором британский военный министр Хор-Белиш достаточно откровенно сказал об этом:

"Чехословакия после передачи Судето-германской области превратится в экономически нежизнеспособное государство. Трудно себе представить, как оно сможет сохранить независимое существование".

Толчком к началу катастрофического процесса, в конечном итоге приведшему к развязыванию в сентябре 1939 года ВМВ, положило провозглашение "независимого" Словацкого государства, спровоцированное фашистами 14 марта, а также последовавший на следующий день после этого ввод немецких войск в Прагу и объявление Чехии германским протекторатом.

14 марта, когда стали очевидными факты грубого вмешательства нацистов во внутренние дела Чехословакии, Галифакс созвал совещание для определения позиции Англии в этом вопросе. Решение, принятое на этом совещании и записанное помощником Галифакса О. Харви было весьма недвусмысленным:

"Мы не должны прибегать к пустым угрозам, поскольку мы не намерены бороться за Чехословакию... Мы не должны считать, что мы каким-то образом гарантировали Чехословакию".

В полном соответствии с этим решением в этот же день в палате общин при обсуждении вопроса об отделении Словакии, Чемберлен категорически заявил: "Никакой агрессии не было!". Ведь не случайно еще 19 сентября 1938 года на заседании английского кабинета Чемберлен предусмотрительно заметил:

"Разумеется, решение вопроса о том, что представляет собой "неспровоцированная агрессия", сохраняется за нами".

Что на самом деле в это время творилось в Чехословакии можно узнать из доклада французского посола в Берлине Кулондра, которого трудно заподозрить в предвзятости в этом вопросе:

"Нет сомнения, что словацкий сепаратизм являлся, прежде всего, делом рук германских агентов или словаков, направляемых непосредственно Берлином. Было давным-давно известно, что г-н Мах, шеф пропаганды правительства Братиславы, один из самых ярых экстремистов, находился полностью на службе у рейха. Министр транспорта Дурчанский, совершавший частые наезды в Германию, был тоже лишь игрушкой в руках гитлеровцев, и в частности в руках г-на Кармазина, "фюрера" 120 тысяч словацких немцев...

Начиная с 12-го тон берлинской прессы сделался еще более неистовым. Речь уже шла о волнениях не только в Словакии, но также в Богемии и Моравии. В течение 24 часов акценты сместились. Берлинские газеты отодвинули на второй план изображение мук, которым подвергались словаки, и с самым решительным возмущением принялись клеймить позором жестокости, жертвами которых якобы становились чехословацкие немцы (выходцы из рейха) или представители этнического меньшинства...

В действительности же, если исключить Братиславу, где беспорядки разжигались службой самозащиты немцев и гвардейцами Глинки, получавшими оружие из Германии, порядок не был никоим образом нарушен ни в Словакии, ни в Богемии, ни в Моравии. Например, английский консул в донесении своему посланнику в Праге констатировал, что в Брно, где, по сообщениям германской прессы, рекой текла немецкая кровь, царило абсолютное спокойствие...

Вечером 14-го пресса рейха уже может объявить о том, что Чехословакия распалась, что она полностью разлагается, что коммунисты подняли голову и, объединяя свои усилия с чешскими шовинистами, преследуют немцев, в частности в Брюнне и Иглау, подвергая их дурному обращению. Немецкая кровь потекла рекой. Германия более не намерена мириться с таким положением".

Разумеется, все это было прекрасно известно Чемберлену, но, тем не менее, он упорно выгораживал агрессивную политику Гитлера! И даже 15 марта, когда нацистская агрессия уже стала свершившимся фактом, и премьер-министр был вынужден заявить в парламенте:

"Оккупация Богемии германскими вооруженными силами началась сегодня в шесть часов утра. Чешский народ получил от своего правительства приказ не оказывать сопротивления".

При этом британский премьер совершенно недвусмысленно заявил о том, что будет и далее продолжать свою политику умиротворения Германии:

"Естественно, что я горько сожалею о случившемся. Однако мы не допустим, чтобы это заставило нас свернуть с нашего пути".

Предлог для отказа от своих обязательств, использованный Чемберленом, заключался в том, что с объявлением Словакии о своей независимости формально перестало существовать то государство, целостность которого гарантировал Лондон:

"Эта декларацияпокончила изнутри с тем государством, незыблемость границ которого мы гарантировали. Правительство Его Величества не может считать себя далее связанным этим обещанием".

Эти правовые новации Чемберлена вскоре были подхвачены Сталиным, который 17 сентября объявил, что поскольку государство Польша перестало существовать, то СССР считает советско-польские договоры утратившими свою юридическую силу.

Политика всегда диктуется интересами экономики, а теснейшие экономические отношения, имеющие не только коммерческое, но и военное значение, существовали в то время, например, между федерацией британской промышленности и германской имперской промышленной группой. Представители этих двух монополистических объединений вели секретные экономические англо-германские переговоры и 16 марта в Дюссельдорфе было подписано важнейшее для внешнеэкономических отношений двух стран картельное соглашение и опубликовано совместное заявление, в котором, между прочим, говорилось, что целью соглашения является "стремление обеспечить возможно более полное сотрудничество промышленных систем их стран". И это было в дни, когда гитлеровская Германия уже поглотила Чехословакию! Не удивительно, что по этому поводу лондонский журнал "Экономист" писал:

"Нет ли в атмосфере Дюссельдорфа чего-то, заставляющего разумных людей терять рассудок?"

Так или иначе, но примиренческая позиция, занятая Чемберленом в отношении нацистской агрессии в Чехословакии вызвала весьма бурную реакцию не только со стороны лейбористской и либеральной оппозиции, но даже и со стороны известных элементов консервативной партии. В частности, Идеен выступил с резкой критикой внешней политики правительства и предостерегал, что за захватом Чехословакии последуют новые акты агрессии со стороны фашистских диктаторов и требовал создания коалиционного правительства всех партий с тем, чтобы оно поставило своей задачей эффективную борьбу с агрессией, вступив в этих вопросах в тесное сотрудничество с другими миролюбивыми государствами.

На следующий день после выступления премьера в парламенте английская пресса единодушно атаковала Германию и открыто заявила, что Гитлеру верить нельзя. "Таймс" называла захват Чехословакии "жестоким и брутальным актом подавления"; "Дейли телеграф" характеризовала его как "чудовищное преступление"; "Дейли геральд" называла агрессию Гитлера "постскриптумом к Мюнхену" и призывала к организации сопротивления фашистским диктаторам совместно с Францией, СССР и США.

В этот же день Джон Саймон от имени правительства выступил в палате общин с настолько циничной по отношению к чехам и выдержанной в духе Мюнхена речью, что она вызвала невиданный взрыв негодования.

К величайшему удивлению премьера, большинство английских газет и палата общин враждебно отнеслись не только к самой агрессии Гитлера, но и, что самое главное, были возмущены действиями своего собственного правительства. Более того, многие его сторонники в парламенте и чуть ли не половина членов кабинета стали протестовать против продолжения курса на умиротворение Гитлера. Даже Галифакс что-то промямлил о необходимости всесторонней оценки премьер-министром случившегося. Чемберлену стало ясно, что его положение как главы правительства и лидера партии консерваторов находится под большой угрозой.

17 марта Румыния информировала Англию о германском ультиматуме, об экономическом и политическом господстве над Румынией. В этот же день, накануне своего семидесятилетия, премьер должен был выступать с речью в родном городе - Бирмингеме. Он уже подготовил проект речи, посвященной внутреннему положению Великобритании, в которой делал особый акцент на социальном обеспечении англичан. Однако по пути в Бирмингем до Чемберлена судя по всему, наконец, дошло, что если он продолжит свою политическую линию на умиротворение Гитлера, то может лишиться премьерского кресла. Чемберлен прямо в поезде отказался от уже готовой речи и срочно переписал свое обращение к англичанам, полностью посвятив его вопросу нацистской оккупации Чехословакии.

В этой своей речи премьер извинялся за свою прежнюю оценку чешских событий, объясняя ее неполнотой полученных к тому моменту сведений о событиях в Чехословакии, осуждал агрессивные действия Гитлера и клялся, что Англия будет сопротивляться против всяких попыток Германии установить свое мировое господство. Тем не менее, по вопросу о том, что же надо делать для предотвращения такой опасности в будущем, премьер был очень туманен и даже двусмыслен.

Разумеется, гнев Чемберлена был показным и рассчитанным лишь на успокоение общественного мнения. Об этом свидетельствует то спокойствие, с которым Чемберлен отнесся к последовавшему 20 марта немецкому ультиматуму к Литве о передаче Германии Мемельской области. Статус Мемеля, как составной части Литвы, был закреплен в Клайпедской конвенции 1924 года. Британия и Франция являлись гарантами конвенции. Однако несмотря на предшествующие грозные окрики Лондона никакой реакции отпора очередной нацистской агрессии со стороны Запада так и не последовало.

21 марта Риббентроп в ультимативной форме потребовал от польского правительства согласия на присоединение к Германии Данцига и на строительство через территорию Польши экстерриториальной автострады в Восточную Пруссию. В тот же день сразу после окончания переговоров с Риббентропом в ответ на германские требования Польша объявляет частичную мобилизацию и тем самым срывает запланированный в Данциге мятеж местных нацистов и его последующий захват Германией.

22 марта гитлеровцы захватили Клайпеду (Мемель).

23 марта Румыния была вынуждена принять кабальное экономическое соглашение с Германией.

26 марта Польша окончательно отвергает немецкие предложения о территориальном урегулировании и заявляет, что будет рассматривать любую попытку Германии изменить статус-кво Данцига как нападение на Польшу. Гитлер был взбешен поведением своего потенциального союзника. "Мирный" вариант разрешения польской проблемы становится все менее вероятным.

31 марта Англия и Франция объявили о своих гарантиях Польше, на случай агрессии против нее с